Гармония гласных

Изучением гармонии гласных занимались многие исследователи. В.В. Радлов считает причину возникновения гармонии гласных морфологической, связанной с внутренней языковой формой урало-алтайских языков [Радлов, 1882, с.52]. И.А. Бодуэн де Куртенэ показал общее между ударением и сингармонизмом, их функциональную идентичность: оба служат объединению отдельных сегментов в единое слово [Бодуэн де Куртенэ, 1876, с. 223-371]. В.А. Богородицкий, характеризуя сингармонизм, отмечает, что он является наиболее характерной особенностью тюркских языков, когда гласные корня видоизменяют определенным образом вид вокализма суффиксов и флексийных окончаний [Богородицкий, 1953, с.117].

Н.А. Баскаков усматривает в противопоставлении огубленных и неогубленных звуков в тюркских языках возможность «для дифференциации значений корневых морфем, так как только в корнях слов губные и негубные гласные и согласные звуки служат средством различения реального значения корневых морфем. А так как корневая морфема всегда совпадает с первым слогом, то фонематическое противопоставление лабиализованных звуков встречается только в первых слогах, в последующих же слогах это противопоставление теряет фонетическое значение» [Языки народов СССР, 1966, т. 2, с.18]. Основу гармонии гласных А.М. Щербак видит в слоговом сингармонизме как «явлении вокально-консонантной гармонии в пределах односложного слова» [Щербак, 1970, с.121]. В этом, на наш взгляд, заложена основа “разгадки” просодики тюркского слова.

Однако определение сингармонизма лишь как обычной гармонией звуков неточно. Качественно новый подход к изучению явления сингармонизма предложил А.А. Реформатский. Он отмечал необходимость в более точных и иерархически приемлемых истолкованиях и объяснениях сингармонизма, считая, что в тюркских языках это « не просто фонетическое явление и тем более не только разновидность ассимиляции, а фундаментально-типологическое явление, затрагивающее не только все уровни фонетического яруса структуры языка, но и ярус морфологический» [Реформаторский, 1966, с. 198]. М.А. Черкасский полагает, что в гармонии гласных достаточно явственно прослеживаются части корреляции с морфологической структурой слова; предлагает сингармонические модели, полностью регламентирующие «последовательность гласных в слове при заданной огласовке начального слова» [Черкасский, 1965,с.10].

Таким образом, в вопросе о сингармонизме наблюдается следующая эволюция взглядов на его природу и функции. Начальный этап – это фиксация сингармонизма как явления в языке чисто фонетического, далее – определение его функции как единицы, обеспечивающей цельнооформленность слова. Агглютинативный характер тюркских языков, т.е. корень+аффикс, породил у исследователей понятия «фонология корня» и «фонология аффикса», по которым гласные корня определяют сингармонизм всего слова, а гласные аффиксов обусловлены характером начальных слогов. И последнее – это появление «мысли о равноправии корня и аффикса в рамках сингармонической модели» [Виноградов, 1972,с.352].

В основном сингармонизм определяется как гармония гласных, и вокализм корня подчиняет себе вокализм аффиксов. Палатальную гармонию относят ко всему слову, тогда как лабиальную только к корню. Главной функцией сингармонизма признана его способность, если говорить словами Бодуэна де Куртенэ, “цементировать” звуки в слово, а также служить пограничным сигналом между словами.

Ведущей фонологической функцией сингармонизма является сохранение однородного тембра во всем облике крымскотатарского слова. Нарушение однородного характера тембра разрушает слова, режет слух, затрудняет восприятие или же делает его вовсе непонятным. Эта конститутивная функция сингармонизма обеспечивает, таким образом, правильное опознавание слова. Например, такие крымскотатарские слова как баш [баш] “голова”, беш [б΄еш] “пять”, бал [бал] “мед”, бель [б΄ел΄] “поясница”, биль [б΄ил΄] “знай”, боль [бол΄] “раздели”, бол [бол] “широкий”, “просторный” характеризуются не только определенным линейным сочетанием звуков, но и обязательным только для каждого из них качеством тембра всего слова. Причем как гласные, так и согласные одинаково подвержены влиянию сингармонического тембра. Важность словоопознавательной функции сингармонизма доказывается еще и тем, что любое сингармонически правильно организованное слово легко и точно произносится носителями крымскотатарского языка и воспринимается как привычное слово, если даже непонятен его смысл.

Это и есть словоопознавательная (конститутивная) функция сингармонизма, аналогичная функции словесного ударения в русском языке.

Гармония гласных в крымскотатарском языке выступает в двух видах: нёбная гармония и губная гармония. Последняя наиболее регулярно проявляется в огузированном (южном) диалекте крымскотатарского языка и распространяется как на основу, так и на аффиксы, присоединяемые к слову.

Нёбная гармония

Нёбная или палатально-велярная гармония гласных возникла в древнетюркском языке, и является важным средством фонетического объединения слова. Нёбная гармония гласных в той или иной степени прослеживается во всех современных тюркских языках, кроме узбекского, в котором она полностью исчезла в литературном языке, но сохранилась в отдельных диалектах. Ученые объясняют это явление результатом воздействия иранского субстрата.

По действию нёбной гармонии все гласные в составе одного слова уподобляются гласному первого слога и имеют либо передний (мягкий), либо задний (твердый) уклад, т.е. в составе одних слов могут использоваться лишь гласные переднего ряда, например, келин «невеста», а в составе других – лишь гласные заднего ряда, например, агъа «брат».

Нёбная гармония гласных распространяется также и на словообразовательные и словоизменительные аффиксы крымскотатарского языка. Состав гласных в аффиксах каждый раз определяется качеством последнего гласного в слове: если в корне слова, состоящего из одного слога, гласный переднего ряда, то к нему присоединяются аффиксы, в составе которых имеются переднерядные гласные, например, тиш «зуб» + аффикс множественного числа –лер = тишлер «зубы»; если в корне слова, состоящего из одного слога, имеется гласный заднего ряда, то к нему присоединяются аффиксы, в составе которых имеются заднерядные гласные, например, къол «рука» + афф. мн. числа –лар = къоллар «руки». Это правило распространяется и на двух-, трехсложные основы: келин+лер «невесты», агъа+лар «братья», пенджере+лер «окна» и т.п.

Таким образом, в связи с действием закона нёбной гармонии гласных в крымскотатарском языке имеется минимум два варианта одного и того же аффикса: однин с переднерядным, а другой с заднерядным гласным, например, аффикс множественного числа - -лер/-лар, аффикс родительного падежа –

-нинъ/-нынъ, аффикс винительного падежа - -ни/-ны и т.п.

Старые заимствования из арабского и персидского языков в большинстве случаев подчиняются закону гармонии гласных принимающего крымскотатарского языка и приобретают либо передний, например, пенир (<перс. ﭙﻨﻴﺮ панир) «сыр», шегирт (<перс. ﺸﺎﮔﺮﺪ ша:герд) «ученик», либо задний уклад, например, хамыр (<араб. ﺨﻤﻴﺮ хами:р) «тесто», ахыр(<араб. ﺁﺨﻴﺮ а:хи:р) «конец», «последний», зынджыр (<перс. ﺰﻨﺠﻴﺮ занджи:р) «цепь», хаста «больной» (<перс. ﺧﺳﺗﻪ хасте «усталый»)
Губная гармония

Сущность закона губной гармонии гласных сводится к тому, что после губной гласной первого слога должна следовать только губная гласная во втором и последующих слогах. Губная гармония гласных в крымскотатарском литературном языке ограничена вторым слогом (за редкими исключениями встречается в третьем и четвертом слогах). Примеры: къуту «коробка», бурун «нос», къуру «сухой», булут «туча», «облако», одун»дрова», боюн [бойун] «шея», оюн [ойун] «игра», чюкюндир [чüкüндир] «свекла» бойнуз «рог», чюрюк [чüрüк] «гнилой». В рамках губной гармонии параллельно действует нёбная гармония, которую можно назвать нёбно-губной гармонией.¹[Дмитриев Н.К. Строй турецкого языка. Л.,1939,с.9].

Нёбно-губная гармония в чистом виде в крымскотатарском языке имеет ограниченное распространение, так как огубленные гласные о и ö могут употребляться, как правило, только в первом слоге: отуз «тридцать», омуз «плечо». Исключение составляют немногочисленные заимствования типа ороспы (<перс. ﺮﻮﺴﭙﻲ руспи) «женщина легкого поведения».

О недоразвитости губной гармонии в крымскотатарском языке свидетельствует и то, что в языке имеется большое количество слов, где губная гармония не наблюдается, например: дудакъ «губы», къулакъ «ухо», думан «дым», ювез [йувез] «рябина», боджек «насекомое». В приведенных словах за огубленными гласными первого слога следуют неогубленные гласные, нарушая тем самым губную гармонию.

Губная гармония распространяется на целый ряд аффиксов, которые присоединяется к односложным основам с огубленными гласными:

-словообразовательные аффиксы: ёл [йол] «дорога»+джу=ёлджу [йолджу] «путник», туз «соль» - туз+лукъ=тузлукъ «солонка», козь «глаз»+люк=козлюк [коз'л'üк] «очки», сют «молоко»- сютлю [с'üтл'ü] «молочный»;

- формообразующие аффиксы: он «десять» - онунджы «десятый»,

юв [йув] «помой» - ювун [йувун] «искупайся», корь «увидь» - корюн [кор'üн] «покажись»;

- словоизменяющие аффиксы: къол «рука» - къолум «моя рука», кунь «день»-кунюм [кун'üм] «мой день».

В крымскотатарском языке имеются аффиксы, в составе которых употребляются только огубленные гласные –ув/-юв: эти аффиксы могут встречаться и в третьем слоге: бойсунув «подчинение», корюшюв [кор΄üш΄üв] “встреча”.

Словообразовательные аффиксы –вукъ и -вуч могут присоединяться к двух- и трехсложным основам: къалтыра+вукъ «дрожащий», чырма+вукъ «вьюн», тырна+вуч «грабли».

Губная гармония редко встречается и в заимствованных словах, например, туршу «соленье» (<перс. ﺘﺮﺸﻲ торши «маринад»). В данном примере произошло огубление узкого гласного и во втором слоге под влиянием огубленного узкого гласного у первого слога.

В результате действия нёбной и губной гармонии гласных аффиксы имеют от двух до восьми вариантов:

-двухвариантные аффиксы: родительного падежа –нынъ//-нинъ; местного падежа –да//-де//-та//-те; исходного падежа –дан//-ден//-тан//-тен; множественного числа –лар/-лер и др.;

-четырехвариантные аффиксы: принадлежности –(с)ы//-(с)и//-у//ü;

пятивариантные аффиксы, образующие будущее - постоянное время - -р//-ыр/-ар/-ур/-ир/-ер.

-восьмивариантные аффиксы: словообразующие –гъы/-къы/-гъу/-къу/-ги/-ки/-гю/-кю.

Таким образом, крымскотатарский язык, несмотря на сильное влияние иранско - арабской лексики и массовое заимствование русских и западноевропейских слов, в достаточной степени сохранил в себе вокальную структуру тюркских языков, а, в частности, и характерный для них закон гармонии гласных правда, с некоторыми отклонениями.

Гармония согласных
Вопрос о роли согласных в системе сингармонизма на раннем этапе изучения этого явления рассматривался не всеми исследователями. Этим подчеркивалась, видимо, несущественность (малозначимость) фонетической характеристики согласных в сингармонической просодике тюркского слова и их зависимость от характера вокального сегмента, о чем свидетельствует и термин “гармония гласных”, широко распространенный прежде, но не менее распространенный, к сожалению, и сейчас. Однако, Н.А. Баскаков вполне однозначно и определенно указывал: “... дифференциальный признак противоставления передних и задних фонем в тюркских языках обусловлен не свойством отдельных гласных или согласных фонем, а свойством целого тюркского слова” [Языки народов СССР, 1966,т.2,с.18].

До сих пор некоторые исследователи считают, что каждый тюркский согласный имеет одно единственное артикуляционное и акустическое описание, тогда как в сингармонических языках один согласный – это система, состоящая из нескольких сингармозвуков, которые помимо общих черт, присущих этому согласному, имеют значительные расхождения артикуляционно – акустического характера. Количество значимых типов согласных в тюрских языках, в том числе и в крымскотатарском, несравненно меньше, чем количество их сингармонических вариантов (оттенков). Система сингармотембров каждого звука образуется путем противопоставления признаков по твердости – мягкости, месту образования.

Согласные [б - б΄],[д - д΄] являются реализацией двух сингармооттенков одного и того же согласного звука. В сингармоническом плане весьма показательны сингармооттенки согласных [ñ - (ñ)], [ğ - (ğ)], ибо в качестве сингармозвуков выступают весьма далекие друг от друга в артикуляционном отношении звуки (заднеязычные и увулярные).

Гармония согласных в крымскотатарском языке реализуется в двух видах: гармония по глухости – звонкости и гармония по признаку носовой ассимиляции.

Гармония по глухости – звонкости состоит в том, что за глухим согласным следует глухой, за звонким согласным – звонкий.

Гармония по глухости:

- в корневых словах – эски “старый”, эчки “коза”, ястыкъ “подушка”, яхшы “хорошо”;

- в основах + аффикс – иш+ке “на работу”, иш+тен “с работы”, иш+те “на работе”, ич+ти “он выпил”.

Гармония по звонкости:

- в корневых словах – богъдай “пшеница”, чавдар “рожь”, кевгир “шумовка”;

- в основах + аффикс – эв+де “дома”, эв+ге “домой”, эв+ден “из дома”, дагъ+дан “из леса ”.

В крымскотатарском языке целый ряд аффиксов графически нормирован в двух вариантах: с начальным звонким и соответствующим ему глухим. К числу таких аффиксов относятся:

- аффиксы прошедшего категорического времени:: -ды/-ты/-ди/-ти – яз-ды “он написал”, чыкъ-ты “он вышел”, кель-ди “он пришел”, кес-ти “он отрезал”;

- аффиксы прошедшего неочевидного времени: -гъан/-къан/-ген/-кен – яз-гъан “он (оказывается) написал”, бас-къан “он (оказывается) наступил”, кель-ген “он (оказывается) пришел”, кес-кен “он (оказывается) отрезал”;

- аффиксы понудительного залога: - дыр/-тыр/-дир/-тир – яз-дыр-макъ “заставить написать”, бас-тыр-макъ “заставить наступить”, сев-дир-мек “заставить полюбить”, ич-тир-мек “заставить выпить”;

- падежные аффиксы: местного падежа –да/-та/-де/-те – къол-да “в руке”, баш-та “в голове”; исходного падежа – дан/-тан/-ден/-тен – азбар-дан “из двора”, баш-тан “из головы”, эв-ден “из дома”, ич-тен “из нутрии”; дательного падежа - -гъа/-къа/-ге/-ке – адам-гъа “человеку”, китап-къа “книге”, эв-ге “домой”, иш-ке “на работу”;

- некоторые словообразовательные аффиксы: -джы/-чы/-джу/-чу/-джи/-чи – язы-джы “писатель”, балыкъ-чы “ рыбак”, ёл-джу “путника”, къуш-чу “птичник”, кемане-джи “скрипач”, иш-чи “рабочий” и т.п.

Аффикс -са/-се, образующий условную форму глагола, пишется одинаково (не имеет звонкого варианта) после всех конечных звуков глагольной основы, как после глухих и звонких согласных, так и гласных: яз-са “если он напишет”, ал-са “если он возьмет”, бер-се “если он даст”, бас-са “если он наступит”, окъу-са “если он прочитает”.

Сонорные согласные м, н, л, р, нъ и шумный среднеязычный звонкий й, как не имеющие парных глухих, сочетаются как со звонкими, так и глухими согласными: ат-лар “кони”, таш-лар “камни”, къол-да “в руке”, къар-лы “снежный”, къар-сыз “без снега”, къар-дан “из снега”, анъ “сознание” – анъ-сыз “несознательный”, анъ-лы “сознательный”, къой-мы? “овца ли?”, алдынъ-мы? “взял ли ты?”

Гармония по признаку носовой (назальной) ассимиляции, присущая в основном разговорной речи, имеет как прогрессивный, так и регрессивный характер.

Прогрессивная ассимиляция состоит в уподоблении последующего согласного предыдущему, например, н+л> нн: аран “сарай” – аран+лар (> араннар) “сараи”, къатын “женщина” – къатын+лар (> къатыннар) “женщины”, чобан «пастух» - чобан+лар ( > чобаннар) «пастухи».

Примером на неполную прогрессивную ассимиляцию: нъ+л >нън- анъламакъ(произносится анънамакъ) «понимать»; манълай (> манънай) «лоб»; бенълер (> бенънер) «родимые пятна»; енълер (> енънер) «рукова»; чанълар (>чанънар) «звонки».

Менее распространена регрессивная губная ассимиляция согласных, которая выражается в том, что носовой согласный н частично ассимилируется последующему губному согласному б: н + б > мб – анбар (> амбар) “склад”, занбакъ (> замбакъ) “лилия”, тенбель (> тембел΄) “лодырь”, он бир (> омбър) “одиннадцать”.

Регрессивная ассимиляция согласных по глухости в крымскотатарском языке преобладает над ассимиляцией по звонкости: тузсуз (произносится туссуз) «не соленный»; язмазсынъ (> язмассынъ) «ты не напишешь»; бармазсынъ (> бармассынъ) «ты не пойдешь».

В заимствованных словах наблюдается как прогрессивная: пештимал (<перс. пи:шда:ман) «передник», «фартук», гъондже (< гъонче) «бутон»; так и регрессивная губная ассимиляция тенбель (произноситися тембел’) «лодырь» (<перс. танбал’).

Редукция и элизия гласных
Редукция (ослабление) гласных затрагивает главным образом узкие гласные и, ы, у, значительно реже – широкий гласный а; остальные гласные менее подвержены ослаблению.

Редукция гласных связана с рядом фонетических условий:

1.Редукция узких гласных и, ы, у наблюдается в безударных слогах в соседстве с сонорными и шумными смычными: биринджи (бърънджъ) “первый”, сарымсакъ (сарымсакъ) “чеснок”, Къырым (къырым) “Крым”, къылыч (къылыч) “сабля”, булутлы (булутлы) “облачный”.

2. Ослабление узкого гласного и отмечается в последнем открытом слоге, где он приближается к очень краткому ы(ъ): кельди (кел΄дъ) “он пришел”, ичти (ичтъ) “он выпил”, корьди (кор΄дъ) “он увидел”.

Приблизительно также редуцируется гласный ы в идентичной позиции: басты (бастъ) “он наступил”, ачты (ачты) “он открыл”.

3. Ослабление гласных и, ы наблдается и в односложных словах перед согласными р,л,з,ш: бир (бър) “один”, тиль (тъл΄) “язык”, сиз (съз) “вы”, тиш (тъш) “зуб”, къыр (къыр) “разбей”, “сломай”, къыл (къыл) “щетина”, къыз (къыз) “девушка”, къыш (къыш) “зима”.

Элизия (полное выпадение) гласных является конечным результатом редукции гласных. Элизия гласных затрагивает узкие гласные и, ы, у, ü(ю) и очень редко - широкий гласный а.

Гласные и, ы, у, ü(ю) в предударной позиции выпадают:

а) между сонорными согласными: томурыкъ (произносится томрукъ) “кряжик”, бурун > бурну “его нос”, кокюс > коксю “её грудь”;

б) между шумными щелевыми звонкими (чаще гъ, й) и сонорным (чаще л,р,н): огъул+у >огълу “его сын”, боюн (бойун) + у > бойну “его шея”, сары+аймакъ > сараймакъ “пожелтеть”, “стать желтым”, багъыр+ы >багъры «его грудь”.

в) между шумными щелевыми звонкими (крайне редко): агъыз+ы > агъзы “его рот», агъыз+авий > агъзавий “устный”.

В целом ряде случаев узкие гласные и, ы, у, ü(ю) в аналогичных фонетических условиях не подвергаются элизии: денъиз+и “его море”, айгъыр+ы “его жеребец”, донъуз+ы “его свинья”, комюр+и “его уголь.

В крымскотатарском языке широкие гласные редко подвергаются элизии: бала+лар (в разговорной речи звучит баллар) “дети”.

Элизия гласных встречается также на стыке слов. Чаще всего выпадению подвергается конечный гласный первого слова, однако встречаются случаи, когда выпадает начальный гласный второго слова. Выпадение конечного гласного первого слова широко распространено в разговорной речи и частично узаконено орфографией в стихосложении. Примеры: не олды? (> нолды?) “что случилось?”, не ичюн? (>ничюн?) “почему?” После выпадения гласного два слова пишутся слитно. Выпадение начального безударного гласного второго слова происходит при слиянии послелога или вспомогательного глагола с предшествующим знаменательным словом в одно целое. Это явление редко отражается на орфографии, но широко распространено в разговорной речи: меним ичюн (>менимчюн) “для меня”, достлар ичюн (>достларчюн) “для друзей”; алыр эдим (>алырдым) “я взял бы”, келир эди (>келирди) “он пришел бы”.

Выпадение узких гласных наблюдается и при образовании сложных слов, например, къайын + ата > къайната “тесть”, къайын + ана > къайнана “теща”.

Случаи выпадения гласных выявлены и в заимствованных словах: пешман (<перс. пашима:н) “раскаивающийся”, рузгяр (<перс. рузега:р) “время”, “период”, “ненастье”. В приведенных примерах трехсложные персидские заимствования в крымскотатарском языке превратились в двухсложные.

Редукция и элизия согласных

Редукция согласных в крымскотатарском языке имеет менее закономерный характер, чем ослабление гласных, и затрагивает лишь отдельные согласные. Так, например, согласный в значительно редуцируется в исходе слов сув (>суw) “вода”, був (>буw) “пар”, къырав (>къыраw) “иней”, аюв (>айуw) “медведь”.

Исторически в результате элизии в ряде слов в крымскотатарском языке выпали согласные г, к, гъ, къ, р: керек (< кергек) “нужно”, эмек (<эмгек) “труд”, сычан (<сычгъан) «мышь”, ялан (<ялгъан) “ложь”, батакъ (<баткъакъ) “трясина”, “болото”, пекитмек (< перкитмек) “укреплять”.

На стадии выпадения находится согласный р в слове къуртармакъ “спасать”. Многие представители крымских татар произносят это cлово къутармакъ. Этот вариант закреплен и в орфографическом словаре. В разговорном крымскотатарском языке встречается форма бишей (< бир шей) “что-либо”.

В крымскотатарском языке, по сравнению с другими кыпчакскими языками, менее развито выпадение сонорного л. В речи отдельных представителей крымских татар встречаются формы кесе (литературная форма кельсе) “если он придет”; наблюдаются случаи гаплологии: китлемек (литературная форма килитлемек) “запирать на замок”.

Имеются случаи выпадения т между согласными: раскельмек (<расткельмек) “встретить».

При присоединении уменьшительно-ласкательного аффикса -чыкъ/-чик конечный основы –къ/ -к выпадает: балыкъ “рыба”- балычыкъ “рыбешка”, къашыкъ “ложка”- къашычыкъ «ложечка», къазыкъ “кол” – къазычыкъ “колышек”, копек “собака”- копечик “собачка”, юзюк “кольцо”- юзючик “колечко”.

В заимствованных словах из арабского и персидского языков звук h выпадает в начале, середине и в конце слова: ава “воздух” (< араб. hава: ), афта “неделя” (<перс. hафте), баарь “весна” (<перс. баhа:р), сия “черный”, “темный” (<перс. сийа: h), падиша “падишах” (<перс. па:д(е)ша: h).

В результате выпадения гласного и согласных в крымскотатарском языке образовалась сильно стяженная форма, значительно отличающаяся от исходной: былтыр (из бир йылдыр) “в прошлом году”.
Структура слога
Слог является одной из важнейших единиц звукового строя языка. Изучение структуры слога выявляет основные фонетические закономерности языка.

Наиболее универсальной классификацией слога является определение типов слогов по характеру конца и начала: открытые, закрытые, неприкрытые, прикрытые. Слоги, заканчивающиеся гласным, называют открытыми слогами; слоги, заканчивающиеся согласным, - закрытыми; слоги, начинающиеся с согласного, называют прикрытыми; слоги, начинающиеся с гласного, - неприкрытыми.

В зависимости от количества согласных различают легкие (один согласный) и тяжелые (два и более согласных) концы слогов. Начала слогов в крымскотатарском языке всегда легкие.

По количеству фонем (длине слога) выделяется четыре типа слогов: однофонемный, двухфонемный, трехфонемный и четырехфонемный.

По составу гласных и согласных фонем в крымскотатарском языке существуют шесть основных структурных типов, которые можно разделить на две группы: открытые и закрытые.

Открытые слоги

1. 
   слог, состоящий из одного гласного, например, первый слог в слове а-ра-ба “арба”, “телега” или в основе глагола э- “быть”;
   
2. 
   слог, состоящий из согласного и гласного, например, первый и второй слоги в слове ба-ба “отец” или в отдельном слове де- “сказать”.
   

Закрытые слоги

3) слог, состоящий из гласного и согласного, например, первый слог в слове ал-ды «он взял» или в слове ат «лошадь»;

4) слог, состоящий из согласного + гласный + согласный, например, первый и второй слоги в слове баш-лар «головы». Часто встречается как отдельное слово: таш «камень», къаш «бровь»;

5) слог, состоящий из гласного + сонорный + глухой согласный, например, первый слог в слове айт-ты «он сказал» или в слове ант «клятва»;

6) слог, состоящий из согласного + гласный + сонорный + глухой согласный, например, первый слог в слове къайт-ты «он вернулся» или в слове мерт «мужественный».

Третий и четвертый типы слогов имеют легкие концы, а пятый и шестой – тяжелые, так как заканчиваются двумя согласными; первый из них сонорный, второй – глухой согласный.

В современном крымскотатарском языке благодаря заимствованию большого количества слов из русского и западноевропейских языков количество типов слогов значительно увеличилось и структура их стала более разнообразной.Так, например, отсутствовавшие ранее сочетания двух и более согласных в одном слоге типа пре- или ста- и пр. ныне являются нормой для литературного языка и разрядка их узкими гласными пир-си-да-тель вместо председатель, ыс-та-кан вместо стакан теперь является характерной только для народных говоров и диалектов.

Таким образом, кроме основных шести типов слогов, в крымскотатарском языке ныне имеются все типы слогов, заимствованные вместе с русской лексикой.

В крымскотатарском языке, как и в других тюркских языках, гласные звуки определяют в силу законов сингармонизма характер согласных, входящих в данный слог: в зависимости от качества гласного слог может состоять только из твердых или только из мягких звуков. Твердость или мягкость слова зависит от твердости или мягкости слога, а твердость или мягкость слога, в свою очередь, зависит от твердости или мягкости гласных звуков, его образующих.

Слогообразующий гласный является как бы показателем качества примыкающих к нему согласных. Если гласный является передним, то и согласные имеют более продвинутую вперед артикуляцию; если задний – то и согласные имеют несколько сдвинутую назад артикуляцию; огубленный гласный также соответствующим образом влияет на характер входящих в данный слог согласных. Сингармонизм слога особенно заметен в словах с нарушенной гармонией гласных и согласных, главным образом, в заимствованных словах, ср. например, акъикъий араб. «настоящий», тарихий араб. «исторический», хызмет араб. «служба», «заслуга» и др., в которых слоги с переднерядным слогообразующим гласным имеют и согласные более передней артикуляции, а слоги с заднерядным гласным – согласные более задней артикуляции.

Структура корня
В крымскотатарском языке корень слова может иметь следующую структуру:

- гласный: о (< ул) “он”, э-(<эр-) “быть”;

- согласный + гласный: бу “этот”, шу “то”, де “говори”;

- гласный +согласный: иш «работа”, ич “пей”, ал “бери”, ат “лошадь”, эв “дом”;

-согласный + гласный + согласный: таш “камень”, баш “голова”, сач “волосы”, бар “есть”, йыл “год”, къаш “бровь”;

-гласный + согласный + гласный: ана “мать”, агъа “брат”;

-гласный + согласный + согласный: аст “низ”, усть “верх”, айт “говори”, “скажи”;

- согласный + гласный + согласный + согласный: дерт “четыре”, къыркъ “сорок”, къайт “возвращайся”;

- согласный + гласный + согласный + гласный: къара “черный”, тара “расчесывай”, бала “ребенок”, сары “желтый”;

- гласный + согласный + гласный + согласный: агъыз “рот”;

- гласный + согласный + согласный +_ гласный: алма “яблоко”;

- гласный + согласный + согласный + гласный: алты “шесть”;

- согласный + гласный + согласный + гласный +согласный: бурун “нос”, боюн [бойун] “шея”;

-согласный + гласный + согласный + согласный + гласный: къатты “твердый”;

- согласный + гласный + согласный + гласный + согласный + гласный + согласный: балабан “большой”;

Самыми распространенными типами крымскотатарских корней являются типы с + г + с, г + с + г и г + с. Корни типа г, как видно из примеров, восходят к типу г + с. Малочисленность типа с + г и морфологические особенности их словоизменения позволяют предположить, что они тоже имели закрытую структуру, т.е. с + г + с. [Баскаков, II, с.100].

Ударение

Мнения исследователей по вопросу о словесном ударении в тюркских языках расходятся: одни считают ударным последний слог в слове, другие представляют ударение разноместным и фонологическим. Н. А. Баскаков, подводя итог начальной стадии исследования данного вопроса, писал: «Проблема ударения в тюркских языках остается неразрешенной до настоящего времени. Начавшаяся еще в конце ХIХ веке дискуссия о месте и характере ударения в тюркских языках не привела к положительным результатам. Вопрос остается открытым и сейчас. Мнения русских и зарубежных тюркологов разделились не только в отношении ударения слов, но и по вопросу о природе и характере ударения» [Баскаков, 1952,с.107].

А. М. Щербак в начале 70-х годов прошлого столетия после тщательного анализа всех существующих точек зрения на словесное ударение в тюркских языках пишет: «… трудно сразу прийти к определенным выводам о характере и месте ударения в современных тюркских языках. Высказывания тюркологов часто противоречивы, нередко об ударении в одном и том же языке делают прямо противоположные заключения». [Щербак, 1970, с. 117].

Исследование тюркских языков, особенно в ранний период, велось в основном европейскими и русскими учеными. Им, как носителям языка с ярко выраженным словесным ударением, нелегко было представить безударное произношение. Л. В. Щерба отмечал, что «… даже самое изощренное ухо слышит не то, что есть, а то, что привыкло слышать». [Щерба, 1958, с. 113]. Следует отметить, что споры ведутся не столько о наличии или отсутствии словесного ударения, сколько о его фонологической роли, месте и фонетической природе.

Е. Д. Поливанов в начале 30-х годов прошлого столетия писал, что «…ударение является признаком единства слова, ибо в виде общей нормы на одно слово приходится одно ударение. Но кроме этого ударение выполняет еще другие функции, которые, однако, оказываются совершенно различными в русском и узбекском языках. Именно в русском языке ударение способствует дифференциации слов и грамматических форм… В узбекском же ударение не может иметь этой функции, т. е. участвовать в дифференциации слов, ибо узбекский язык, как и другие тюркские языки, принадлежит к языкам с постоянным ударением (а именно - в виде нормы – на последнем слоге слов). Зато в узбекском ударение выполняет другую функцию: оно не только определяет единство слова (т.е. позволяет сосчитать число слов в воспринимаемой фразе), то и позволяет провести границы между словами, так как отмечает собою последний слог каждого данного слова». [Поливанов, 1933, с.47].

Г. Шараф на основе экспериментальных исследований сделал следующий вывод: «… в казак-киргизском произношении второстепенное начальное ударение заметно выделяется не только в многосложных словах, но и двусложных и трехсложных; там ясно воспринимается и музыкальный характер этого ударения, и связанность его с несколько большей длительностью и силой начального слога; одновременно в казак-киргизском языке несколько слабее, как нам кажется, конечное ударение, т.е. по сравнению с татарским имеется как бы некоторое перераспределение силы и энергии слогов». [Шараф, 1928, с. 242]. Г. Шараф фиксирует слабое конечное ударение, тогда как до сих пор отмечалось конечное сильное фиксированное ударение.

А.М. Щербак считает бесспорным, что «тюркское ударение- силовое(экспираторное), часто, но не всегда, сопровождаемое повышением тона, распределение которого в слове… находится в тесной зависимости от фразовой интонации. Наиболее сильное ударение падает на последний слог». [Щербак, 1970, с. 117]. В целом мнение А. М. Щербака близко к традиционному представлению: ударение в тюркских языках считается фиксированным на последнем слоге слова и экспираторным (силовым).

Тюркское словесное ударение в отличие от индоевропейской просодики слова не является обязательным элементом звукового облика слова. М. И. Трофимов проводит параллели между омонимами тюркского языка типа кθ́рме – кθрмé и сýшу – сушý в русском языке и заключает, что «в русском языке в соответствие этой группе можно поставить лишь такие пары, состоящие из отдельных слоформ, как стýжу – стужý, нóшу – ношý, лóвлю – ловлю́, промóкнуть – промокнýть, пáхнуть – пахнýть, сóли – солú, пы́ли – пылú, но по сравнению с узбекским они совсем нерегулярны» [Трофимов, 1981, с. 63]. Дело в том, что русские омонимы в любой позиции в предложении, при любом эмоционально-экспрессивном произношении не теряют своей акцентной структуры, тогда как каждый из тюркских омонимов может быть произнесен с выделением любого слога в зависимости от фразовой интонации или без всякого выделения какого-либо слога.

М. И. Трофимов пишет: «В русском языке ударение является средством смыслоразличия. В тюркских же языках оно не является самостоятельным средством смыслоразличения, в большинстве случаев это, видимо, лишь сопровождающий признак позиции слова в предложении». [Трофимов, 1980, с. 71]. Безусловно, автор прав, связывая фонетическую выделенность того или иного слога (слова) с его позицией в предложении.

Для выделения сингармонизма как пограничного сигнала должны существовать определенные условия в крымскотатарской речи в виде строгого непрерывного чередования сингармонически разнотембральных слов, что исключено в языке. Полностью исключена возможность произнести крымскотатарскую фразу с ударением на последнем слоге каждого слова, если даже вся фраза будет состоять из сингармонически однородных слов; следовательно, разграничительная функция связанного ударения «должна быть признана мнимой». [Зиндер, 1979, с. 261].

Таким образом, анализ результатов самых различных исследований словесного ударения в ряде тюркских языков показал, что следует говорить не о словесном ударении, а о фразовой, ритмико-синтагматической, логико-экспрессивной выделенности того или иного слога в слове.

Интерес к словесному ударению в тюркских языках не ослабевает и в настоящее время. В последние годы появились новые эксперементально-фонетические работы, результаты которых в корне не согласуются с прежними представлениями о природе словесного ударения. Если до сих пор обсуждались только долготная и силовая формы реализации словесного ударения, то теперь на основе экспериментальных данных утверждается, что акустической основой реализации словесного ударения является тон. [См.: Моллаев, 1980, с. 12; Гокленов, 1984, с. 33].

В области тюркского вокализма обнаруживается множество явлений, резко противоречащих современным представлениям и не соответствующих общим закономерностям, свойственным индоевропейским языкам; это привело к компромиссному решению вопроса, названного «тюркским фонетическим парадоксом». [Черкасский, 1965, с. 38]. Таким образом, признается наличие двух противоположных сильных позиций в структуре тюркского слова. Так, например, Н. А. Баскаков подробно и обстоятельно описал основные случаи фразовой, логической и эмоционально-экспрессивной выделенности слова в тюркском тексте на материале каракалпакского языка, родственного крымскотатарскому.

Нетипичность словесного ударения в тюркских языках косвенно признается всеми без исключения исследователями. Примечательно, что сторонники словесного ударения в тюркских языках, как правило, свои выводы сопровождают многочисленными оговорками, которые свидетельствуют о сложности данного явления.

Теоретически крымскотатарское многоаффиксальное слово в своем составе одновременно может иметь корень, аффиксы, например, множественности, принадлежности, а также словообразовательные, словоизменительные и падежные окончания. Каждый исследователь соответственно своему интуитивному восприятию речевой ситуации выделяет один из аффиксов или корневой слог. Один уверен, что речь идет о множественности объекта, другой – о его принадлежности кому-либо, третий─о его месте, четвертый – о направлении движения объекта и т.п. Вместе с тем выводы ученых о наличии словесного ударения на основе исследования изолированных слов редко подкрепляются опытами по восприятию.

Нами были проведены опыты по восприятию с носителями крымскотатарского языка. Для эксперимента в качестве примеров для доказательства словоразличительной функции словесного ударения были взяты омонимичные пары слов общетюркского происхождения, широко используемые в речи:

алма «яблоко» - алма! «не бери!»

ярма «крупа» - ярма! «не коли!»

оджам «я учитель» – оджам «мой учитель»,

баласыз «бездетный» - баласыз! «вы ребенок».

В приведенных примерах аудиторы пытались выделить ударный слог. Из 480 случаев только в 39 ударный слог не был отмечен. Это говорит о том, что возможность выделения на слух одного из слогов в слове действительно высока.

На втором этапе опытов по восприятию ударения аудиторам были предложены омонимические пары слов, каждое из которых было снабжено двумя возможными вариантами перевода на русский язык. Аудиторам следовало подчеркнуть тот вариант перевода, который они считают соответствующим услышанному в данном случае. Запись была та же, что использовалась на первом этапе опытов по восприятию для определения ударного слога, стимулы и порядок их чтения полностью сохранились. Задача заключалась в том, чтобы определить способность тюркского ударения выполнять смыслоразличительную функцию, которая признается почти всеми тюркологами.

В 145 случаях из 506 испытуемые не смогли дать толкование смысла предлагаемых стимулов, в 48 случаях оно было неправильным. Как видим, определить на слух смысл изолированного слова оказалось гораздо сложнее, чем отметить, возможно, ударный слог в тех же стимулах.

Проведенный анализ подтвердил исключительную обусловленность фонетической (акцентной) структуры слова общей интонационной конструкцией фразы и отсутствие непосредственной связи между ней и смыслом слова.

Словесное ударение в крымскотатарском языке силовое, или динамическое, при котором ударный слог по сравнению с неударным выделяется главным образом большей напряженностью артикуляции гласного данного слога.

Ударение в крымскотатарском языке по местоположению является связанным, фиксированным в подавляющем большинстве слов общетюркского корня на последнем слоге; однако это строгое правило имеет ряд исключений, связанных с принадлежностью слов к исконной или заимствованной лексике, от количества слогов в слове, от состава слова, т.е. наличия в нем ударных и безударных аффиксов, от принадлежности слова к определенной части речи, от характера предложения.

Все слова крымскотатарского языка в отношении акцентуации могут быть разбиты на две группы:

1) слова с ударением на последнем слоге;

2) слова с ударением не на последнем слоге.

С и л о в о е у д а р е н и е н а п о с л е д н е м с л о г е наблюдается, как правило, в двусложных именах существительных, прилагательных, глаголах, а также в односложных корневых словах в сочетании с ударным аффиксом: баба́ “отец”, къара́ “черный”, язма́къ “писать”, алгъа́н “ взявший”, ишчи́ “рабочий”, къолýм “моя рука”, аты́ “его лошадь”.

В многосложных словах, состоящих из трех и более слогов, наряду с ударением на последнем слоге ─ главным, имеются более слабые, второстепенные ударения.

Главное ─ силовое, или динамическое, ударение на последнем слоге сопровождается второстепенным музыкальным ударением, падающем, например, в трехсложных словах на первый слог, причем второй слог, стоящий перед главным ударением, подвергается редукции, которая в определенных фонетических условиях приводить к выпадению гласного (ср. къарда́ш<къарында́ш «брат младший”, машна́<машина.

Второстепенное (слабое) ударение, выражающееся в повышении музыкального тона на первом слоге трехсложного слова, особенно заметно видно на широких гласных а, о и менее заметно - на узких гласных и, ы: àраба́ “арба”, àнахта́р “ключ”, òтурма́къ “сидеть”, кùришме́к “вмешиваться”, къ`ырмызы́ “красный”.

Многосложное слово, состоящее из ряда сильных и слабых слогов, кроме главного и второстепенного ударения имеет вспомогательное, третьестепенное ударение. [Баскаков, II, с. 109]. Самое слабое ударение в многосложных словах приходится на предударный слог. В целом, разница в динамике главного и второстепенного ударений незначительна, хотя и улавливается ухом. Примеры къàйыкъчы́ “лодочник”, сàбырсы́з “нетерпеливый”, àкъылсы́з “глупый”, “дурак”, сàлынджа́къ “качель”, òрюмче́к “паутина”, “паук”, къàбургъа́ “ребро”.

В многосложных (четырех-, пяти-, шестисложных) словах наиболее сильное второстепенное ударение не имеет постоянного места. Очень часто оно падает на последний слог корня или основы, однако может сохраняться и на начальном слоге. Например: ùлериде́ // ùлерде́ “впереди”, “в дальнейшем”, ишчùлери́ “его рабочие”, истèклери́ “их желания”, тоймàзлыгъында́н “ в следствие его ненасытности”.

В парных и удвоенных словах оба члена пары имеют ударения равной силы: ара-сыра́ «иногда», «время от времени», гедже́-куньдю́з «днем и ночью», исте́р-истеме́з «волей неволей», коре́р- корьме́з «видя невидя».

С и л о в о е у д а р е н и е н е н а п о с л е д н е м с л о г е ставится в следующих случаях:

1) во всех лицах повелительного наклонения: я́зсын «пусть напишет», ке́льсин «пусть придет», я́зынъыз «напишите», ке́линъиз «придите», я́зсынлар «пусть напишут», ке́льсинлер «пусть придут»;

2) во всех случаях, когда к основе присоединяется безударный аффикс (энклитика): языджы́сынъ «ты писатель», ишчи́дир «он рабочий»;

3) во всех случаях, когда к основе присоединяется вопросительная частица –мы/-ми: агъа́нъмы? «твой брат ли?», студе́нтми? «студент ли?», ачты́мы? «открыл ли?», кельди́ми? «пришел ли?», ачты́нъмы? «открыл ли ты?»;

4) в составных словообразовательных и словоизменительных формах главное экспираторное ударение, как правило, падает на конечный слог первого элемента, а конечный слог второго элемента получает второстепенное ударение, которое сильнее в знаменательных словах и слабее в служебных: е́р алмàкъ «занять место», къа́н тёкмèк «пролить кровь», и́ч чекмèк «глубоко вздохнуть», оны́нъ илè// оны́нълè «с ним», бизи́м кибù «как мы», буны́нъ // буны́нъч`юн «поэтому», яшама́къ ич`юн// яшама́къч`юн «чтобы жить», дюнья́ къадàр «огромный, большой», буквально «величиной с мир», манъа́ корè «по мне», онъа́ къарш`ы «против его»;

5) в сложных словах с первым компонентом эр и ич ударение падает на первый слог: э́р бир «каждый», «всякий»; и́ч ким «никто», и́ч кимсе «никто». Ср. еще: ки́мсе «никто»;

6) при полной редупликации прилагательных и деепричастий главное ударение падает на первое слово: балаба́н-балабан «большой-пребольшой», юксе́к-юксек «высокий-превысокий», чапа́-чапа «бегая-бегая».

При частичной редупликации главное ударение падает на первый слог: къа́п-къарà «черный-пречерный», къы́п-къыз`ыл «совершенно красный», са́п-сагълàм «совершенно здоровый», ти́м-тùз «совершенно ровный».

Крымскотатарское ударение выполняет также функцию семантико-грамматической дифференциации слов: акаде́мик «академик» ─ академи́к «академический», алма́ «яблоко» ─ а́лма «не бери», оджамы́з «наш учитель»─оджа́мыз «мы учителя», гульси́з «без цветов» ─ гу́льсиз «вы цветок», аты́нъ «твоя лошадь» ─ а́тынъ «стреляйте» и т.д.

Заимствованные слова в зависимости от источника заимствования, принадлежности к той или иной части речи имеют разноместное ударение.

В арабских и персидских заимствованиях (имена существительные и прилагательные) ударение, как правило, падает на последний слог: фельсефе́ ( араб.) «философия», невбе́т (араб.) «очередь», перде́ (перс.) «занавеска», дива́р (перс.) «стена».

Двух- и трехсложные арабские и персидские заимствованные союзы, наречия и реже местоимения имеют ударение на первом слоге: ля́кин (араб.) «но», а́мма (араб.) «однако», ша́хсен (араб.) «лично», мы́тлакъа (араб.) «обязательно», ба́зан (араб.) «иногда», а́джеба (араб.) « неужели», «так ли», чю́нки (перс.) «так как», «потому что».

В старых русских заимствованиях (имена существительные) ударение в большинстве случаев переносится на последний слог, также как и в именах существительных крымскотатарского корня: ла́мпа>лампа́, це́рковь>церко́вь, маши́на>маш(и)на́, ста́нция>ыстанса́.

В более поздних заимствованиях, как правило, сохраняются нормы акцентуации русского языка: тра́ктор, кино́, о́пера, грамма́тика, бригади́р.

При наращивании ударного аффикса силовое ударение перемещается на последний слог слова, а второстепенное, музыкальное располагается перед ним: тракторымы́з «наш трактор», операда́ «на опере», грамматикамы́з «наша грамматика».

<предыдущая страница | следующая страница>