Московский государственный институт электроники и математики

Кафедра электронно-вычислительной аппаратуры

Реферат по теме:

“Почему светская и церковная реакция клеймила Макиавелли.”
по дисциплине

“Социальная философия”

Выполнила: студентка группы С- 85

Филиппова И.В.

Проверил:

Дробан А.Т.

Москва, 2008 год

“Мы должны быть благодарны Макиавелли и другим подобным ему писателям, которые открыто, ничего не затушевывая, изображали то, как люди обычно делали, а не то, что они должны были делать”.

(Ф. Бэкон)

1. Введение.

Николо Макиавелли родился в Сан Каскиано в Вал ди Песе деревне рядом с городом - государством Флоренцией 3 мая 1469г. и был вторым сыном Бернардо ди Николо Макиавелли (1426—1500 гг.), адвоката, и Бартоломмеа ди Стефано Нели. С 14 июля 1498 по 1512 года в должности канцлера-секретаря Совета Десяти Флорентийской республики, посвятивший остаток жизни литературным занятиям и теоретическим дискуссиям о месте и роли политики в жизни общества, был убежденным республиканцем. Он не мог быть кем-либо иным, поскольку выбор этот был сделан еще до его рождения. Его предки предпочли в свое время флорентийское гражданство почестям и повелениям знатного сословия (нобилитета). Такой выбор мог иметь место только в Италии, а точнее только во Флорентийской республике. Чтобы понять особенности формирования и становления личности, необходимо рассмотреть политическую обстановку того времени.

2. Политическая ситуация во Флоренции.

В начале XIII века началась борьба между сторонниками папы (гвельфами) и императора (гибеллинами), расколовшая Флоренцию на два лагеря, причем знать (нобели) выступила на стороне императора, а простой народ (пополаны) на стороне папской власти. После победы гибеллинов в 1260 г. вместе с другими гвельфскими семьями предки Макиавелли вынуждены были покинуть Флоренцию; но вскоре, с ослаблением гибеллинов, вернулись. В эту пору гвельфская партия была еще выразительницей интересов зарождающейся ранней буржуазии, а гибеллины стояли ближе к лагерю нобилей и чужеземца-императора. Макиавелли не только принадлежали к убежденным республиканцам, они могли гордиться тем, что играли немалую политическую роль в республике: среди них было двенадцать гонфалоньеров справедливости и более пятидесяти приоров. Переходя же непосредственно к XV веку, можно сказать, что это время процветания республики, к власти пришли Медичи. Однако в конце XV в. Флоренция пережила невиданные даже в ее бурной истории потрясения. В 1492 г. умер Лоренцо Медичи Великолепный, а в 1494 г. в Италию вторглись французские войска во главе с Карлом VIII. Незадачливый Пьеро Медичи прибыл на поклон к французскому королю, находившемуся на пути в Тоскану, и согласился на позорную капитуляцию великого города. Флоренция избежала ее благодаря восстанию народа, приведшему к изгнанию Медичи. Французы вошли в город в качестве союзников республиканского правительства, но атмосфера активного недружелюбия вынудила их покинуть его. Французские войска ушли из Флоренции в качестве грабителей, захвативших с собой сокровища дворца Медичи. Фактическим правителем становится монах-доминиканец Джироламо Савонарола, пытающийся превратить Флоренцию из города Возрождения в средневековый монастырь. Он не занимал государственных должностей, но благодаря своему авторитету контролировал всю политическую систему республики. В области внешней политики Савонарола и другие лидеры новой республики ориентировались на Францию. Но после ухода французов из Италии в конце 1494 г. город оказалась в крайне трудном положении: восстание в Пизе привело к отделению его от республики, Сарцана была захвачена Генуей, Пьетрасанта — Луккой. Враждебно к Флоренции из-за проповедей Савонаролы был настроен и папа Александр V I (до интронизации Родриго де Борджиа). В 1497 г. он объявил проповеди Савонаролы еретическими, отлучил от церкви и потребовал выдачи. В марте 1498 г. большинство в правительстве республики перешло к противникам Савонаролы. По приказу папы проповедник был арестован и 23 мая казнён. После смерти Савонаролы правительство республики обратило всю свою энергию на подавление пизанского восстания. Однако осада Пизы обернулась позорным поражением армии кондотьеров, нанятых Флоренцией. Ситуация обострилась с формированием в Романье сильного государства Чезаре Борджиа. В 1501 г. Чезаре атаковал Флоренцию. Это вызвало восстания в Ареццо, Монтепульчано и Пистойе. Республика была не в силах оказать эффективного сопротивления. Лишь вмешательство Франции заставило Чезаре Борджиа вывести войска из долины Арно. Внешнеполитический кризис вызвал обострение внутренних проблем. Огромный, демократический Великий совет и частая смена высших должностных лиц республики препятствовали укреплению государства. В 1502 г. была проведена кардинальная реформа системы управления: должность гонфалоньера справедливости стала пожизненной. 1 ноября 1502 г. гонфалоньером республики был избран Пьеро Содерини, советником при котором вскоре стал Николо Макиавелли. Правительство, наконец, приобрело стабильность и авторитет, несколько улучшилось финансовое состояние, а после смерти папы Александра VI, краха государства Чезаре Борджиа и заключения в 1505 г. франко-испанского мира нормализовалось и внешнеполитическое положение Флоренции. Под влиянием Макиавелли была проведена военная реформа: республика отказалась от использования наёмных отрядов и в 1506 г. сформировала национальную армию — народную милицию. Новые войска Флоренции осадили и в 1509 г. захватили Пизу, восстановив тем самым территорию государства. В результате войны Священной лиги к 1512 г. французы были вытеснены из Италии. Также произошла реставрация Медичи, фактически власть стала принадлежала единолично кардиналу Джованни Медичи, направлявшему работу органов управления. В 1513 г. Джованни Медичи был избран папой римским под именем Льва X. В результате Флоренция стала придатком папского государства. Вся внешняя политика республики была полностью подчинена интересам Рима. Номинально правителем Флоренции был объявлен брат Льва X Джулиано Медичи, герцог Немурский, а после его смерти в 1516 г. — сын Пьеро II Лоренцо Медичи, герцог Урбинский. Однако фактически внутреннее управление республикой продолжало оставаться в руках папы Льва X.

3. Формирование личности Николо Макиавелли.

Формирование Макиавелли началось с детских лет. Семи лет, 6 мая 1476 г., Никколо поступил в школу магистра Маттео и стал обучаться грамматике, т. е. чтению латинских текстов, по учебнику Элио Донато, принося своему учителю 5 сольдов в месяц. Через год, 5 марта 1477 г., Никколо был отдан в городскую школу, которая была расположена в районе флорентийского Студио (университета), за пять лет до того переведенного в Пизу. В этой школе также изучали латинских классиков. Бюст Данте, высящийся над порталом здания, был как бы олицетворением ее гуманистического направления. Эту школу Николо посещал в течение трех лет, а незадолго до своего одиннадцатилетия, 3 января 1480 г., приступил к изучению счета у Пьеро Марио. Двенадцати лет, 5 ноября 1481 г., Никколо начал проходить курс латинской стилистики в школе Паголо Рончильоне. Относительно небольшой достаток семьи Макьявелли не позволил Никколо поступить в университет, что позже многими исследователями рассматривалось как благоприятное обстоятельство, освободившее его от формалистической схоластики университетской науки конца XV века и позволившее создать самобытный и оригинальный стиль. Можно предполагать, однако, что эти качества стиля и мышления Макьявелли не смогла бы изменить никакая университетская традиция. Образование Макьявелли, как об этом свидетельствует его переписка, дополнялось знакомством с музыкой, которую он любил. Греческого языка он не знал, но широко пользовался переводами с греческого текстов, приписываемых Диогену, а также сочинений Геродота, Плутарха, Ксенофонта, Аристотеля, Фукидида и др. Латинские авторы были для него, как и все древние, не только предметом школьных занятий, но и постоянным чтением на протяжении всей жизни, особенно Тит Ливии, Тацит, Цицерон, Цезарь, Виргилий, Светоний, Овидий, а также Тибулл и Катулл. Очевидно, с Титом Ливией и Цицероном он познакомился еще в юности по рассказам отца. Классики древности были для Макьявелли его друзьями и советчиками, без которых он не мог обходиться даже в своих служебных поездках, до предела насыщенных делами. В 1502 г., находясь в Имоле с дипломатическим поручением, он просит своего друга и коллегу по работе Бьяджо Буонаккорси достать и выслать ему “Жизнеописания” Плутарха. “Мы распорядились поискать „Жизнеописания" Плутарха, — отвечал ему Бьяджо, — но во Флоренции их нельзя купить, надо написать в Венецию”. Его интересовало и волновало творчество классиков раннего Возрождения — Данте и Петрарки, создателей итальянского языка и первых поэтов, отразивших в своих терцинах и сонетах тонкие движения души и героические порывы человека, отвергающего Средневековье. У Данте ему мало нравился “Рай”, еще меньше “Чистилище” и очень нравился “Ад” с его реалистическим драматизмом, бешеной энергией и точным и лаконичным психологизмом. Макьявелли не только восхищался языком Данте и Петрарки, но и изучал созданные ими образы итальянцев, сопоставляя их с теми, которых он наблюдал вокруг себя. Сравнение древних и современников привело его к убеждению о неизменности человеческой натуры, о том, что главное в жизни — это сама жизнь. Он жадно впитывал и по-своему перерабатывал мудрость древних, рассматривая античность не как классическую схему, а как опыт вечноживущего человечества. “...Немалое время и с великим усердием обдумывал я длительный опыт современных событий, проверяя его при помощи постоянного чтения античных авторов”. Данте и Петрарка сделали Макьявелли продолжателем традиции создания итальянского литературного языка, которым он блестяще пользовался в отличие от официальных латинистов, создавших, правда, не без влияния живого итальянского языка, гуманистическую латынь ученых кругов. Сочетание образного литературного итальянского языка с глубиной мышления роднит творчество и стиль Макьявелли с творческим размахом и даже стилистическими особенностями его великих современников — Леонардо да Винчи и Микеланджело. По своей глубине и драматизму исторические труды и политические трактаты Макьявелли близки к “Страшному суду” Микеланджело. Этих титанов сближало также и то, что они, по словам Леонардо, не были “трубачами и пересказчиками чужих произведений”, — Макьявелли, как этого требовал Леонардо, умел “при чтении авторов ссылаться на опыт”. Если современники не могли еще предугадать в 29-летнем Макьявелли мыслителя и политика крупного масштаба, они хорошо были осведомлены о его образовании и об успешном опыте в решении некоторых юридических дел в высоких инстанциях, как это было при поездке в Рим за два года до его назначения секретарем Синьории. Можно полагать, что отец Макьявелли ознакомил его с основами юридической науки и практики. Очень скоро флорентийская Синьория могла убедиться в том, что она не сделала ошибки, избрав секретарем второй канцелярии Никколо Макьявелли, и его успешная деятельность обеспечивала ему неоднократное переизбрание на эту должность. В течение четырнадцати лет он составил многие тысячи дипломатических писем, донесений, правительственных распоряжений, военных приказов, проектов государственных законов; совершил тринадцать дипломатических и военно-дипломатических поездок с весьма сложными поручениями к различным итальянским государям и правительствам республик, к папе, императору и четырежды к французскому королю; как секретарь комиссии Десяти, он был организатором и участником военных кампаний и инициатором создания республиканского ополчения. Выполняя эти многочисленные и сложные обязанности, Макьявелли вовсе не превратился в замкнутого чиновника. Он обладал живым, общительным характером, любил хорошо одеться и не жалел на это денег, даже когда их было не слишком много. Особенно заботился он о своей одежде, когда представлял республику перед чужеземными государями. Он был полон юмора и веселья и был душой вечеринок, которые иногда устраивали члены комиссии Десяти; не был чопорным моралистом, и пьеса “Мандрагора” является зеркалом его возрожденческого понимания любви как свободного чувства. К нему неизменно питал дружеские чувства Бьяджо Буонаккорси, его младший коллега по второй канцелярии, который не только выполнял его просьбы о присылке книг, оказании помощи жене Никколо Мариетте Корсики, но и не переставал восторгаться им: “Я не хочу, чтобы вы благодарили меня за услуги, — писал Бьяджо 18 октября 1502 г. — Если бы я даже не хотел любить вас и всецело принадлежать вам, я не мог бы этого сделать, ибо к этому меня вынуждает сама природа... возвращайтесь, ради самого дьявола, возвращайтесь!”. Бьяджо остался верен Макьявелли и в годы его изгнания. Писем от Макьявелли ждал не только его друг. Бартоломее Руфини писал ему 23 октября 1502 г.: “Ваши письма к Бьяджо и к другим доставляют всем большое удовольствие. Попадающиеся там шутки и остроты заставляют всех хохотать до упаду. Жена ваша жаждет видеть вас и часто посылает сюда справляться о вас и о вашем возвращении”. А Бьяджо добавлял: “...мона Мариетта богохульствует, не хочет вам писать сама и говорит, что она потеряла и себя, и свое добро”. Макьявелли женился в 33 года, а в 34 года он стал отцом первого ребенка. Он беспокоился о семье, с шутливой нежностью именуя ее своей “командой”, заботился о ее достатке. При выполнении дипломатических поручений всегда спешил завершить их и возвратиться к своей семье, но только в том случае, если они становились бесперспективными: “Я вижу невозможность быть полезным нашему городу, — писал он 22 ноября 1502 г., — ...Вдобавок на родине нет никого, кто присмотрел бы за моими делами... надо Коммуну освободить от расходов, а меня от беспокойств”. Макьявелли по своему характеру отнюдь не был жестоким человеком, и те трагические события, которыми изобиловала в то время действительность как во Флорентийской республике, так и в других государствах, где ему довелось побывать, вызывали в нем мучительные переживания. Это ясно видно из его писем к родным и друзьям, в которых часто за внешне шутливым тоном сквозит негодование и сочувствие к окружающим его страданиям, которые, однако, он не находил возможным ни предотвратить, ни пресечь. Тем не менее не приходится отрицать, что Макьявелли и в теории, и на практике признавал необходимость решительных и крайних мер в политике для укрепления централизованной государственной власти. В этом проявляется вся противоречивость личности и образа мышления Макьявелли, которые складывались в условиях гибели республики и первых шагов медичейского абсолютизма. Биографию Макьявелли обычно делят на два периода: первый — годы его государственной службы (1498—1512 гг.), когда он выступает как политический деятель, второй — годы его изгнания (1512—1527 гг.), и здесь он предстает будто бы только как мыслитель и писатель, отрешившийся от всякой практической деятельности. Такое разделение основано на формальных признаках. Всю жизнь Макьявелли был мыслителем и писателем, и всю жизнь стремился к политической деятельности, хотя не всегда мог ею заниматься. Главной чертой его личности было тесное и постоянное переплетение действия и мысли: его энергичная политико-дипломатическая деятельность была источником его теорий и опытным полем их применения, а античных авторов, к советам которых он прибегал, он не покидал и в своих поездках по государственным делам. Для такого пытливого и проницательного наблюдателя, как Макьявелли, эти поездки приносили бесценный материал для размышлений и заключений, выливавшихся, как правило, в сочинения.

4. Сочинения Макиавелли.

После 1512 года писались «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия», и «История Флоренции», и бывшие учебником военного дела для многих поколений военноначальников сочинение «О военном искусстве», и самая знаменитая, наиболее неоднозначная работа – «Государь». С одной стороны, можно говорить о жестокости, кровожадности, тирании, присущей автору в этой работе, с другой же это его варант выхода из непростой ситуации, сложившейся во Флоренции. Нельзя не признавать огромный опыт, приобретенный Макиавелли в годы государственной службы, и это сочинение можно считать в некотором роде результатом наблюдений и размышлений писателя. Цель «Государя» - раскрыть на основании истории современных событий, как завоевывается княжеская власть, как она удерживается и как теряется. Италия XV века давала для этой темы множество примеров, больших и малых, ибо редкий правитель мог похвастаться законностью своей власти. Правила достижения успеха были совсем иными, чем они стали во времена более спокойные, так как никого не ужасали жестокость и предательство. Следует заметить, что от принципов морали Макиавелли освобождает лишь политику, в данном случае, по его мнению, «цель оправдывает средство». В данном случае под целью подразумевается дело объединения Италии. Какими же средствами разумно пользоваться правителю? «...людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое – не может; из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести.» Мне кажется, что по мнению автора данный случай применим не только по отношению к подчиненным, но и остальным государствам, как основа власти. Макиавелли приходит к выводу, что главное в человеке - это способность к деятельности, воля, стремящаяся к осуществлению больших целей, основанная на эгоистическом интересе, потому что только он может заставить двигаться дальше. Проявления интереса достаточно различны, однако самый важный интерес связан с сохранением собственности, имущества и с приобретением новой собственности и нового имущества. Он утверждал, что «люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества». Макиавелли показывает, что человек — это бесконечное сочетание добра и зла, и зло столь же присуще человеческой природе, как и добро. Человек, по мнению Макиавелли, не только эгоистичен, но и свободен в своих поступках. Если христианское понимание сущности человека утверждало, что человек во всем подчинен высшему Божественному Провидению, заранее определенной Богом судьбе, то Макиавелли формулирует совершенно новое понимание человеческой судьбы. Он говорит о том, что судьба человека не «фатум», а «фортуна». Судьба-фортуна никогда не может полностью определить жизнь человека. Отчасти этим определяется его интерес к герцогу Валентино, Чезаре Борджиа: «Обозревая действия герцога, я не нахожу, в чем можно было бы его упрекнуть; более того, мне представляется, что он может послужить образцом всем тем, кому доставляет власть милость судьбы или чужое оружие. Ибо, имея великий замысел и высокую цель, он не мог действовать иначе: лишь преждевременная смерть Александра и собственная его болезнь помешали ему осуществить намерение. Таким образом, тем, кому необходимо в новом государстве обезопасить себя от врагов, приобрести друзей, побеждать силой или хитростью, внушать страх и любовь народу, а солдатам - послушание и уважение, иметь преданное и надежное войско, устранять людей, которые могут или должны повредить; обновлять старые порядки, избавляться от ненадежного войска и создавать свое, являть суровость и милость, великодушие и щедрость и, наконец, вести дружбу с правителями и королями, так чтобы они с учтивостью оказывали услуги, либо воздерживались от нападений, - всем им не найти для себя примера более наглядного, нежели деяния герцога.» Однако Макиавелли восхищался Чезаре Борджа не за цели, которые он перед собой ставил, а только за то искусство, с которым он их преследовал. Николо Макиавелли проявил себя сторонником самого жесткого реализма, ибо считал, что благодушные мечтания о прекрасном будущем только мешают жизни обычного человека. Николо Макиавелли, говоря, что мудрый правитель государства обязан «по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла», по сути дела признает - реальное управление государством невозможно без насилия, без самых изощренных поступков. Несмотря на то что « Государь» вошел в историю как произведение, поощряющее коварство и беспринципность в политике, именно это сочинение считается и первым научным исследованием политической сферы общественной жизни. Сегодня мы встречаемся как минимум с двумя подходами определения того, что такое политика. Макиавелли определенно говорит о том, что под политикой он понимает достижение общественно значимых целей. Частное лицо не может заниматься войной как ремеслом, ибо в этом случае он употребляет власть для достижения своих собственных корыстных целей. Кто же вправе заниматься войной и политикой? Еще во временя Платона, поставившего философию во главе своего идеального государства, нравственное превосходство считалось достаточным основанием для того, чтобы считать человека достойным власти. Макиавелли и здесь отступает от общепринятых норм. Недаром, характеризуя «нового государя», он пишет, что такой правитель должен сочетать в одном лице качества льва, способного повергнуть любого врага, и лисицы, способной обмануть самого большого хитреца. Однако у Макиавелли нет воспевания насилия и жестокости. Более того, с его точки зрения, жестокость и насилие оправданы только в том случае, когда они подчинены государственным интересам, когда целью их применения является государственный порядок. Жестокость призвана исправлять, а не разрушать - утверждает флорентийский мыслитель. Необходимо отметить, что чисто практический подход сочетается в «Государе» с теоретическими изысканиями, то есть отвечая на вопрос «как», Макиавелли пытается одновременно объяснить «почему» в жизни государства происходят те или иные явления; он ставит цели, к которым должен стремиться правитель, и даже пытается предложить некую идеальную модель управления страной и соответствующего ей идеального главу государства. Внутри «Государя» Макиавелли рассматривает, каким должен быть государь, чтобы вести народ к основанию нового государства. Уже из названия и далее, из всего текста становится ясным, что единственно возможным разумным государственным устройством Макиавелли считает только монархию (не по названию, но по внутренней сути), то есть власть одного сильного человека - не деспотизм, но тиранию - чистое страшное господство, необходимое и справедливое, коль скоро оно конституирует и сохраняет государство. Таким образом, для Макиавелли высшей целью политики вообще и государственного деятеля в частности является создание нового и при этом жизнеспособного государства тогда, когда это необходимо, или поддержание и укрепление существующего строя там, где это возможно. В данном случае цель - жизнь страны - оправдывает практически любые, лишь бы приводящие к успеху, средства, даже если эти средства не укладываются в рамки общепринятой морали. Более того, для государства не имеет силы понятие о хорошем и дурном, позорном и подлом, о коварстве и обмане; оно выше всего этого, ибо зло в нём примирено с самим собой. Макиавелли явно стремится заботиться о благе народа, причём он даже находит этому вполне практическое объяснение для государей - ибо недовольный, презирающий своего вождя народ - это более страшная угроза для любого правителя, нежели самый сильный внешний враг. Первая заповедь и первейший долг государя - это внушить своим подданным если не любовь (во-первых, это довольно сложно и не слишком надёжно в силу присущей людям неблагодарности, а, во-вторых, не подкреплённая грубой силой любовь может быть легко предана), то хотя бы почтение, основанное на уважении, восхищении и примитивном страхе. Макиавелли настойчиво убеждает, что сильное государство можно получить только неустанно заботясь о благе народа. При этом в качестве приемлемого средства борьбы с противниками Макиавелли упоминал даже физическое устранение непокорного и опасного меньшинства, лишь бы только эта акция действительно была необходимой и имела более - менее законный вид в глазах остальных граждан. Самой большой угрозой спокойному правлению Макиавелли считал скрытое недовольство народа и, как следствие этого, возникновение различных заговоров и тайных обществ. Особенно интересно положение о воспитании народа. Соответственно ему, государь должен стремиться к тому, чтобы народ если уж и боялся, то уважал своего правителя, к тому, чтобы большинство было довольно своей жизнью и законами, к тому, чтобы не допускать злоупотреблений своей властью - например, не посягать на честь и имущество обычных граждан. «Тому, кто приходит к власти с помощью знати, труднее удержать власть, чем тому, кого привел к власти народ, так как если государь окружен знатью, которая почитает себя ему равной, он не может ни приказывать, ни иметь независимый образ действий. Тогда как тот, кого привел к власти народ, правит один и вокруг него нет никого или почти никого, кто не желал бы ему повиноваться. Кроме того, нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворять притязания знати, но можно - требования народа, так как у народа более честная цель, чем у знати: знать желает угнетать народ, а народ не желает быть угнетенным. Сверх того, с враждебным народом ничего нельзя поделать, ибо он многочислен, а со знатью - можно, ибо она малочисленна». Таким образом идеальный князь добивается сознательной поддержки народа, и Макиавелли настойчиво призывает добиваться активного согласия народных масс на единственно возможный в то время вид демократии - абсолютную монархию, разрушающую феодальную и сеньориальную анархию. Среди прочих практических проблем в "Государе" Макиавелли рассматривает и вопрос обороны государства от внешних и внутренних врагов. Против первых Макиавелли предлагал только два оружия: удачные политические союзы и сильная армия. Что касается внешней политики, именно для успеха на ниве внешней политики государь должен быть умён, хитёр, изворотлив, он должен уметь предвидеть последствия каждого сделанного им шага, должен отбросить в сторону все принципы чести и понятия морали и руководствоваться единственно соображениями практической выгоды. Как политик, идеальный государь обязан сочетать в себе смелость и решительность с осторожностью и предусмотрительностью. В то же время Макиавелли усматривает тесную взаимосвязь и взаимозависимость между правильным государственным устройством - «хорошими законами» - и хорошими войсками, то есть сильную армию можно получить, лишь имея сильное государство. При решении внутренних задач, правитель должен помнить, что невозможно одновременно удовлетворить всех и каждого, однако необходимо уметь заручиться поддержкой большинства своих граждан. При этом одна из наиважнейших задач правителя - это подобрать себе мудрых советников, ведь именно по приближённым государя судят о нём самом, и именно от приближённых во многом зависят решения правителя. «Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он умел распознать их способности и удержать их преданность. Если же они не таковы, то и о государе заключат соответственно, ибо первую оплошность он уже совершил, выбрав плохих помощников… Если он (советник) больше заботится о себе, чем о государе, и во всяком деле ищет своей выгоды, он никогда не будет хорошим слугой государю, и тот никогда не сможет на него положиться… Но и государь со своей стороны должен стараться удержать преданность своего министра, воздавая ему по заслугам, умножая его состояние, привязывая его к себе узами благодарности, разделяя с ним обязанности и почести, чтобы тот видел, что государь не может без него обходиться, и чтобы, имея достаточно богатств и почестей, не возжелал новых богатств и почестей, а также чтобы, занимая разнообразные должности, убоялся переворотов». Государю проще, если его власть в государстве унаследована, и его персона освящена многовековой силой привычки. Это не избавляет государя от необходимости думать, но позволяет жить чуть спокойнее. В новых или завоёванных государствах дело обстоит несколько иначе. В качестве обязательного действия Макиавелли предписывает новому государю издание новых законов - по возможности, конечно, хороших - просто даже для того, чтобы изменить уклад жизни и все стереотипы, связанные с прежними властями. В качестве замечания Макиавелли говорит, что, несмотря на парадоксальность этого утверждения, люди, довольные прежним правительством, имеют очень много шансов стать лояльными гражданами по отношению к новой власти. И, напротив, лица, помогавшие осуществить захват власти и становящиеся поначалу естественными помощниками властителя, особенно опасны впоследствии. Они чувствуют, что находятся в особом положении, требуют привилегий, почестей, наград, что, конечно, может не понравиться государю; но, более того, они самим своим существованием напоминают и государю, и народу о смене власти. То есть такие люди далеко не всегда надёжны. Также, рассматривая качества, которыми должен бы обладать идеальный государь, Макиавелли впервые в Новой истории заговорил об экономике государства как составной части его благополучия. Рассматривая скупость как порок человека, но добродетель государственного мужа, он указал на недопустимость слишком высоких налогов, то есть таких, выносить которые население уже не смогло бы. Макиавелли утверждал, что государь может быть щедрым только за счёт чужого добра - военной добычи, например, - но никак не за счёт благосостояния своих подданных. Макиавелли считал, что для безопасности нового государства лучше всего уничтожить всякие воспоминания о старом. Особенно это важно в отношении тех, кто по каким-то соображениям (допустим, в силу родства) мог претендовать на трон. Такие люди, может быть, и не опасны сами по себе, но они смогут стать «знаменем», под которым соберутся все недовольные. Как бы жестоко и аморально это ни звучало, но единственным действенным способом избавления от угрозы является физическое устранение возможных противников: «Чтобы упрочить над ними власть, достаточно искоренить род прежнего государя, ибо при общности обычаев и сохранении старых порядков ни от чего другого не может произойти беспокойства». Макиавелли хорошо видел, чувствовал и сознавал силу религии, её социальную функцию, её консерватизм и власть над умами и сердцами верующих и поэтому призывал всемерно использовать эту силу для общего блага, в особенности для объединения и укрепления государства. Исходя из этого, Макиавелли настоятельно рекомендует главам республик или царств сохранить основы поддерживающей их религии. Если они будут поощрять и умножать всё, что возникает на благо религии, хотя бы они сами и считали всё это обманом и ложью, то им будет легко сохранить своё государство религиозным, а значит - добрым и единым.

Параллельно с исследованием политического поведения индивидуальности Макиавелли исследует возможность рационального действия в рамках демократического правления. Поставщиком материала здесь по-прежнему служит риторически истолкованная история, где события и личности рассматриваются в качестве образцов проявления единой человеческой природы. Как уже указывалось ранее, эти исследования приводят Макиавелли к мысли о том, что внешняя политика республики зависит от того, каким войском она обладает. Эта тема является центральной в « Государе», и в «Рассуждении о первой декаде Тита Ливия». Можно сказать, вопрос о принципах формирования войска связывает воедино эти два произведения. Военной строительство начинает интересовать Макиавелли в первой декаде 16 века. Он убеждает Пьетро Содерини, главу Флорентийской республики, осуществить набор рекрутов в республиканское ополчение. С этой целью в 1505 году учреждается Комитет Девяти по выбору рекрутов и ополчению, канцлером которого становиться Макиавелли. В это же время в работах «Рассуждение о том, как организовать государство Флоренцию в военном отношении» и «Рассуждение о Флорентийских войсках и о ополчении» он доказывает превосходства полномочия над наемниками. Интерес к ополчению не был в то время чем-то необычным. Городские республики заботились о возможности создания сильного войска по вполне понятной причине: кондотта, то есть договора с наемным войском, становилась сущим проклятием для Италии. Макиавелли справедливо отметил, что победа наемного войска угрожает именно той республике, которая это войско наняла. Если же учесть, что в мирное время наемная армия ничем не отличается от бандитов, то вполне понятно, вопросы политической стабильности и военного строительства являлись двумя аспектами одной и той же проблемы.Детище Макиавелли - флорентийскую милицию - ожидала незавидная судьба. В 1512 году флорентийское ополчение было рассеяно объединенными отрядами испанцев наемников Медичи. Это привело к смене политического режима. Макиавелли еще повезло, что он отделался лишением своего поста и прав а занимать какую-либо государственную должность вкупе с воспрещением переступать порог Синьории. Помимо объективных причин падения режима Пьетро Содерини существовали причины и субъективного порядка, в первую очередь вязанные с организацией ополчения, которые отражали противоречия, существовавшие внутри Флорентийского государства. Несмотря на относительно небольшую численность, население Флорентийского государства было неоднородным. Здесь существовала некая иерархия гражданства, которая была естественной вещью для городов-госудорств и возникающих на их основе политических образований. Жители самой Флоренции являлись надежными и добропорядочными гражданами, жители же предместий и небольших городков Ареццо и Пистой, входивших во Флорентийскую республику, далеко не всегда были лояльны. Это расслоение нашло отражение в структуре ополчения: город поставлял кавалерию и командный состав, предместья- пехоту, что же касается неблагонадежных Ареццо и Пистойи, то оружие в руках уроженцев этих мест с легкостью могло быть повернуто против Флоренции. Боязнь испытываема по отношению к некоторым категориям своих граждан, была не меньшей, чем боязнь противника на поле брани, поэтому командирами пехотных подразделений ставили граждан, ничем не связанных со своими подчиненными. Более того, продолжительность командования ограничивалась годичным сроком, после чего происходила ротация офицерского состава. В «Государе» Макиавелли обвиняет кондотьеров в том, что они не заботиться о создании пехотных подразделений и ведут войну по старинке, с помощью кавалерии. Это было тем более недопустимо, так как первоначальный успех итальянского похода французского короля Карла 8 показал несостоятельность традиционных приемов ведения войны. Карл 8 создал артиллерийский двор, сделав первый довольно успешный шаг к тому господству на поле боя артиллерии, которое кажется нам сегодня само собой разумеющимся фактом. Продолжавшиеся уже более столетия военные успехи пешего строя швейцарцев оказались настолько впечатляющими, что война без них стала немыслимой. Да и сам пеший строй- это детище демократии - на протяжении многих веков был показателем свободы выбора граждан. Античная фаланга и швейцарское пешее войско косвенным образом подтверждали ту свободу, которой пользовались жители этих стран. Однако если оценить ополчение Флоренции с таких позиций, то Макиавелли создавал армию, заведомо отстающую от современных его эпохе требований. Пешее войско набиралось из граждан второго сорта ( в отличие, например, от наемного ополчения, поставляемого швейцарскими кантонами), что само по себе говорило о том, что пассивно – оборонительная тактика была предпочтительна для этого войска. Рассматривая кавалерию как основную силу ополчения, Макиавелли вступил в конкуренцию с древними рыцарским искусством, носителями которого было дворянство. При всех своих недостатках наемный воин под руководством какого-нибудь солдата фортуны был гораздо опаснее горожанина, привыкшего в лучшем случае к внезапным и коротким стычкам в городских условиях, а не к длительным военным испытаниям. Можно предположить, что осознание трудностей, с которыми сталкивалась попытка создания ополчения, заставляла Макиавелли все более общие причины неудач, преследующих Флорентийскую республику. Он начинает осознавать, что армия является отражением общественных отношений, и нельзя создавать хорошее войско без проведения глобальных социальных реформ. Таким образом, мы видим вполне определенную связь между деятельностью Макиавелли во флорентийском правительстве и его теоретическими исследованиями. Оказавшись не у дел, автор « Государя» исследовал причины поражения демократического режима с беспристрастностью академического ученого. Анализируя в основном внешнеполитический аспект жизни государства, Макиавелли показал прямую зависимость военных и дипломатических успехов от внутренней политики государства. В Италии сложилась такая политическая обстановка, когда города – государства, склоняющиеся к демократической форме правления, оказались заперты в узких пределах, ограниченными предместьями и чередой более мелких поселений, находившихся от них почти в феодальной зависимости. С другой стороны, пространство между городами представляло собой своего рода свободную зону, в которой полновластными хозяевами чувствовали себя владетельные князья, продавшие свое воинское искусство тем же городам. Иногда наемным сеньорам удавалось подчинить себе работодателе. Именно так Франческо Сфорца стал тираном Милана. Однако власть династии Сфорца оказалась непрочной. Подобно тому как горожане чувствовали себя очень неловко за пределами городских стен, тираны ощущали себя неуютно в пределах городской территории, и неоднократно блестящее начало их власти было лишь прологом к бесславному концу. Куда более приемлемой формой существования для феодалов, зарабатывавших себе состояние кондотттой, была война. И в 15 столетии кондотьеры вели между собой ряд так называемых дворянских войн, обусловливая свое участие в военных столкновениях нанимателей определенными правилами. Недостатки кондотьера и политика-горожанина оказываются слишком очевидными. Трудность состоит в том, что Макиавелли не видит возможности соединения достоинств того и другого в едином политическом идеале. Этим, пожалуй, и объясняется загадка Макиавелли, пишущего своего «Государя» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» в одно и тоже время. Кондотьер не способен создать стабильное государство, но и добропорядочный гражданин не может военное искусство своим ремеслом: « Война – это такого рода ремесло, которым частные люди заниматься не могут, и она должна быть делом только республики или королевства. Государства, если только они благоустроенны, никогда не позволят какому бы то ни было своему гражданину или поданному заниматься войной как ремеслом, и ни один достойный человек никогда ремеслом своим войну не сделает». Профессионально занимаются войной люди, находящиеся вне государства. Они являются злом, которое необходимо истребить – в том числе и при помощи создания собственной кавалерии. Однако для того чтобы истребить кондотту, необходимо было объединить Италию в единое территориальное государство; необходимо было вытеснить наемников из той межгосударственной среды, в которой находились. Упоминая о том, что создание сильного национального государства являлось главной мечтой Макиавелли, стали общим местом в литературе, посвященной знаменитому флорентинцу: « Макиавелли мечтал о создании централизованного, единого, сильного итальянского государства и делал для этого все, что мог делать человек на его месте, - он указывал пути, по которым следует идти, чтобы достигнуть этой цели, и средства, с помощью которых можно этой цели добиться».

И до сих пор в науке не сложилось однозначной оценки творчества флорентийского мыслителя. В одних работах он подвергается критике за аморализм, в других, наоборот, восхваляется за реализм. Однако, как бы там не было, произведением «Государь» Макиавелли ещё раз подтвердил, что он являлся одним из самых блестящих дипломатов эпохи и, без сомнения, достойным представителем славной школы Флорентийской дипломатии.

5. Почему светская и церковная реакция клеймила Макиавелли.

О второй половине жизни Никколо Макьявелли мы получаем представление из его полного грустного юмора письма:

«Я встаю с восходом солнца и направляюсь к роще посмотреть на работу дровосеков, вырубающих мой лес, оттуда следую к ручью, а затем к птицеловному току. Я иду с книгой в кармане, либо с Данте и Петраркой, либо с Тибуллом и Овидием. Потом захожу в постоялый двор на большой дороге. Там интересно поговорить с проезжающими, узнать о новостях в чужих краях и на родине, наблюдать, сколь различны вкусы и фантазии людей. Когда наступает обеденный час, я в кругу своей семьи сижу за скромной трапезой. После обеда я возвращаюсь снова на постоялый двор, где обычно уже собрались его хозяин, мясник, мельник и два кирпичника. С ними я провожу остальную часть дня, играя в карты...

С наступлением вечера я возвращаюсь домой и иду в свою рабочую комнату. У двери я сбрасываю крестьянское платье все в грязи и слякоти, облачаюсь в царственную придворную одежду и, переодетый достойным образом, иду к античным дворам людей древности. Там, любезно ими принятый, я насыщаюсь пищей, единственно пригодной мне, и для которой я рожден. Там я не стесняюсь разговаривать с ними и спрашивать о смысле их деяний, и они, по свойственной им человечности, отвечают мне. И на протяжении четырех часов я не чувствую никакой тоски, забываю все тревоги, не боюсь бедности, меня не пугает смерть, и я весь переношусь к ним.»

Это был не уход от мира в забытье, а обращение к мудрым собеседникам, советы которых утверждали его собственные идеи. В отличие от гуманистов Макьявелли относился к античным писателям не как любознательный эрудит, а как политик — теоретик и практик. Любая возможность применить их идеи в жизнь не упускалась новоявленным сельским отшельником. Такой была его весьма смелая попытка внести улучшения в систему и метод правления Медичи в 1520 г., что выразилось в составлении названного выше «Рассуждения» об улучшении дел во Флоренции. Не отказывался он и от незначительных деловых поручений, редко перепадавших на его долю, вроде поездок в Карпи во францисканский монастырь в 1521 г., который он в письме к Гвиччардини едко назвал «республикой деревянных сандалий», или в Лукку в 1520 г. и в Венецию в 1525 г. для защиты интересов флорентийских купцов. Издалека он мог видеть купол кафедрального собора любимой им Флоренции, куда с 1516 г. он мог приезжать к собратьям по литературному творчеству, встречавшимся в садах дома Ручеллаи. Кружок во главе с Бернардо Ручеллаи представлял собой своеобразную академию по выработке литературного языка и новых принципов литературы. Макьявелли излагал там свои идеи и зачитывал главы из «Рассуждений на первую декаду Тита Ливия». Когда в 1522 г. был обнаружен новый антимедичейский заговор, созревший в кругах «садов Ручеллаи», Макьявелли с трудом избежал обвинения в причастии к нему. Затем Макьявелли целиком отдается постановке своей комедии «Мандрагора». В 1524 г., когда она была поставлена на сцене дома Бернардо ди Джордано, Макьявелли был во Флоренции и встречался там с певицей Барнабой Салутати. В 1525 г. автор «Истории Флоренции» прибыл в Рим и преподнес первые ее восемь книг папе Клименту VII, по заказу которого это произведение и было написано. В том же году он был приглашен в Фаенцу к Гвиччардини для обсуждения проекта новой организации пехоты. В 1526 г., когда Италии угрожает порабощение со стороны испанцев во главе с Карлом V, Макьявелли снова спешит принести пользу родному городу: он предлагает проект укрепления стен Флоренции для ее защиты, который принимается. Более того, создается коллегия Пяти по укреплению стен; ее проведитором и секретарем в апреле этого же года назначается Никколо Макьявелли, который действует с предельной энергичностью. Однако чужеземное нашествие безостановочно разрастается; 4 мая 1527 г. происходит падение Рима и его беспощадное разграбление немецкими ландскнехтами (sacco di Roma). Флоренция отвечает на это антимедичейским восстанием и восстановлением республики. 58-летний Макьявелли ощущает в себе еще достаточно сил для большой государственной работы и хочет служить республике: он предлагает свою кандидатуру на пост канцлера Флорентийской республики. Вопрос решается на Большом Совете республики 10 мая 1527 года. Однако годы Медичейского правления сделали свое дело: разжиревшая верхушка умеренных новоиспеченных республиканцев боялась радикальных изменений, ее пугало не только смелое мышление кандидата на пост канцлера, но сама его образованность и даже его образ жизни: «Макьявелли ведет жизнь, не соответствующую обычаям и нерелигиозную, он ел скоромное в день святой пятницы, кто его видел на проповедях?!» — восклицал один из отцов города. «Он сидел в трактире, — заявлял другой, — хуже того,— в библиотеке, читал старые книжонки. Не хотим философов! Долой философов!».Представитель одного из знатных родов Флоренции Леоне Альбицци довершил эту кампанию травли, организованную собранием рутинеров и ханжей: «Он ученый», — изрек этот оратор, считавший это наименование достаточно веским аргументом обвинения, — и нашел сочувствующих среди членов Большого Совета, которые поняли его и криками «долой ученых!» поддержали. «Отечество нуждается в людях благонадежных, а не в ученых, — изрек Альбицци, завершая свою сентенцию, — Макьявелли историк ... он насмешник и считает себя выше всех». За Макьявелли было подано 12 голосов, против 555: таково было соотношение прогрессивных и реакционных сил в Большом Совете Флорентийской республики, таков был социально-психологический итог эволюции флорентийской знати, прошедшей школу медичейского абсолютизма.

Вскоре после этого 21 июня 1527 г. Никколо Макьявелли скончался, а еще через день его похоронили в церкви Санта Кроче, ставшей флорентийским пантеоном. Рядом с ним там покоятся Микеланджело, Галилей и другие великие итальянцы.

6. Заключение.

Сегодня, когда идея европоцентризма и идея прогресса не кажутся нам такими бесспорными, когда мы отказываемся от единой системы культурных приоритетов для всех стран, обоснование политики через историческое предназначение того или иного государства уже не кажется таким убедительным. Феномен политика и политической рациональности начинает для нас быть не чем иным, как способом самоутверждения того или иного государства – и не более того. Безнравственность «реальной политики» не становится чем-то естественным и привычным, не видится той чудовищности и жестокости, которую приписывали Макиавелли. Однако, если опирался не на мораль, а на силу лишь в политике, ради достижения благополучия и независимости страны, то можно сказать, что в современном мире этот принцип подчиняет себе все новые сферы общественной жизни.

Список литературы:

1. 
   Всемирная история. Энциклопедия.
   
2. 
   Рутенбург В.И. Очерк, М. Наука. 1973 г.
   
3. 
   Н. Макиавелли. «История Флоренции», «Государь».