Теннесси Уильямс
Татуированная роза
The Rose Tattoo 1950

Драма в трех действиях

Действующие лица (в порядке появления)

Сальваторе

Виви

Бруно

Ассунта

Роза делла Роза

Серафина делла Роза

Эстелла Хогенгартен

Стрега

Джузефина

Пеппина

Виолетта

Отец де Лео

Доктор

Мисс Йорк

Флора

Бесси

Джек Хантер

Альваро

Коммивояжер

Первая постановка — Erlandger Theater, Chicago, 29 декабря 1950 г. Первая постановка в России — Москва, МХАТ им. Горького, 1976 г.
Перевод с английского

Виталия Вульфа и Александра Дорошевича
Первый акт
Сцена I

Этот час итальянцы называют «prima sera » — начало сумерек. Между домом и пальмой видна звезда, горящая почти изумруд­ным цветом. Соседки созывают детей по домам ужинать: материнские голоса доносятся до издали, то слышны вблизи: тре­бовательные, нежные, как изменчивые звуки ветра и воды. Перед домом трое детей: Бруно, Сальваторе и Виви, один с красным бумажным змеем, другой с обручем, а девочка Виви с куклой в клоунском наряде. Они присели на минуту, задрав го­лову кверху и заглядевшись то ли на птицу, то ли на самолет, пролетающий над ними, и как бы не слыша зовущие их мате­ринские голоса.
Бруно: Белые флаги над постом береговой охраны.

Сальваторе: Значит, хорошая погода.

Виви: Я люблю хорошую погоду.

Джузефина:Виви!

Пеппина: Сальваторе! Домой!

Виолетта: Бруно! Домой! Ужинать!

Возгласы повторяются нежно, музыкально. Мы видим, наконец, интерьер дома. Серафина делла Роза лежит на диване в ожидании мужа Розарио. В простенке между занавешенными окнами любовно накрытый к ужину стол: на нем бутылка ви­на в серебряном ведерке для льда и огромная ваза роз. Серафина похожа на маленькую пухленькую оперную певицу в роли мадам Баттерфляй. Ее черные волосы, уложинные в высокую при­ческу, блестят как мокрый уголь. В волосах — роза. Чувственную фигуру облегает бледно-розовый шелк. На ногах нарядные ком­натные туфли с блестящими пряжками и красными каблука­ми. По тому, как она сидит, полноватая, но не расплывающа­яся, видно, что под платьем у нее надета грация. Она сидит в заранее продуманной позе, очень прямо, изящно скрестив ноги, и маленькие ручки держат бумажный веер с нарисованной ро­зой. На пальцах, запястьях, в ушах, вокруг шеи сверкают драго­ценности.

В глазах — ожидание. Она будто позирует для картины. Возле крыльца появляется Роза, дочь хозяев дома, девочка лет двенад­цати. Хорошенькая, живая. В каждом ее жесте неповторимое очарование жизни.

Серафина: Роза, где ты?

Роза: Здесь, мама.

Серафина: Ты что там делаешь, дорогая?

Роза: Я поймала двенадцать светлячков.

Слышен приближающийся хриплый голос Ассунты.

Серафина: Это Ассунта! Ассунта!

Появляется Ассунта и идет в дом. Роза следует за ней. Ассунта — старая женщина, на ней — серая шаль, в руках у нее корзина с травами — она занимается знахарством, при ее появлении дети разбегаются.

Ассунта: В воздухе какая-то тревога, ветра нет, но все в дви­жении.

Серафина: Что-то не вижу, да и ты, наверное, тоже.

Ассунта.- Не видишь, потому что не видно, но покоя все рав­но нет, и я слышу шум звезд. Слышишь? Ты слышишь шум звезд?

Серафина: Ничего я не слышу. Это термиты грызут дом. Вот и все. Что ты там тащишь, Ассунта, в своих белых мешоч­ках?

Ассунта: Порошок, чудесный порошок. Брось горсть в кофе Розарио.

Серафина: Зачем?

Ассунта: А зачем тебе муж? Мой порошок сделан из высу­шенной крови козла.

Серафина: Dawero!

Ассунта: Чудо порошок! Только клади в кофе за ужином, а не утром.

Серафина: Розарио твои порошки не нужны.

Ассунта: Простите, баронесса! Может быть, ему пригодится совсем другой порошок. И такой у меня есть.

Серафина: Нет, нет. Никакой порошок ему не нужен. (Поднимает голову, гордо улыбаясь?)

Снаружи звук грузовика, приближающегося по шоссе.

Роза (радостно): Папин грузовик!

Они стоят мгновение, но грузовик проезжает мимо, не останавливаясь.

Серафина (Ассунте): Не он. Он ездит на десятитонке. Проедет — ставни трясутся. Ассунта, Ассунта, расстегни платье. Мне тесно.

Ассунта: Так я тебе правду сказала.

Серафина: Правду, да только я и сама знала. Слушай, Ассун­та, я тебе такое расскажу, что ты и не поверишь.

Ассунта: Мне что ни скажи — не удивлюсь.

Серафина: Я знала, что зачала в ту самую ночь. (Музыкальная фраза как бы подтверждает это) В ту ночь я проснулась от боли, что-то жгло здесь, на левой груди. Боль, как игла, быстрая, горячие стежки. Я зажгла свет, открыла грудь и увидела на ней розу, как у Розарио.

Ассунта: Как у Розарио?

Серафина: На мне, на моей груди его татуировка! И тогда я твердо уверилась, что зачала. (Отбрасывает назад голову, гордо улыбаясь, раскрывая бумажный веер)

Ассунта пристально и серьезно на нее смотрит,затем поднимается и отдает свою корзину Серафине.

Ассунта: Сама продавай порошки! (Направляется к двери)

Серафина: Ты мне не веришь?

Ассунта (останавливаясь): А Розарио видел?

Серафина: Я закричала, но когда он проснулся, роза исчезла. Это длилось мгновение. Но я своими глазами видела, и тут же поняла, что я зачала, что в теле моем растет еще одна роза.

Ассунта: И он поверил?

Серафина: Нет. Он засмеялся. Он засмеялся, а я заплакала.

Ассунта: И он обнял тебя, и ты перестала плакать.

Серафина: Да.

Ассунта: Серафина, все у тебя какое-то особенное, обязательное знамение, чудо, видение. Поговори с Мадонной, она ведь всегда тебе отвечает. Она или кивнет, или покачает головой. Ты же веришь ей. Смотри, Серафина, перед Мадонной свеча. Сквозь ставни дует ветер, пламя колеблется. Тени движутся, Мадонна как будто кивает головой.

Серафина: Она подает мне знаки.

Ассунта: Тебе одной. Потому что ты жена барона? Серафина! В Сицилии его дядю называли бароном, но в Сицилии все бароны, у кого есть свой клочок земли да хлев для коз — тот и барон. (Серафине.) К его дяде обращались и целовали свою руку при его появлении. (Несколькораз страстно целует тыльную сторону своей ладони)

Ассунта: Дядя его далеко! А здесь чем он занимается? Бананы перевозит?

Серафина (проговариваясь): Нет, не только бананы.

Ассунта:Не только бананы?

Серафина (делает предостерегающий жест): Нет, нет, Ассунта... (С таинственным видом подзывает ее. Ассунта приближается) Наверху — бананы, но под ними — кое-что другое.

Ассунта: Что —другое?

Серафина: Все, что братья Романо захотят переправить через границу штата, он перевозит для них под бананами. (Важно кивает головой) А денег стал зарабатывать столько, что из карманов вываливаются. Скоро я брошу шить платья.

Ассунта (в сторону): Скоро ты начнешь шить себе траур.

Серафина: Сегодня ночью он едет в последний раз. А завтра — конец работе на братьев Романо. Он расплатится за десятитонку и станет работать на себя. И тогда мы заживем, как подобает в Америке. Свой грузовик! Свой дом! И в доме — все электрическое. Плита, холодильник. Останься сегодня со мной, Ассунта. У меня сердце как будто в горле застряло. Так и буду задыхаться, пока не услышу, как грузовик тормозит перед домом, а ключ поворачивается в замке. И тогда я его позову. А он передразнит: «Кто там?» В его во­лосах, Ассунта, — розовое масло, и когда я просыпаюсь но­чью, воздух, темная комната — все полно запахом роз. Когда я с ним, каждый раз мне кажется, это впервые... Время не движется.

(Ассунта поднимает будильник с буфета и держит около уха).

Ассунта: Тик-так, тик-так. Ты говоришь, часы лгут.

Серафина: Нет, они просто глупые. Я их не слушаю. Мои часы — мое сердце, а сердце же говорит тик-так, оно говорит — люблю, люблю. А сейчас во мне — два сердца, и оба они говорят — люб-лю, люб-лю.

Слышен приближающийся грузовик, но и он проезжает. Серафина роняет веер. Ассунта громко открывает бутылку спуманти.Серафина вскрикивает.

Ассунта (наливает ей стакан вина): Выпей вина, не успеешь допить, а он уже в твоих объятиях!

Серафина: Я не могу — сердце в горле застряло!

Ассунта: Слишком большое сердце — вот и застряло. (Идет к двери.)

Серафина: Останься.

Ассунта: Мне надо зайти к одной женщине, она выпила крысиный яд. Сердце ее было слишком большим и все застревало в горле. (Уходит.)

Серафина (лениво возвращается к дивану, шепчет): Какое чудо — две жизни в одном теле, не одна, а целых две. (Ру­ка в неге скользит по животу.) Эта живая тяжесть. Я переполнена жизнью! (Поднимает вазу с розами и идет в заднюю комнату)

Перед домам появляется Эстелла Хогенгартен, тоненькая блондинка в платье с египетским рисунком. Ее светлые волосы неестественно блестят в ясных, зеленоватых сумерках. Из-за дома выходит Роза, кричит.

Роза: Двадцать светлячков, мама!

Эстелла: Девочка! Девочка!

Роза (неохотно): Вы — мне? (Пауза.)

Эстелла: Иди сюда. (С любопытством рассматривает Розу?)Ты, как зеленый побег на кусте роз. Портниха дома?

Роза: Мама дома.

Эстелла: Я бы хотела ее видеть.

Серафина: Что?

Роза: Мама! К тебе какая-то дама.

Серафина: Скажи ей, пусть подождет в гостиной.

Эстелла входит и с любопытством оглядывается. Поднимает маленькую фотографию с буфета и внимательно рассматривает ее, когда Серафина с букетом роз в вазе входит в комнату.

Серафина (резко говорит): Это фотография моего мужа.

Эстелла: О, я думала, это Родольфо Валентино — только с усами.

Серафина (ставя вазу на стол): Вам что-то нужно?

Эстелла: Да, я слышала — вы шьете.

Серафина: Шью.

Эстелла: Вы сможете быстро сшить мужскую рубашку?

Серафина: Смотря какую. (Берет у Эстеллы фотографию и кладет ее обратно на буфет)

Эстелла: Шелк у меня с собой. Сшейте рубашку для моего любимого. Завтра — годовщина нашей встречи. (Развора­чивает кусок розового шелка и держит его, как знамя.)

Серафина (непроизвольно): Какой материал! Из такого надо делать женскую блузу или пижаму.

Эстелла: Мне нужна мужская рубашка!

Серафина: Шелк такого цвета для мужчины?

Эстелла: Он горяч и необуздан, как цыган.

Серафина: Женщине не надо специально воспалять муж­чину.

Эстелла: А что, такого трудно сдержать?

Серафина: Послушайте, я замужем, а вы пришли сюда по делу. Мне все равно, кто там кого распаляет, времени у ме­ня мало, так что...

Эстелла:Я заплачу двойную цену.

Снаружи слышно, как блеет козел и звенит бубенчик; затем — треск изломанной изгороди.

Роза (внезапно появляясь у двери): Мама, черный козел ускакал. (Сбегает с лестницы и стоит, глядя на козла?)

Серафина идет к двери.

Стрега (издали): Эй, Билли! Эй, Билли!

Эстелла: Я вам заплачу втрое.

Серафина (кричит): Осторожно! Не пускай его во двор! (Эстелле) А если я запрошу пять долларов?

Эстелла: Я заплачу вам пятнадцать, даже двадцать. Деньги не имеют значения, мне нужно, чтобы завтра рубашка была готова.

Серафина: Завтра?

Эстелла: Двадцать пять долларов! (Серафина медленно кивает, она потрясена. Эстелла улыбается?) Мерку я сняла.

Серафина: Пришпильте листок бумаги с именем и размерами к шелку. Рубашка завтра будет готова.

Эстелла: Меня зовут Эстелла Хогенгартен.

Во двор, запыхавшись, вбегает Мальчик.

Мальчик: Роза, Роза, черный козел у вас во дворе!

Серафина (в гневе, забыв о посетительнице): Это все колдунья! Простите! (Выбегает на крыльцо?) Лови его! Лови, пока он не ободрал козу!

Роза радостно скачет, во двор вбегает Стрега. У нее копна нечесаных седых волос; из-под черных юбок видны голые волоса­тые ноги. В синих ветреных сумерках слышно блеяние козла и звон его бубенчиков. Серафина спускается с крыльца. Осанка баронессы; туфли на высоком каблуке,узкая шелковая юбка несколько стесняют ее движения. Она властно руководит ловлей козла своим желтым бумажным веером, и, восклицая по-шпальянски, небрежно обмахиваясь, направляется к задней части дама. Козел, вероятно, внезапно нападает, Серафина бросается обратно к дому, задыхаясь, и блестящие взбитые локоны падают ей на лоб.

Серафина: Роза! Иди в дом! Не смотри на ведьму!

Эстелла одна в гостиной, она берет фотографию Розарио, уверенно кладет ее в сумочку, а затем выбегает из дома. В этот момент Серафина возвращается во двор.

Роза: Почему ты называешь ее ведьмой?

Серафина хватает дочь за руку и вталкивает ее в дом.

Серафина:У нее бельма на глазах и пальцы кривые.

Роза: Это катаракта, мама, а пальцы кривые, потому что ревматизм!

Серафина: Дурной глаз — вот что у нее! А пальцы кривые, потому что с дьяволом за ручку! Иди в дом и вымой лицо соленой водой, а соленую воду потом вылей! Быстрей, только, вон она идет! (Мальчик издает триумфальный вопль. Серафина резко поворачивается к крыльцу. В этот са­мый момент Мальчик выбегает из-за дома, ведя пойманного козла за ошейник с бубенцами. Это черный козел с большими желтыми глазами. Стрега бежит сзади с обрывком веревки. Когда вся эта странная процессия — Стрега, козел, дети — проходит мимо нее, Серафина пронзительно кричит. Она отворачивается и закрывает лицо. Стрега оглядывается на нее с презрительной ухмылкой.) Дурной глаз! Дурной глаз! (Закрываялицо од­ной рукой, Серафина скрещивает пальцы на другой, чтобы защититься от дурного глаза.)

Сцена тускнеет
Сцена II

Перед рассветом следующего дня. Отец де Лео, священник и несколько женщин в черных шалях, включая Ассунту, стоят у дома. Интерьер дома виден слабо.

Джузефина: В доме свет.

Пеппина: Я слышу швейную машину!

Виолетта: Вон Серафина! Работает, в руках у нее розовый шелк.

Ассунта: Она слышит наши голоса.

Виолетта: Бросила шелк на пол и...

Джузефина: Схватилась за горло! Мне кажется...

Пеппина: Кто ей скажет?

Виолетта: Отец деЛео.

Отец де Лео: Я думаю, надо пойти женщине. Пусть Ассунта ей скажет, что Розарио мертв.

Ассунта: Говорить не придется. Она сама поймет, когда нас увидит.

В доме становится светлее. Серафина стоит в неподвиж­ной позе, руки у горла, а глаза со страхом смотрят по направлению к звуку голосов.

Отец де Лео: Идемте,синьоры!

Они поднимаются по ступенькам. Ассунта открывает дверь.

Серафина {задыхаясь): Молчите! Молчите! (Пятится назад, спотыкаясь о манекены. Задыхаясь, поворачивает­ся и выбегает через черный ход. Через несколько мгновений мы видим ее, она бредет около пальмы, подходит к передней части дома и невидящим взглядом смотрит вдаль. Говорит неистовое) Молчите!

Голоса женщин в доме начинают причитатъ Ассунта выходит и приближается к Серафине с простертыми руками. Серафина падает на колени, хрипло шепчет: «Молчите». Ассунта покрывает ее серой шалью жалости в момент, когда сцена погружается в темноту.
Сцена III

Полдень того же дня. Ассунта пристраивает похоронный венок к двери дама. На крьльце Доктор и Отец де Лео.

Доктор: Ребенка она потеряла. (Ассунта издает слабый стон жалости и крестится) Серафина женщина сильная, и это ее не убьет. Но она нарочно не хочет дышать. За ней надо следить и не выпускать из постели. (Вынимает из портфеля шприц и маленький пакетик, вручает их Ассунте.) Это морфий. В руку иглой, если будет опять кричать и вырываться.

Ассунта.Хорошо.

Отец де Лео: Но в одном я хочу ясности — тело Розарио нель­зя предавать огню.

Доктор: Да вы видели «тело Розарио»? Что от него осталось?

Отец де Лео: Да, видел.

Доктор: Вам не кажется, что оно и так сгорело?

Отец де Лео: Конечно, сгорело. Когда в него стреляли, грузовик врезался в столб и загорелся. Но кремация — это совсем другое дело. Это мерзость в глазах Господа Бога.

Доктор: О каких таких мерзостях вы говорите?

Отец де Л е о: У церкви свои законы.

Доктор: Но указания вдовы следует выполнять.

Отец д е Лео: Вы не знаете разве, почему она хочет крема­ции? Чтобы пепел оставить здесь, в доме.

Доктор: А почему бы и нет? Если это ее утешит.

Отец де Л е о: Идолопоклонство — вот что это такое!

Доктор: Отец де Лео, людей вы любите, но не понимаете их, они находят Бога друг в друге. А когда теряют кого-нибудь, теряют и Бога, теряют все. Таким помочь нелегко. Кто эта женщина?

Появилась Эстелла Хогенгартен. На ней черная вуаль,в руках букет роз.

Эстелла: Я Эстелла Хогенгартен.

В доме вдруг раздается шум, женищны-плакальищцы выбегают на крыльцо, шепча и возбужденно жестикулируя.

Отец де Лео: Зачем вы пришли?

Э с т е л л а: Попрощаться с телом.

Отец де Лео: Гроб закрыт, тело видеть нельзя. Никогда не приходите сюда. Вдова о вас ничего не знает, совсем ничего.

Джузефина: Зато мы знаем!

Пеппина: Прочь иди!

Виолетта: Нахалка!

Мариелла: Убийца!

Тереза: Ты его послала к братьям Романо!

Отец де Лео: Шшш-ши! (Внезапно женщины слетают с крыльца, как стая нападающих птиц, все кричат. Эстелла сжимается и наклоняет голову, защищаясь от яростных нападок. Букет роз выхвачен из ее рук в черных перчатках, и им молотят ее по голове и плечам. Шипы цепляют вуаль и стаскивают ее с головы. Рыдая, она закрывает лицо руками?) Стойте, стойте! Побойтесь Бога. Как можно в такую минуту!

Женщины оставляют Эстеллу, она рыдает на крыльце.

Эстелла: Увидеть его, увидеть, только увидеть...

Отец де Лео: Тело изуродовано и сгорело. Видеть там нечего. Теперь уходите и никогда не возвращайтесь сюда, Эстелла Хогенгартен, никогда.

Женщины (по-английски и по-итальянски, возбужденно): Уходи, уходи!

Роза выходит из-за угла. Эстелла оборачивается и отступает. Одна из плакальщиц плюет и топчет смятую вуаль и розы.Отец де Лео уходит. Остальные возвращаются в дом, за исключением Розы.

Девочка вскоре подходит к розам. Она поднимает их и осторож­но отцепляет вуаль от шипов. Садится на прогибающиеся ступеньки и надевает черную вуаль себе на голову. Затем в пер­вый раз начинает рыдать бурно, театрально. Появляется маленький мальчик и глазеет на нее. На него производит впечатлени ее представление. Затем он поднимает резиновый мяч и начинает играть им. Роза вне себя. Она вскакивает, срывает вуаль и бежит к мальчику, дает ему звонкую пощечину и выхватывает у него мяч.

Роза: Уходи! Мой папа умер!

Сцена затемняется, и опять слышна музыка.
Сцена IV
Июньский день, три года спустя. Утро, яркий свет. Группа местных мамаш, возмущенных задержкой платьев дочерей к выпускному балу, штурмует дом Серафины. Большинство женщин непрерывно болтают, бегая вокруг дома и колотя в двери и ставни. Сцена идет в быстром темпе до того момента, когда Роза, наконец, выходит в своем платье для выпускного бала.

Джузефина: Серафина! Серафина!

Пеппина: Может быть, она откроет, если ее назвать Баро­нессой. Назови ее «баронесса» и поцелуй себе руку, ког­да она откроет дверь! (С издевательским смехом.)

Джузефин а (ядовито): Баронесса! (Целует себе запястье, повернувшись лицом к двери.)

Виолетта: Когда она обещала, что будет готово?

Пеппина: Всю неделю говорила «завтра», «завтра». Но вчера я ей сказала...

Виолетта: Что?

Пеппина: Так и сказала: «Серафина, — говорю, — выпускной бал завтра. А платье примерить надо сегодня». «Завтра, — говорит, — обязательно». Только пошла, вдруг слышу голос: «Синьора, синьора», — поворачиваюсь, вижу дочь Серафины у окна.

Виолетта: Роза?

Пеппина: Ну да, Роза. Но в каком виде?

Виолетта: В каком?

Пеппина: Голая! Совсем голая! (Крестится и повторя молитву.)

Виолетта: И что она делала?

Пеппина: Что? «Синьора, — говорит, — пожалуйста, позвоните по этому номеру и попросите Джека, скажите ему, моя одежда заперта и я не могу выйти из дома». Потом подходит Серафина, хвать девочку за волосы и от окна, а ставни прямо перед носом захлопывает.

Джузефина: А дочь что?

Виолетт а:А парнишка этот откуда? Где она его подцепила?

Пеппина: Парнишка! Ничего себе парнишка! Моряк он. (При слове «моряк»женщины восклицают «А-а-а») Они позна­комились в школе на танцах, и кто-то сказал Серафине. Вот она и запирает одежду, чтобы та дома сидела. Даже в школу на экзамены пойти не может. Представляете!

Виолетта: Пеппина, сейчас ты иди к двери, хорошо?

Пеппина: Ладно, иду! Я уже сама не своя. (Женщины толпятся у двери) Се-ра-фи-на!

Виолетта: Громче, громче!

Женщины (вместе): Скорей открывай!

Джузефина: Иду за полицией.

Виолетта: Ты что, неприятностей захотела?

Джузефина: Слушай, ты! Я плачу вперед пять долларов, а платье где? Что моей дочери надеть на выпускной бал? А? В простыню завернуться и розу в волосы?

Внутри слышен шум, крик, быстрые шаги.

Женщины: Там что-то в доме творится. Ясно слышу. Точно! А ты?!

Слышен вопль и топот ног. Передняя дверь открывается и Серафина вылетает на крыльцо. На ней грязная ярко-розовая комбинация, волосы растрепаны. Серафина кидается обратно в дом. К дому направляется Мисс Йорк, школьная учительница с внешностью старой девы. Болтающие сицилианки, (как стая птиц, окружают ее.

Мисс Йорк: Пожалуйста, я не понимаю по-итальянски... (Идет прямо в дом.)

Вопли внутри усиливаются. Входит Стрега и останавливается в конце двора, презрительно ухмыляясь.

Стрега (кричит кому-то): Она держит дочь взаперти уже целую неделю, голышом. Хо-хо-хо. Неделю заперта — голая, — кричит из окна, просит позвонить и передать что-то Джеку. Хо-хо-хо. Наверное, уже попала в беду, а ведь только пятнадцать. Дикари эти сицилийцы. Дома у себя живут в пещерах, а правят ими бандиты. Хо-хо-хо. Вот и приезжают, с каждым днем все больше и больше.

Раскрывается дверь, и Серафина вновь появляется на крылъце. Серафина ведет себя дико, она вне себя.

Серафина (задыхаясь, хриплым шепотом): Она вскрыла себе вены, моя дочка, она вскрыла себе вены! (Бежит во двор) Доктора скорее!

Ассунта бросается к Серафинё и поддерживает ее, когда та чуть ни падает на колени во дворе.

Серафина: Возьмите нож у нее! Нож, пожалуйста!.. Возьмите нож.. Она себе вскрыла вены. Мадонна! Мадонна!

Мисс Йорк (выходя из задней комнаты): Миссис делла Роза, ваша дочь не вскрыла себе вены. Идите в дом. (Серафина задыхается) С вашей дочерью все в порядке. Идите в дом, а вы, женщины, пожалуйста, уходите.

Ассунта, приговаривая «Vieni, andiamo a casa», поддерживает тяжело повисшее тело Серафины, ведет ее к ступенькам. Когда они поднимаются, одна из женщин отделяется от шепчу­щей группы и направляется вперед.

Джузефина (храбро): Серафина, мы не уйдем, пока не получим платья.

Пеппина: Выпускной бал вот-вот начнется, а девочки не одеты.

В ответ на эту несвоевременную просьбу Серафина издает долгий, горестный, животный стон. Ее вводят в дом. За ней следует Мисс Йорк и резко захлопывает дверь перед женщинами, которые начинают обходить дом сзади. Интерьер дома освещается.

Мисс Йорк (Серафине): Нет, нет, у нее не видно крови. Роза? Иди сюда, покажи маме, что ты вовсе не истекаешь кро­вью.

Молчаливо насупившись и не говоря ни слова, между занавесками, разделяющими комнаты, появляется Роза. Вокруг запястья повязан маленький белый платочек. Серафина указывает на него и кричит: «Ай!»

Мисс Йорк (строго): Прекратите, миссис делла Роза.

Серафина бросается к Розе, та грубо ее отталкивает.

Роза: Пусти, мама! Стыда с тобой не оберешься. Вот так и ходит все время. Ни разу не оделась с тех пор, как отца убили. Сидит три года за швейной машиной и платья не надевает, из дому не выходит, а теперь и мою одежду заперла, чтобы и мне из дома не выйти. Она ведь посмешище всей округи. В другой раз... в другой раз я себе не вены перережу, а горло. Очень мне надо жить взаперти с горшком пепла. (Показывает на урну с прахом.)

Ассунта: Дочка, дочка, разве можно так говорить?

Мисс Йорк: Миссис делла Роза, прошу вас, дайте мне ключ от шкафа, чтобы ваша дочь могла одеться к выпускному балу. (Серафина отдает ключи. Роза выхватывает их и бежит в соседнюю комнату) Ну, зачем вы заперли ее одежду?

Серафина: У нее еще кровь идет?

Мисс Йорк: Нет, нет, не идет. Простой порез. Царапина. Но девочка перевозбуждена и ослабла, она ведь ничего не ела уже два или три дня!

Роза (вбегая в столовую): Четыре! Я ее только об одном про­сила. Не хочешь выпускать меня — не надо, но пусть Джек придет сюда и познакомится с тобой. Тогда она заперла мои вещи!

Мисс Йорк: Ваша дочь пропустила выпускные экзамены, и только потому, что у нее были хорошие отметки, ей раз­решат закончить со своим классом, а экзамены сдать позже. Вы понимаете, миссис делла Роза?

Роза уходит в задние комнаты.

Серафина (стояу портьеры): Только поглядите, как она на меня смотрит?! Да она просто дикарка. И кровь у нее еще идет из руки.

Мисс Йорк: Давайте прекратим истерику.

Серафина: Истерику! Да меня тошнит от вас! Просто тошнит! Всю выворачивает. И все из-за вашей школы. Это там она на танцульках с морячком спуталась.

Мисс Йорк: Вы говорите о брате ученицы Хантер, моряке по имени Джек? Но он пришел на танцы со своей сестрой.

Серафина: Со своей сестрой? Со своей сестрой? Это моя дочь, что ли, сестра?

Роза выходит из задней комнаты. Она ослепительна в своем выпускном наряде.

Роза: Не слушайте ее, не обращайте на нее никакого внимания, мисс Йорк Я готова идти в школу.

Серафина (потрясенная красотой дочери, разговаривает с ней льстиво и заискивающе): Роза, дорогая, подойди ко мне и поцелуй свою маму! Не уходи так.

Роза: Отстань! (Бросается на крыльцо)

Серафина смотрит ей вслед, рука ее, протянутая в умолягощем жесте, медленно опускается, челюсть отвисает — все эти знаки отчаяния выглядят почти комически.

Мисс Йорк: Пожалуйста,миссис делла Роза, перестаньте.

Серафина вдруг взрывается от гнева, бросается за ними.

Роза: Не смей выходить на улицу в таком виде! Мама! (От стыда закрывает лицо руками)

Серафина в это время, ни на кого не обращая внимания, вы­скакивает во двор в своем шокирующем виде и бурно жестикулирует.

Серафина: Это у вас на танцах она с моряком спуталась. Это что же в вашей школе творится? (С отчаянными рыданиями Роза бежит к крыльцу.) Это чему же у вас там учат? Ничего себе, научили! Как лучше в дерьме вываляться! Да провались она, такая школа!

Роза с криком бросается к пальме и, обхватив ее, горько плачет отунижения.

Мисс Йорк: Миссис делла Роза, вы разговариваете и ведете себя ужасающе. Не понимаю, как у такой грубой женщины может быть такая милая, прелестная дочь. Вы не заслужили ее, ей-богу (Идет к пальме.)

Серафина: А вы хотите, чтобы я с вами тонкости разводила? Тогда я тоже хочу, хочу, чтоб девочек в этой вашей школе не портили. (Ходит взад - вперед, резко и воинственно разворачиваясь, как матадор.)

Ассунта: Pian tala, Serafina! Andiamo a casa!

Серафина: Нет, нет, я еще не кончила. Пусть послушает!

Ассунта: Серафина, посмотри на себя, ты ведь не одета!

Серафина: Очень даже одета, я не голая. (Дико смотрит на учительницу, стоящую у пальмы?)

Мамаши возвращаются во двор.

Ассунта: Серафина, дорогая, хватит. Баста! Идем домой!

Серафина: Погоди.

Роза: Как мне стыдно! Просто умираю со стыда. Если бы вы знали, если бы вы только знали, мисс Йорк, как мы живем! Платье она никогда не надевает. Все время в этой грязной старой рубашке! И разговаривает с пеплом отца, будто он живой.

Серафина: Учительница! Учительница! Чем же вы занимае­тесь в этой вашей школе? Танцы устраиваете. Весенний бал! Ничего себе бал! Она встречает там парня, который даже в школе не учится. Что же это за парень? Морячок! И такого она встречает в школе! Потому я и запираю ее одежду, чтобы она чего доброго в школу не вернулась! (Внезапно Ассунте.) Вены себе вскрыла! Кровь так и хле­щет! (Три раза проводит кулаком по лбу.)

Роза: Мама, ты отвратительна! (Убегает.)

Мисс Йорк бросается за ней. Серафина прикрывает глаза рукой, следя, как они уходят вниз по улице в ярком весеннем свете.

Серафина: Ты слышала, что мне дочь сказала? «Ты — отвратительна!» Это я...

Ассунта: Слушай, Серафина, идем в дом. (Ведет ее к крыльцу дома.)

Серафина (гордо): Какая она хорошенькая, моя дочь, в белом платье, как невеста. (Ко всем.) Простите! Извините меня, пожалуйста. Только уходите! Уходите из моего дома!

Джузефина (беря быка за рога): Без платьев не уйдем.

Ассунта: Отдай им платья, пусть их девочки оденутся к выпускному балу.

Серафина (обращаясь к женщинам): Листки с фамилиями приколоты к платьям. Входите и берите. (Поворачивается к Ассунте) Ты слышала, как моя дочь назвала меня? Она сказала, что я — отвратительна. (Входит в дом, хлопая дверью. Через минуту выходят женщины, с нежностью несут белые платья, приговаривая над ними. В то время, кик они исчезают, зажигается свет внутри дома. И мы видим Серафину, стоящую перед зеркалом. Она глядит на себя и повторяет слова дочери.) Отвратительна!

На короткое время возобновляется музыка, указывающая на конец сцены.
Сцена V
Следует немедленно за предыдущей. Движения Серафины становятся лихорадочными. Она выхватывает из комода дав­но не надеваемую грацию и примеряет ее к фигуре. С сомнени­ем качает головой, бросает грацию. Внезапно срывает дорогую шляпу со шляпного манекена и водружает на голову. Рассеянно оборачивается в поисках зеркала. Собственное отражение ис­торгает у нее вздох удивления. Она сдергивает шляпу и торопливо напяливает на манекен. Рассеянно оглядывается по сторонам, затем, вдохновленная новой идеей, срывает с мане­кена платье детского фасона, с маргаритками, разбросанны­ми по голубому полю. Платье не слезает с манекена. Серафина разражается проклятиями на итальянском языке. Наконец, и платье удается стащить сманекена, при этом он опрокиды­вается. Сбрасывает халат и пытается натянуть на себя пла­тье. Оно узко в талии. Серафина вновь хватает грацию, за­тем сердито отшвыривает в сторону. Попугай зовет ее, в от­вет раздается сердитое «Zitto!».

В отдалении слышны звуки школьного оркестра. Серафина приходит в ужас, что опоздает на церемонию выпуска, и, всхли­пывая несколько раз, ударяет себя кулаком по лбу. В отчаянии стаскивает с себя голубое платье и бежит в другую комнату в тот самый момент, когда перед дамам появляются Флopa и Бесси.

Флора и Бесси — две клоунессы не первой молодости с эмо­циональностью подростков.

Флора — высокая,угловатая. Бесси — коротышка. Обе раз­ряжены. Флора вбегает по ступенькам и стучит в дверь.

Бесси: Прямо позарез нужна тебе блузка в городе, когда мы опаздываем на восьмичасовой поезд!

Флора: Серафина! Серафина!

Б е с с и: Еще до станции бежать, а у нас всего пятнадцать минут.Я просто свалюсь в вагоне, если кофе не выпью.

Флора: Кока-колу выпьешь в поезде.

Б е с с и: Сначала надо в него попасть.

Серафина, запыхавшись, выбегает из спальни в темно-крас­ном шелковом платье. Проходямимо шляпного манекена, сно­ва хватает шляпу и надевает ее.

Серафина: Часы! Часы! Куда часы запропастились? (Слы­шит стук и крики. Бросается к двери)

Б е с с и: Может, не заперто.

Флора (вваливаясь): Только скажите, готово или нет?

Серафина.А, вы... Не мешайте, опаздываю на выпускной бал дочери, а подарок куда-то засунула.

Флора: Времени еще полно.

Серафина: Не слышите, оркестр играет?

Флора: Это так, разминка. Послушай, Серафина, блузка где?

Серафина: Блузка? Не готова. Мне надо было четырнадцать платьев сшить к выпуску.

Флора: Уговор дороже денег — нечего оправдываться.

Серафина: Мне в школу надо!

Ф л о р а: А мне на вокзал надо в этой блузке.

Б е с с и: Мы едем на парад американского легиона в Нью-Орлеан.

Флора: Вот, вот, вот она! (Выхватывает блузку из машины.) Давай, мать, там всего-то прострочить два раза. А не ся­дешь, в Торговую палату стукну, живо лицензию отберут.

Серафина (с беспокойством): Какую еще лицензию? Нет у ме­ня никакой лицензии.

Флора: Слыхала, Бесси? У нее лицензии нет!

Бесси: Даже лицензии нет?

Серафина (быстро направляется к швейноймашине): Лад­но, ладно, прострочу. Но если я из-за вас опоздаю, вы по­том пожалеете. (Яростно крутит машину)

Слышен свисток поезда.

Бесси (злобно замахивается на Флору сумочкой): Поезд отходит. Вот черт, все из-за тебя.

Флора: Так есть еще один, в восемь сорок пять.

Б е с с и: Ты будто нарочно на всех плюешь. (Ходит взад-вперед)

Ф л о р а : Да хватит, Бесси, смотри, ноги не натруди, еще приго­дятся в городе.

Бесси: Молли говорила, в городе — потеха. Кульки с водой из окон гостиницы швыряют.

Флора: Это откуда же?

Б е с с и: Во, дурища. Из отеля Монтелеон.

Ф л о р а: А он вроде старомодный.

Б е с с и: Может, сам он и старомодный, зато дела там очень со­временные творятся.

Ф л о р а: А я слышала, я слышала, что парни из легиона пойма­ли одну девку на улице, одежду содрали и домой отправи­ли в такси.

Б е с с и: Ну уж со мной бы у них не вышло.

Ф л о р а: С тобой? Ха! Тебе и помогать не надо, сама разденешь­ся.

Серафина (угрожающе): Вы, леди! Осторожнее выражай­тесь. Тут католический дом. Вы в одной комнате с обра­зом Мадонны и со священным прахом моего мужа.

Флора (ядовито): Ах, простите. (Злобно шепчет Бесси) Ка­кой сюрприз! В кои веки в платье нарядилась, если бы оно еще посвободнее сидело, тогда уж точно убила бы на­повал. (Бесси громко) Когда-то у нее была приятная фи­гурка, полноватая малость, но вполне подходящая, по­том как засела за машину в кимоно... Три года и не выле­зала. Вот бока и наросли.

Серафина: А с боками сидеть прочнее.

Попугай кричит, Серафина ему подражает.

Флора: Попка-дурак!

Серафина: Никакой он не дурак, и вообще, чего она там у ок­на делает?!

Б е с с и: Смотри, легионеры едут.

Флора: Легионеры? Шутишь! (Вскакивает и присоединяет­ся к подруге у окна?)

Обе бессмысленно смеются, высовываясь из окна.

Б е с с и: Он сюда смотрит, крикни что-нибудь!

Флора (высовываясь из окна): Парле ву франсе, мадемуазель из Арманьетт.

Бесси (повторяет в восторге): Парле ву франче, мадмуазель из Арманьетт.

Голос снаружи (галантно отвечая на приветствие): Ма­демуазель из Арманьетт не целовали сорок лет.

Флора и Бесси (вместе): Йе, йе, парле, парле. (Хохочути хлопают в ладоши?)

Слышен смех легионеров и гудок отъезжающих машин, Сера­фина вскакивает и бросается к окну, отталкивая Флору и Бесси, захлопывает ставни у них перед носом.

Серафина (в бешенстве): Я уже сказала, это вам не кабак. Забирайте свою блузку и катитесь, идите на улицу. Там ва­ше место. А здесь дом Розарио делла Роза, вот его прах в мраморной урне, и я не позволю тут ничего такого, да еще грязных разговоров.

Флора: Это у кого же грязные разговоры?

Бесси: Во, наглая какая!

Флора: Себя б послушала.

Серафина:У вас... у вас — грязь на языке. Все время — «мужи­ки», «мужики». Чокнулись на мужиках.

Флора: Зелен виноград! Зелен виноград, вот что. А злишься — от зависти.

Б е с с и: Вся зеленая от зависти. Вот.

Серафина (внезапно, с благоговением): Когда я думаю о муж­чинах, я думаю о Розарио. Он был сицилиец. Мы любили друг друга каждую ночь, не пропустили ни одной с самой первой, когда поженились, до последней, когда его там, на дороге... (Переводит дыхание, чтоб не зарыдать.) И мо­жет, я потому не схожу с ума по мужчинам и не люблю пу­стых разговоров о них. А сейчас вся моя жизнь — это дочь и ее счастье, она заканчивает школу сегодня. А я опаздываю, музыка уже играет... и часы потеряла — мой по­дарок. (Мечется в разные стороны.)

Бесси: Флора, пошли! К черту блузку!

Флора: Нет, нет, минуточку. Со мной такое не пройдет.

Серафина: Отправляйтесь в Нью-Орлеан, раз вы так сходи­те с ума по мужчинам. Подцепите какого-нибудь, но толь­ко на улице, не в моем доме, рядом с прахом моего мужа. (Школьный оркестр играет военный марш. Грудь Серафины бурно вздымается. Она прижимает руку к сердцу и будто забыла, что должна уходить.) Мне совершенно все рав­но, что там за мужчины. Да пусть делают, что хотят. Пусть хиреют, пусть лысеют, пусть наряжаются в мундиры, пусть срывают платья с девчонок и швыряют кульки с водой из окон отеля. Мне совершенно все равно. Я помню мужа, его тело юноши, его волосы, густые и черные, как мои, кожу, гладкую и нежную, как лепесток желтой розы.

Ф л о р а: И сам он был, как роза.

С е р а ф и н а: Да, да, роза...

Флора: Ничего себе, роза макаронная. Гангстер. Убили пото­му, что гашиш под бананами возил.

Бесси: Флора, пошли.

Серафина: Мои родные все крестьяне. Батраки, а он... он был из помещиков, из синьоров. Я ночами не сплю и вспоми­наю, а вспомнить есть чего. Такое мало кому дано. Да и не мало кому, а просто — мне одной! Одной! Такое не забы­вается.

Б е с с и: Ну давай, пошли на вокзал!

Флора: Погоди, я хочу дослушать, стоит того.

Серафина: Я ночи сосчитала. Наши ночи, когда я была с ним. Знаете, сколько? Каждую ночь за все двенадцать лет. Че­тыре тысячи триста восемьдесят. Только с ним. Иногда и вовсе глаз не смыкала. Обниму его и лежу так до утра. И не жалею об этом. А сейчас вот тоскую без него. Подушка моя не просыхает от слез. Но вспомнить мне есть о чем. Да я была бы распоследней женщиной, недостойной жить под одной крышей ни с дочерью, ни с урной его дорого­го праха, если бы после всего, что у нас было, после него, я полюбила другого! В летах, не молодого, забывшего, что такое страсть, отрастившего брюхо, потного, проспиртованного, да еще уверенного, что он меня осчастливил своей любовью! Уж я-то знаю, как надо любить! Только вспомню — дух захватывает! (Задыхается, как после подъема налестнииу) Отправляйтесь, все равно вам такого не дано, и пусть на улице вас забросают пакетами с грязной водой, а мне хватит воспоминаний о любви мужчины, который был только мой. И больше не знал никого. Меня одну! Одну! (Переводит дух, выбегает на крыльцо и оказывается в лучах солнечного света, это ее как будто удивляет. Она вдруг чувствует, что вся в сле­зах. Роется в сумочке в поисках платка?)

Флора (подходит к открытой двери): И больше не знал ни­кого!

Серафина (страстно и гордо): И больше не знал никого!

Ф л о р а: А мне вот известен человек, который мог бы кое-что порассказать! Да и ходить за ним недалеко. Дойти лишь до Эспаланады.

Бесси: Эстелла Хогенгартен!

Флора: Она самая, приехала из Техаса. Обтяпывает темные де­лишки.

Бесси: Влезай в блузку и пошли.

Флора: Все это знали, кроме Серафины. Она вот валялась, за­рывшись в постель, как страусиха, а на следствии все вы­шло наружу. Одни факты. Да завяжи мне поясок этот чертов! У них такая любовь была, что ты! Больше года все длилось.

Все это время Серафина стоит снаружи, на крыльце, перед открытой дверью. Она ярко освещена солнцем. Кажется, будто она потеряла всякое соображение от слов, которые выкрики­ваются в комнате. Она медленно оборачивается. Мы видим, что платье у нее не застегнуто, сзади видна розовая комбина­ция. Она протягивает руку, как слепая и, нащупав колонну при­жимается к ней, пока эти безжалостные слова все глубже впитываются в нее. Школьный оркестр играет, словно не обращая внимания на это.

Б е с с и: Да пусть ее верит в свои бредни. Блажен, кто верует. Ф л о р а: У него была роза на груди. Ну, татуировка, в общем. И Эстелла так в него втюрилась, что пошла на Бурбонстрит и себе сделала такую же точно. (Серафина стоит в дверях. Флора поворачивается к ней со злобой) Вот именно, наколку, точь-в-точь, как у макаронника.

Серафина (тихо): Ложь... (Кажется, что это слово как бы придает ей силы.)

Бесси (беспокойно): Флора, идем, ну, идем же!

Серафина (громовым голосом): Ложь...Ложь! (Хлопает две­рью с такой яростью, что трясутся стены)

Бесси (в ужасе): Идем отсюда, Флора!

Ф л о р а: Да пусть хоть треснет от крика, мне-то что.

Серафима хватает метлу.

Бесси: Чего это она?

Ф л о р а: А мне наплевать!

Б е с с и: Боюсь я этих итальяшек!

Флора: А я ни капельки.

Бесси: Смотри, сейчас стукнет.

Флора: Пусть попробует.

Но обе кривляки уже отступают к двери. Серафина вне­запно набрасывается на них с метлой, Она ударяет Флору по спине. Бесси вылетает из дому, но Флора загнана в угол. Стол грохается на пол, Бесси во дворе зовет полицию: «Уби­вают! Убивают!» Школьный оркестр грянул «Звездные поло­сы». Флора, увертываясь от ударов, вырывается из угла и вы­скакивает из дома. Она тоже начинает звать напомощь.Серафина бежит за ней. Она со свистом рассекает прозрачный полуденныйвоздухпалкойотметлы.Флора и Бесси с криком убегают.

Флора (оглядываясь): Я ее все равно засажу. Полиция! Поли­ция!.. Я тебя за решетку упеку!

Серафина: Меня засадить! Меня! Ах ты, дрянь вонючая, чер­товка: Лгунья. Все лжешь! (Вбегает в дом и, тяжело дыша, опирается на рабочий стол. Затем снова бросается к две­ри, захлопывает ее и задвигает засов: бежит к окнам, за­хлопывает ставни, занавешивает окна. В доме теперь темно,лишъ горит красная лампада перед статуэткой Мадонны, да тонкие лучи света проникают через ста­вень. Говорит безумно) Меня... меня засадить! Дрянь, сука... лгунья! (Беспомощно ходит по комнате, не зная, куда деть свое большое обмякшее тело. Всхлипывая, повто­ряет как заклинание слово «лгунья», монотонно и беспо­мощно. Ей важно, просто необходимо поверить, что вся эта история — злобная выдумка. Но произнесенные сло­ва уже укоренились в мозгу, и она бормочет их, бросаясь из угла в угол) Эстелла! (Слышен школьный оркестр) Оркестр уже играет. Опоздаю. На бал. Ах! (Оборачива­ется к Мадонне.) Эстелла? Эстелла Хогенгартен? «Рубаш­ку для моего любимого, он дик и необуздан, как цыган». Ох, ох, Мадонна, розовый шелк. (Направляется в столовую, затем отступает в ужасе) Нет, нет, нет, нет! Не помню! Ничего не помню! Там было другое имя! Не помню, какое. (Музыка играет громче) Школа! Выпуск! Опоздала. Все равно опоздала! О, Мадонна! Подай мне знак! (Задирает голову к статуэтке, с испугом прислушивается) Что? О, Мадонна, дай знак!

Сцена погружается в темноту
Сцена VI
Через два часа. Интерьер дома в полноммраке. Светится лишъ огонек лампады. При закрытых ставнях настолько темно, что неясно, есть ли кто в комнате. Видим лишъ голубое в звездах оде­яние Мадонны, освещенное мерцающим фитильком в стеклян­ной лампадке рубинового цвета. Несколько секунд спустя слы­шен голос Серафины, слабый, еле слышный, как у человека,лежащего при смерти.

Серафина (тихо): О, Мадонна, дай мне знак...

Снаружи слышен смех, веселые голоса: во дворе появляются Ро­за и Джек В руках у них цветы и подарки, он кричит ос­тальным, тем, кто в машине: «Куда поедем?»

Голос девушкиг: В Даймонкин, на лодках.

Голос юноши: Приходи к пирсу через полчаса.

Роза: Заезжайте за нами. (Вбегает по ступенькам) Заперто, ма­ма ушла. Ключ в кормушке для птиц.

Джек открывает дверь.В гостиной становится светлее.

Джек: Темно.

Ро з а: Ну да, мама ушла!

Джек: Откуда ты знаешь?

Роза: Дверь заперта, ставни закрыты. Положи розы.

Джек: Куда?

Роза: Куда хочешь! Иди сюда. (Он робко приближается.) Хо­чешь, научу тебя одному итальянскому слову?

Джек: Какому?

Роза: Вот этому, этому, этому... (Осыпает его поцелуями, пока он не отодвигается) Представляешь — еще неделю на­зад я не знала, что есть на свете мальчики. А ты знал, что есть на свете девочки?

Джек: Ну... знал, что есть такие.

Роза (обнимает его): Ты мне сказал на танцах... помнишь: «Милая, не прижимайся так!»

Д ж е к: Да там было жарко в спортзале и... народу битком.

Роза: Меня когда подруга учила танцевать, я ее спросила: «А как узнать, куда партнер будет двигаться?» Она мне говорит:«Это ты должна сама почувствовать». «Как это сама?» «А ты прижимайся». Вот я и прижималась, откуда мне знать, что я... Ха-ха. Покраснел. Постой! И потом ты мне сказал: «А ты красивая». А я тогда: «простите» и сразу в туалет — знаешь, почему? В зеркало посмотреться — и тогда уви­дела, что я правда красивая. Первый раз в жизни. Все из-за тебя. Ты сказал — я красивая, и я стала красивой.

Джек (застенчиво): А ты правда красивая, Роза.

Р о з а: И ты... какой-то другой стал, не смеешься, не шутишь. Ты почему такой серьезный, Джек?

Джек: Понимаешь, ты... какая-то...

Роза: Какая, интересно?

Джек (находит слово): Неистовая! (Она смеется. Джек берет ее за перевязанную руку.) Никогда не думал, что такое может случиться.

Р о з а: А это пустяки! Развяжу платок — и делу конец.

Джек: Неужели это все из-за меня? Я ведь никто и ничто!

Роза: Без любви каждый никто и ничто.

Джек: Дай мне платок. Я его покажу на корабле и скажу: «Это кровь прекрасной девушки, вскрывшей себе вены от люб­ви ко мне».

Р о з а: Не очень-то гордись. Здесь все больше йод.

Серафина (резко из соседней, темной комнаты): Заткнись, кретинка!

Роза и Джек отшатываются друг от друга.

Джек (испуганно): Я говорил, тут кто-то есть!

Роза (нежно и мягко): Мама? Ты... здесь, мама?

Серафина: Нет, нет, нет. Нет меня больше. Я умерла.

Р о з а: Да это мама там.

Д ж е к: Я пойду тогда. На улице подожду...

Роза. Нет, оставайся. Мама? Тут Джек со мной. Ты в приличном виде? (Ответа нет.) Почему так темно? Джек, открой ставни. Я хочу тебя познакомить с мамой...

Джек: Может, я пойду лучше...

Роза: Нет! Открой ставни...

Ставни открыты, и Роза раздвигает портьеры между дву­мя комнатами. Сцену заливает солнечный свет. Серафина, сгорбленная, сидит в кресле за своим рабочим столом в столо­вой перед зингеровской швейной машинкой. Вокруг нее как бы сгрудились манекены, будто она что-то обсуждает с ними в ти­шине. Неопрятная, полуодетая, она производит впечатление од­новременно комичное и отталкивающее.

Роза (в ужаснам смущении): Мама, мама, ты же сказала, что на­рядилась! Джек, уйди на минутку. Что случилось, мама? (Джек остается в гостиной. Роза задергивает портье­ры, хватает платье, накидывает на Серафину. Она уби­рает волосы с блестящего от пота лица, расчесывает их, вытирает лицо платком, пудрит. Серафина молча, с отсутствующим видом подчиняется этой процедуре. Роза проводит руками вверх и вниз) Вот, вот, вот! (Сера­фина слегка выпрямляется в своем кресле, но все еще си­дит в каком-то шоковом состоянии. Роза возвращает­ся в гостиную и снова отдергивает портьеру) Заходи, Джек, мама хочет с тобой познакомиться. (Роза едва сдер­живает возбуждение, когда Джек, волнуясь, входит в столовую. Но в тот самый момент, когда он входит, Се-рафина снова оседает в кресле с легким стоном. Роза говорит резко.) Мама, мама! Ну, мама! (Серафина слегка выпрямляется.) Она плохо спала ночью. Мама, это Джек Хантер. Джек: Добрый день, миссис делла Роза. Очень рад с вами по­знакомиться.

Пауза.Серафина безразлично оглядывает юношу.

Роза: Мама, мама, ну скажи что-нибудь.

Джек: Может, твоя мама хочет, чтобы я... (Делает неловкое движение к двери)

Роза: Нет, нет. Она просто устала. Мама шьет платья, она столь­ко платьев сшила для выпускного бала. Мама, сколько ты сделала?

Серафина (устало):Отстань.

Д ж е к: Я думал, что встречу вас на балу, миссис делла Роза.

Роза: Мама, наверное, слишком устала.

Серафина: Закрой входную дверь, закрой и запри. Там был по­лицейский... (Пауза.) Что-что?

Джек: Моя сестра тоже выпускница, моя мама пришла, тетка, кузина — все пришли... Я думал, вы там познакомитесь.

Роза: Джек принес тебе цветы.

Джек: Надеюсь, вам тоже нравятся розы. (Вручает букет Серафине, она рассеянно берет его)

Роза: Мама, скажи хоть что-нибудь, хоть слово. Спасибо хотя бы.

Серафина: Спасибо.

Роз а: Джек, расскажи маме про выпускной бал, опиши, как все было.

Д ж е к: Моя мама сказала, что все было как в сказке.

Роза: Расскажи, а как были одеты мальчики?

Дже к: А как они были одеты?

Р о з а: Ну, ты же знаешь, они были в синих пиджаках, в белых брюках и у каждого — гвоздика в петлице. И там три па­ры танцевали старинный танец, менуэт, под «Весеннюю песню» Мендельсона! Замечательно, правда, Джек? А од­на девочка оступилась — она не умела носить длинное платье. Да так и села. Хо-хо, смешно? Правда, Джек, прав­да?

Джек (озабоченно): Мне кажется, твоя мама...

Р о з а: Да, приз, приз я забыла. Про мой приз.

Джек: Где он?

Р о з а: Ты оставил снаружи, когда ключ искал.

Д ж е к: Да, прости, сейчас принесу. (Выходит через гостиную)

Роза поворачивается кматери и опускается на колени рядом с креслом.

Роза (в отчаянии, шепотом): Мама, что-то случилось? Что случилось, мама? Пожалуйста, скажи, мам. Это все из-за ут­реннего? Смотри, я сняла повязку. Там только царапина. Мама, забудь! Как будто все приснилось. Ну, мама! (Це­лует ее в лоб несколько раз.)

Джек возвращается с двумя большими томами, обвязанными белой атласной лентой.

Джек: Вот они.

Роза: Смотри, что я получила.

Серафина (вяло):Что?

Роза: Энциклопедический словарь.

Д ж е к: Там есть все, от А до Я. Сестра чуть не умерла от зависти, у нее просто аттестат.

Серафина (слегка приподнимаясь): Аттестат, где он? Ты что, не получила?

Р о з а: Да нет, вот, смотри! (Показывает аттестат, перевязан­ный ленточкой)

Серафина: Ну и хорошо. Положи в ящик с папиными вещами.

Джек: Миссис делла Роза, вы должны гордиться вашей дочерью. Она перед всеми читала стихи.

Р о з а: Я так волновалась!

Д ж е к: И знаете, миссис делла Роза, ваша дочь была такая хоро­шенькая, когда вышла на сцену, все так и загудели: у-у-у! Вот так! Представляете? У-у-у. Будто ветерок прошелестел. Потому что ваша дочь такая красивая. (Склоняется к Серафине, чтобы привлечь ее внимание, затем выпрямля­ется и гордо улыбается Розе) Интересно, что может чув­ствовать мать самой красивой девушки в мире?

Роза (внезапно переполнена счастьем): Ха-ха-ха-ха-ха! (Заки­дывает голову в приступе смеха)

Серафина (поднимаясь):Тихо.

Роза: Ха-ха-ха! (Не может прекратить экстатический смех)

Серафина: Тихо-тихо, хватит. (Роза не находит себе места от радостного возбуждения. Джеку) Положи книги в гостиной и закрой входную дверь. Здесь был полицейский из-за одной неприятности...

Джек уносит книги.

Роза: Мама, ты никогда не была такой! Что Джек подумает?

Серафина: Какое мне дело, что он подумает. Ты просто безум­ная, безумная... и глаза, как у отца.

Джек (возвращаясь): Да, мэм, у вас есть все основания гор­диться дочерью.

Серафина (после паузы): Я горжусь памятью об ее отце. Он был барон. (Роза берет Джека за руку) А вы кто? Кто вы?

Роза: Мама, я же его представляла. Это — Джек Хантер.

Серафина: Джек Хантер.

Д ж е к : Да, мэм, Джек Хантер.

Серафина: И что вам надо, Джек?

Роза: Мама!

Серафина: Чего им всем надо! Развлечься, расхлебывает пусть кто хочет, меня уже тошнит от мужчин и от женщин тоже. Роза, выйди, пока я поговорю с этим парнем!

Р о з а: Я его не за тем привела, чтобы его оскорбляли!

Джек: Иди, девочка, пусть твоя мама поговорит со мной. По-моему, она немного заблуждается.

Серафина (зловеще): Как же, заблуждаюсь!

Роза: Пойду переоденусь. Мама, только не порть мне этот день — самый счастливый день в жизни! (Уходит в задние комнаты)

Джек (после неловкой паузы): Миссис делла Роза...

Серафина (поправляет): Делла Роза!

Джек: Миссис делла Роза, простите, если что не так. Поверьте, меньше всего я хотел встревать в чужие семейные дела. Я был три месяца в плавании, корабль сейчас в Нью-Орлеане, а сюда я приехал к своим родным, а сестра как раз идет в школу на танцы. Она взяла меня с собой, и там я встре­тил вашу дочь.

Серафина: И что же вы там делали?

Д ж е к: На танцах? Танцевали. Сестра мне сказала, что у Розы мать очень строгая и не разрешает встречаться с ребятами, поэтому после танцев я сказал: «Жалко, что вам не дают встречаться с мальчиками». И она ответила: «С чего это вы взяли?» Тогда я подумал, что сестра напутала, ну, мы и до­говорились на следующий вечер.

Серафина: И что же вы делали на следующий вечер?

Д ж е к: В кино пошли.

Серафина: А потом что?

Д ж е к: В кино? Ели кукурузу и картину смотрели.

Серафина: Она пришла домой в двенадцать и сказала, что за­нималась у подруги.

Д ж е к: Ну уж врать я ее не учил.

Серафина: Так А на следующий вечер?

Д ж е к: На роликах катались.

Серафина: А потом?

Д ж е к: В аптеке мороженое ели.

Серафина: Одни?

Д ж е к: Да там битком было, и на катке тоже.

Серафина: Вы, значит, меня уверяете, что наедине с моей Розой не были?

Джек: Были, не были, а в чем, собственно, дело? Что-то не пой­му.

Серафина: Мы — из Сицилии, а там девушек с молодыми людьми наедине не оставляют, только обрученных.

Д ж е к: Но здесь ведь Штаты.

Серафина: А мы все равно сицилийцы. И кровь у нас горячая. Моя дочь — девственница, или это уже в прошлом, вот что я хотела бы знать?..

Джек: Миссис делла Роза! Я вам хочу сказать. Вы, может, и не поверите. И сказать-то неловко, я ведь тоже... девствен­ник...

Серафина: Что? Ну уж нет. Ни за что не поверю.

Д ж е к: Но это правда. И вот сейчас в первый раз...

Серафина: Что? Что в первый раз?

Д ж е к: В первый раз захотел любить.

С е р а ф и н а: Чего это вы там захотели?

Джек: Любить. Серафим а:И это вы, моряк?

Джек (глубоко вздыхая): Да, мэм... Но я всегда думал, что моя мать на это скажет? Одобрит или нет?

С е р а ф и н а: Две недели назад я хлопала ее по рукам чтобы не расчесывала укусы от москитов. Она в школу на велоси­педе ездила. А теперь заявляет, что умирает от любви. А вы вы тоже умираете?

Джек (торжественно): Да, мэм, я тоже.

Серафина: Дети. Бамбини, совсем дети.

Роза (входит одетая для пикника): Я готова.

Серафина: А ну-ка, выйди за дверь. Готова она!

Р о з а (с саркастическим реверансом): Слушаюсь, мама.

Серафина: Вы католик? Джек: Я... конечно.

Серафина: Что-то не похожи на католика. Роза (кричит): О, Господи, мама, а кто похож на католика? Как ты это себе представляешь?

С е р а ф и н а: Не входи, пока не позовут. А ну-ка повернитесь

молодой человек. Джек: Что сделать, мэм?

Серафина: Повернитесь, говорю вам! (Джек неловко повора­чивается кругам) И почему это у моряков брюки всегда в обтяжку?

Роза (слушая во дворе): О, Господи!

Джек (краснея): А это вы у министра морского флота спроси­те, миссис делла Роза.

Серафина вскакивает и идет захлопнуть входную дверь Роза в отчаянии обегает дом и, обессилев, закрыв глаза обхва­тывает ствол пальмы. Во двор, прислушиваясь, крадется Стрега.

Серафина: Я же говорю, с цепи сорвалась.

Джек: Миссис делла Роза... Наверное, у всех сицилийцев горя­чая кровь.

Серафина:Авы этим пользуетесь.

Д ж е к: Я совсем не такой, миссис делла Роза.

Серафина:Я знаю, чего мужчинам надо. Знаю. Ну-ка, подой­дите!

Роза слышит взволнованный голос своей матери. Она броса­ется от пальмы к задней двери, колотит по ней кулаками.

Роза: Мама! Мама! Впусти меня! Джек!

Джек: Миссис делла Роза! Вас дочь зовет.

Серафина: Ну и пусть зовет! Идите сюда. (Идет к изображениюМадонны.) Сюда, идите. (Отчаявшись открыть зад­нюю дверь, Роза бежит к парадной двери. Потом она рас­пахивает ставни и пытается влезть в окно Джек насто­роженно направляется к Серафине, стоящей перед изо­бражением Мадонны?) Так вы сказали, что вы католик?

Джек: Да, мэм.

Серафина: Тогда преклоните колени перед Мадонной!

Джек: Что сделать?

Серафина: Встаньте, говорю, на колени перед Мадонной.

Роза в отчаянии стонет, пытаясь влезть в окно. Джек нелов­ко опускается на подушечку для молитвы.

Роза: Мама, мама! Ну что еще!

Серафина бросается к окну, выталкивает Розу и захло­пывает ставни.

Серафина (возвращаясь к Джеку): А теперь повторяйте за мной!

Джек: Да, мэм.

Роза опять распахивает ставни.

Серафина: Перед ликом Пречистой девы даю обет, что буду блюсти невинность Розы. Роза: Ну, мама! Серафина: Убирайся! Слышите, повторите, что я сказала. Повторяйте, что я сказала.

Д ж е к: Да, мэм! Так как там?

Серафина: Перед ликом Пречистой девы даю обет...

Джек: Перед ликом Пречистой девы даю обет...

Серафина:И клянусь вечным спасением души своей...

Джек: Клянусь вечным спасением...

Серафина: Души своей...

Джек: Души своей...

Серафина: Что буду блюсти невинность Розы, дочери Розарио делла Розы.

Джек: Что я буду блюсти невинность Розы...

Серафина: Перекреститесь. (Он крестится?) Теперь все, вставайте, я довольна...

Роза прыгает в окно и бросается к Серафине, размахивая руками и крича от радости.

Серафина: Пусти, задушишь.

Снаружи насмешливо хихикает Стрега.

Р о з а: О, мама, задушу, задушу О, Джек! Поцелуй маму! Поцелуй. Пожалуйста, мама, поцелуй Джека.

Серафина: Меня? Целовать? Нет уж, нет. Руку мне поцелуйте. (Застенчиво протягивает ему руку, которую Джек звуч­но целует)Роза хватает бутылку с вином.

Роза: Достань бокалы.

Серафина идет за бокалами. Роза незаметно от матери внезапно оборачивается к Джеку и пылко стискивает его ру­ку. Прижимает ее сначала к шее, затем к губам, и, наконец, к гру­ди. Джек отдергивает руку в тот момент, когда Серафина возвращается с бокалами. С шоссе слышны громкие голоса.

Голос снаружи:Ро-за!Ро-за!Ро-за!

Раздается гудок машины.

Серафина: Ох, подарок забыла. (Склоняется над комодом и вынимает нарядную коробочку)

Вновь слышны сигналы машины и голоса.

Р о з а: Нас зовут! Идем! Джек! (Вылетает из двери) Мама, пока!

Джек (следуя за Розой): До свидания, миссис делла Роза!

Серафина (растерянно): Часики, семнадцать камней. (Пони­мает, что она одна.) Роза! (Идет к двери, все еще держа подарок. Снаружи доносится шум мотора. Голоса, звук отъезжающей машины. Спотыкаясь, выходит, прикрыв глаза одной рукой, протягивает подарок другой) Роза, Ро­за, твой подарок! (Но машина уже тронулась, шум голо­сов, кричащих «до свидания», все удаляется. Серафина растерянно тычется по сторонам, ослеппенная солнцем, хватается за дверь. Рядом слышно насмешливое хихика­нье ведьмы. Серафина растерянно открывает коробоч­ку и вынимает маленькие золотые часы, заводит, подно­сит к уху, трясет и снова подносит к уху. Отводит на расстояние протянутой руки и смотрит пристально на циферблат. Бьет себя в грудь четыре раза) Тик-так-тик! Так! (Идет к изображению Мадонны и становится перед ней) Мадонна, скажи хоть что-нибудь, дай мне знак, Ма­донна!

Сцена затемняется

следующая страница>