И сказал им исцеленный от недуга: «Что говорите вы, фарисеи! Будучи мудрыми, обезумели вы от злобы! Не насытились ли вы за тридцать восемь лет зрелищем того, как, полумертвый, лежу я на одре? А теперь, когда я встал по Божьему слову, ослепли вы умом и, хромая, спотыкаетесь о свою неправду. Если уж не было добром, то и не зло мое востание. Если вы не радуетесь великому чуду, так хотя бы не завидуйте данному мне здоровью. Не уподобляйтесь лошакам, у которых нет разума! Господь помог мне на одре моей болезни и весь недуг мой обратил в здоровье. Скажите мне, старейшины и судьи Израилевы, у кого из вас украдено было данное мне здоровье, что вы так жалеете и грозите мне? Ведь никто из вас не обижен и ни у кого из вас не отнято, чтобы быть дарованным мне; тот, кто исцелил меня, сказал мне: “Встань, возьми свой одр и ходи!” И вот я весь здоров».

Отвѣщаша книжьници: «Кто есть он, иже тя створи цѣла?» Носяй же одр не вѣдаше, — Исусу уклоньшюся от народа, — обаче глаголаше: «Нѣсть вълхв, ни чародѣй, ни есть ходатай, ни ангел, нъ сам Господь Бог Израилев. Понеже не осяза мене руками, ни приложи былия к врѣдом удов моих, нъ слово его дѣломь бысть. Рече бо ми: «Въстани и ходи!» — и въслѣдова слову дѣло и сдравие телеси. Тѣмже не судите на лица, ни хулите Божия благодати, нъ праведный суд судите: рцѣте Богу, яко «възвеличишася дѣла твоя въ Израили», и Господнемь чюдесьмь суботу почьстите, и Бога прославите, праздьник украсите!»

Отвечали книжники: «Кто он, тот, что исцелил тебя?» Носящий одр этого не знал, — ибо Исус удалился из толпы, — но сказал: «Не волхв он и не чародей, ни посланник, ни ангел, а сам Господь Бог Израилев. Ибо не прикасался он ко мне руками, не прикладывал снадобья к язвам моих членов, но слово его было делом. Сказал мне: “Встань и иди!” — и последовало за словом дело и телесное здравие. Поэтому не доискивайтесь лица, не хулите Божьей благодати, а справедливо рассудите: скажите Богу, что “величают дела твои в Израиле” и почтите субботу Господним чудом, и прославьте Бога, и украсьте праздник!»

Нъ жидове не умълъкняху, глаголюще: «Кто есть ицѣливый тя в суботу? Покажи повелѣвъшаго ти носити одр в праздьник!»

Но иудеи не унимались и говорили: «Кто исцелил тебя в субботу? Покажи, кто повелел тебе носить одр в праздник!»

Обрѣте же его пакы Исус в церкви и глагола ему: «Се цѣл еси, к тому не съгрѣшай, да не горе ти что будеть!»[156]

Нашел же его Исус снова в церкви и сказал ему: «Вот исцелен ты, больше не греши, чтобы не стало тебе горше прежнего!»

Нъ да не мним, яко тому единому се глагола Христос, нъ всѣм нам, приемъшим крещения благодать, имьже праотечъскыя очистихомъся сквьрны и ицѣлени быхом от растьлѣвающаго ны грѣха; нъ яко се бы рекл к ицѣлѣвъшему тому Господь: «Се в тобѣ Адама мозоли исцѣлих, и падъша преступлениемь възведох, и всеродьную того клятву ныня отях, омых сквьрну всякого прѣгрѣшения крещениемь, възискав, обрѣтох шьдъшаго в пути неблагы кумирослужения, обязах раны уязвьнаго бѣсовьскыми разбойникы, възльях на язвы его моея кръве вино и масло, и, възьм на тѣла моего скот, вънесох в гостиньницю — святую церковь, дах два срѣбрьника гостиньнику[157] — Новый и Втъхый Закон святителем, да прилежать учениемь людем, обѣщах и мьзду по възвращении моемь спасъшим грѣшьникы. Се цѣл еси и к тому не съгрѣшай, горе бо, — рече, — в разумѣ съгрѣшающому!»

И не будем мы думать, что одному ему сказал это Христос, нет, — всем нам, принявшим благодать крещения, которым мы очищены от прародительской скверны и исцелены от растлевающего нас греха; вот что как бы сказал Господь тому исцеленному: «Вот исцелил я в тебе болячки всего Адама, и поднял того, кто пал из-за нарушения заповеди, и упразднил ныне проклятие, лежащее из-за него на всем человеческом роде, омыл крещением скверну всякого прегрешения, поискав, нашел шедшего недобрым путем идолослужения, перевязал раны израненного бесовскими разбойниками, возлил на язвы его вино и елей своей крови и, положив на скотину своего тела, принес в гостиницу — в святую церковь, дал два серебреника хозяину гостиницы, то есть Ветхий и Новый Завет святителям, чтобы с прилежанием учили людей; обещал и вознаграждение по возвращении своем тем, кто спасает грешников. Вот исцелен ты и больше не греши, ибо горе, — сказал он, — тому, кто грешит сознательно!»

Разумѣйте же вси слова силу, — яко по крещении не велить нам Господь съгрѣшати, да не пакы и истьлим обновленаго Богомь человѣка. По въсприятии же всякого священаго сана — горе съгрѣшающому; реку же, — по мьнишьствѣ, и по иерѣйствѣ, и в самомь епискупьствѣ не боящимъся Бога!

Уразумейте же все смысл сказанного, — то, что не разрешает Господь грешить нам по крещении, чтоб снова не растлить обновленного Богом человека. По восприятии же любого священнослужительского сана — горе согрешающим; и по восприятии монашества, скажу, и иерейства, и в самом епископстве — горе не боящимся Бога!

А человѣк ть вѣрьн бѣ, ибо по исцѣлѣнии не въдасть себе в телесныя сквьрны, ни похули же Исуса прѣд июдѣи, но в церкви прѣбываше, идеже и обрѣте его Христос. И тъ познав ицѣливъшаго и глагола: «Праведьн еси, Господи, и слово твое истина! Отныня причастьник есмь всѣм боящимъся тебе и хранящим заповѣди твоя»; и иде по всей странѣ повѣдая, яко «Исус есть, иже мя створи цѣла».[158]

А тот человек был верен, ибо после исцеления не погрузился в телесные скверны и не похулил Исуса перед иудеями, но пребывал в церкви, где и нашел его Христос. И узнав того, кто исцелил его, он сказал: «Праведен ты, Господи, и слово твое — истина! Отныне приобщаюсь я ко всем тем, кто боится тебя и сохраняет заповеди твои»; и пошел по всей стране, разнося весть, что «он Исус, тот, кто сделал меня здоровым».

Да и мы, братие, Исуса Христа, Бога нашего, прославим, ицѣливъшаго нас от недуг грѣховьных, и к нему вѣрою припадѣм, глаголюще: «Не помяни пьрвых безаконий наших и ныняшьняя очисти съгрѣшения, — ты бо еси всѣх Бог, небесных и земных. Человѣчьскый зижителю, ангельскый творче, цесарю мира всего, архангельскый владыко, хѣровимьскый сдѣтелю, серафимьскый украсителю, помилуй нас, на тя уповающих, да, спасени тобою, славим тя съ Отцемь и съ Пресвятымь Духомь, и ныня, и присно, и в вѣкы!»

Так прославим, братья, и мы Исуса Христа, Бога нашего, исцелившего нас от греховных недугов, и, припавши с верою к нему, скажем: «Не попомни прежних наших преступлений и очисти нынешние прегрешения, — ибо ты Бог всех, небесных и земных. Помилуй нас, уповающих на тебя, создатель человека, творец ангелов, царь всего мира, владыка архангелов, создатель херувимов, украшатель серафимов, чтобы, спасенные тобою, славили мы тебя с Отцом и Пресвятым Духом, ныне, и присно, и во веки!»

ПОСЛАНИЕ НѢКОЕГО СТАРЦА КЪ БОГОБЛАЖЕННОМУ ВАСИЛИЮ АРХИМАНДРИТУ О СКИМѢ

ПОСЛАНИЕ НЕКОЕГО СТАРЦА К БЛАЖЕННОМУ В БОГЕ АРХИМАНДРИТУ ВАСИЛИЮ О СХИМЕ

Поклоняние отъ моего недостоиньства къ твоему преподобьству, милый мой господине, всечестный богоблаженый Василие, воистинну славный, великый въ всем мирѣ архимандрите, отче отцемъ, велики во всем мире, вож вышняго пути, тонкоразумноя душе, умом вся богодухновенныя книгы пронорящи, вторый печерьский игумене Феодосие, аще не именем, но, дѣлы и вѣрою, равенъ сый оного святости! Но и паче того провозвеличил тя есть Христос, яко угоднаго своего раба и своеа матери слугу: он бо, наченъ церковь, позван бысть Богомъ и к нему отъидеть,[159] тобою же не точию церковь бо содѣла, но и стѣны каменыа около святыа лавры созда,[160] идѣже святых жилища и преподобных дворы, беспрестанно поюших Бога въ Троици, славящих во двою существу воплощьшася от Духа Свята и Мариа девица вочеловечьшася, за грѣхы наша пострадавъша распятие и смерть.

Шлю поклон от моего недостоинства твоему преподобию, милый мой господин, всечестной богоблаженный Василий, воистину, великий и славный во всем мире архимандрит, отец отцам, наставник вышнего пути, мудрая душа, проникающая умом все богодухновенные книги, второй игумен Феодосии Печерский, не именем, но делами и верою равный его святости! И больше даже него прославил тебя Христос как верного своего раба и слугу своей матери: ибо он, начав строить церковь, позван был Богом и к нему отошел, тобою же Бог не церковь только создал, но создал и стены каменные около святой лавры, где жилища святых и дворы преподобных, непрестанно хвалящих в Троице славимого Бога, славящих воплотившегося в двух сущностях от Духа Святого и от Марии девы вочеловечившегося, принявшего за наши грехи распятие и смерть.

А о немже, господине, прислалъ ми еси грамоту, аки прошая великаго и святаго скимнаго образа, въ н же издавна облещися желаеши, но не яко невѣды ищеши, но пытаеши моея нищеты, аки достоить учителю ученика и господину раба. Аз же не о собѣ скажю ти о святѣй скимѣ, но от святыхъ книгъ, паче же — отъ самаго Христа притчю извѣщю оного человѣка, о создавшемъ на камени храмъ свой и создавшем на камени свою хлевину.[161]

А о чем, господин мой, прислал ко мне грамоту, вопрошая как бы о великом и святом схимническом образе, в который издавна облечься желаешь, об этом ты не как несведущий спрашиваешь, но испытываешь мое убожество, как подобает испытывать учителю ученика и господину раба. И я не от себя скажу тебе о святой схиме, но от святых книг, больше — от самого Христа, напомню притчу о том человеке, что создал на камне дом свой и хлев свой.

Не пѣска же разумѣй, ни създание храмины, ни рекъ, ни дождя, ни лютыхъ вѣтръ преражающих създаниа, да слышить мой господинъ Василие о святѣй скимѣ, юже хощеши приати.

Не о песке помышляй, не о создании храмины, не о реках и дожде или лютых ветрах, ударяющих в здание, пусть слышит господин мой Василий о святой схиме, что хочет принять.

Ты создалъ стѣны каменны около всего Печерьскаго монастыря на твердѣ основѣ, высокы и красны, и первое же изъобрѣл еси свое богатьство, тако же огнемъ и плиту устроилъ еси, водою же и калом свершилъ еси. Но оно святое создание не тако, еже съдѣлатися въ храм Богу, вселитися в ню Святому Духу.

Ты создал на твердом основании стены каменные около всего Печерского монастыря, высокие и прекрасные; и прежде всего собрал для этого свое богатство, затем и кирпич огнем обжег, водою же и раствором довершил дело. Но не таково то святое строительство, когда создают в себе самом храм Божий, чтоб можно было поселиться в нем Святому Духу.

Но оно святое хощеши ли створити обитѣль, Святѣй Троици мыслиши положити основу, сирѣч обновитися святую скимою, «разсчести си имѣние»,[162] рѣкши, преж помолися Богу и, сѣд, напиши свой обѣт смыслене, что хощеши до смерти хранити: в недели или в месяци день или два хощеши поститися от брашна или от питиа, или обнощевати въ молитвѣ, или не бесѣдовати съ человекы, или из манастыря въ обѣтный день не исходити, или милостыню ручную творити, или всяко прошение к человекомъ подати, или гнѣвъ отдати. Да аще ты створиши свое первое, а Богъ готовъ отдати свое. Аще ли хощеши взяти без расмотрениа аналаву и куколь,[163] зря инѣх, ож точию величаются скимою — аще бо и тружаются въ постѣ и въ молитвах, но понеже не имуть тверда основание, да ни дождем, ни ветром, но своим злоумием тѣх падает храмина; овогда же от всякого же въздержатся, овогда же слабо живут, глаголють: «Праздникъ бо есть», или «Дружца деля ясти хощу или пити», или: «Крестьяне звали, а пакы заговѣю» — се есть единъ зижя, а другый разоряа, или омывая от мертвеца и пакы прикасаяся ему. Мнози бо, рече, усушиша тѣло от поста и отъ воздержаниа, а уста их въсмердѣша, но понеже без расмотрениа си творяху, тѣм далече быша от Бога. И Лотъ бо не соблазнися въ Содомѣх со безаконники, а в Сигорѣ съ дщерми осквернися.[164]

Если такую святую сотворить хочешь обитель, решаешься в себе самом положить основание Святой Троице, иначе, обновиться святою схимою, как говорится, «рассчесться с имением», то прежде всего, помолясь Богу, сядь и напиши свой обет, собравшись с мыслями, что станешь ты до смерти хранить: день или два в неделю либо в месяц станешь ли поститься от еды или от питья, или проводить ночь в молитве, или не разговаривать с людьми, и не выходить из монастыря в обетный день, или милостыню творить от своего рукоделия, или исполнять любое людское прошение, или гнев прощать. И если ты дашь свое обещание, то Бог отдаст тебе свое. Если же хочешь взять аналав и куколь без рассуждения, глядя на тех, кто только величается схимою, то ведь если они и труждаются в посте и молитвах, все равно, не имея твердого основания, падает их храмина — не от дождя, не от ветра, но от собственного их неразумия; иногда от всего воздерживаются, иногда же слабо живут, говорят: «Праздник сейчас», или: «Ради приятеля стану есть и пить», или: «Христиане звали, снова потом заговею» — все это подобно тому, как если бы один созидал, а другой разорял, или же как если бы, омываясь после мертвеца, снова к нему прикасаться. Многие, сказано, иссушили тело свое постом и воздержанием, но уста их воссмердели, затем, что без рассуждения это творили, потому и далеко оказались от Бога. И Лот не соблазнился в Содоме с беззаконными, а вот в Сигоре с дочерьми осквернился.

А ты в бѣлцѣх и во иночествѣ Богу угодивъ и душеполезно поживъ, а в калугерьское иго иды, апостольскы вся задняа забуди, а на преднея простирайся.[165] Земную печаль акы подѣлие имѣй, а о небеснѣй жизни всегда печися по правилу твоего обѣта. Не яко Лотъ пианьством печали уставити повосхощи, но Христово житие со опытаниемъ подражай. Господь бо, обѣща себѣ всѣмъ апостолом, подаст; а ты всей братии обѣща, сътвори, обще ти будеть Богъ, и обще любы, обще дание, обще вѣнци, да во мнозѣхъ телесѣхъ едину створи душю, всѣх ради мзду приимеши.

И ты, в бельцах и в иночестве Богу угодивши и душеполезно поживши, беря на себя схимническое бремя, все прошлое, подобно апостолам, забудь и к предстоящему устремляйся. Земную печаль вмени за безделицу и о небесной жизни всегда пекись по правилу твоего обета. Не так, как Лот, позабыть в пьянстве стремись печали, но Христову житию со вниманием подражай. Господь ведь, давши обет о себе всем апостолам, исполнил его, а ты всей братии обещался, выполни же это, общий будет тогда тебе с ними Бог, общая любовь, общее воздаяние, общие венцы, и сотворишь во многих телах едину душу, и ради всех награду приимешь.

Се азъ во твой раль сѣю семѣна, еже суть о боготруды словеса. Ты смотри, да и плевелы здѣ будутъ, злое же семя ис корени исторгни, а мене накажи. Аще ли есть пшеница, а бы не при пути, ни на камяни, ни в тернии сѣялъ.[166] Обаче аще три части погибнуть, но надѣюся отъ единоа ты можеши во сто приплодити, Богу ти помогающу, аще съ ним о скимѣ общенути съвѣщаеши.

Вот я в твою борозду сею семена, слова о богоугодном труде. Сам смотри, если плевелы здесь будут, ты злое семя с корнем исторгни, а меня накажи. Если же это пшеница, то чтобы не при дороге, не на камне, не в тернии сеял. Даже если три части погибнут, то надеюсь, что от единой ты сможешь сторицей собрать с Божией помощью, если с ним о схиме посоветоваться рассудишь. 

Все бо веси святых отець житие, яко съ обѣтомъ подвизавши, вечашася. Ничто же бо тѣх храмины не возможеть их порушити, ни честь, ни сан, ни богатьство, ни слава, ни скръбь, ни нужда, ни гонение, ни лѣность; ни сам диаволъ, всяческыи тѣх приразуа, ни возможна обѣтнаго свѣсти дѣла. Но акы мѣдяна секира от суха древа сама ся кажить, диавол бо собѣ золъ, а твердии вѣрою многою вѣнца искушениа собѣ приобрѣтають. А слабый ни диаволом падаеть, но своимъ зломысльством, подвершая добраго начатка дѣло, аки пѣсокъ, злыми мысльми.

Знаешь ведь все о житии святых отцов, как, подвизаясь с обетом, достигли они венцов. Ничто их храмины не смогло порушить: ни почести, ни звания, ни слава, ни скорбь, ни нужда, ни гонения, ни леность; ни сам дьявол, всячески на них устремляясь, не смог с обетного свести их дела. Но подобию тому как медная секира сухим деревом сама себе вредит, так и дьявол сам себе содевает зло, а те, кто тверд многою верою, чрез искушение венцы себе приобретают. Слабый же падает не через дьявола, но через свое неразумие, разрушая злыми мыслями, словно зыбким песком, добрые начинания.

Тебѣ же хотящу здати духовную храмину, на вѣрѣ оснуй и зежди надежю, любовь, аки плиту; смѣси цѣломудриемъ, акы водою, тѣлесе твоего калъ, да возвысится, акы храмъ, душа твоя. Подпри ю, акы столпом, Божиею помощью, да еще снидеть различными вещми дождь и рѣкы, пребудут, аки наковална, противу добрым же и злым человеком. Введи въ храмину матерь и жену, еже есть кротость и смирение. Кротость бо угожаетъ Богу, а смирение на небеса возводить. Оградите же ся отвсюду татей ради, рекше, страхом Божиим и молитвою, и стража пристави, любомудра ума, да аще случить ти ся во градѣ быти, или в народѣ, или в веси, или на торгу, не дай же сердцу в тѣх поплевати мысльми, но акы внутрьуду келиа, поучаяся о разлучении душа от тѣла, се пребудеши, внемля себѣ, акы въ пустыню отшед.

И коли желаешь ты строить духовную храмину, положи веру в ее основание и кирпичами пусть будут надежда и любовь; свяжи целомудрием, как водою, грязь плоти твоей, чтобы возвысилась, словно храм, душа твоя. Подопри ее, как столпом, Божьей помощью, чтоб, если обрушатся каким-либо образом дождь и водные потоки, пребывала бы она как скала для добрых и злых людей. Введи во храмину мать и жену, то есть кротость и смирение. Кротость ведь угождает Богу, а смирение возводит на небеса. Оградитесь со всех сторон, как от татей, страхом Божиим и молитвою, и стражем поставь мудрый ум, чтоб, если случится тебе во граде быть, или в народе, или в веси, или на торгу, не дал бы ты сердцу своему там рассеяться мыслями, а оставался бы посреди всего, как внутри кельи, размышляя о разлучении души с телом, внемля себе, словно в пустыню ушедши.

Аще си съ Божиею помощию управиши да не надмешися величаниемъ, инѣх оглаголивая, и тогда свободным окомъ къ умному възрѣвъ свѣту, и узриши Отца свѣтом, яко Иовъ възглаголеши: «Преж убо слухом слышахом, нынѣ же око мое видить тя»;[167] не телѣсное, но духовное; «Въ свѣте лица твоего, Господи, пойдем и о имени твоемъ възрадуемся в вѣкы».[168] Богъ же, господинѣ, утвердит твою душю не соступити обѣта. «Обещайте бо, — рече, — и воздадите».[169] И паче: «Луче не обѣщатися, нежели, обѣщавшися, не воздати».[170] Такоже апостолъ осужает ны, глаголя: «Почто единаче не до кровѣ противистеся, къ грѣху подвизающися».[171]

Если все это с Божьей помощью устроишь и не станешь возноситься в гордости, осуждая других, тогда, свободным оком к мысленному воззрев свету, узришь Отца свету, как Иов скажешь: «Прежде лишь слухом слышали, ныне же око мое видит тебя», не телесное, но духовное; «В свете лица твоего, Господи, пойдем и о имени твоем возрадуемся во веки». Бог же, господин мой, утвердит твою душу не преступать обета. Ибо «Обещайте, — сказал, — и воздадите». И больше: «Лучше не обещаться, нежели, обещавшись, не воздать». Так же и апостол осуждает нас, говоря: «Зачем не до крови сражались, подвизаясь против греха».

О всем же семь, мой милый господине и благодетелю, не прогнѣвайся, ни возненавиди мене, не от ума, но от безумиа сиа написавшу, но, раздравъ, поверзи. Моа бо словеса, аки паучина, сама ся деруть, не бо могуть к ползѣ сълнути, не имущи влагы Святаго Духа. Не бо, яко учитель, отческы и стройно заповѣдаю, но всею простотою бѣседую с тобою, твоей любви и моа отвѣрзающи уста. Ты же избери что хощеши писания, еже ти будеть лутче, вѣси бо о всем богоразумно, милый мой господине, честный Василий.

За все же это, мой милый господин и благодетель, не прогневайся, не возненавидь меня, не от ума, а от неразумия все это написавшего, но, разодравши, брось это наземь. Мои ведь словеса, как паутина, сами распадаются, ибо не могут к пользе прилепиться, не имея влаги Святого Духа. И не как учитель, отечески и стройно, наставляю я тебя, но со всей своей простотой беседую с тобой только потому, что твоя любовь и мои отверзает уста. Ты же избери из написанного, что хочешь, что тебе будет лучше, обо всем ведь ведаешь благоразумно, милый мой господин, честной Василий.

Аз же аще грѣшенъ есмь, молю Господеви здраву ти быти, мирно долгоденьствующу, строящу дом святыя Богородица[172] и служащу Богу достойно, и всегда достигнеши мзду съ всеми святыми, съ праотцы и отцы, съ апостолы и патриархы и преподобными игумѣны молитвами пресвятыя Богородица и святаго Феодосиа, егоже бысть сынъ и настолникъ о Христе Исусѣ о Господѣ нашем.

Я же, грешный, молю у Господа быть тебе здраву, мирно долгоденствовать, строить дом святой Богородицы и достойно служить Богу; и непременно получишь воздаяние со всеми святыми праотцами и отцами, с апостолами и патриархами и преподобными игуменами молитвами пресвятой Богородицы и святого Феодосия, чей ты сын и преемник о Христе Исусе, Господе нашем.
Житие святителя Кирилла епископа Туровского
Святой Кирилл родился и был воспитан в городе Турове. В 30-х годах XII века, когда родился святой Кирилл, город Туров входил в состав Киевского княжества. Родители святого Кирилла были люди бога­тые, но он не любил богатства и тленной славы мира сего. С малых лет он с усердием читал книги Божественные и достиг совершенного их познания. Учился святой Кирилл не у одних русских учителей, но, судя по его сочинениям, и у греков, может быть, у тех, что были при Киевском митрополите, или же утех, кото­рые находились при греческой княжне, бывшей замужем за русским князем и жившей в Турове.

По достижении зрелого возраста Кирилл удалился в монастырь и постригся там в иночество. Сей мона­стырь был построен в Турове во имя святых Бориса и Глеба и служил местопребыванием Туровских епи­скопов. В монастыре святой Кирилл более всех тру­дился Бога ради, удручая тело свое постом и молит­вою, и сотворил себя вместилищем Святаго Духа. Многим он принес пользу, уча и побуж­дая иноков к покорению, чтобы они были в послушании у игуме­на, почитали его и слушались его повелений, как Божиих. Ибо инок, который не на­ходится в послуша­нии у игумена, не исполняет своего обета и потому не может спастись.

До настоящего времени сохранились три сочинения святого Кирилла об ино­ческой жизни, одно из них может быть отнесено ко времени пребывания святого Кирилла и Борисоглебовском монастыре, а именно «Сказание о черно­ризском чине от Ветхого Закона и Нового».

Затем блаженный Кирилл, желая больших подвигов, удалился в столп, то есть в однообразную, может быть, сторожевую башню, затворился там и пробыл в этом столпе долгое время, еще более утруждая себя постом и молитвами. Здесь изложил он много писаний духовных.

Слава о святом Кирилле распространилась по всей стране той, и, по умолению князя Георгия Ярославича и жителей города Турова, он был поставлен во епис­копы Туровского княжества, которое с 1157 года стало независимым от Киева, наследственным княжеством в роде князя Георгия.

До святого Кирилла известны всего четыре епископа города Турова: Симеон, Игнатий, Иоаким, Георгий. Преемник епископа Георгия, святой Кирилл является, таким образом, пятым епископом в Турове.

Во епископстве святой Кирилл совершил еще большие подвиги во славу Церкви Божией, особенно в годину постигшего ее смятения. В 1169 году некий Феодор, который за свои преступления впоследствии укоризненно прозван Феодорцем, возмечтал занять епископскую Владимиро-Суздальскую кафедру, приложив все старания к тому, чтобы она стала особой митрополией, незави­симой от Киевской митрополии, которой были подчинены все епископские кафедры на Руси. В Константинополе Феодор достиг только того, что патриарх Лука Хризоверг посвятил его во епископы, в учреждении же новой митрополии Феодору было занято. Заняв кафедру, Феодор самовольно не признал власти Киевского митрополита. Сей нечестивый Феодор не захотел послушаться великого князя владимирского Андрея Георгиевича Боголюбского, приказывавшего ему идти ставиться к митрополиту в Киев. Князь был к Феодору располо­жен, хотел ему добра, а он не только не пожелал доставления от русского митропо­лита, но и церкви все во Владимире запер, и не было в них ни звона, ни слу­жения. За это Феодор был изгнан. Много людей пострадало от него, одни лишились иму­щества, другие обращены были в рабство, и не только простые люди, но и иноки, игумены. Вымогая у людей имущество, Феодор подвергал их даже пыткам. Неустанно следя за благоденствием всей Рус­ской Церкви, святой Кирилл обличил ересь Феодора на основании Божественных писаний и проклял его. Великий князь Андрей изгнал Феодора и послал его в Киев, к митрополиту Константину, который лишил непокорного епископского сана, после чего Феодор был казнен.