Перейти на главную страницу
Специальность 10.01.03 – литература народов стран зарубежья
(литературы Европы)
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора филологических наук
Москва
2010
доктор филологических наук, профессор
доктор филологических наук, доцент
Защита состоится 18 октября 2011 г. в 15 часов на заседании Диссертационного совета Д 002.209.01 по филологическим наукам в Институте мировой литературы им. А.М. Горького РАН, по адресу: 121069, г. Москва, ул. Поварская, д. 25а.
Текст автореферата размещен на сайте http://vak.ed.gov.ru/ru/dissertation/ (раздел Объявления о защите).
Ученый секретарь
диссертационного совета,
доктор филологических наук Т.В. Кудрявцева
Средневековая проповедь представляет собой многообразный и нестабильный жанр с расплывчатыми границами, находящийся на периферии литературного пространства. Ее основная цель и содержание первоначально заключались в толковании текста Священного Писания и в нравственном наставлении слушателей. Вместе с тем проповедь служила мощным средством воздействия на общественное мнение. В этом отношении характерно данное Д.Л. Д'Аври определение средневековой проповеди как важнейшего средства массовой информации. Проповедь является одновременно жанром устной и письменной словесности. Это не только письменный текст, но и целостный зрелищно-эмоциональный акт, в котором участвуют проповедник и его слушатели.
Уникальная «объемность» и многогранность средневековой проповеди привлекает к себе внимание специалистов самых разных профилей – богословов, историков, культурологов, филологов (литературоведов и лингвистов)1. Этот жанр средневековой словесности является неисчерпаемым источником наших знаний об эпохе – ее мировоззренческих, идеологических, культурных представлениях, ее истории, языке, литературных вкусах и представлениях. Этим и определяется актуальность обращения к теме средневековой проповеди, интерес к которой не угасает на протяжении более чем столетия. На Западе существует немало исследований по отдельным фигурам или аспектам средневековой проповеди. Вслед за французским ученым конца XIX в. А. Лекуа де ла Марш проповедь рассматривают как достоверный культурологический источник. Подробнейшее описание истории средневековой проповеди с анализом рукописей, тем, структуры связаны с именем Й.-Б. Шнейера. Исследователей интересовали вопросы передачи (записи) проповедей, языка, на котором они произносились и записывались, аудитории, их слушавшей, равно как и фигура проповедника. В работах общего характера – в первую очередь, в исследованиях М. Зэнка и Э. Мартэна, а также Т.-М. Шарлана и Д. Рот – рассматривается типология средневековой проповеди и ее культурно-исторический контекст. Л.-Ж.. Батайон создал методологическую базу для исследований средневековой проповеди. В отечественном литературоведении к этой тематике обращались значительно реже и, как правило, к отдельным ее аспектам. Среди недавних работ отметим глубокое исследование М. Реутина, посвященное анализу творчества Мейстера Экхарта2.
Что касается изучения итальянской средневековой проповеди, то здесь центральное место занимают работы К. Делькорно, подробнейшим образом анализирующие творчество Джордано да Пиза, а также Бернардино да Сиена. Если проповеди Джордано да Пиза и Бернардино да Сиена привлекали к себе внимание западных литературоведов (в России их фигуры практически неизвестны), то Джироламо Савонарола интересовал многочисленных исследователей, как русских, так и зарубежных, прежде всего, с исторической, политической, религиозной и общекультурной точек зрения. Литературоведческий анализ его проповедей да сих пор не предпринимался.
Процесс эволюции итальянской средневековой проповеди как особого литературного жанра также не рассматривался ни западными, ни отечественными исследователями. Вместе с тем этот ракурс исследования представляет собой особый интерес. Во-первых, он позволяет проследить историю развития проповеди именно как литературного жанра, определить его связи и переклички с другими жанрами средневековой литературы, выявить взаимные сближения и заимствования, проследить процесс постепенной ассимиляции проповеди в литературном пространстве. Во-вторых, изменение функций жанра проповеди в ходе ее развития позволяет сделать важные выводы как о влиянии общекультурных и идеологических стереотипов на литературный процесс, так и о роли «личного» начала, авторской индивидуальности в таком сугубо регламентированном жанре, как средневековая проповедь.
Таким образом, научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые в отечественной и зарубежной медиевистике выстраивается единая перспектива развития итальянской средневековой проповеди. В работе предлагается подробный литературоведческий анализ большого корпуса текстов, неизвестных российскому читателю. Новаторский подход проявляется и в том, что отдельные топосы и формальные приемы построения проповеди исследуются как в их соотношении с существовавшими в Средние века предписаниями и правилами составления проповеди, так и в подробном сопоставлении их с образцами типологически близких текстов – трактатов, писем, дидактических сборников, религиозной поэзии, отчасти новеллистики. Данные в приложении переводы проповедей Джордано да Пиза и Бернардино да Сиена на русский язык выполнены впервые.
Начало проповеди на народных языках можно условно датировать 813 г., когда Турский собор в семнадцатой статье своих постановлений рекомендовал проповедникам обращаться к своей пастве на народном языке – романском (in rusticam romanam linguam) или немецком – а не на латыни, которая к этому времени становилась все менее понятной широкой публике. Однако авторитет латинского языка и латинской риторики был столь сильным, что процесс перехода на народные языки затянулся на несколько столетий. С конца XI в. необходимость отказа от латыни в проповедях становится все более насущной. Распространение ересей, достигших своего апогея в XII-XIII вв., особенно остро поставило языковой вопрос. Еретические движения изъяснялись на народном языке, тогда как за латынью закрепился статус языка официальной Церкви.
В Италии первые сведения об использовании вольгаре в проповедях относятся к середине XI в. Первый сборник проповедей на пьемонтском диалекте, получивший название sermoni subalpini, датируется концом XII в. Его отличительной особенностью является смешение латыни и вольгаре, свидетельствующее о билингвизме его составителя. В целом латинско-романское двуязычие сохранялось в проповеди довольно долгое время. Начиная с XIII в. можно говорить о широком, если не повсеместном, распространении вольгаре как языка проповедей на итальянской территории. Это связано с появлением так называемых нищенствующих орденов – францисканцев и доминиканцев, – которым Церковь вверила проповедь на народном языке с целью искоренения ересей. Во Введении предлагается обзор проповеднической деятельности францисканцев и доминиканцев на начальном этапе существования этих орденов.
Особый вопрос представляет собой запись проповедей. Похоже, что проповедники не составляли заранее тексты своих проповедей, и даже если они пользовались предварительными набросками (как, например, Антоний Падуанский и Джироламо Савонарола в Италии и Мейстер Экхарт в Германии), то доля импровизации была всегда немалой. Как правило, проповеди дошли до нас в записи слушателей. Это могли быть специальные церковные писцы, сопровождавшие наиболее известных проповедников и записывавшие их проповеди (такие были у Винсента Ферреры) или ученики и ближайшие последователи проповедника. Но чаще всего записывали проповедь «случайные», неподготовленные слушатели, и в такой ситуации степень подробности зависела от добросовестности записывающего, а также от уровня его знаний и способностей. Наиболее достоверная запись велась c живого голоса (метод reportatio), но и при ней утраты были неизбежны (как, впрочем, и добавления, сообщающие о внешних обстоятельствах проповеди).
Проповедь представляет собой один из самых регламентированных жанров средневековой словесности и литературы. Доля личного творчества и импровизации была весьма ограничена, искусство составления проповедей подчинялось общим правилам риторики, зафиксированным, прежде всего, в трактате Цицерона «О нахождении материала» и в псевдоцицероновской «Риторике к Гереннию». Именно этими указаниями и руководствовались проповедники раннего средневековья. Однако очень долгое время не существовало нормативных сочинений по искусству составления проповеди. Лишь в XII-XIII вв. стали появляться специальные трактаты, содержащие правила построения проповеди, так называемые Artes praedicandi. Их авторы, в целом ориентируясь на предшествующую риторическую традицию, создали самостоятельную, хорошо разработанную теорию проповеди. Они сформулировали общие положения, касающиеся проповедника и проповеднической деятельности, а также описали и проанализировали конкретные приемы и правила составления проповеди. По сравнению с позднеантичной и раннесредневековой риторической традицией, в Artes praedicandi появляется ряд принципиально новых моментов.
Прежде всего, меняется само представление о том, что должна представлять собой проповедь. Ранее проповедь строилась как построчный комментарий к рассматриваемому отрывку из Священного Писания, своего рода postillatio, устной глоссой к Писанию. В Artes praedicandi XIII в. появляется понятие «современной» проповеди – sermo modernus, построенной «с оглядкой на опыт школьной риторики»3. Отныне внимание проповедника фокусируется на одной или нескольких фразах из читавшегося отрывка Священного Писания, которые рассматриваются как ключевые и получают название «темы». Определение «современный» подчеркивает новизну предлагаемого метода построения проповеди на основании логических доводов и характерного для схоластики деления на пункты и подпункты. Структура проповеди становится строго фиксированной, определяются ее основные составные части: тема (thema), протема (prothema), введение (introductio), основная часть, заключение (clausio или conclusio).
Еще одним специфическим аспектом, представленным в Artes praedicandi, является разработка механизма воздействия проповедника на аудиторию. В результате вырабатывается новое понятие сословной проповеди (sermo ad status), хотя лежащая в его основе мысль о том, что речь надо строить с учетом адресата, отнюдь не нова. Но авторы Artes praedicandi идут дальше: учет аудитории становится одним из обязательных требований к проповеднику. Образ проповедника рассматривается в них именно в связи с публикой, перед которой он говорит, и все рекомендации, касающиеся проповедника, учитывают, прежде всего, то воздействие, которое проповедь должна оказывать на слушателей.
ПЕРВАЯ ГЛАВА диссертации, «Джордано да Пиза. Начало проповеди на итальянском языке», посвящена анализу творчества доминиканского проповедника Джордано да Пиза (1260-1311), автора первых дошедших до нас проповедей на народном, итальянском, языке.
Выбор народного языка имел ряд важных последствий для эволюции жанра проповеди. Прежде всего, Джордано да Пиза сумел привить латинские модели проповеди на итальянской почве и сделать богатейшее наследие латинских Artes praedicandi достоянием итальянской культуры. Новый тип проповеди, обозначаемый в Artes praedicandi как «современный», распространился теперь и в Италии, что представляется вполне закономерным, поскольку он отражал новый этап развития богословской мысли, с одной стороны, и изменение сознания городского общества, с другой. Вместе с тем и сама латинская проповедь претерпела существенные изменения, как на уровне содержания, так и с точки зрения своей структуры. Творчество Джордано да Пиза как нельзя лучше демонстрирует этот двоякий процесс: с одной стороны, ориентация итальянской проповеди на латинские образцы, а с другой, преодоление латинского влияния и поиск самостоятельных путей с целью сделать проповедь мощным инструментом влияния на общественное мнение. Развивающееся и богатеющее общество городских коммун столкнулось с целым рядом дотоле не известных ему нравственных проблем, и в этой связи переход на всем понятный народный язык и упрощение виртуозно структурированной «современной» проповеди схоластического типа, в которой конкретная проблема решалась с помощью логического анализа, стал исключительно важным шагом.
Формирование Джордано да Пиза как проповедника в полной мере отражает процесс перехода от латинской «ученой» проповеди – читаемой в университетах или в особых школах (studia) и предназначенной, строго говоря, для специалистов, – к проповеди на родном языке – произносимой в церквях и на площадях и обращенной к широкой, часто неоднородной аудитории с целью воздействия на нее в определенном направлении. Уникальность опыта Джордано да Пиза как раз и заключается в органичном соединении двух культур, двух языков, двух проповеднических установок, теоретической и практической, которые до и после него были разделены.
В своих проповедях Джордано да Пиза, разумеется, следовал установкам, заданным в известных трактатах, посвященных проповеди, такими учителями этого искусства, как Алан Лилльский, Гийом Овернский, Иаков Витрийский, Гумберт Романский и другие. Джордано также пользовался пособиями, предназначенными для проповедников в Средние века: глоссами, сборниками цитат, проповедей, житий святых, примеров. Почти каждое сравнение, метафора, пример, упоминание о святых в проповедях Джордано восходит к одному из таких сборников. Из проповедей Джордано явствует также, что их автору была знакома и светская культура: он ссылается на Вегеция, цитирует Орозия, Овидия; нельзя исключать его знакомства, хотя бы опосредованного и поверхностного, с рыцарскими романами. И все это богатство многообразных знаний, гармонично оркестрованное и организованное в соответствии с довольно сложными предписаниями Artes praedicandi, было предложено неоднородной городской аудитории, часто невежественной и неразвитой душевно и духовно.
Несомненная заслуга Джордано да Пиза заключается в том, что он сумел завоевать эту аудиторию, смог обращаться к ней на том языке, который был ей понятен, говорить с ней о вещах, ей интересных, не отступая при этом от своей главной цели. А цель эта была двоякой – распространить христианское учение, сделать его близким, понятным, жизненно необходимым, с одной стороны, и научить этике личного и общественного поведения, с другой. Несомненно, Джордано да Пиза был хорошо знаком с идущей из античности и зафиксированной в сочинении Августина «О христианском учении» теорией публичного выступления, в которой учитывалось кто говорит, где, когда, почему, как и перед кем. Ему были известны и рекомендации средневековых авторитетов в искусстве проповеди обращаться к каждой категории слушателей по-своему (Гийом Овернский) – проповеди ad statum – или приспосабливать проповедь к обстоятельствам (Алан Лилльский, Иаков Витрийский). Но Джордано пошел гораздо дальше: он не просто пытается учесть общий уровень своих слушателей, но вникает в их конкретные интересы, в профессиональные проблемы, ведь он имел дело с представителями различных ремесел, с городской буржуазией, часто поглощенной исключительно экономическими интересами и не всегда благочестивой. Итальянская исследовательница его творчества Ч. Яннелла проанализировала «профессиональный состав» аудитории Джордано4. Оказалось, что в своих проповедях Джордано упоминает следующие категории (и, как правило, не просто упоминает, а говорит о связи их профессиональной деятельности с христианской нравственностью): судьи и адвокаты, врачи, ремесленники, купцы, ростовщики, мошенники, жонглеры, проститутки. И всех их Джордано стремится сделать единым христианским обществом, своеобразным «градом Божиим», одним телом, глава которого Христос. Христианская идея единства приобретает у Джордано общественный характер, трактуется в смысле взаимопомощи членов одной коммуны – и в этом несомненное новаторство проповедника, не побоявшегося свести богословские положения на уровень «коммунальных» интересов.
При всем богатстве и разнообразии проповедей Джордано их главной темой остается грех и покаяние как средство преодоления греха. Подобно древним учителям Церкви, а также средневековым религиозным писателям, Джордано анализирует грех в его сущности, причинах, проявлениях, в его влиянии на душу и в его страшных последствиях, т.е. теоретически и практически. Характерная особенность проповеднического стиля Джордано заключается в том, что даже говоря о сугубо концептуальных вещах или углубляясь в аллегорические толкования, он никогда не забывает о своих слушателях, о конкретных людях, внимающих его словам, поэтому он так часто и легко меняет регистры своей речи – явление, отсутствующее в латинских проповедях, выдержанных в одном стиле. Анализ конкретных грехов – жадности, страсти к наживе, гордости, мести – показывает, что Джордано чуток к процессам, происходящим в современном ему обществе (так, он не призывает к бедности, но говорит о праведном и неправедном богатстве). Ревнитель общественного блага, желающий видеть свою паству гражданами единого града Божия, Джордано сосредотачивает внимание, прежде всего, на тех грехах, которые препятствуют объединению, мирному сосуществованию людей, не говоря уже о взаимной любви. Разговор о добродетелях также приобретает у Джордано социальный оттенок, выливается в заботу об общественном благе, о взаимопомощи членов коммуны.
В целом анализ тем проповедей Джордано и способа их интерпретации показывает, что Джордано, не отступая существенным образом от традиции, довольно умело приспосабливает общебогословские топосы к аудитории, с которой он имеет дело. Знаток человеческой психологии, а также многогранной и динамичной жизни торгового города, он стремится воспитать своих слушателей в христианском духе, учитывая при этом дух времени и пытаясь не слишком противоречить ему, в частности, ради успеха своего проповеднического дела. Никогда ранее городская жизнь столь решительно не врывалась в проповедь, как это происходит у Джордано да Пиза.
Что касается структуры проповедей Джордано, то и тут, следуя традиции, зафиксированной в многочисленных средневековых Artes praedicandi, он не воспроизводит ее полностью, а трансформирует в соответствии с возможностями восприятия слушателей. Джордано ориентируется на так называемую «современную» проповедь, где имеет место деление темы. В проповеди Джордано присутствуют все необходимые составные части, обозначенные как обязательные в Artes praedicandi: тема (thema), вступление (introductio), основная часть с делением (divisio) и членением (distinctiones), заключение (clausio). Протема (prothema), содержащая рассуждения, вытекающие из темы или трактующая перекликающуюся с тематической фразу из Священного Писания, а также молитву, у Джордано отсутствует, в соответствии с установками доминиканских учителей проповеди (например, Гумберта Романского), считавших эту часть необязательной для проповеди мирянам. Весьма редко встречается у Джордано и еще один структурный элемент проповеди, а именно вторичное деление (subdivisio), при котором делению подвергается цитата, приводимая в подтверждение одного из членов проповеди, или сам член проповеди (элемент, характерный для университетской проповеди). Джордано также очень редко прибегает к согласованию цитат, искусству, великим мастером которого был Антоний Падуанский.
По своему строению проповеди Джордано выглядят двойственно. С одной стороны, их схема весьма четко задается во вступлении, она отличается строгостью и продуманностью каждого пункта; при чем если критерии членения не всегда очевидны, будучи лишь обозначенными, они становятся понятными по мере их раскрытия. Но, с другой стороны, чаще всего план не осуществляется до конца, отдельные его элементы опускаются без объяснения причин. Скорее всего, такой результат вытекает из противоречия между схоластическим образованием, в силу которого Джордано чувствует себя обязанным следовать предписываемым правилам структурирования проповеди, и ориентацией на публику, для значительной части которой могло быть непросто воспринимать такие «тонкости». И это не недостаток проповедей Джордано, а, напротив, их преимущество, хотя еще и не всегда сбалансированно представленное, поскольку он делал на этом пути лишь первые шаги. Отметим, что аналогичный процесс трансформации позднесредневековой проповеди происходил более или менее повсеместно5.
Развитие темы осуществляется в проповедях Джордано да Пиза не только на уровне структурного членения, когда каждое положение раскрывается через ряд причин (rationes) – один из вариантов предписываемого поэтиками распространения (dilatatio),– но и с помощью риторических приемов, организующих повествование в рамках отдельных структурных элементов проповеди. Главными среди них являются сравнение, антитеза, пример (другие варианты dilatatio), т.е. из всего множества приемов (а, скажем, Томас Уэлльский перечисляет их более двух десятков), Джордано останавливается только на самых наглядных, лучше всего служащих цели убеждения. Джордано – мастер сравнения. К этому приему он прибегает постоянно, именно через сравнения он вводит в свои проповеди многообразные сведения, относящиеся к разным областям знания, а также к повседневной жизни. С одной стороны, он очевидным образом прибегает к общеизвестным пособиям, служившим источником для сравнений и метафор. С другой же, он использует собственные наблюдения над действительностью, и такие сравнения наиболее интересны и оригинальны. Иногда они настолько развернуты, что приобретают характер самостоятельных повествовательных отрывков.
Другой троп, нередко связанный у Джордано со сравнением, это противопоставление, антитеза. К нему часто прибегают религиозные писатели в силу его простоты и убедительности. Для Джордано антитеза является удобным приемом, помогающим наиболее объемно представить свою мысль, побудить своих слушателей через противоположность осознать то, о чем он говорит. Его противопоставления вполне традиционны; если у мистиков они имеют тенденцию перерастать в оксюморон, то у Джордано они вполне предсказуемы и не производят эффекта неожиданности, «потрясения».
Тенденция к противопоставлению проявляется у Джордано и в пристрастии к воображаемым диалогам со слушателями, когда на какое-либо высказывание проповедника слушатель выдвигает либо противоположное мнение, либо задает вопрос, нацеленный на опровержение этого высказывания. Такие диалоги построены на вопросах-ответах, а сами вопросы являются частью гипотетических периодов. Вовлекая слушателей в беседу, стимулируя их обдумывать то или иное положение, Джордано стремится добиться максимального внимания к тому, что он говорит. Кроме того, такие диалоги заметно оживляют и драматизируют проповедь, которая может быть не всегда простой для восприятия широкой публикой.
Джордано да Пиза использует и такой способ развития мысли, как пример (exemplum). Граница между сравнением и примером у Джордано, как и у его современников в целом, довольно зыбкая. Строго говоря, любой повествовательный материал, могущий послужить для назидания, используется Джордано как пример. Проповедник никогда не забывает о своей главной цели убеждения и не поддается искушению злоупотреблять этим приемом, используя пример ради примера. Во-первых, количество примеров в его проповедях ограничено, оно не идет ни в какое сравнение с изобилием примеров в «Зерцале истинного покаяния» Якопо Пассаванти или в трактатах Доменико Кавальки. Во-вторых, Джордано, как правило, сокращает и упрощает заимствованные примеры, отказывается от «красот стиля», затрудняющих восприятие рассказанной истории; порой придает примеру фольклорные черты или использует сниженно-разговорные модели его построения. Его примеры отличаются краткостью, яркостью, убедительностью. Опуская детали, Джордано сосредотачивается на главном.
В целом стиль проповедей Джордано да Пиза умеренный, средний, не претендующий на «красоты». Как это ни покажется странным, новаторство Джордано заключается, прежде всего, в утилитарном подходе к проповеди: он не стремится поразить своих слушателей изощренными риторическими приемами, которые они, наверно, в своем большинстве и не смогли бы оценить; избегает живописных образов, ярких метафор, отдавая предпочтение простым тропам, служащим целям объяснения, а порой и упрощения сложных богословских идей, а также назидания, таким, как сравнение, антитеза, пример. И, похоже, этот расчет оказался правильным: его проповеди собирали много народу, тщательно записывались и, судя по всему, ценились его слушателями.
Активный пропагандист доминиканских идей, верный ученик своих наставников по доминиканскому ордену, Джордано да Пиза обладал несомненным популяризаторским талантом, при этом личный элемент в его проповедях выражен довольно слабо. Его безусловная заслуга заключалась в приобщении широкой аудитории к богатству средневековой богословской мысли и христианской нравственности, преподанной в доступном для восприятия виде и на родном языке. Джордано да Пиза проложил дорогу для многочисленных проповедников, которые обращались к своим соотечественникам на родном языке, расширяя тем самым возможности жанра проповеди и способствуя росту его влияния на общественную жизнь.
Во ВТОРОЙ ГЛАВЕ, «Бернардино да Сиена. Реформирование средневековой проповеди», анализируется творческое наследие францисканского проповедника Бернардино да Сиена (1380-1444), знаменующее собой новый этап в развитии средневековой проповеди. Необычность творческого метода Бернардино поражала уже его современников. Во всех сохранившихся отзывах о нем отмечается новизна его манеры проповедовать, умение овладеть вниманием аудитории, реформирование предшествующей традиции.
Приоритетом для Бернардино становится забота об аудитории, близость к ней, что постепенно приводит к радикальному изменению понимания самой проповеди. Традиционно проповедь представляла собой толкование отрывка из Евангелия, читаемого во время Литургии. Бернардино отступает от этого правила. Во вступлении к своему латинскому трактату «О вечном евангелии» («De evangelio aeterno») он предлагает обоснование нового метода свободной проповеди, не зависимой от евангельского чтения, а исходящей из пользы для слушателей. Он отказывается от толкования Священного Писания и тем самым от богословского подхода к проповеди в пользу доверительного разговора о конкретных проблемах своих слушателей. Францисканское предписание (зафиксированное в Правиле, Regula bullata, Ордена) говорить о пороках и добродетелях, о наказании и славе, Бернардино умело приспосабливает к анализу повседневной жизни внимающей ему аудитории. И в этом он идет значительно дальше всех своих предшественников.
Если у Джордано да Пиза, при всех его попытках учитывать повседневную жизнь, на первом месте оставалась «вневременная» борьба с греховностью падшей человеческой природы, то у Бернардино грех приобретает конкретные исторические черты. Проповедник внимательно вникает в особенности и проблемы повседневной жизни – семейной, общественной, экономической – и предлагает конкретные решения с точки зрения христианской нравственности. Он обращается к личности своего современника; он готов отступить от правил и взглянуть на конкретных людей, внимающих ему. Бернардино не грозит, как Джордано да Пиза и многие другие средневековые проповедники, Страшным Судом и загробным воздаянием, но говорит о способах исправить недолжное положение дел. Неслучайно, что результатом его проповедей было принятие целого ряда законов: против употребления ругательств и проклятий, против содомии, против азартных игр, против ростовщичества, против чрезмерного приданого, против роскошной одежды, в том числе шелковых нарядов, против безделья. Для него важна не буква Евангелия, а его смысл, «сердцевина» («midolla»), как скажет он в XXVIII проповеди флорентийского цикла 1424 г., отмежевываясь от тех, кто следует лишь букве Писания.
Такой подход к пониманию цели и задач проповеди предоставлял проповеднику большую свободу в выборе тем и в их трактовке. И в самом деле, Бернардино да Сиена вводит в свои проповеди темы, не вполне характерные для этого жанра, и развивает их нетрадиционным способом. Безусловно непривычной, если не сказать, сенсационной, была та свобода, с которой он говорил в своих проповедях о браке и вопросах семейной этики. Бернардино первым счел возможным столь откровенно говорить об отношениях мужчины и женщины в браке и вне его. Свой долг Бернардино видит в нарушении традиционного молчания на эту тему и в просвещении своей паствы. Особое место занимает в проповедях Бернардино тема женщины в семье, в доме. В своей знаменитой проповеди XIX из сиенского цикла «О том, как муж должен любить жену, а жена мужа» Бернардино обозначает позицию женщины как самостоятельную и равноценную мужской: она хозяйка дома, устроительница семейной жизни, хранительница очага. Его «реабилитация» женщин стала новым этапом интерпретации этой темы в проповедях.
Подобное восприятие роли женщины вполне соответствует представлениям той купеческой среды, для которой и предназначались в значительной мере проповеди Бернардино. Развитие городов и рост торговли в первой половине XV в. способствовали изменению городского сознания, в частности, влияли на представления о роли женщины. Если прежде в городской и дидактической литературе преобладали ходульные отрицательные высказывания о женщинах, то уже в первой половине XV в. взгляд на женщину меняется: хулительные мотивы, как правило, схематичные и абстрактные, отступают на второй план, а на первое место выдвигается конкретный анализ роли женщины в обществе. Поэтому неудивительно, что взгляды Бернардино перекликаются с идеями, изложенными в «Книге о семье» Л.Б. Альберти. Так постепенно новая идеология оказывала влияние даже на такие «консервативные» литературные жанры, как проповедь.
Другой темой, прочно вошедшей в проповедь, становится политика, ранее занимавшая в ней периферийное место. Вместе с тем, касаясь в своих проповедях политики, Бернардино продолжает оставаться проповедником, и не становится политиком. Он никогда не дает конкретных политических советов, все его рекомендации, касающиеся политических ситуаций, лежат в сфере нравственности. Участвуя в процессе примирения горожан, он заботится, прежде всего, об умиротворении их душ, а уже затем добивается установления мира между враждующими партиями. Вместе с тем внимание к этой сфере со стороны Бернардино, его готовность не обходить молчанием назревшие политические конфликты, а вникать в их суть и предлагать их христианское решение свидетельствуют о его открытости к возникающим в современном ему обществе проблемам.
Бернардино вводит в проповедь «экономическую» тему. Он не просто осуждает обман в торговле и ростовщичество, подобно всем средневековым проповедникам, но развернуто говорит о вещах, необходимых, по его мнению, для экономического процветания коммуны. Впервые общественное благо, bene comune, рассматривается не только с точки зрения христианской нравственности, но и с точки зрения экономической целесообразности. Так, проповедник считает, что для коммуны необходимо, импортировать товары из других стран, научиться их хранить и перерабатывать (например, шерсть в полотно). Его рассуждения на эту тему выглядят как отрывок из экономического трактата, а не как проповедь.
Оригинальность проповеднического метода Бернардино да Сиена заключается, главным образом, в его сознательной установке на «простоту» и «ясность». Он стремится свести до минимума дистанцию, традиционно разделявшую проповедника и его аудиторию. Иногда создается впечатление, что он хочет смешаться со своими слушателями, как бы стать одним из них: он по-братски общается с ними, не боясь нарушить торжественности проповеди или благоговейного отношения к своему сану. Он постоянно обращается к своим слушателям, причем не только ко всем, что естественно для проповеди, но и к отдельным людям. Он не боится прервать свою речь и призвать к порядку тех, кто не соответствует высокому статусу идеального слушателя: к заснувшим или разговаривающим женщинам, к шумящим детям, к лицам, уходящим в середине проповеди.
Наряду с этим Бернардино, как никто другой, требователен к своим слушателям. Он говорит о необходимости внимательно воспринимать и усваивать слова проповедника и создает целую теорию взаимосвязи проповедника и прихожанина. Успех проповеди зависит не только от проповедника, но и от слушателя; в некотором смысле, оба они участники одного общего дела, стремятся к одной цели. Поэтому Бернардино так «фамильярен» со своей аудиторией; он вовсе не заигрывает с ней, но понимает необходимость завоевать ее доверие, убедить ее в единстве их задач. Для этой цели он нередко говорит о себе или о том, что составляет повседневную жизнь слушателей. Он может сообщить о своем плохом самочувствии или об успехе своей проповеди в другом городе, пожаловаться на собственные трудности или рассказать о каком-нибудь своем путешествии и о том, что он видел интересного. Он посвящает сиенцев в подробности своих переговоров с городскими властями и держит их в курсе своих намерений, подчеркивая общность интересов. Одновременно Бернардино апеллирует к опыту тех людей, которые ему внимают, прежде всего, женщин, приводя аналогии из их хозяйственной жизни или давая полезные советы: так, он рекомендует женщине, которой нужно приготовить мясо к обеду, купить его накануне, утром вымыть, отварить, снять пену и оставить стоять, затем одеться и пойти на проповедь, а по возвращении разогреть мясо (проповедь IV сиенского цикла 1427 г.).
Как правило, у средневековых проповедников личный аспект почти совсем отсутствовал; а Бернардино очевидным образом стремится перевести официальную проповедь в русло дружеской беседы, в которой важна роль каждого из участников. При этом образ проповедника нисколько не снижается; проповедник продолжает оставаться толкователем Священного Писания, учителем жизни, но вместе с тем он становится и другом, добрым наставником, вникающим в проблемы тех людей, с которыми он имеет дело, и ради их пользы готовым отступить от шаблонов.
Отказ от ученого стиля сопровождался у Бернардино отходом от евангельского текста и обращением к насущным нравственным проблемам. Если в проповедях 1424 г. еще иногда присутствует евангельская «тема» (стих из Евангелия, положенный в основу проповеди), хотя и нерегулярно, и в неположенном месте – в конце проповеди, а не в начале, как это предписывается правилами, то годом позже Бернардино полностью отказывается от нее. Он предпочитает сам выбирать стихи из Псалтири, наиболее подходящие для решения той нравственной проблемы, о которой он собирается говорить. Он решительно отказывается от излишней сложности и искусственности построения проповеди и останавливается на более простом и естественном варианте, не затрудняющем понимание содержания. Предметом его особой заботы становится процесс запоминания слушателями перечислений, которыми изобилуют его проповеди. В частности, он предлагает особые мнемонические правила.
Независимость Бернардино сказывается и в том, что он менее привязан к предназначенным для проповедников пособиям. Скажем, у Джордано да Пиза почти каждый образ, сравнение, пример можно возвести к соответствующему источнику. Джордано очевидным образом стремился внедрить латинский репертуар в народную проповедь и показать свое владение правилами построения проповеди. У Бернардино да Сиена ситуация иная: во-первых, у него гораздо меньше сравнений и примеров, во-вторых, они более самостоятельны. Ткань его проповеди прозрачнее и легче. Если он приводит сравнение, то главная его забота, чтобы оно было понятно и помогло раскрытию его мысли. Многие из них взяты из хозяйственной сферы, некоторые находятся на грани комического; так, например, непрочность земного счастья демонстрируется через сравнение с человеком, наслаждающимся вкусной лазаньей, в которую вдруг попадает муха.
Другой прием, к которому неизменно прибегали проповедники (в трактате псевдо-Бонавентуры он указан как одно из самых простых способов dilatatio, распространения), пример (exemplum), также испытывает у Бернардино существенную трансформацию. Хотя Бернардино нередко повторяет в своих проповедях, что для каждого положения он будет рассматривать его «смысл, авторитеты и примеры» («la ragione, l’autorità e l’esempio»), вполне в русле рекомендаций Artes praedicandi, на самом деле, примеров у него не так много. Большинство его примеров можно отнести к типу исторических, т.е. взятых из далекого или недавнего исторического прошлого. Меняется и способ введения примера в проповедь: вводные формулы значительно редуцируются («вот пример» или просто «пример», «еще пример») или приобретают «личный» характер («Да, я хочу рассказать вам о том, что случилось некогда в …» или «О, я вспоминаю…»). Сам пример имеет тенденцию сливаться с текстом проповеди и по стилю, сохраняя разговорный характер, приближаясь к краткой занятной новелле или распространенной пословице. По мнению К. Делькорно, пример в проповедях Бернардино отражает общий процесс секуляризации «священной риторики»7. Характерно, что в приводимых Бернардино примерах критерий пользы часто сосуществует с критерием удовольствия, что сближает пример с фацетией.
Но, пожалуй, самой существенной характеристикой проповеднического стиля Бернардино да Сиена является его повышенная экспрессивность, эмоциональность, театральность. Порой создается впечатление, что Бернардино «разыгрывает» свои проповеди перед слушателями (здесь намечаются связи проповеди с так называемыми священными представлениями); он действительно выступает как жонглер – и даже в более узком, «профессиональном» смысле, чем это предписывалось. Он постоянно прибегает к жестам (один из них – протягивать к слушателям табличку с инициалами имени Иисуса), мимике, звукоподражанию и красноречивым паузам, т.е. использует всевозможные средства «наглядного» представления материала. Проповеди Бернардино изобилуют восклицаниями (Doh! Oooh! Ouh! Uuh! Oimmè!), патетическими обращениями, эмоциональными повторами, экспрессивными параллелизмами и эллиптическими конструкциями, ускоряющими ритм фразы и приближающими ее к разговорному варианту. Темпераментная манера проповедника-францисканца не могла не зажечь инертную толпу и не заставить ее участвовать на протяжении нескольких часов в предлагаемом ей действе.
Роль Бернардино да Сиена в реформировании средневековой проповеди, безусловно, велика. Ему удалось, сохраняя ее основные темы и структурные элементы, творчески изменять их в зависимости от стоящей перед ним цели; а цель эта была всегда одна и та же: проанализировать с точки зрения христианской нравственности ту проблему или аспект повседневной жизни его слушателей, которая представлялась ему наиболее актуальной. Ради успешного осуществления поставленной задачи Бернардино смело отступает от освященных традицией правил, даже от столь существенного, как интерпретация евангельского стиха, читаемого за Литургией. Его тезис о «вечном евангелии» необычен и смел, и приходится только удивляться, что он не вызвал вопросов со стороны церковной иерархии. Опыт Бернардино показал, что средневековая проповедь, несмотря на свою искусственность и формализированность, оказалась способной усваивать новые веяния и тенденции, продолжая служить инструментом христианского воспитания. Как литературный жанр она стала более гибкой, открытой для влияния со стороны других жанров. Дальнейшая история развития проповеди шла по пути, намеченному Бернардино: все более отходя от строгих средневековых канонов, проповедь становилась удобным орудием для достижения задач, поставленных перед собой проповедником.
Работа выполнена в Отделе классических литератур Запада и сравнительного литературоведения Института мировой литературы им. А. М. Горького ран
13 10 2014
3 стр.
Эволюция. Этничность. Культура или На пути к построению постнеклассической теории этноса
25 12 2014
12 стр.
Сонет появился на немецкой почве гораздо позже, чем в итальянской, испанской, португальской, французской, английской и нидерландской литературах, но раньше, чем в ряде других европ
11 10 2014
3 стр.
Благодаря которой мы познакомились с итальянской образовательной системой от детского сада до университета
12 10 2014
1 стр.
Декабря 2012 года, в 11 час. 00 мин в здании аэропорта Минеральные Воды открылось представительство генерального почетного консульства Итальянской Республики. В торжественном откры
10 10 2014
1 стр.
На следующий день после смерти Мазарини, 10 марта 1661 года, Людовик XIV берет в руки всю полноту власти, и за короткий промежуток времени ему удается явить Франции и Европе образ
25 12 2014
1 стр.
«Эрик xiv» (1899), одно из самых значительных произведений писателя, продолжает собой «трилогию Васов». Пьеса имела счастливую сценическую судьбу и неоднократно ставилась на сценах
25 12 2014
3 стр.
Облыстық білім басқармасының 2013 жылғы 15 сәуірдегі №150 бұйрығы бойынша XIV республикалық Абай оқуларын өткізу туралы хаты негізінде Осакаров аудандық білім бөлімі 2013 жылы 02 м
25 12 2014
1 стр.