Глава 3. Феноменология

Сделаем резкий поворот в другую сторону от Древней Индии, от философии Востока в Европу – в конец XIX – начало ХХ века. Нас будут интересовать философские идеи, принадлежащие немецким, французским и скандинавским мыслителям, образующие взаимосвязанную систему феноменологических и экзистенциальных воззрений, которые принято считать источниками и корнями гештальта. Исторически и географически эти корни очень далеки от древней Индии, но они связаны глубинным родством; нам было удивительно и приятно заметить перекличку идей. Так что они рассматриваются последовательно не случайно и не только в связи с их отношением к Гештальту.

Перлз любил щеголять невежеством. Мог в статусной компании ради эпатажа прикинуться этаким простачком, дурачком, который вообще ничего не знает, обозвать философствование слоновьим дерьмом и т.д. Тем не менее он был доктором философии и медицины. О большинстве идей, которые сейчас будут обсуждаться, он, безусловно, читал, слышал и думал – ведь речь идет о его современниках; мы имеем ввиду «культурную ванну»,подаренную Перлзу венской, берлинской средой, в которой он сформировался как специалист. Впрочем, может быть, еще важнее то, что он просто был человеком своей эпохи и разделял те сложности, которые она принесла очень многим.

Народившийся ХХ век принес человечеству огромное количество перемен, которые копились исподволь, но многими были осознаны как-то резко, рывком в ходе и после Первой мировой войны. Позволим себе перечислить некоторые.

• 
  Простые, небольшие человеческие сообщества, принадлежность к которым определяется судьбой и живой преемственностью (традиционная семья, ремесленный союз, городская община) и дававшие человеку чувство определенности и защищенности, если не распались совсем, то очень изменились: традиционная общность заменилась на свободно возникающие связи с остальными членами сообщества. Многие считали «приступ мирового одиночества» (Бубер М., 1995, с.192) платой за освобождение от традиции.
  
• 
  Произошло своего рода отторжение человека от своего творения, материального и мысленного. Не только техника, машины, созданные как инструмент, сделали человека своим слугой и придатком, но и процесс производства и потребления в значительной степени вышел из-под контроля человека, что переживалось многими с чувством беспомощности, потерянности в усложнившемся и поляризованном мире.
  
• 
  Первая мировая война положила конец иллюзиям многих европейцев о Золотом веке, построенном на разуме, и ясно доказала, что человек также находится в поле иррациональных сил, лишь с иду определяемых человеческой волей, на самом же деле обрекающих живое а уничтожение, вне зависимости от того, в каком лагере они находятся.
  

Вызов среды понятен. Философы, а за ними практики (в том числе Ф. Перлз) отвечают на вызов усилиями, чтобы определить место и сущность человека в этом мире – его долг и свободу, силу и бессилие, ответственность и страх, близость и отчуждение; понять то специфически человеческое, что им движет. Философией этого движения стал экзистенциализм, а методом познания – феноменология.

Итак, феноменология. Слово «феномен» принадлежит Платону. Платон в юности своей много путешествовал по Ближнему Востоку, Египту, потом по Греции. Интересовался философскими корнями религий, пытаясь по-своему осмыслить мироздание. Основал свою школу в Афинах, написал знаменитую «Диалектику». Ее основой явилось сопоставление двух больших групп явлений, на которые он разделил все видимые и невидимые сущности на свете: феноменов и ноуменов. Феномен – это видимое, внешнее, явное, доступная нашим наблюдениям субстанция. Как правило, поскольку она хорошо доступна наблюдениям, она доступна и нашему уму, который этими наблюдениями оперирует. Ноумен – идея, которая лежит в основе каждой вещи, в основе каждого феномена. Это скрытая, во многом непознаваемая, его идеальная сущность. Ноумен, согласно Платону, первичен по отношению к феномену, является его причиной; феномен – только его отражение. Аристотель оставил ноумен в покое, обратив основное внимание на качества феномена, на то, из какой материи феномен сделан и что с ним происходит. Этот практичный подход – «из чего состоит» и «что происходит» - стал пращуром науки и технического развития человечества, символами которого нам кажутся Эйфелева башня и двигатель внутреннего сгорания. Платон отошел во «владение Церкви». Гегель возвращается к диалектике и превращает феноменологию, науку о явных свойствах вещей, в науку о развитии сознания, духа – удел академических философов. К началу ХХ века она, в силу кризиса в естествознании, связанного с позитивизмом, стала нужна практикам, в том числе психологам и психиатрам, занимавшимся проблемами, связанными с человеческой субъективностью для научного исследования удобно было иметь дело с вещами точными, тонкими и воспроизводимыми, с тем, что можно было взвесить, измерить и сравнить. Психология в этом смысле очень страдала, поскольку обращалась к вещам уникальным и личным, взвесить и разложить которые очень трудно. Как можно измерить чувства: глубину печали человека, меру нежности к матери или ценности, привязанности, предпочтения; глубину религиозного отношения или степень веры в святость собственности? Как сравнить эти вещи, как их разложить и анализировать? В общем, очень трудно. Мало того, что для этих феноменов невозможно придумать измерительный инструмент, чтобы их сравнить, они еще и невоспроизводимы. Сегодня моя печаль одна, завтра она другая, причем совершенно независимо от того повода, по которому она возникла, она разная.

Больше того, человеческие переживания тесно и в высшей степени неоднозначно связаны с другими людьми, их исследование соотносится с социальным контекстом, нюансы которого еще более изменчивы и многоплановы; их практически невозможно с точностью повторить в лабораторном эксперименте.

Упорствующие в материализме правнуки Аристотеля, больше всего любившие поломать голову над вопросом «почему происходит», столкнулись вплотную с иррациональностью субъективного мира и не получили ответа на свой вопрос. Феноменологией просто воспользовались как методом, как практическим подходом для работы с субъективными переживаниями. Их очень важно описать. Описать подробно, но не так, как в романах. Потому что, вообще говоря, Х IХ век – век романов. Описаний человеческих переживаний и отношений было накоплено «выше крыши». Ни один самый тонкий психолог не воспроизведет того богатства чувств, как это сделала художественная литература того времени. Но вот они не годились. Не годились чем? Каждое из описаний несло клеймо идей и пристрастий автора.

Итак, субъективные параметры человеческого бытия надо было описать. Описать, избегая домыслов. Избегая в этом описании себя, как вносящего свои признаки, свои категории и за счет этого – искажающие. Описать, избегая собственных интерпретаций. Их надо было выделить, отграничив от других, и назвать понятными для коллег именами и сгруппировать на основе описания. Не на основе моих размышлений или рассуждений об этом предмете, а только на основе описания, поскольку как только я начинаю вводить причинность (например: эти явления аналогичные, потому что они происходят от одного и того же источника), я нагружаю явления своими представлениями об источнике, из которого они происходят; эта группировка может быть истинной, а может быть и ложной. Как только я окрашиваю описание моральной оценкой, я ввожу описываемого человека в круг определенных долженствований и сужу, насколько он им соответствует; а ведь совсем неизвестно, насколько мои представления соответствуют его картине мира. Не будет ли мое описание искаженным, если делать его через очки моих пристрастий? Описать на основе доступных внешнему наблюдению характеристик, беспристрастно? Но мои возможности видеть и наблюдать столь несовершенны… Может быть, прибегнуть к помощи оборудования? Этими вопросами терзались многие психологи в начале ХХ века. Давайте посмотрим, как им удалось выбраться из тупика.

Предположим, мы описали, сгруппировали. И назвали некую совокупность феноменов, например, выяснили: этот человек – страдает. Это статус, состояние: положение на сейчас. Он дает ответ на вопрос «что происходит». Через 10 минут наш страдалец уже смеется (радуется). А что, собственно, произошло? Следующей за описанием наблюдаемой совокупности феноменов (статуса) необходимый шаг – описание процесса перехода от одного состояния к другому. Мы наблюдаем феномены в процессе их изменений, и подчас нам бывают важнее особенности того, как существует, изменяется и исчезает данный феномен, чем то, что именно он собой представляет. Вопрос, «как происходит» тот или иной процесс, как проживается то или иное состояние, и представляется нам самым важным практическим приложением феноменологии.

Далее перечислим тех, кто работал в этом направлении и создал ту феноменологию, которая на сегодняшний день дает гештальт-терапии гордо называться терапией феноменологического и процессуально-ориентированного толка. Назовем их имена и кратко опишем основные идеи.

Франц Брентано (1838 - 1917) считается предшественником как феноменологии, так и экзистенциализма. Именно он предлагает использовать описательную психологию, где «как?» предшествует «почему?». Другой его вклад – уточнение самого понятия «субъективность». Философский спор, в котором субъективное восприятие противопоставлялось некоему независимому от наблюдателя объективному миру, и попытки «объективизировать» процесс восприятия казались вечными. И вот эта структура дает первую трещину. На вопрос: «Является ли человеческое сознание объективным фактором? Может ли оно быть объективным регистратором всей полноты, всей массы сигналов, идущих из внешнего мира?» Ф. Брентано отвечает: «Нет!» В принципе не может. У него другая функция. Сознание не работает регистратором, оно не работает пассивным приемником, пусть сколь угодно совершенным. Оно работает маяком. Как маяк направленным пучком света выхватывает из темноты окружающего то одно, то другое, так и сознание – из всего того, что человек может наблюдать, оно выхватывает направленным вниманием только те феномены, которые в этот момент человеку зачем-то нужны, чем-то созвучны. Человеческое сознание имеет направленность (Ибрагимова М.Л., 1998). Для ее описания Брентано пользуется словом «интенциональность», о котором мы будем говорить в параграфе, посвященном экзистенциализму. Итак, любое восприятие субъективно, через голову не перескочишь. Стало быть, субъективны и все концепции, с помощью которых сознание опосредует наблюдения. Увы, никогда человеку не поймать синей птицы – истины в последней инстанции.

Эдмунд Гуссерль (1859 - 1938) полагает, что величайший исторический феномен – человечество, борющееся за самопонимание. Его собственный вклад в эту борьбу – первая завершенная работа по феноменологической психологии. Гуссерль (Гуссерль Э., 1913) призывает вернуться от размышлений о вещах к самой вещи, то есть к тем фактам, которые существуют на уровне восприятия. Воспринимаемое – очевидная данность, ваши размышления по этому поводу – это ваши размышления, это глубоко индивидуальная «штука». И он настаивает на том, что каждый человек проживает свою жизнь абсолютно уникальным образом. Нет воспроизводимого опыта. Каждый ценен и самодостаточен сам для себя и сам по себе. Гуссерля глубочайшим образом волнует вопрос, что же специфически человеческого в природе человека. Ведь даже то, что в человеке общее с другими живыми существами – например, голод – не тоже самое, что голод животного. Проблема антропологии – учит школа Гуссерля – вопрос специфической целостности и специфической структуры. Более того, сущность человека бесполезно искать в изолированных индивидах, ибо ей соответствует связь между человеком и окружающим его обществом других людей. Он утверждает, что если мы хотим узнать специфическое в человеке, нам придется разбираться в структуре этой связи: связи уникальной целостной жизни и уникальной жизни других.

Макс Шелер (1874 - 1928) столь же сильно пытается понять человеческую специфичность. Он делает акцент на динамике, становлении человеческого духа в противопоставлении с инстинктами и считает квинтэссенцией человека способность направлять энергию инстинкта на цели, к которым его ведет дух. Его взгляды находятся под сильным влиянием З. Фрейда. Взаимодействие духа и инстинктов приковывает его внимание к эмоциям. Он создает феноменологию чувств и говорит о том, что, сколько ни наблюдай внешние проявления чувств другого человека, сколько ни изучай закономерностей связи между чувствами и мимическими реакциями или другими их проявлениями, все равно никогда не поймешь другого человека в точности так, как он проживает это. Человеческие чувства другого становятся доступны для моего сознания не благодаря чувственному зрению, а благодаря понимающему, рассматривающему, переживающему зрению. Только через симпатию, интуицию, через собственную эмоциональность, через тот резонанс, который у меня возникает, поскольку я тоже человеческое существо, я могу понять чувства другого. Но никогда не идентично тому, что проживает этот человек (Шелер М., 1994). По сути, речь идет еще об одном источнике феноменологического исследования: наблюдение феноменов собственного существования в связи с процессом, происходящим с другим человеком, позволяет мне сориентироваться в том, что с ним происходит.

Мартин Бубер (1878 - 1965), человек, проживший необыкновенно длинную жизнь, поэт, философ, религиозный мыслитель. Прямого отношения к психологии не имел, но его знаменитая книга «Я и Ты» (1923), касающаяся отношений человека и Бога (Бубер М., 1995), вводит нас непосредственно в мир феноменологии контакта, контакта человек – человек. Бубер противопоставляет захватывающие прямые, личные, непосредственные отношения «Я - Ты» и наблюдающие, анализирующие отношения «Я - Оно». Первое – в высшей степени субъективно, эмоционально, близко до растворения одного в другом; второе позволяет изучать, накапливать сведения, опыт. Между ними такая же разница, как между ситуациями, описываемыми с помощью глаголов «быть» и «иметь»:быть можно только целиком; нельзя быть чуть беременной; иметь денег, или книг, или отношений можно сколько угодно. «Я - Ты» целостно и неисчислимо; «Я - Оно» позволяет ориентироваться в степени, количестве. «Иметь», «Я - Оно» - относится к миру материальных объектов. «Быть», «Я - Ты» - к сфере духовного, к таинству. В сфере человеческих отношений «Я - Ты» имеет отношение к любви, к познанию через целостность; это – истинный диалог. Но в наступающем слиянии познания уже нет. Без «Я - Оно» нет накопления опыта, «Я» не становится полным «Я». Как в любой системе противоположностей здесь очевидна невозможность существования одних отношений отдельно от других.

Из других многочисленных феноменологических трудов, пожалуй, стоит выделить важные для гештальтистов работы Мориса Мерло-Понти (Мерло-Понти М., 1996) и Эжена Миньковского, касающиеся значения кинестетических и осязательных сигналов в феноменологии восприятия. Благодаря этим трудам выяснилось, что телесные ощущения – самое раннее из того, что человек переживает в процессе онтогенеза, и осязание – то, что непосредственно ведает прикосновением одного человека к другому, оказывается принципиально важно для процессов целостного переживания и запоминания, несмотря на то, что на их долю приходится сравнительно малый объем информационного потока. Особенно важными оказываются кинестетические сигналы, поступающие в результате движений (по С. Гингер, 1999). С их утверждениями вполне совпадает вера гештальтистов в необходимость действия, движения, как для актуализации переживаний, приходящих в результате воспоминаний, так и для закрепления решений на будущее, которые человек декларирует.

Итак, что делает гештальт-подход феноменологическим направлением:

• 
  Акцент на видимом, на явном, на доступном наблюдению в большей мере, нежели на углубление в происхождение, причины вещей.
  
• 
  Признание субъективности и иррациональности нашего восприятия мира.
  
• 
  Внимательное и любопытствующее уважение к собственной уникальности и уникальности переживаний другого. На этом базируется гештальтистская заповедь, призывающая слушать, описывать, переживать, а не интерпретировать. Интерпретация субъективной позиции другого всегда субъективна, а значит, с той или иной вероятностью содержит искажения.
  
• 
  Ориентация на процессуальные феномены в большей мере, нежели нюансы ситуации и ее причины (приоритет «как» над «что» и «почему»).
  
• 
  Диалогический подход к терапии, с переходами позиции терапевта от чувственного «Я - Ты» к наблюдающему «Я - Оно».
  
• 
  Восприятие человеческой специфичности как результата целостности и специфической структуры отношений между человеком и окружающим его обществом других людей.
  
• 
  Убеждение, что субъективное переживание понимается и узнается другим только субъективно, при встрече двух людей. Я узнаю о твоих чувствах из наблюдения за тобой и из наблюдения собственных чувств в связи с тобой, в момент нашей встречи. Отсюда такой акцент на отношениях клиента и терапевта, учащегося и группы и т. д.
  

Литература

Бубер М. Проблема человека// Два образа веры. М.: Республика, 1995

Гингер С., Гингер А. Гештальт-терапия контакта. СПб.: Специальная литература, 1999

Гуссерль Э. Философия как строгая наука. СПб.: Логос, 1911

Ибрагимова М.Л., Психология интенциональных актов / Автореферат канд. диссертации. М., 1998

Мерло-Понти М. В защиту философии. М.: Гуманитарная литература, 1996

Шелер М. Избранные произведения. М.: Гнозис, 1994