ГАВРИИЛ (в миру Василий Николаевич Воскресен­ский), архимандрит [1795, Москва—10(22) мая 1868, Му­ром, Спасский монастырь—русский православный бого­слов, историк философии. Окончил Московскую духовную академию (1820) и оставлен бакалавром на кафедре фило­софии. В 1821 принял монашество и назначен библиотекарем Академии. В 1824 переведен в Петербургскую духов­ную академию бакалавром на кафедру философии. Позже ректор Орловской, затем Могилевской семинарии (1825— 27), настоятель казанского Зилантова монастыря (с 1829). В 1835—50 профессор Казанского университета, сначала на кафедре церковного.права, затем на кафедре филосо­фии. В 1839—40 в Казани опубликовал 6-томную- «Ис­торию философии», шестая часть этого труда посвящена русской философий. Это была первая попытка системати­ческого изложения истории русской философии, которой, по Гавриилу, присущ специфически религиозный харак­тер. Каждый народ имеет свои особенности и свою фило­софию, «более или менее наукообразную, или, по крайней мере, рассеянную в преданиях, повестях, нравоучениях, стихотворениях и религии» (ч. 6, с. 3). Русский человек «богобоязлив, до бесконечности привержен к вере, престо­лу и отечеству», а в «любомудрии» отличительным харак­тером его мышления является «рационализм, соображае­мый с опытом» (ч. 6, с. 5). Русская философия, по Гаври­илу, обязана своим возникновением и развитием грече­скому и русскому духовенству. Благодаря грекам мы «полюбили преимущественно» Платона, европейцы же — Аристотеля. Первым учителем русских в философии был митрополит Никифор (12 в.), затем Владимир Мономах, Даниил Заточник, Нил Сорский, Феофан Прокопович, Сковорода и др.

Соч.: Философия правды. Казань, 1843; Поучительные слова. В 2-х ч. Казань, 1830.

Лит.: Банчугов В. В. Очерк истории философии «самобытно-рус­ской». М„ 1994.

В. В. Ватугов

ГАДАМЕР (Gadamer) Ханс-Георг (род. 11 февраля 1900, Марбург)—немецкий философ, основоположник гермене­втики философской. Изучал философию, историю литера­туры, историю искусств и евангельскую теологию сначала в Бреслау, затем в Марбурге. Кандидатскую диссертацию защитил под руководством П. Наторпа и Н. Гартмана (1922). Изучал также классическую филологию на кафедре П. Фридлендера; в 1929 защитил диссертацию «Диалекти­ческая этика Платона (Феноменологическая интерпрета­ция «Филеба»)». В 20-е гг. посещал лекции и семинарские занятия Хайдеггера, что определило его последующий фи­лософский поиск. С 1929 по 1938 преподавал в универси­тетах Марбурга и Киля (профессорское звание получил в 1937), с 1939 по 1947 — профессор Лейпцигского универ-

ситета (в 1946—47—ректор). В 1947—48—во Франкфурте; в 1949 возглавил кафедру философии Гейдеяьбергского университета, сменив К. Ясперса. После выхода на пенсию (1968) в течение двадцати лет активно работал в качестве приглашенного профессора за рубежом, прежде всего в США; оставил лекционную деятельность в конце 80-х гг. Известность Гадамеру принес его труд «Истиной метод» (1960). Союз «и» в названии работы обозначает не столько связь «истины» с «методом», сколько их известную несов­местимость. Демонстрируя «неметодическую» суть челове­ческого познания, Гадамер стремится показать» что способ познания, связанный с понятием науки и с заложенным в ее основу понятием метода, далеко не является универ­сальным. Культурно-историческая традиция знает различ­ные способы человеческого отношения к миру. Можно выделить три основные формы связи человека с миром, три основных вида опыта и, соответственно, три измере­ния, в которых разворачивается бытие человека: «эстетиче­ское», «историческое» и «языковое» (им соответствуют три основных раздела книги). Все три термина несут на себе печать условности, т. к., во-первых, они не обозначают принципиально различных сфер, а, во-вторых, сложив­шийся за последние полтора столетия характер их исполь­зования привел к обеднению их значения. Записанное по ведомству «эстетики» искусствоведение недопустимо сузи­ло опыт истины, обретаемый в искусстве и посредством искусства. Под влиянием Канта, усматривавшего основу прекрасного в априорной структуре субъективности, про­изошло забвение того обстоятельства, что искусство есть способ раскрытия истины. Историзм 19 в. изъял из ис­торической сферы «герменевтическое измерение»: исто­рию стали изучать вместо того, чтобы ее понимать. К тек­стам прошлого стали подходить «лишь исторически», т. е. рассматривать их исключительно как продукт определен­ных социально-культурных обстоятельств, как если бы они не имели никакого касательства к нам. В стремлении преодолеть ограниченность позитивистски ориентирован­ной исторической науки Дильтей предложил психологиче­ский подход к осмыслению феноменов прошлого: их нуж­но не просто объяснить, исходя из определенного пред­ставления о связи общего и частного, но и понять, воспро­изведя как уникальное порождение индивидуальности. Однако герменевтическая проблема, т. е. проблема пони­мания, тем самым не раскрывается—для понимания недо­статочно перемещения интерпретатора в «горизонт» ав­тора, необходимо «переплавление» их горизонтов. Послед­нее же может произойти только благодаря чему-то третьему, тому общему, в чем смогут примириться позиции обоих. Таким «третьим» выступает язык, рассматриваемый с точки зрения его бытийного статуса, т. е. как особая реальность, внутри которой человек себя застает и которая не может быть схвачена средствами социологического или психологического исследования, В стихии языка осуществ­ляется как понимание человеком мира и его самопонимание, так и понимание людьми друг друга. Философский проект Гадамера представлял собой т. о. попытку синте­за экзистенциально-феноменологической философии (и прежде всего «герменевтики фактичности» Хайдеггера) с традицией герменевтики как дисциплины. Вслед за Хайдеггером Гадамер рассматривает понимание не в теорети­ко-познавательном, а в онтологическом плане: понимание предстает не в качестве инструментально-логического акта, а в качестве способа человеческого бытия. Это влечет за собой радикальный пересмотр содержания и целей герме­невтики. Если у Шлейермахера последняя служила «учени­ем об искусстве понимания», а у Дильтея—специфиче­ским методом гуманитарного познания, то у Гадамера герменевтика становится исследованием условий возмож­ности понимания как модуса существования. Развивая хайдеггеровский тезис о «пред-истолкованности» мира в дорефлективных структурах его данности человеку, Гада­мер ведет речь о «предпонимании»; последнее конкре­тизируется им как «пред-рассудок» (букв, пред-суждение, Vorarteil). Наши «предрассудки» в гораздо большей мере определяют наше отношение к действительности вообще и к текстам традиции в частности, чем наш «рассудок». Равным образом онтологическую трактовку получает у Га­дамера и «герменевтический круг»: он вызван изначальной взаимообусловленностью «предпонимания» и понимаемо­го произведения. К смыслу текста мы движемся благодаря пониманию,его отдельных частей, но для того, чтобы понимать отдельные части, уже надо обладать пониманием (предпоннманием) целого. Предвидя упрек в релятивизме, Гадамер ведет речь о диалогической структуре понимания. Понимание имеет вопросно-ответную структуру: понять текст - значит понять вопрос, который этим текстом ста­вится, а не навязывать тексту посторонний вопрос. Однако понять вопрос текста можно лишь при условии, если мы в состоянии сами им задаться. Поэтому вторым шагом будет отнести этот вопрос к себе, что ведет к критической проверке того «предпонимания», с которым мы присту­пали к чтению.

Гадамер заостряет внимание на несводимости герменевти­ки к методологии интерпретации. В этой связи ключевые понятия его собственной концепции—«действенная исто­рия» и «действенно-историческое сознание»: всякий акт интерпретации того или иного произведения определен предшествующими интерпретациями последнего (тради­цией интерпретации), но всякий акт интерпретации, в свою очередь, включен в традицию, образует звено ее «события». Выдвигая на первый план «событие традиции» и «причастность» интерпретатора этому Событию, Гадамер отмежевывается от приверженцев традиционной герменев­тики (Э. Бетти, Е. Д. Хирш и др.). Если у последних речь идет об обеспечении объективного познания прошлого исследователем, укорененным в настоящем, то в контину­уме традиции, о котором говорит Гадамер, нет ни прошло­го, ни настоящего: Шекспир может выступать современ­ником Софокла.

Моделью герменевтического опыта выступает опыт искус­ства. Полемизируя с концепцией «эстетического сужде­ния» Канта, Гадамер рассматривает искусство как авто­номный источник «опыта истины». Здесь Гадамер апелли­рует не только к ХаЙдеггеру, но и к Гегелю: гегелевское

понятие «объективного духа» лучше подходит для его герменевтики, чем такие восходящие к романтикам и Шлейермахеру понятия, как «субъективность» и «ин­дивидуальность». Если у Шлейермахера и Дильтея задача интерпретатора состояла в воспроизведении опыта, заклю­ченного в тексте, то Гадамер подчеркивает важность «про­изведения» опыта заново, тем самым смещая акцент с «ре­продуктивной» стороны истолкования на его «продуктив­ный» момент.

Однако союз философской герменевтики с гегелевской философией непрочен: исходный пункт Гегеля—самопо­знание абсолютного духа, т. е. бесконечная мощь рефлек­тивного сознания, тогда как Гадамер отправляется от принципиальной конечности человека и, соответственно, ограниченности его рефлективных усилий. Движение тра­диции не может быть поэтому схвачено в категориях раз­вития или прогресса. Гегелевской метафоре «снятия» Гада­мер предпочитает хейзинговскую метафору «игры». В «диа­логе», каковым является традиция, никому не дано сказать последнее слово.

Традиция развертывается прежде всего как языковая тра­диция. Мы «живем в традиции» постольку, поскольку «жи­вем в языке». Язык для Гадамера, как и для Хайдеггера,— это не инструмент и не знак того или иного «мысленного содержания», а медиум раскрытия истины. В той мере, в какой герменевтика имеет дело с языком как универсаль­ным медиумом раскрытия бытия, она имеет универсаль­ный характер. В онтологизировании языка Гадамер захо­дит столь далеко, что утверждает: «бытие, которое может быть понято, есть язык.

«Истина и метод—единственное произведение Гадамера «систематического» характера. В остальных своих сочине­ниях он выступает как практикующий герменевт. Объек­том его штудий выступают как классические тексты ис­торико-философской традиции (Платон и Аристотель, Ге­гель и Кант, Гуссерль и Хайдеггер), так и классики миро­вой поэзии (Гёте, Рильке, П. Целан, Гёльдерлин). Соч.: Wahrheit und Methode. Tub.» 1975; Platos dialektisohe Bhik. Hamb., 19S3; Hegels Dialektik: fflnf hermeneutische Studien. Tub., 1971; Vernunft im Zeitalter der Wissenschaft. Fr./M., 1976; Heideggers Wege. Tub., 1983; Lob der Theorie. Fr./M., 1984; Das Erbe Europas. Fr./M., 1989; Ober die Veiborgenheit der Gesundheit. Fr./M., 1993; Der Anfang der Philosophie. Stuttg., 1996; Hans-Georg Gadamer im Gesprach, htsg. von С Dutt. Heidelberg, 1993; Gesammelte Schriften, Bd. 1-10. Tab., 1985-1995; Истина и метод. М., 1988; Актуаль­ность прекрасного. М., 1991.

Лит.: Hermeneutik und Dialektik. Aufsatze H. Gadameras zum 70. Geburtstag, Bd 1-2. Tub., 1970; Hermeneutische Positionen. Gott., 1982.

B.C. Малахов

ГАЗ А Л Й Абу Хамид Мухаммед Ибн Мухаммед, ал (1058, Туе, Иран—1111, там же)—мусульманский философ, крупнейший исламский богослов. Образование получил сначала вТусе, затем в Джурджане и Нишапуре, где учился под руководством видного представителя ашаритского ка­лами ал-Джувайнй. После смерти своего учителя (1085) ал-Газалй находился при дворе сельджукского везира Низам ал-Мулка, который назначил его в 1091 препода­вателем в основанном им в Багдаде медресе ан-Низамиййа. Лишившись своего покровителя, убитого ис-маилитами, ал-Газалй в 1095 Покинул Багдад под пред­логом совершения хаджжа-паломничества. Провел 11 лег в странствованиях, во время которых посетил Дамаск, Иерусалим, Мекку. В 1106 начал преподавать в медресе ан-Низамиййа; куда был приглашен везиром Фахр ал-Мулком (сыном Низам ал-Мулка). Незадолго до своей кончины вернулся в Туе.

Творчество ал-Газалй многогранно и противоречиво. Труд­ность определения его истинных взглядов отчасти обусловь лена его собственным предупреждением (в частности, в трактате «Весы деяний») о том, что сокровенные его мысли содержатся не в опубликованных сочинениях, а в предназ­наченных для избранных трактатах. В своей квази-автобио-графии «Избавляющий от заблуждения» философ описал поиск истины, в рамках которого он прошел путь от слепой веры к каламу, от него —к арабоязычному перипатетизму (фалсафе), затем к исмаилизму, остановившись на суфизме. Согласно этому сочинению, как и трактату «Удержание широкой публики от калама», калам, способный служить делу защиты религии от опасных новшеств, мало полезен для приобретения позитивного знания, а в душу неподго­товленных в теоретическом отношении людей он может внести только путаницу и сомнение. Вместе с тем позитив­ный очерк теологии калама ал-Газалй дал в работе «Краткое изложение вероучения» («ал-Иктисадфи-л-и'тикад»). Про­тив исмаилитов (батинитов) направлено, помимо «Избавля­ющего», сочинение ал-Газалй «ал-Мустазхирй». Представив сначала объективное и систематизированное изложение основных положений восточно-перипатетиче­ской логики, физики и метафизики в книге «Цели филосо­фов» («Макасид ал-фалясифа»), в работе «Опровержение философов» (точнее, «Непоследовательность философов», «Тахафут ал-фалясифа», на которую Ибн Рушд написал ответное «ОпровержениеОпровержения») ал-Газалй доказы­вал неспособность мусульманских перипатетиков постро­ить метафизику на принципах, согласующихся с буквой священных текстов (в частности, с догмами о сотворенности мира, о знании Богом единичных вещей, о телесном воскре­шении). Одновременно ал-Газалй пытался легализовать другие разделы перипатетической философии—логику, ма­тематику и физику, говоря о нейтральности их по отноше­нию к религии. Особенно заметно его стремление пропаган­дировать логику, которой он посвятил ряд работ («ал-Кустас ал-мустакйм», «Ми'йар ал-'илм», «Махакк ан-назар»), из­меняя, однако, ее терминологию и представляя правила логики как выводящиеся из Корана и Сунны. Вместе с тем некоторые трактаты ал-Газалй (например, «Ма'аридж ал-кудс») свидетельствуют о близости его идей к метафизиче­ским концепциям восточных перипатетиков (признание тезиса о вечности мира, теория эманации и т. п.). Суфизму, на котором автор «Избавляющего» остановил свой выбор после долгих духовных исканий, посвящен фундаментальный' труд «Воскрешение наук о вере», где дана мистическая трактовка мусульманского закона, преж­де всего его культово-этических принципов. Метафизиче­скую систему суфизма ал-Газалй разрабатывал в книге «Ниша светов» («Мишкат ал-анвар»), описывая универсум в виде световой иерархии, основание которой составляют «темные», материальные предметы, а вершину—Чистый Свет, Бог.

Соч.: Воскрешение наук о вере. Избр. главы, вступительная ст. В. В. Наумкина. М., 1980; Правильные весы (аль-Кустас аль-Мус-такйм). Отдельные главы.—Там же; Избавляющий от заблужде­ния.—В кн.: Григорян С. Я. Из истории философии народов Сред-

ней Азии и Ирана 7—12 вв. М., 1960; Ответы на вопросы, пред­ложенные ему.—Там же.

Лит.: Керимов Г. М. Газали и суфизм. Баку, 1969; Шумкин В. В. Вступительная статья к указанному переводу «Воскрешения...».

Т. Ибрагим

ГАЙ (ГаСое,) (1-я пол. 2 в.) — греческий философ, представи­тель среднего платонизма. О Гае сохранилось несколько косвенных свидетельств. Лекции некоего ученика Гая слу­шал Гален в Пергаме в 143; учеником Гая был также Альбин; Порфирий говорит о комментариях Гая, которые на занятиях с учениками разбирал Плотин. Важно свидетельство Прокла (In Tim. I 340, 24 Diehl; разбор текста у К. Прехтера): «круг Альбина и Гая» выделял у Платона два способа философст­вования: научный и исходящий из правдоподобия (emcrrnnovixcdsi) еЫотоХоумйс,), которые последний чередо­вал в зависимости от того, каков излагаемый предмет, в связи с чем разные диалоги следовало толковать по-разному— буквально либо метафорически. Возможно, Гай ничего не писал, ограничиваясь преподаванием. Упоминаемые в Cod. Par. gr. Л962, fol. 146v лекции Гая, изданные Альбиной, использовал Прискиан в «Вопросах и ответах к царю Хосро-ву»; о толковании Гаем «Государства» говорит Прокл (In Remp. 2, 98, 11 Kroll). О характере платонизма Гая можно судить по сочинениям Альбина и анонимным комментариям к «Теэтету» Платона. Некорректность попытки реконструи­ровать учение Гая на основе сопоставления Альбина и Апу­лея и самого понятия «школа Гая» показана Дж. Диллоном. Лит.: Sinko Т. De Apulei et Albini doctrinae Platonicae adumbratiorie. Krakow, 1905; Pmechter & Zum-Platoniker Gaios.—«Hermes», 1916, 51, S. 510-529 - Kleine Schriften, S. 81 ^-,100; Witt R.E. Albinusand the Histoiy,of Middle Platonism. Cambr., 1937, 2d. 1971; Dillon /The Middle Platonists. L., 1976, 2 ed. 1996..P. 26,6-340.

Ю.А. Шичалин

ГАЙГЕР (Gelger) Мориц (26 июня 1880, Франкфурт-на-Майне.» 9 сентября 1937, СиалХарбор, США) —философ феноменологического направления, представитель мюнхен­ской школы. Изучал юриспруденцию, психологию, филосо­фию, биологию в Мюнхене, где в 1904 защитил кандидат­скую, а в 1907—докторскую диссертацию. В начале века Гайгер сотрудничал с Гуссерлем. Затешмежду ними возник­ли разногласия. С 1923 Гайгер— ординариуе в Геттингене. В 1933 досрочно уволен нацистами с«рофессорской долж­ности; в 1935 эмигрировал в США, преподавал в Нью-Йорке. Главная проблематика исследований Гайгера—фе­номенология чувств, теория эстетики, в частности, эстетиче­ских наслаждений, сначала основанная на психологии В. Вундта, а потом на феноменологии («Bemerkungen zur Psychologie der Gefiihlsmomente und Gefiihlsverbindungen».— «Archiv fur die gesamte Psychologie», 1904, 4, S. 233 ff.). Эстетическое наслаждение, по Гайгеру,—«специальный случай» наслаждения как такового, сущность которого выяв­ляется на основе анализа соответствующих феноменов. Сущностные мотивы наслаждения Гайгер связывал со следу­ющими признаками: отсутствие мотива— полнота — при­частность Я — центрирование вокруг Я—отдача (Hingabe) во власть объекта наслаждения (Beitrage zur Phanomenologie des asthetischen Genusses, 1913, S. 61). Эстетику Гайгер рассмат­ривал как главную прикладную область феноменологическо­го метода («Phanomenologische Asthetik», 1924, S. 273), как науку об эстетических ценностях. Однако эстетика только основывается на феноменологии; как философская дис­циплина она выходит за узко феноменологические рамки, соприкасаясь с этикой, философией религии и психологией. Рад работ Гайгера посвящен философии науки —филосо­фии математики («Systematische Axiomatik der euklidischen Geometrie», Augsburg, 1924) итеории относительности («Die philoSophischeBedeutungderRelativitatstheorie». Halle, 1921). Соч.: Die Bedeutung der Kunst, Zugange zu einer materialen Wertasth'etik. Hig. aus dem NachlaB Von K. Berger und W. Henckmann, Miiricb., 1976.(библиография).

H. В. Мотрошилова

ГАЙМ (Haym) Рудольф (5 октября 1821, Грюнберг— 27 августа ,1901, Св. Антон, Тироль)—немецкий историк философии и литературы. С 1868 —профессор в Галле. Основатель и редактор журнала «Preussische Jahrbucher» (1854—64). Автор работ по истории философии и литера­туры в Германии.

Соч.: Feuerbach und die Philosophic Halle, 1817; W. v. Humbolt. В., 1856; Hegel und seine Zeit. В., 1857; Herder, 2 Bde. В., 1877-85; Aus meinein Leben, В., 1902; в рус. пер.: Гегель и его время. СПб., 1861; Гердер, его жизнь и сочинения, т. 1—2. М., 1888; Романтическая школа. М., 1891; Вильгельм фон Гумбольдт. М., 1898. Лит.: Антонович М. А. О гегелевской философии. Рец. на кн. Р. Гайма, Гегель и его время.—Он же. Избр. философ, соч. М., 1945.

А.О.

ГАЛЕВИ Иегуда (ок. 1080, Толедо—ок. 1140, Палести­на?)—еврейский поэт и философ, раввинический бого­слов, врач. Главное сочинением написанные по-арабски, вскоре переведенные на иврит диалоги «Хазар: Книга дово­дов в защиту презираемой религии»—воображаемые бесе­ды хазарского хана Булана II, обратившегося в 740 в иуда­изм, с философом, христианином, мусульманином и рав­вином. Обогащая иудаизм аристотелизмом и неоплатониз­мом, Галеви утверждал превосходство Торы и предания над самомыслием. Между повелевающим Богом Авраама и без­различным богом философов пролегла бездна; одиноким искателям «трудно вообразить начало мира» вне традиции Откровения, непрерывной в избранном народе от дней Адама. Творец,непознаваем и неантропоморфен, его опе­ративные (от его действий), релятивные (от его отношения к человеку), негативные (апофатические) определения не достигают сути. Его поступки непредсказуемы, «он волит TOj. чтоаолит, тогда, когда волит». Вселенная—продукт этой воли и ее агентов, вторичных природных причин. Душа (по Аристотелю и Авиценне) есть «первое совер­шенство природного инструментального тела, имеющего жизнь в потенции», «субстанция, сущая в самой себе и не­сущая атрибуты ангельских и божественных сущностей». Откровения всегда исторически конкретно даны избранно? му народу. Заслоненный позднее Маймонидом, Галеви оставался почитаемым автором. Гердер назвал «Хазар» об­разцом для своих диалогов «О духе еврейской пбэзии». Соч.: Kitab al khazari," trad. H. Hirschfeld. L.-N. Y., 1905. Лит.: Druck D. Yehuda Hafcvy: His life and works. N. Y., 1941; Bertola E. II pensiefo ebraicol. Padova, 1972.

В. В. Бибихин

ГАЛЕН (ГсЛлуос,) из Пергама (129—ок. 210) греческий ученый, врач и философ, в своих сочинениях давший синтетическое изложение всей античной медицины.

С 169 жил и работал в Риме при дворе императоров Марка Аврелия и Луция Вера. Сохранился значительный корпус текстов Галена, включающий работы по практической ме­дицине (диагностике, диететике, анатомии и др.), подроб­ные комментарии на книги Гиппократовского корпуса и труды по прикладной философии («О мнениях Гиппо­крата и Платона», комментарий на «Тимея», «О том, что лучший врач в то же» время ^-философ»; «О наилучшем учении»). Комментарии Галена на Гиппократа завершают богатую экзегетическую традицию, у истоков которой стоял Герофил Александрийский (ок. 300 до н. э.). Т. к. тексты этой традиции практически полностью утрачены (кроме одного небольшого комментария Аполлона из Ки­тая и толкового словаря Эроциана), Гален оказывается главным источником сведений о медицинских коммента­риях своих предшественников. Из трактата «О своих соб­ственных сочинениях» известно, что всего им было состав­лено 17 комментариев на Гиппократа (сохранилось 11). Гален получил хорошее гуманитарное образование, изучал грамматику, диалектику, философию, а также геометрию и арифметику. В Смирне слушал платоника Альбина, а ра­нее в Пергаме—некоего «ученика Гая», учился также у фи­лософа-перипатетика «ученика Аспасия»,—так сформиро­вался платонико-перипатетический каркас его философ­ских взглядов. Философией он интересовался постольку, поскольку эти знания могли быть ему полезны как врачу— и в центре его внимания оказывается логика и психология. Дискуссии между различными медицинскими эллинисти­ческими школами (эмпириками; методистами, рациона­листами) во многом были философскими по содержанию и касались таких вопросов, как природа знания и способы его достижения, соотношение теории и врачебной прак­тики, структура причинно-следственного объяснения. В трактате «О том, что лучший врач в то же время— философ» Гален говорит, что знание родов и видов бо­лезней связано с изучением логики, которой врачи обычно пренебрегают (vol. I, p. 54.6*-10 Kflhn). Мысль о пользе философии для врача высказана и в «Протрептике». О серьезности логических занятий Галена говорит сохра­нившееся «Введение в диалектику» (лат. bistitutio logica) (аутентичность его оспаривалась Прантлем), а также на­звания утерянных сочинений по логике, в т. ч. трактаты по теории силлогизма (De libris propriis, vol. 19, p. 43.9-45.10 Kuhn); 4-я фигура силлогизма, названная именем Галена, восходит к Теофрасту и Евдему. В целом в логике Гален следовал Аристотелю и Теофрасту, что было ха-рактернодля современных ему философов-платоников (ср. Алкиной, Апулей); стоическую логику он критиковал, хотя и принимал учение Посидония об аналогическом сил­логизме.

«О мнениях Гиппократа и Платона» (лат. еокр; De placitis), в 9 кн.—основное философское сочинение Гаяена, над которым он работал более 10 лет (между J62: и 176). Гален попытался показать согласие во взглядах Платона и Гип­пократа по ряду проблем, касающихся «физики» живого организма. В кн. I>-IV рассматриваются взгляды на при­роду сил, управляющих человеком иживыми существами, и обосновывается истинность взглядов Платона и Гиппо­крата, кн. V—К посвящены проблемам чувственного вос­приятия и методологии исследошшя; Трактат носит под­черкнуто полемический характер.» Гален принимает плато­новское деление души на вожделеющую, аффективную и разумную, и в этой связи постоянно критикует монисти­ческую психологию стоиков за отрицание неразумной ду­ши и понимание «страстей» (патосов) как ошибок сужде­ния. Стоики критикуются также за локализацию «ведущей способности» души, равно как и речевой и двигательной, в сердце,—по Галену, этот тезис не выдерживает критики, основанной на «анатомической очевидности», которая указывает на мозг, В качестве главного оппонента высту­пает Хрисипп, чей трактат «О душе» Гален часто цитирует, что является для нас важным источником знания о стои­ческой философской психологии; имя стоика Посидония Гален приводит с симпатией, ибо тот принял платониче­скую трехчастную модель души. Для Галена характерно сочетание монотеистических идей (отождествление бога с умом-ядши в духе среднего плато-«ваиа) с телеологическим принципом (особенно в «О на­значении частей человеческого тела»): на основании изу­чения строения организма Гален приходит к выводу, что «ум-нус все распределяет и упорядочивает» (vol. 3, Р- 469.11 Kiihn), «творец-демиург ведет все возникающее к наилуч­шему виду» (410, lb-12), «що всем наш творец имеет в виду единую цель совершенства всех частей, выбор наи­лучшего» (476.8—10); принимая за образец платоновского демиурга» Гален принимает также аристотелевский прин­цип «природа ничего не делает напрасно»: Он использует аристотелевское учение о причинах и вслед за средними платониками добавляет к четырем причинам пятую«-ин» струментальнук». В физиологии Гален вслед за Гиппократом был сторонни­ком гуморальной теории, согласно которой основными составляющими организма человека являются кровь, слизь, желтая и черная желчь, каждая из которых ассоции­руется с парой фундаментальных противоположностей (по Аристотелю): горячим, холодным, сухим и влажным. Болезнь определяется как «повреждение естественных функ­ций», она проистекает от избытка или недостатка четырех основных качеств—самих по себе или в сочетании. С именем Галена связано становление экспериментального метода в медицине (что в целом не было характерно для античного естествознания); эксперименты, вт. ч. по виви­секции живых животных, проводились им с целью опровер­жения стоических и аристотелевских представлений о фи­зиологии организма, в частности, в ходе таких опытов была опровергнута традиционная точка зрения, полагавшая нали­чие крови исключительно в венах, а в артериях—пневмы (ибо при вскрытии трупов артерии оказывались пустыми). Однако для объяснения процесса дыхания Гален полагал наличие некоей пневмы, которая может смешиваться с кровью и соответственно трем частям души разделяется на три вида. Ряд опытов Гален провел для доказательства того, что центр ощущений и источник двигательных импульсов сосредоточен не » сердце, а в головном и спинном мозге. Наряду с воздухо- и водолечением Гален придавал большое значение лекарственным препаратам (рецептам их посвящен отдельный трактат), составил также несколько описаний лечебных растений (травников), неоднократно переводившихся на латынь, арабский, сирийский и персидский языки. Понятие «галеновы препараты» существует в медицине до сих пор н означает препараты, полученные из растительного сырья нутам особой технологии (настойки, экстракты и др.). О многих утраченных сочинениях Галена известно только по арабским, сирийским и латинским переводам. В Средние века, как на Востоке, так и на Западе, Гален оставался непререкаемым авторитетом в медицине, «королем анато­мии», и представлял тот идеал, о котором говорил Гиппок­рат: «врач-философ подобен богу». Соч.: Galeni Opera Omnia, ed. С. G. Kiihn, Lpz., 1821—33; Galen) Pergameni Opera Minora, eds. J. Marquardt, I. v. Mailer, C. Helmreich. 3vols. Lpz., 1884-93; Galenus: De usu Partium, 2vols,, ed. G. Heimreich. Lpz,, 1907—09; Galeni De PlacitisHippocratiset Platonis, ed_s apd comm. P. Ц. T)e Lacy, 3 vols. B,, 1978—83; Galetis Kommentar щ PlatonsTimaios, hrsg. von С J. Larrain. Stuttg., 1992; Galen's Institutio logica, transl., introd., comm.by J. S. Kiefler. Baltimore, 1964; врус.пер.: О назначении частей человеческого тела, пер. С. П. Кондратьева, ред. и вступит, ст. В. Н. Терновского и Б. Д. Петрова. М, 1971. Лт.-.КовнерС. История медицины, ч. 3. Киев, 1888; BominiP. L. Gated elafflOBofla, ANRWII, 36, S, 1992, p. 3484—3504; Busier К. Galen unddii Logik.-lbid, p. 3523—3554; Hankinson A / Galens philosophical eclecticism,—Ibid, p. 350S—3522; Idem. Actions and Passions: Galen's AnniomyofiheSo\u.—BrunschwigJ.,NussbaumM. С (eds.) Passions and Perceptions: Studies in Hellenistic Philosophy of Mind. Cambr., 1993, p. 184—222; Tielermn T. Gal$n apd Chrysippus, on the Sold: Argument an Refutation jrt fhe I)e Placitis Books II—III. Leiden, 1996; Moraux P, Galien dePergame.P., 1Й5; MdeM. (ed,) Galen: TbreeftWises on the Nature of Science.IridtanapoUg, 198?; Nutton V. (ed.) Galen: Problems and Prospect*; L., 1981; %dd R, B. Galenic medical ideas in the Greek Aristotelian commentators.—«Symbolae Osloensis», 1977, v. LI1, p.l 17—134; DeLacy Ml Galens Platonisra.—«American Journal of Philology», 1972, 93, p. 27-32; torfwiG. Galen of Pergamon. Kansas, 1954; KollechJ., NickelD. Bibliographia Galemiana. Die Beitrage des 20. Jahrunderts zur Galenforchung, ANRWII, 37, 2, 1994, p. 1351-1420; 2063-2070.

M.A, Солопова

ГАЛИЛЕЙ (Galilei) Галилео (15 февраля 1564, Пиза-8 января 1642, Арчетри, близ Флоренции)-итальянский ученый и мыслитель, один из создателей науки Нового времени, чьи исследования в области физики, механики и астрономии характеризуются кардинально новым подхо­дом и результатами, положившими начало современному взгляду на природу. Его методологичесше установки ока­зали решающее воздействие на последующих ученых и в первую очередь на И. Ньютона. Юношей он привел в ужас своего отца, когда отданный в иезуитскую школу монастыря Валломброзо (неподалеку от Флоренции, куда переехала его семья в 1574), внезапно объявил (1578), что собирается стать монахом. Впоследствии Галилей достаточно нейтрально относился к рели­гии, и церковь производила на него впечатление только как институт пропаганды. Но в те ранние годы отцу при­шлось, немедленно забрать его из монастыря и до поступ­ления в Пизанский университет в 1581 Галилей обучался дома. Один из учителей Галилея, Остилио Риччн, поддер­жал юношу в увлечении математикой и физикой, что сказалось на дальнейшей судьбе ученого. В 1585, формально не закончив университета, Галилей возвращается во Флоренцию, продолжая увлеченно зани­маться наукой, и спустя некоторое время приобретает из­вестность в кругу любителей естествознания. В 1586 он заканчивает трактат «Маленькие весы», в котором (следуя Архимеду) оцрсьщет изобретенный им прибор для гидво_: статического взвешивания, а в следующейработе, так же носящей следы влияния Архимеда, дает ряд теорем от­носительно центра тяжести параболоидов вращения. Реак­ция научной среды на эти работы — Флорентийская акаде­мия избирает его арбитром в споре о том, как е математи­ческой точки зрения должна интерпретироваться тополи фия Дантова ада (1588). В это же время он получает (благодаря содействию своего друга маркиза Гвидобальдо дель Монте) почетную, но скудно оплачиваемую должность профессора математики Пизанского университета. В Пизе ученого занимают гл. о. проблемы механики, он пишет трактат о движении (1590), характеризующийся явной антиаристртелевской направленностью,—Галилей считает, что тела различного веса должны падать с одинаковой скоростью, но вместе с тем его подход к задачам остается во многом в рамках позднесхоластической физики. Смерть отца в 1591 и крайняя стесненность материального положения заставляет Галилея искать новое место работы. В 1592 он получает кафедру математики в Падуе (во владе­ниях Венецианской республики). Восемнадцать лет, про­веденных им в Падуе, оказались временем творческого подъема и счастливой порой в его личной жизни. Откры­тие квадратичной зависимости пути падения от времени, установление параболической траектории движения сна­ряда, астрономические наблюдения с помощью телескопа и множество других достижений-все это было сделано в период его жизни в Венецианской республике. Галилей отложил публикацию главных своих открытий в науке (то, что сегодня историки называют «падуанской механикой») на 20 лет, но именно Падуя и Венеция дали главные импульсы его творчеству.

Как стало известно в последнее время (С. Дрейк, 1973— 75), Галилей в 1608—09 провел серию экспериментов по падению тел, скатывающихся с наклонной плоскости, с помощью которых доказал справедливость квадратич­ного закона падения, принципа инерции, а также то, что тело, брошенное горизонтально, падает по параболе. Мно­гочисленные упоминания в литературе о производстве Га­лилеем опыта по падению шаров с Пизанской башни не имеют документального подтверждения. В 1609 Галилей, будучи в Венеции, узнал об открытии телескопа и сразу же попытался изготовить такой инст­румент. Ему удалось поначалу подучить лишь трехкратное приближение, но вскоре он сконструировал телескоп с тридцатикратным приближением, увеличивающий в 1000 раз, Галилей стал первым человеком, направившим телескоп, на небо; увиденное там означало подлинную революцию в представлении о космосе: Луна оказалась покрытой горами и впадинами (ранее поверхность Луны считалась гладкой), Млечный Путь—состоящим из звезд (по Аристотелю - это огненное испарение наподобие хвоста комет), Юпитер—окруженным четырьмя спутни­ками (их вращение вокруг Юпитера было очевидной ана­логией вращению планет вокруг Солнца). Позднее Галилей добавил к этим наблюдениям открытие фаз Венеры и пятен на Солнце. Результаты он опубликовал в книге, которая вышла в 1610 под названием «Звездный вестник», Книга принесла Галилею европейскую славу. На нее новое торженно откликнулся И. Кеплер и др. представители вы­сокопоставленной аудитории: монархи и высшее духовен­ство проявили большой интерес к открытиям Галилея, С их помощью он получил новую, более почетную и обес­печенную должность—пост придворного математика ве­ликого герцога Тосканского (поэтому он и назвал открыв аде им спутники Медицейскими звездами—по имени Ко-зимо II Медичи, правителя Тосканы). В 1613 он публикует сочинение о солнечных пятнах, в котором впервые вполне определенно высказывается

в пользу теории Коперника. Утверждения, содержащиеся в этой книге, его предыдущие астрономические открытия, а также критическое отношение к освященной церковью аристотелевской традиции вызывают сильную оппозицию в церковных и университетских кругах, которая грозит обернуться тяжелыми для него последствиями. Централь­ным пунктом возникшей полемики стал вопрос о том, как сочетать факты, доказанные наукой, с противоречащими им местами из Священного Писания. Галилей считал, что в таких случаях библейский рассказ надо понимать ал­легорически.

Церковь обрушивается на теорию Коперника, великая книга которого «О вращении небесных сфер» спустя более чем полвека после выхода в свет оказывается в списке запрещенных изданий. Декрет об этом появляется в марте 1616, а месяцем раньше главный теолог Ватикана кардинал Белщрмин предлагает Галилею в дальнейшем не выступать в защиту коперниканства. Через некоторое время проис­ходят события, которые дают Галилею надежду. В 1623 Римским папой под именем Урбана VHI становится друг юности и покровитель Галилея Маффев Барберини. Тогда же ученый публикует свою новую работу—«Пробирных дел мастер», где рассматривается природа физической ре­альности и методы ее изучения. Именно здесь появляется знаменитое изречение: «Книга Природы написана языком математики», Галилей посвящает книгу новому папе, итот с благодарностью принимает посвящение, Галилей пыта­ется смягчить враждебность церкви по отношению к уче­нию Коперника. В результате папа соглашается лишь на то, чтобы Галилей написал книгу, в которой будут беспри­страстно рассмотрены две системы мира—птолемеева и коперникова.

Над своей главной книгой—«Диалог о двух системах мира, Птолемеевой и Коперниковой»—Галилей работал около б лет и закончил ее 8 начале 1630. Два года прошли в ожи­дании всевозможных одобрений и разрешений со стороны властей. Наконец, в 1632 она была опубликована во Фло­ренции. Для космологического трактата это была довольно необычная книга. Во-первых, она была написана на утон­ченном итальянском (а не по-латыни) и уже этим подчер­кивалось, что она предназначена для широкой аудитории, а не только для астрономов. Во-вторых, в ней рассмат­ривались не столько кинематические конструкции Птоле­мея, сколько основные положения физики Аристотеля. Знаменитая двойственность аристотелевской физики под­вергалась сокрушительной критике и устанавливалось единство физических законов для всего мироздания (будь то Земля или надлунные сферы). В процессе обсуждения различных точек зрения на возможность суточного и годового вращения Земли Галилей вводит в научный оборот ряд фундаментальных физических законов, бшмшя часть которых были им уже давно открыта: закон инерции, принцип независимости движений, принцип относительности движения, изохронизм маятника, квадратичная за­висимость пути падения от времени. Галилеевский «Диалог» был восторженна принят интел­лектуальной Европой, но он же послужил поводом для трагических событий, закончившихся процессом и осуж­дением ученого. В 1633 суд инквизиции приговорил Га­лилея к пожизненному заключению (которое было заме­нено домашним арестом), последние годы жизни он про­вел безвыездно в своем имении Арчетри близ Флоренции. Обстоятельства дела до сих пор остаются неясными. Гали­лей был обвинен не просто в защите теории Коперника (такОе обвинение юридически несостоятельно, поскольку книга прошла капскую цензуру), а в том, что нарушил ранее данный ему запрет «ни в каком виде не обсуждать» эту теорию.

Существует легенда, что Галилей, прочитав на суде пред­писанную форму отречения и встав с колен, произнес знаменитую фразу: «А все-таки она вертится!», хотя в дей­ствительности он этого не говорил. Вся последующая дея­тельность Галилея указывает на то, что он ни в коей мере не изменил своим прежним взглядам. В 1638 он опублико­вал в' Голландии, в издательстве Эльзевиров, свою новую книгу «Беседы и математические доказательства», где в бо­лее математизированной и академической форме изложил свои мысли относительно законов механики, причем диа­пазон рассматриваемых проблем очень широк — от статики и сопротивления материалов до законов движения маятни­ка и законов падения. По сути книга — не менее революци­онна, чем «Диалог», но теологи ее не осудили, потому что не поняли. До самой смерти Галилей не прекращал актив­ной творческой деятельности: пытался использовать маят­ник в качестве основного элемента механизма часов (вслед за ним, это вскоре осуществил X. Гюйгенс), за несколько месяцев до того, как полностью ослеп, открыл вибрацию Луны и уже совершенно слепой, диктовал последние мыс­ли относительно теории удара своим ученикам — Винчен-цо Вивиани и Эванджелиста Торричелли. Помимо своих великих открытий в астрономии и физике, Галилей вошел в историю как создатель современного метода экспериментирования. Его идея состояла в том, что для изучения конкретного явления мы должны создать некий идеальный Мир (он называл его «al mondo di carta» — «мир на бумаге»), в котором это явление было бы предель­но освобождено от посторонних влияний. Этот идеальный мир и является в дальнейшем объектом математического описания, а его выводы сверяются с результатами экспери­мента, «котором условия максимально приближены к иде­альным.

Часто указывают на платонизм Галилея, который, в част­ности, находит свое выражение в его «одержимости окруж­ностями» (выражение Э. Панофского). Действительно, Га­лилей не принимал законов Кеплера и продолжал считать, что планеты движутся вокруг Солнца по круговым ор­битам. Это его заблуждение связано со своеобразным спо­собом освобождения от двойственности законов аристоте­левской физики: Галилей полагал, что всякое движение по инерции является круговым, а прямая есть всего лишь дуга большого радиуса; так он пытался объяснить движение планет вокруг Солнца, считая действие на расстоянии «оккультным качеством» и отказываясь его рассматривать в качестве основы для динамического объяснения. С дру­гой стороны, в отличие от Платона, для Галилея мир ощущений—это и есть подлинная реальность (который тем не менее допускает идеализацию): «наши рассуждения должны быть направлены «а мир ощущений (at mondo sensibile), а не на мир на бумаге», —говорил он в «Диалоге». Соч.: Le Opera di Galileo Galilei, т. 1—20, 1890—1909 (периэд. 1929-1939, 1964-66,'1968); Избр. труды в 2 т., М, 1964 (в прило­жении к этому изд. приводится содержание Le Opera по томам, а такжеосводка литературы о Галилее на рус. языке; 1779—1964); Пробирных дел мастер. М., 1987; Комментированное издание до-

кументов о процессе: Pagano S. M., LucianiA. G. (ed.) I documenti del processo di Galileo Galilei, 1984; на рус. языке эти документы частично опубликованы в кн.: Цейтлин 3. Галилей. М., 1935. Лит.: Кузнецов Б. Г. Галилей. М, 1964; АхутинА. В. История прин­ципов физического эксперимента. М., 1976; Библер В. С. Галилей и логика мышления Нового времени>— В кн.: Механика и цивили­зация. М., 1979; Кирсанов В. Q. Научная революция XVII века. М., 1987; Favaro A. Galileo Galilei e lo studio di Padoya, t. 1-2, (1883, репринт 1966); mhlwill E. Galilei and sein' Kampf fiir die Kopemikanische Lehre, t. 1—2, 1909—1926 (переизд.: 1969); KoyreA. Etudes Galileenes, 1939; Drake S. Galileo Studies: Personality. Tradition and Revolution, 1970; Idem. Galileo at Work: His Scientific Biography, 1978 (переизд. 1981); Sharratt M. Galileo: Decisive Innovator, 1994; McMullinE. (ed.) Galileo, Man of Science, 1968 (переизд.: 1988; в кж включена библиография исследований творчества Галилея в 1940— 64 гг.); Clavelin M. The Natural Philpsophy of Galileo,' 1974; S/юреге D. Galileo: A Pilosophical Studies^ 1974; Shea W. Я Galileo's Intellectual Revolution, 1977; FimcchiaroM. A. Galileo and the Art of Reasoning: Rhetorical Foundations of Logic and Scientific Method, 1980; Novita celesti e crisi del sapere. Firenze, 1983; Ш11асе W. A. Galileo's Logic of Discovery and Proof: The Background,. Content, and Use of His Appropriated Treatises on Aristotle's Posterior Analytics, 1992. Библиография: Bibliographia Galileana (1576—1895), США,, Fawn A 1896 (репринт 1972); Bofttto G. Bibliographia Galileana (1896— 1940), 1943; Gentili E. Bibliographia Galileana: Fra i due cemenari (1942—64), 1966.

В. С. Кирсанов

следующая страница>