Офин Э. Формула ЧЧ.

Рис. Л.Рубинштейна

Л. Детская литература 1966г.

368 с.

Книга первая
Держу в руках огонь

Книга начинается с 19-ой страницы

– В другой раз, ребята. Идите домой. А ты, Игорь, задержись.

Когда все ушли, Инна Андреевна надела очки, от­чего сразу сделалась строже.

– Этот молоточек... Где ты его взял? Вынул из рояля?.. Да?.. Отвечай.

Инна Андреевна не сердилась. Но было ясно, что она здорово расстроилась.

– На нашем рояле все равно никто не играет, Инна Андреевна, Если бы мама не твердила все время: «Ну, что это за дом без инструмента!» – папа и не купил бы. Да его уж два года не открывают. Никто бы и не дога­дался, если б тетя Настя не наябедничала.

Инна Андреевна вздохнула и села на табурет.

– Ты не понимаешь, что ты натворил, Игорь. Во-пер­вых, – испортил инструмент, во-вторых, ты принес молото­чек в школу, в физический ка­бинет. Теперь мне придется идти и объясняться с твоими родителями. А что я буду го­ворить?..

Игорь молчал. Действи­тельно, что будет говорить Инна Андреевна, когда он сам не решился ничего объяснить отцу, а просто удрал на улицу через окно.

Инна Андреевна махнула перепачканной в саже рукой и пошла в учительскую.

Игорь постоял с минуту, раздумывая. Потом собрал свои учебники и сунул их за пояс. Пошел было к двери, но вернулся. Его сооружение можно ещё восстановить. Ведь столько труда затрачено на подготовку этого опы­та! Катушка с молоточком по-прежнему лежала на сто­ле. Только что её держала в руках Инна Андреевна. А как она здорово знает электричество, – реле защи­ты!.. И зачем только она носит эти очки и это корич­невое платье? Ей хотя бы одно такое, как у мамы.

Игорь вынул из катушки молоточек, обтёр его и спрятал в карман.

Внизу во дворе его ждал верный Симка.

– Я ещё раз обследовал стену, Ига! Влезть невоз­можно, будь я проклят! Даже Шерлок Холмс не смог бы. Что будем делать?

– Пойдём, не до этого, – отмахнулся Игорь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ДЛИННЫЙ ДЕНЬ

Игорю никогда не приходилось бывать в пионерских лагерях. Летом, едва кончались школьные занятия, ма­ма увозила его на юг. Вагон катился от холодного Фин­ского залива до теплого Черного моря почти трое суток; мама все время играла в карты с попутчиками, а Игорь смотрел в окно. За окном летел паровозный дым, мель­кали станции, плыли однообразные поля; по ним, через холмы и поникшие под дождем перелески, через долины и реки шагали металлические мачты-великаны. Велика­ны были разные – у одних руки на уровне плеч согнуты в локтях и опущены вниз, у других косо подняты вверх, У третьих широко раскинуты в стороны, но всегда они держали в руках провода и несли их издалека и, как видно, очень далеко. Куда – Игорь не знал и спросил у мамы. Мама, прежде чем ответить, сердито восклик­нула: «Опять у меня сплошной мизер!» Потом немножко подумала и сказала: «Это для того, чтобы люди могли говорить по телефону». А старенький генерал, который всё время называл себя: «Я – пас», посмотрел на маму и заметил: «Гм... Конечно, и для телефона. Но в основ­ном для того, чтобы горел свет, работали заводы, ходи­ли электропоезда... Я – пас, Ксения Ивановна... По­нятно, молодой человек?»

Игорь мало что понял тогда. Но, может, именно в ту пору своего детства он начал интересоваться всем, что имело отношение к электричеству. К тому же, чтобы до­браться до большинства всяких электрических штук, на­до на что-то залезть, куда-то вскарабкаться, а это все­гда было для него самым заманчивым делом, благо со второго класса взрослые уже не служили помехой: Гла­фиры не было, она давно вышла замуж за белозубого грузчика Семена, а заменившая её тетя Настя каким-то чудом сумела уговорить маму, что Игорь уже большой и его не надо встречать после школы. Теперь уже никто не мешал убегать на набережную, где ползал по рель­сам подъёмный кран. Вот тут-то и выяснилось, что Игорь может пройти из конца в конец по одному рель­су, не раскачиваясь и не пританцовывая, как Симка Во­ронов или Славка Оболин. А как он удивил их и напу­гал, когда в самый ледоход прошел по перилам гранит­ного мостика через Фонтанку! Симка тогда долго бил себя в грудь и убежденно повторял: «Ты, Ига, человек без равновесия, будь я проклят! Тебе надо – в цирк!»

Но цирк не очень привлекал Игоря. Ясно, артисты здорово работают на трапециях, но зато там нет элек­трических машин, которые могут поднимать в воздух куски домов. Там все ненастоящее, какое-то игрушеч­ное – лестнички, самолетики, конструкции. Артист вле­зает под купол. Подумаешь! Он же застрахован сеткой или привязанной к талии веревкой. А вот Игорь однаж­ды видел, как монтажник стоял, ухватившись за пере­плет стальной мачты, и свободными руками зажигал папиросу; горелая спичка летела до земли чуть не полминуты. И никто монтажнику не хлопал, и ни с кого не брали денег за то, чтобы посмотреть на это.

Нет, в цирке не увидишь и десятой доли того, что можно увидеть в городе.

И все-таки в это воскресенье Игорь решил пойти в цирк: надо же увидеть того мужчину, который выта­щил его из бадьи.

Утром отец, в пижаме и в туфлях на босу ногу, сидел за столом перед стаканом чая и пытался читать газету, а мама вела на него очередную атаку.

– Прямо-таки смешно: у Костиных давно «Аван­гард», у доцента Брянцева – «Темп», и только у профес­сора Соломина вот уже три года этот допотопный «КВН»!

– Но почему же допотопный? Обычная схема, лин­за, нормальная видимость. – Отец машинально взгля­нул поверх очков в угол столовой, где всегда стоял те­левизор, потом поискал глазами по комнате. – Что это значит, Аксинья? Ты продала его?

– Ну что ты! Кто польстится на такое старьё? Я про­сто выставила его в чулан.

Отец вздохнул, посмотрел было опять в газету, но тут же с безнадежным видом отложил её.

Игорь сказал:

– Дай мне денег, мама.

– Ничего не получишь, пока не доешь котлеты. И как ты держишь вилку? Зачем тебе деньги?

– Сколько можно есть котлет? Меня от них тошнит. Я пойду в цирк.

Мама удивилась:

– Ты же не любишь цирк.

– Там сегодня гимнасты из Узбекистана. Дай, ма­ма, на два билета. Мы пойдём с Симкой Вороновым.

– Ну хорошо, идите. Только не смей покупать там в буфете всякую гадость и не садись близко к арене...

Но Игорь взял билеты на места именно у самой арены, а на оставшиеся деньги купил себе и Симке соевых конфет.

Симка смотрел на товарища преданными глазами, а когда на арене показывали трудный номер, горячо шептал:

– И ты бы так смог, если бы потренировался. Прав­да, Ига? А Лерка – задавака. Мы ей утрём нос – вле­зем на стену! Будет знать, как подначивать.

Выступление гимнастов было последним в програм­ме. Узбеки выбежали на арену в национальных костю­мах – смуглые, скуластые, с узкими глазами и черны­ми волосами – все на одно лицо. Да ещё они так быстро летали с трапеции на трапецию, – ну как тут разли­чишь, который из них с родинкой на щеке?

Но вот погас свет, заиграла одинокая скрипка, тем­ноту прорезал голубой луч прожектора, и перед глаза­ми Игоря ожил плакат, виденный им на заборе. Под ку­полом, на металлической площадке стоял человек. Он не взмахивал руками и не кланялся зрителям, чтобы вы­звать аплодисменты. Он стоял, скрестив руки на груди и задумчиво опустив голову; и это как-то подходило к льющейся из темноты тихой музыке. Потом он снял с себя яркий халат и отбросил его, не глядя. Халат мед­ленно падал, трепыхаясь, как на ветру; за ним следовал луч прожектора, и все увидели, что внизу нет сетки. А когда халат со слабым шелестом коснулся опилок на арене, Игорю сделалось холодно, по спине побежали мурашки.

Совсем тихо стало в цирке. Замолчала скрипка. Сей­час посыплется горох из барабанов и человек взмахнет руками, перед тем как... Но барабаны молчали. Не меняя позы – голова опущена, руки скрещены, – человек ступил на канат и пошел по нему медленными обыкно­венными шагами, как ходят у себя по комнате. Вот он дошёл до середины каната и остановился. Сейчас-то уж наверняка ударят барабаны. Неужели будет делать сальто? Ведь внизу нет сетки и к его поясу не пристег­нута веревка!.. Игорь съежился и напрягся, будто он сам стоял на канате.

Но барабаны опять не ударили, а гимнаст не стал кувыркаться и испытывать нервы зрителей. Вместо это­го он снял подвешенную через плечо маленькую гармо­нику и заиграл. В луче прожектора горела осыпанная блестками гармоника, и так же, казалось, переливалась, журчала мелодия, замирала под темным куполом цирка.

И Игорь вдруг забыл – да, наверно, и все в цирке забыли, – что под ногами музыканта – тонкий зыбкий трос, а глубоко внизу на опилках арены лежит халат...

Уже ударили барабаны, уже зажегся свет, а Игорь даже не заметил, как музыкант спустился на арену. Он стоял в двух шагах от барьера, такой простой – в руке халат, через плечо гармоника – и кланялся.

На щеках артиста не было никакой родинки. Да и ро­стом он был намного ниже того мужчины.

Игорь потянул Симку за рукав:

– Пойдём...

Возле самого дома Игорю повстречалась Лера. В этом не было ничего особенного – Лера живет побли­зости. Но сейчас она вышла из парадной Игоря.

– Ксения Ивановна сказала, что ты в цирке. Я уже хотела идти встречать тебя туда. Не подумай, пожа­луйста... Я заходила как председатель отряда. Для те­бя есть пионерское поручение.

У Леры были красные туфельки на немножко высо­ком каблучке и красная сумочка в руках. Синие глаза как всегда, чуть косили, – только на этот раз не на­смешливо, а скорее сердито.

– Пойдём, я расскажу тебе все по дороге.

Она взяла Игоря за руку и потащила за собой.

– Понимаешь, в нашем доме живет одна женщина, пенсионерка. Но не старая, а просто у неё плохо дви­гаются ноги. Я познакомилась с ней потому, что её Ка­тя – такая малявка из второго «В» – все за мной ходит. Так вот, у них испортилось радио, а дома нет мужчин. Приходил монтёр, сказал, что репродуктор никуда не годится, и ничего не починил. А ведь Катина мама не может сходить ни в кино, ни в театр. Для неё радио – это всё. Понимаешь или нет? Ты сам сделал реле защи­ты, а тут всего-навсего какой-то репродуктор! Неужели не исправишь?

Лера говорила так сердито, как будто он, Игорь Со­ломин, испортил этот репродуктор. Они прошли во двор соседнего дома, поднялись на второй этаж, и Лера на­жала кнопку, под которой было написано: «К Фроло­вой – 3 раза».

Остроносая девчонка открыла дверь, да так и за­стряла на пороге, глядя круглыми глазами на Игоря. Игорь тоже смотрел на неё.

– Что такое? – спросила Лера. – Ты знаешь её, Соломин?

Ясно, знает. На девчонке то самое платье, с полиня­лыми полосками, в подол которого она спрятала белого котёнка. Да вот он и сам крадется по коридору боком, с поднятым хвостом.

– Мурлыня, – позвал Игорь.

Сбоку открылась узенькая дверь; из неё вышел тол­стый человек в пижаме, с полотенцем через плечо. Котенок испуганно прыгнул в сторону, шмыгнул под ве­шалку. Толстяк покосился на детей, недовольно сказал:

– Закройте дверь. Вечно устраивают сквозняки. – Он прошлепал ночными туфлями и скрылся в глубине коридора.

Катина мама сидела у окна в кресле, из которого сбоку выпирали пружины; рядом стояли прислоненные к стене костыли. Она распутывала моток разноцветных шерстяных ниток.

– Катерина, дай стулья. Садитесь, ребята. Спасибо тебе, Лерочка. И вам спасибо.

За что спасибо? Он же ещё ничего не сделал... Где этот репродуктор? Ага, вот он висит над комодом.

Игорь встал на шаткий табурет и приняли за дело.

Репродуктор действительно оказался хоть брось: диффузор порван, на регулировочном болтике забита резьба – никак не поймать нужное положение, – то получается писк, то хрип. Игорь даже вспотел. А тут ещё эта Катьку угощает какой-то подгорелой лепешкой, – видно, сама пекла. Он машинально ощупал карманы. «Эх, Симка-обжора. Слопал все конфеты, хоть бы одну оставил.»

Катя пошепталась о чем-то с мамой и Лерой, и те вдруг начали смотреть на Игоря такими глазами, что ему вовсе сделалось невмоготу.

Он провозился больше часа. В конце концов репро­дуктор стал работать, правда, с дребезжанием. На про­щанье Катина мама долго держала руку Игоря и повторяла: «Спасибо вам, спасибо...» А когда он вышел на улицу с Лерой, та тряхнула кудряшками и сказала:

– Я знаю, как ты влез на кран, как спас котёнка. Но почему ты об этом не рассказал, Игорь? Вот ты, ока­зывается, какой...

Но какой, – она так и не объяснила, а немножко смутилась, и это было удивительно, потому что Лерка – такая задавака...

Она ушла, постукивая красными каблучками. А Игорь ещё постоял у ворот её дома. Мысли, перепу­танные, как моток разноцветных ниток, что лежали на коленях у Катиной мамы, сразу влезли в голову. Лера... Ясно, она лучше всех девчонок в школе. Вот и о Фроло­вых беспокоится. Игорю вдруг стало неловко, будто это он виноват, что девятилетняя Катька сама печет какие-то оладьи, а комод у них обшарпанный и из кресла вы­пирает пружина...

Игорь не заметил, как наткнулся на встречного мальчишку.

– Ты куда прешь, балда! Ослеп?

Нет. Игорь не ослеп. Он хорошо видит широкие плечи и темные вихры мальчишки.

– Зачем ты отнял у девочки котёнка и бросил его в бадью?

– Какого котёнка? Ты что, по носу захотел?

Игорь отступил на шаг, опустил свою остриженную под бобрик голову и ткнул ею мальчишку в живот.

От неожиданного толчка тот упал, Игорь дал ему приподняться и опять свалил ударом в плечо. Мальчишка заорал:

– Ленька! Васька! Ко мне!

С противоположного тротуара бежали его товарищи. Игорь не стал их дожидаться. Пустился к своему дому и полез вверх по водосточной трубе. Мальчишки караб­кались сзади. Но Игорь уже шел по карнизу. Последовать за ним ни один из трех не решился.

Игорь заглянул в свою комнату, встал на подокон­ник и тихо спрыгнул на коврик возле кровати, – если мама узнает, каким путём он иногда возвращается до­мой, все будет кончено – окно закроют намертво.

Дверь в столовую была приоткрыта. Оттуда доносился голос отца:

– Возможно, возможно. В этом есть что-то правильное. Но как вы практически представляете себе осуществление всего этого?

И сразу возмущенный голос мамы:

– Какая же мать согласится?..

– Подожди, Аксинья. Дело же не в этом. Продол­жайте, Инна Андреевна, прошу вас.

Инна Андреевна?.. Ясно, она собиралась прийти. Что же там происходит? Звякнула крышка чайника, про­шуршал мамин шелковый халат, – она пошла на кух­ню. Игорь на цыпочках приблизился к двери и заглянул в столовую.

В углу на столике стоял новый телевизор – сверкающий лаком, большой, – рядом с ним сидела Инна Андреевна, заложив ногу на ногу и охватив сплетенными пальцами колени, на ней было всегдашнее коричневое платье, но на этот раз с узеньким белым воротничком.

– ... Вам, Виктор Фомич, не только как ученому, но и как техническому руководителю завода! Ведь вы же в первую очередь страдаете от плохой квалификации молодых рабочих! Вам должны быть понятны все выгоды такой системы. И дело не в том, как провести её в жизнь. Гораздо труднее убедить людей. Они боятся изменить что-либо в налаженном, установившемся! Вот же в некоторых школах ищут и находят. Ну и я ищу... А директор нашей школы, тот говорит: «Вы, товарищ Афонина, читаете ученикам газеты и журналы о дости­жениях рабочих – электриков, механиков. А какое это имеет отношение к уроку физики? Ведь есть, мол, твёрдая программа. Что скажут в гороно? Разве такие очерки утверждены для чтения в школе? А когда я предложила купить слесарный инструмент и пригласить инструктора – так он тянет, не решается.

Вошла мама. В одной руке она несла вазу с яблоками, в другой – торт.

– Инна Андреевна, милочка, умоляю вас, хотя бы ради воскресенья, не говорить обо всей этой технике. Ни к чему хорошему она детей не приводит. Не хотела вам рассказывать, но вижу – придется. Мой Игорь испортил рояль...

Отец сердито потер лысину.

– Да. Вынул зачем-то из него молоточек. Безобразная история... Чему вы улыбаетесь, Инна Андреевна?

– Извините. Я вспомнила случай, когда один маль­чик тоже испортил рояль. Вырезал из него струны, что­бы сделать растяжки для модели самолета.

– Вот видите, к чему приводит ваша техника! – торжествующе воскликнула мама. – Значит, не только мой сын ведет себя неприлично, А что это за мальчик? Он из этой же школы?

– Это было очень давно. Мальчика звали Андрюша Туполев. – Инна Андреевна исподлобья взглянула на маму.

Родители молчали. Особенно смущенным казался отец; он опять потер лысину, пошевелил губами, но так ничего и не сказал.

Инна Андреевна продолжала улыбаться.

– Безусловно, это не метод – портить вещи. Но если к ребенку вовремя приглядеться, понять его, научить трудиться и уважать труд, тогда, может, не было бы и испорченных роялей, и многих других трудностей, нелепых препятствий, через которые приходилось пробивать­ся в науку тому же Андрею Туполеву.

И тут Инна Андреевна рассказала про реле защиты. Она так говорила об этом опыте Игоря, о его способностях, что мама даже прослезилась.

– Боже мой! У Игорька, оказывается, – талант! Да если бы я знала, для чего ему нужен молоточек…

Игорю сделалось неловко: в самом деле, стоишь тут и подслушиваешь, как шпион. Он вошел в столовую.

– Я ещё вчера поставил молоточек на место.

– Ты уже дома? – удивилась мама. – Что-то я не заметила, когда ты пришёл.

– Здравствуй, Игорь, – сказала Инна Андреевна весело. – Что же ты не здороваешься?

Мама смотрела подозрительно. Только ещё не хватает, чтобы она догадалась насчет окна! Игорь поспешил вернуться к разговору о молоточке:

– Правда, поставил, Инна Андреевна. Можете сами проверить.

Инна Андреевна встала, подошла к роялю и, не при­саживаясь, провела пальцами по клавишам.

– Первый раз слышу наш рояль, – сказал отец. – Вы играете, Инна Андреевна? Сыграйте, прошу вас.

Инна Андреевна покрутила стул, чтобы он был повыше, села.

– Не знаю, вспомню ли что-нибудь...

Сначала неуверенно, сбиваясь, затем все ровнее она заиграла что-то немножко радостное, немножко грустное – такое, отчего у мамы совсем потеплели глаза, а Игорю вспомнилась больная Фролова. И ему вдруг за­хотелось помочь ей…

Потом пили чай. Мама отрезала Инне Андреевне самый большой и красивый кусок торта. А когда учительница ушла, отец сказал:

– Ну, знаешь, Аксинья, Инна Андреевна – интересный человек, ценный. И очень хорошенькая женщина.

Мама снисходительно посмотрела на него.

– Неужели ты думаешь, что я доверила бы воспита­ние сына неизвестно кому? Да я знаю о ней абсолютно всё.

– Откуда же?

– Она живет в том же доме, что и профессор Глухов. Марта Михайловна знает всю её жизнь. Инна Андреевна в семнадцать лет вышла замуж, а через три месяца – война... Между прочим, к ней два раза сватался твой конструктор, Лев Васильевич. Ведь солидный же человек. Отдельная квартира, машина. Представь, – отказала. Так и живет одинешенька. Вот тебе и хорошенькая.

В этот вечер Игорь долго не мог заснуть. В окнах напротив давно погасло электричество, а он все воро­чался... «Одинешенька». Какое грустное слово!.. Та женщина в кресле с выпирающей пружиной – тоже оди­нешенька, хотя у неё и есть Катька. Сидит, как прико­ванная, даже не может в кино сходить...

Игорь вдруг приподнялся на локте, помедлил, отбро­сил одеяло, встал и, тихо ступая босыми ногами, прошел через темную столовую. В прихожей он ощупью нашел дверь чуланчика, плотно закрыл её за собой и включил свет. Телевизор был тут. На нем стояли прошлогодние мамины боты и банки с мастикой. Он уже успел запылиться.

Игорь стер пыль с потускневшей полировки, обернул телевизор старыми газетами и сверху обвязал веревкой. Потом вернулся к себе в комнату.

следующая страница>