Мир его образов
Образы, созданные во многочисленных произведениях,

простые, как, правда, мудрые, как жизнь.

На протяжении долгих лет с поля зрения Кокона Михаила Александровича не исчезал классический репертуар «картина, портрет, пейзаж, натюрморт», который почти в полном объёме нашёл свое место в собрании Днепропетровского художественного музея, увековечивши имя народного художника Украины.

Коллекция его произведений – своеобразна, не очень большая, однако даёт возможность проследить путь поиска и находок, развитие и возмужание таланта.

М. Кокин пришел в искусство человеком уже достаточно зрелым. Он – один из тех, кто пройдя героическими и трагическими путями Великой Отечественной войны, принёс в искусство негасимый интерес к жизни, глубочайшую любовь и привязанность к родной земле, обострённую жажду к прекрасному. Выдающиеся произведения под кистью художника рождались, уже начиная с первых лет самостоятельной деятельности, так как есть у него счастливый дар – прозорливое око и безграничность чувств, спрятанных от постороннего взгляда. А ещё были достойные учителя: В.М. Костецкий, Г.С. Мелехов, С.А. Григорьев.

Была хорошая профессиональная основа. Потому и не побоялся в начале творческой деятельности обратиться к трудному жанру – портрету, к его классическим традициям, которые так гармонично сочетают в портрете внешнюю красоту с внутренней самодостаточностью. Образцом такого решения есть один из лучших портретов М. Кокина, который и в музей попал одним из первых – «Портрет заслуженного деятеля искусств УССР М.Н. Панина» - человека, который сыграл большую роль как в художественном образовании М. Кокина, так и вообще на Днепропетровщине. М.Н. Панин был учеником И. Репина, а в педагогической деятельности продолжал традиции П.П. Чистякова. Он сберёг в себе дух передвижников и учил своих воспитанников не только искусству, но и достоинству, чести. Уже немолодого М.Н. Панина изображает М. Кокин. Он в возрасте, когда к человеку приходит мудрость. Ощущение собственного достоинства, горделивая осанка, даже некоторый артистизм – и всё это не поза, а натуральное состояние человека, который знает, что есть жизнь. Красивые сильные руки опираются на палочку, а в них – и жизненная сила, и сила творца.

Светотеневое моделирование лица чудесно передаёт сияние и чистоту, доброту и вдохновение человека-творца. При этом не одни только творческие размышления живут в нём. Глядя на выразительный, на светлом фоне силуэт фигуры художника, на сконцентрированную позу, его светлое лицо, хорошо понимаешь, что не только творчество, но и жизнь, всепоглощающая и многоликая, целиком поглотила размышления творца.

Совсем другой подход М. Кокина к созданию женских образов. Его привлекает нежность, лиричность, женственность. И появляется под кистью творца портрет «У моря» (1959), где мягкая гармония разбеленных красок нарушается синим воротничком в горошек на одежде женщины и тёмным силуэтом чайки над морем. А как вспыхнули цвета в его «Лыжнице» (1956), когда необходимо было воспеть молодость! И мазок, обернувшись в динамичную живописную структуру, буквально лепит пластичную, выразительную фигуру девушки.

Через всё творчество М. Кокина неизменным жанром проходит пейзаж – на самом деле неисчерпаемый источник его вдохновения. Уже в ранних работах художник открылся тонким колористом, лириком, поэтом природы. В его крымских и прибалтийских пейзажах («Рыбацкие лодки» (1959), «Утро на море» (1959) и т.д.) проявилось умение творца и цветовой доминантой, и настроением, передать признаки природы определённого края.

Один из лучших ранних пейзажей – «Вечерняя песня» (1959), с его певучими композиционными ритмами, мастерски переданным вечерним освещением, гармонией серебристо-серых и зелёных тонов, обобщением форм. И рождается прекрасный образ родной земли – с её полями и лесами, с её проникновенными песнями, которые, кажется, поют женщины, идущие по дороге после трудового дня.

И ещё характерно для мастера то, что он никогда не выбирает у природы эффектные мотивы. Сюжеты его пейзажей просты: то ли это весенний разлив речки, то ли это буйство весенних садов, или летних цветущих полей, то ли это цветастая симфония осени. Он замечает тончайшие переходы настроения от одного состояния к другому, поэтично преподносит особенное состояние – пробуждение земли. Потому такие разные по настроению и, конечно, по решению, проникновенно-лирические пейзажи («Весна» (1975)) находят место рядом с волнующими своей возвышенной романтикой пейзажами, которые напоминают «песни ветров» А. Рылова. («Рваное небо» (1971)).

Какие своеобразные и неповторимые кокинские «северные песни» (1971-1978)! Он несколько раз побывал на севере и создал большие циклы «Чукотка» и «Камчатка». Тонкая живописная проработка характеризует первый цикл, тогда как второй – больше декоративный, с цветовой доминантой синего и белого («Чайки над морем» (1971)).

Отдал М. Кокин дань и «суровому стилю» 60-х годов. Несколько великих полотен выходят из под его кисти. На наш взгляд, самое значительное творение автора этого периода – картина «Как упал же он с коня…» (1969). Тут есть всё: и композиция, где удачно соединена динамика и статика, и сюжет, построенный на сконцентрированное сильное впечатление. Все очень лаконично: большое поле белого снега, в центре – небольшая тёмная кучка людей. Мотив остановленного, оборванного движения подчеркнут стремительными отцентроваными ритмами путей, которые образуют в центре круг. Заметно, как мчались всадники, как повернулись к своему павшему товарищу, вокруг которого, как руки земли, замкнулась круглая спираль белого следа. Наклонились скорбя. Печально наклонил голову и конь вороной над павшим другом… Все это вносит в суровую композицию элемент песенности. Контрасты заснеженной земли, темных фигур, кровавой вспышки красного звучат трагично. Картина наполнена внутренней динамикой, скрытым движением. Мы чувствуем следующее мгновение событий: тем, кто остался жить, - мчаться вперёд, и их дороги уже обозначены на полотне.

В 70-тые годы активная жизненная позиция позволяет М. Кокину несколько раз побывать на севере, работать в Седневе, и на строительстве 9-ой домны – прославленного гиганта металлургии на Днепропетровщине. Результат – картина «Бригада В. Давыдова» (1975). Эта картина скорее групповой портрет на фоне развёрнутого строительства домны. Очень компактно художник изображает группу членов бригады на фоне с бригадиром, не в действии, не в трудовом процессе, а как бы позируя перед объективом. Группа воспринимается монолитной, творец подчеркивает единство людей при исполнении дела, которое им поручено. В должной мере переданы и особенности каждого члена бригады, но скорее внешние, чем внутренние. Очень выразительны некоторые из героев этой картины в этюдах. И эти этюды настолько самодостаточны, что воспринимаются как законченные портреты.

Не зря в истории искусства (Рубан В. «Украинская советская живопись», 1977 – стр. 128) представлен «Портрет Натальи Израмцевой» (1974), один из лучших женских портретов того времени. Этот портрет – не «парадное живописание строителя коммунизма», а изображение простой рабочей девушки. Такой живописной увидел художник свою героиню, девушку-труженицу: с сияющими радостью глазами и легкой полуулыбкой. Её поэтичность, особую просветлённость, художник подчеркнул букетом цветов в руках. С девичьей гордостью несёт она свою рабочую одежду и металлическую каску и кажется нарядной красавицей в шляпке. Её серая рабочая одежда становится серебристой под вольным широким мазком художника, таким ярким светом он озарил свою героиню. Живописная щедрость творца придаёт Наташе Израмцевой праздничность. Она вошла героиней и в картину «Бригада В. Давыдова», но уже несколько другой.

Выразительно М. Кокин пишет и самого бригадира В. Давыдова, только чуть-чуть сдерживает свои эмоции. А «Портрет сварщика Л. Андрийчука» (1974) тяготеет к портрету-картине, где активно включена в композицию и окружающая среда.

Одна из особенностей работы художника над портретом – недолгое позирование натуры. Однако прозорливое око мастера улавливает и передаёт мгновение, в котором и раскрывается, как в данном портрете, неповторимая индивидуальность человека. И тогда пульсирующая динамика композиции, выразительная пластика широко и свободно наложенных красок проявляют характер энергичный, мужественный, далеко неоднозначный.

Это заметно в портрете «Мой друг – подводник» (1971), созданном на севере. Изображено такое динамичное движение сидячей фигуры мужчины, что мы чувствуем его энергию, силу, какое-то внутреннее возбуждение, готовность к действию. Сдержанный по цвету – только нейтральный серый фон и чёрная одежда моряка с кое-где вспыхивающим золотом пазументов. Лицо – волевое, мужественное, энергично вылепленное, пронзительные синие глаза – всё представляет нам человека сильного духом и, вместе с тем, доброго, человечного, с такой ласковой легкой улыбкой.

К слову, следует отметить и более поздние портреты, написанные Кокиным, рассматривая которые , становится ясно, что в подходе к натуре художник никогда не повторяется. Например, «Портрет художника К. Беркуты» (1988), воина, который потерял руку на войне, художника, педагога, который за 40 лет работы воспитал целую плеяду мастеров.

М. Кокин, кажется, его не пишет, а лепит – такая энергичная живопись, такой широкий, иногда пастозный мазок, такое выразительное светотеневое моделирование. Большая, громоздкая фигура заполняет полотно, рождая ощущение силы, напряжения, беспокойства. Мужественность и вдохновение живут в образе К. Беркуты.

Совсем по-другому маэстро создаёт свой «Автопортрет с Чеником» (1994) – очень скромный, со спокойной манерой письма, очень сдержанный по живописи. Как-то по-домашнему мастер изображает себя, столько простоты, скромности, человечности, что усиливается ещё и присутствием забавного пёсика Ченика. Однако, внимательно всматриваясь в глаза художника, ощущаешь и напряжённость, и пронзительность взгляда, и, даже, некоторую колючесть.

80-тые годы выделяются необычайной творческой активностью мастера, разнообразием творческого наследия, им созданного. Оставаясь в пейзажной живописи лириком, большое внимание он уделяет живописной культуре, пластичной выразительности произведения. Его «Яблонька» (1987) – живописный шедевр, где так тщательно проработан каждый сантиметр полотна, где такая сдержанная и утонченная цветовая целостность. Образ настолько выразительный и поэтичный, что небольшое произведение с одной цветущей яблонькой превращается в образ неповторимо прекрасной весны.

Цветовое богатство в его произведениях, гармония форм, которые художник наблюдает в природе, с завидной легкостью и свободой письма рождают жизнелюбивые пейзажные образы, которые волнуют красотой родной земли.

Особенно впечатляющим становиться цикл его крымских пейзажей с их светоносной, радостно звучащей симфонией, благодаря чему простые мотивы под кистью творца превращаются в эстетические категории. Можно долго рассматривать «Дом А.П. Чехова. Гурзуф» (1987), «Возле села Лаврового» (1984), с их драгоценной живописной структурой, где каждый мазок – впечатляющая живописная капля, которая, сливаясь с другой каплей, создаёт неповторимую прекрасную цветовую фактуру. А с другой стороны – сама природа как будто подсказывает художнику создание обобщённого монументального образа горного Крыма. И появляется его «Гора Ай-Петри» (1986) – вечная под небесной лазурью и высветленная золотом солнечного сияния.

Конец 80-90 гг. принёс перемены в творчество М. Кокина. Он, главным образом, три времени года живёт в селе Егорино, периодически (1995-2000 гг.) бывает и творит в Париже. Своеобразен этот Егоринско-Парижский период творчества художника. С одной стороны – жизнь на природе, с другой – близкое знакомство с мировым искусством, особенно с творчеством французских импрессионистов, что, естественно, влияет на творчество автора. Целиком закономерно, это вносит в его произведения более активные признаки импрессионизма, язык которого позволяет ярче передать кистью искреннее восхищение многокрасочностью живой природы. Очень жаль, но в музейной коллекции нет «парижских» произведений творца, которые сделали его известным во Франции, Испании, Канаде и т.д. И в Егорино Кокин скорее пишет не землю, на которой мы живём, а всё то, что растёт и цветёт на ней. Его натюрморты – это натюрморты-пейзажи, яркие, живые, захватывающие. Создавая их, художник остаётся преданным искреннему письму, делает цвет чистым, звучным, светом зажигает его яркость, приглушает тенью.

Музейные работы последнего периода разные по содержанию, разные по манере выполнения, но украинский лиризм, поэтичность, щедрость определяют «душу» и суть натюрмортов. Акварельная прозрачность красок, как нежный ранний туман над степью, в натюрморте «Время сирени» уживается с пастозным живописным многоголосием «Полевых цветов». Динамическая, подвижная, солнечная живописная масса «Красного сервиза» так не похожа на спокойное живописание золотистых «Подсолнухов», цветущая «Калина за окном» разливает медовый аромат желтовато-белым цветом, так просто и сложно сотканным художником. А рядом – замерли в своей холодновато- горделивой красоте белые «Калы», сияют жизнетворной силой красные арбузы, буйно цветут «Пионы» и т. д..

Лучшие произведения художника последнего периода создают впечатление, что автор не в состоянии остановить своё восхищение красотой и пишет на одном дыхании. Кажется иногда, что от его вдохновения волнуется холст, красочная масса, которая под уверенной кистью художника покорно и точно укладывается в музыку цвета, света, рисунка.

Сегодня художник в свои 85 азартно молодой, молодо и его творчество, он не боится яркости, цветовых «перехлёстов». Он горячо и вдохновенно желает сказать нам про то, какая прекрасная наша земля и всё сущее на ней.

Коллекция произведений М.А. Кокина в Днепропетровском художественном музее – свидетельство вдохновенного труда талантливого мастера, который всю жизнь изображал родную землю, повесть про человеческую судьбу, про жизнь с её вечными ценностями и потерями.
Людмила Богданова,

Искусствовед.