Гэйл Рубин

Обмен женщинами: заметки о «политической экономии» пола¹

Хрестоматия феминистских текстов. переводы. Под ред. Е. Здравомысловой и А.Темкиной, Санкт-Петербург, 2000

В литературе о женщинах — как феминистской, так и антифеми­нистской — давно обсуждается вопрос о природе и происхождении угнетения, социальной зависимости и подчинения женщин. Это воп­рос не простой, так как ответы на него определяют наши представле­ния о будущем и нашу оценку того, насколько реальны наши надеж­ды на создание общества, в котором будет обеспечено равенство полов. И что более важно — анализ причин угнетения женщин явля­ется основой для выяснения того, какие изменения необходимы для создания общества, в котором отсутствовала бы гендерная иерархия. Так, если корни угнетения женщин — во врожденных склонностях мужчин к агрессии и господству, тогда феминистская программа бу­дет состоять либо в истреблении пола-агрессора (offending sex), либо в евгеническом проекте по изменению его свойств. Если же сексизм является побочным продуктом неуемной капиталистической жажды прибыли, тогда его можно уничтожить путем свершения социалисти­ческой революции. Если же женщины потерпели повсеместное истори­ческое поражение в результате вооруженного восстания, направленного на установление патриархата, то самое время партизанкам-амазонкам начинать тренироваться в Адирондаке.²

В данной статье я не ставлю задачи дать подробный критичес­кий анализ некоторых популярных в настоящее время объяснений причин неравенства полов — таких, например, как теория популя-ционной эволюции, представленная в «The Imperial Animal»³, пре­словутая теория свержения доисторического матриархата или кон­цепция, пытающаяся объяснить все способы угнетения и подчинения в обществе на основании первого тома «Капитала». Вместо этого я хочу предложить читателю набросок альтернативного объяснения проблемы.

<…> что такое женщина, привя­занная к дому (domesticated woman)? Самка определенного биоло­гического вида. Одно объяснение стоит другого. Женщина есть жен­щина. Она становится прислугой, женой, движимым имуществом, девочкой с обложки «Плейбоя», проституткой или живым дикто­фоном лишь в системе определенных отношений. Вне этих отноше­ний она является прислужницей мужчины не в большей степени, чем золото само по себе является деньгами и т. д. Что же тогда представ­ляют собой отношения, в силу которых существо женского пола ста­новится угнетенной женщиной? Попробуем раскрыть систему от­ношений, которые превращают женщин в жертв мужчин. Начнем с одного момента, который является общим для трудов Клода Леви-Стросса и Зигмунда Фрейда. В сочинениях этих авторов одомашни­вание женщин (domestication) рассматривается весьма подробно, хотя и в разных терминах. Читая их труды, начинаешь понимать значение системного социального аппарата, который превращает такой сырой материал как «существо женского пола» в продукт — «женщина, привязанная к дому». Ни Фрейд, ни Леви-Стросс не рас­сматривают свои труды в свете анализа положения женщин, и ко­нечно, и тот, и другой без всякой критики описывают эти процессы. Поэтому их исследования и описания нужно читать в каком-то смыс­ле так же, как Маркс читал сочинения предшествовавших ему клас­сиков политэкономии (об этом см. Althusser & Balibar 1970: 11-69). Фрейд и Леви-Стросс до некоторой степени подобны Рикардо и Смиту: они не видят ни следствий того, о чем говорят, ни возмож­ности радикальной критики, которую могут породить их труды, если кто-то посмотрит на них через призму феминизма. Тем не менее, они создают понятийный аппарат для описания того аспекта соци­альной жизни, который является локусом угнетения женщин, поло­вых меньшинств и некоторых сторон человеческой личности. Я на­зываю этот аспект социальной жизни системой «пол/гендер» из-за отсутствия лучшего термина. Предварительно систему «пол/гендер» можно определить как набор механизмов, с помощью которых об­щество преобразует биологическую сексуальность в продукты че­ловеческой деятельности и в рамках которых эти преобразованные сексуальные потребности удовлетворяются.

Цель данного эссе заключается в том, чтобы построить более развернутое определение системы «пол/гендер» на основе собствен­ного экзегетического прочтения Леви-Стросса и Фрейда. Я исполь­зую слово «экзегетический» сознательно. В словаре «экзегеза» определяется как «критическое объяснение или анализ; интерпре­тация, главным образом, Библии». Иногда мое прочтение Леви-Стросса и Фрейда является свободной интерпретацией, движени­ем от эксплицитного содержания текста к его предпосылкам и следствиям. Мое прочтение некоторых психоаналитических тек­стов пропущено через «фильтр» работ Жака Лакана, чья собствен­ная интерпретация фрейдистской библии была создана под глубо­ким влиянием Леви-Стросса.¹

Ниже я еще вернусь к уточнению определения системы «пол/ген­дер». Однако сначала я попробую доказать необходимость введе­ния данного понятия. Для этого я проведу анализ причин неудачи, которую потерпел классический марксизм, попытавшись дать ис­черпывающее представление об угнетении по признаку пола или те­оретически осмыслить это угнетение. Эта неудача проистекает из того, что марксизм как теория общественной жизни практически не учитывает тех ее аспектов, которые связаны с полом. На марксовой карте социального мира человеческие существа суть рабочие, крестьяне или капиталисты; то, что они кроме этого, являются еще мужчинами или женщинами, не представляется Марксу особо зна­чимым. Напротив, на карте социальной реальности, нарисованной Фрейдом и Леви-Строссом, весьма заметна роль сексуальности в об­ществе и роль глубоких различий между социальным опытом муж­чины и женщины.
МАРКС

Нет ни одной теории угнетения женщин — при всем разнообра­зии форм этого угнетения и однообразии самого факта угнетения, повторяемого в разных культурах и исторических эпохах, — которая обладала бы такой же объяснительной силой, как марксистская тео­рия угнетения классов. Неудивительно поэтому, что было предпри­нято множество попыток применить марксистский анализ к исследо­ванию женского вопроса. В рамках этого подхода высказывались следующие мысли: женщины при капитализме являются резервной рабочей силой; заработная плата женщин, которая, как правило, яв­ляется низкой, обеспечивает прибавочный продукт работодателю-ка­питалисту; женщины, управляя потреблением в семье, тем самым слу­жат целям капиталистического потребления и т.д.

В некоторых работах была поставлена и более смелая задача: связать угнетение женщин с принципом динамики капитализма, указав на связь между домашней работой и воспроизводством труда (см.: Benston 1969; Dalla Costa 1972; Larguia and Dumoulin 1972; Gerstein 1973; Vogel 1973; Secombe 1974; Gardine,1974; Rowntree, M.& J. 1970). Выполнить эту задачу — значит учесть женщин в самом определении капитализма, то есть в процессе, при котором капитал производится путем присвоения прибавочной стоимости, производимой в процессе труда.

В кратком изложении концепция Маркса выглядит следующим об­разом. <…> «Капитал, отчужденный в обмен на рабочую силу, превращается в жиз­ненные средства, потребление которых служит для производства мускулов, нервов, костей, мозга рабочих, уже имеющихся налицо, и для производства новых рабочих...» (Маркс 1983: 585). <…>

Разница между воспроизводством рабочей силы и производи­мым ею продуктом зависит, таким образом, от определения того, что необходимо для воспроизводства этой рабочей силы. В рабо­тах Маркса наблюдается тенденция определять эту величину ис­ходя из количества товаров — еды, одежды, жилища, топлива, — которые необходимы для поддержания здоровья, жизни и сил ра­бочего. Но эти товары должны быть потреблены для того, чтобы стать средством существования, а они не сразу готовы к потребле­нию, когда их приобретают на заработную плату. До того как они будут использованы людьми, к ним должен быть приложен допол­нительный труд. Пищевые продукты нужно готовить, одежду чис­тить, постель стелить, дрова рубить и т.д. Таким образом, работа по дому является ключевым моментом в процессе воспроизводства рабочей силы, которая является источником прибавочной стоимо­сти. Поскольку именно женщины обычно выполняют работу по дому, было замечено, что как раз через воспроизводство рабочей силы женщины становятся одним из звеньев в цепи производства прибавочной стоимости, которая является sine qua non^ капита­лизма.² Далее. Поскольку за работу по дому не выплачивается ни­какой заработной платы, труд женщин по дому является вкладом в конечную величину прибавочной стоимости, которую капита­лист обращает в деньги. Но объяснить полезность женщины для капитализма — это одно, а доказать, что эта полезность является причиной угнетения женщин — совсем другое. Именно на данном этапе рассуждения анализ капитализма перестает служить объяс­нением каких-либо вопросов, относящихся к положению женщин, и вопроса об угнетении женщин, в частности.

Женщин угнетают в обществах, которые нельзя описать как ка­питалистические, как бы мы ни напрягали свое воображение. В доли­не Амазонки и в горах Новой Гвинеи женщин часто ставят на место, применяя групповое изнасилование, когда обычные механизмы за­пугивания не действуют. «Мы усмиряем наших женщин бананом», — сказал мужчина из племени мундуруки (Murphy 1959: 195). Этногра­фические материалы изобилуют описанием практик, смысл которых состоит в том, чтобы держать женщину в узде: мужские культы, тай­ная инициация, тайная мужская наука и т. д. Докапиталистическая, феодальная Европа тоже едва ли представляла собой общество, в ко­тором отсутствовал сексизм. Капитализм перенял и облек в новую форму представления о мужском и женском, которые существовали за много столетий до его становления. Никакой анализ воспроизвод­ства рабочей силы при капитализме не может объяснить бинтование ног, пояс невинности или какое-нибудь сходное византийское при­способление, а также ритуальные оскорбления, не говоря уже о ба­нальных бытовых оскорблениях, которым подвергались женщины в разных странах и в разные времена. Анализ воспроизводства рабо­чей силы даже не объясняет, почему именно женщины, а не мужчины выполняют домашнюю работу.

В связи с этим интересно вернуться к рассуждению Маркса о вос­производстве труда. То, что необходимо для воспроизводства ра­бочего, отчасти определяется биологическими потребностями человеческого организма, отчасти — физическими условиями места, где он живет, и, наконец, — культурной традицией. Маркс заметил, что пиво необходимо для воспроизводства английского рабочего клас­са, а вино — французского.

« ...Размер так называемых необходимых потребностей, равно как и спо­собы их удовлетворения, сами представляют собой продукт истории и зави­сят в большей мере от культурного уровня страны, между прочим в значи­тельной степени от того, при каких условиях, а, следовательно, с какими привычками и жизненными притязаниями сформировался класс свободных рабочих. Итак, в противоположность другим товарам, определение стоимости рабочей силы включает в себя исторический и моральный элемент...»» (Маркс 1983: 182, курсив мой. — Г.Р.).

Именно этот «исторический и моральный элемент» определяет то, что «жена» является для рабочего одним из предметов первой необ­ходимости, что обычно женщины, а не мужчины выполняют работу по дому и что капитализм — наследник длительной традиции, со­гласно которой женщины не обладают правом наследования, не ру­ководят людьми и не говорят с Богом. Именно с этим «историческим и моральным элементом» к капитализму перешло культурное наслед­ство в виде форм мужественности и женственности. Именно этот «ис­торический и моральный элемент» служит категориальной рамкой для всего, что связано с полом, сексуальностью и угнетением по при­знаку пола. А краткость замечания Маркса заставляет лишь еще раз задуматься об обширности той области социальной жизни, на кото­рую оно указывает, но которую оставляет не исследованным. Толь­ко подвергая анализу этот «исторический и моральный элемент», можно обрисовать структуру угнетения по признаку пола.
ЭНГЕЛЬС

В «Происхождении семьи, частной собственности и государства» Энгельс рассматривает угнетение по признаку пола как наследство, ко­торое досталось капитализму от предшествующих социальных форм. Более того, Энгельс встраивает пол и сексуальность в свою теорию об­щества. <…> Мысль о том, что «отношения между полами» можно и нужно отличать от «от­ношений производства», — весьма важное открытие Энгельса:

«Согласно материалистическому пониманию, определяющим моментом в истории является, в конечном итоге, производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно, опять-таки, бывает двоякого рода. С од­ной стороны, производство жизненных средств: производство питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой — производство самого чело­века, продолжение рода. Общественные порядки, при которых живут люди определенной исторической эпохи и определенной страны, обуславливаются обо­ими видами производства: ступенью развития, с одной стороны — труда, с дру­гой — семьи» (Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. Т.3. С. 212, курсив мой. — Г.Р.).

Этот фрагмент содержит важное утверждение: чтобы одеть, про­кормить и обогреть себя, группа людей должна не только преобразо­вывать мир природы. Систему, в рамках которой элементы природы трансформируются в предметы потребления человека, обычно назы­вают экономикой⁴. Но потребности, которые удовлетворяются по­средством экономической деятельности, даже в наиболее полном смысле, придаваемом этому понятию Марксом, не исчерпывают всех основных человеческих потребностей. Группа людей должна также из поколения в поколение воспроизводить сама себя. Сексуальные потребности и потребности продолжения рода должны быть удов­летворены в той же мере, в какой удовлетворяются потребности в еде. Одно из наиболее очевидных заключений, которое можно сде­лать из данных антропологии, состоит в том, что способ удовлетво­рения этих потребностей едва ли когда-либо был более «естествен­ным», чем способ удовлетворения потребностей в пище. Голод есть голод, но то, что считается пищей, определяется культурой и произ­водится культурно определяемыми способами. Каждое общество сле­дует определенной форме организации экономической деятельнос­ти. Секс есть секс, но то, что считается сексом, также культурно детерминировано. В каждом общество существует также система «пол/ гендер» (sex/gender system) — определенная организация, посредством которой биологический «сырой материал» половой жизни и воспро­изводства человека в результате социального воздействия приобре­тает определенные конвенциональные формы независимо от того, на­сколько странными и причудливыми эти формы могут быть.³

Сфера человеческой жизни, включающая пол, гендер и продол­жение рода, подвергалась неумолимому воздействию социальной де­ятельности на протяжении тысячелетий. Пол (sex), включающий, как мы знаем, гендерную идентичность, сексуальное желание и фанта­зию, а также представления о детстве, является сам по себе соци­альным продуктом. <…>

Для названия системы «пол/гендер» предлагались и другие тер­мины. Наиболее распространенными альтернативами является «спо­соб воспроизводства» и «патриархат». Хотя обсуждение терминов может показаться бессмысленным занятием, следует отметить, что оба этих термина иногда приводят к путанице. Все три термина были предложены для того, чтобы ввести различие между «экономичес­кими» системами и системами отношений, связанных с полом (sexual systems), и чтобы показать, что последние обладают определенной автономией и не всегда могут быть объяснены в терминах экономи­ческих факторов. Термин «способ воспроизводства», например, был предложен в противовес более знакомому «способу производства». Такая терминология связывает «экономику» с производством, а си­стему отношений полов — с «воспроизводством». Однако она обед­няет содержание обеих систем, так как в той и другой протекают процессы «производства» и «воспроизводства». Каждый способ про­изводства включает воспроизводство — инструментов, труда и со­циальных отношений. Мы не можем отнести все многообразие аспектов социального воспроизводства к системе отношений, свя­занных с полом. Замена механизмов, например, является одним из примеров воспроизводства в экономике. С другой стороны, мы не можем ограничить систему отношений полов «воспроизводством» в социальном или биологическом смысле этого термина. Система «пол/гендер» — это не просто момент воспроизводства «способа производства». Примером производства в рамках системы отноше­ний полов является, скажем, формирование гендерной идентичнос­ти. Система «пол/гендер» шире, чем «отношения, связанные с про­должением рода», то есть с воспроизводством в биологическом смысле.

Термин «патриархат» был введен, чтобы отличать силы, поддер­живающие сексизм, от других социальных сил, таких как капитализм. Но использование этого термина затемняет другие различия. Его при­менение аналогично применению термина «капитализм» для указа­ния на все способы производства, тогда как полезность термина «ка­питализм» состоит именно в том, чтобы проводить различие между разными системами, которые организовывают общества и обеспечи­вают их существование. Любое общество имеет некую систему «по­литической экономии». Подобная система может быть эгалитарной или социалистической. Она может быть стратифицирована по клас­совому принципу, тогда угнетенный класс состоит из слуг, крепост­ных или рабов. И только в том случае, когда угнетенный класс состо­ит из наемных работников, корректно будет называть систему «капиталистической». Объяснительная сила этого термина основана на предположении, что действительно, существуют альтернативы ка­питалистической системе.

Аналогичным образом любое общество располагает определен­ной системой, связанной с полом, гендером и детьми. Подобная сис­тема может быть эгалитарной в отношении полов — по крайней мере, в теории, — или же «гендерно стратифицированной», что, по-види­мому, имеет место в большинстве, если не во всех известных случаях. Но даже перед лицом печальной истории человечества важно разли­чать присущую человеку способность и необходимость создавать мир отношений между полами, с одной стороны, и реально существую­щие репрессивные способы организации этих миров, с другой. Тер­мин «патриархат» включает оба эти значения, тогда как система «пол/ гендер» — это нейтральный термин, который обозначает данную об­ласть и указывает, что угнетение не является неизбежным, а представ­ляет собой продукт специфических социальных отношений, которые ее организуют.

Наконец, существуют гендерно стратифицированные системы, опи­сание которых как патриархатных не является адекватным. Во многих обществах Новой Гвинеи, таких как энганцы, маринги, бена-бена, хули, мелпа, кума, гауку-гама, форе, маринд-аним ad nauseum (см. Berndt 1962; Langness 1967; Rappaport 1975; Read 1952; Meggitt 1970; Glasse 1971; Strathern 1972; Reay 1959; Van Baal 1966 Lindenbaum 1973) женщины подвергаются жестокому угнетению. Но власть мужчин в этих сооб­ществах основывается не на их ролях отцов и патриархов, а на коллек­тивной маскулинности зрелых мужчин, воплощенной в тайных куль­тах, мужских домах, войнах, ритуальных знаниях, различных обрядах инициации и социальных сетях отношений обмена (exchange networks).

Патриархат представляет собой специфическую форму мужского гос­подства, поэтому данный термин следует применять только по отно­шению к ветхозаветным овцеводам-кочевникам (откуда и происходит данный термин), либо по отношению к подобным им сообществам. Авраам был патриархом — старцем, чья абсолютная власть над жена­ми, детьми, стадами и подчиненными ему людьми являлась одним из аспектов института отцовства, характерного для данной социальной группы.

Какой бы термин мы ни употребляли, важно разрабатывать по­нятия, которые адекватно описывали бы социальную организацию отношений между полами и воспроизводство конвенций, связанных с полом и гендером. Нам нужно продолжить мысль Энгельса, от раз­работки которой он отказался, когда он отнес подчинение женщин к сфере способа производства.⁴ Чтобы сделать это, мы можем следо­вать скорее методу Энгельса, а не опираться на результаты его рас­суждений. Энгельс подошел к анализу «второй стороны материаль­ной жизни» через исследование систем родства (kinship systems). Системы родства являются достаточно сложными системами, выпол­няющими множество функций. Они состоят из конкретных форм со­циально организованной сексуальности и воспроизводят их. Систе­мы родства — это наблюдаемые и эмпирические формы, которые принимает система «пол/гендер».
РОДСТВО (О роли, которую играет сексуальность в переходе от обезьяны к мужчине»)

Для антрополога система родства — это не список биологичес­ких родственников. Это система категорий и статусов, которые ча­сто противоречат действительным генетическим связям. Существу­ет множество примеров, когда социально установленный статус родства оказывается важнее, чем биологический. Таким примером является, скажем, обычай «женской свадьбы» у нуэров. Нуэры при­писывают статус отцовства человеку, от имени которого матери передается рогатый скот как часть брачного выкупа (bridewealth). Таким образом, женщина может сочетаться браком с другой женщиной и быть мужем жены и отцом своих детей, несмотря на то, что фактически она не может быть биологическим отцом (Evans-Pritchard 1951: 107-109).

В догосударственных обществах родство выступает в качестве при­вычного способа выражения социального взаимодействия, органи­зующего экономическую, политическую, обрядовую, а также сексу­альную деятельность. Обязанности и привилегии человека по отно­шению к другим определяются в терминах взаимного родства или отсутствия такового. Обмен товарами и услугами, производство и распределение, враждебность и солидарность, ритуал и обряд, — все это имеет место в рамках организационной структуры родства. Вез­десущность и адаптационная эффективность родства заставили мно­гих антропологов считать его, наряду с формированием языка, фак­тором, который решительно обозначил разрыв между гоминидами и человеческими существами (Sahlins 1960; Livingstone 1969; Levi-Strauss 1969).

Хотя утверждение о значимости родства составляет один из основ­ных принципов антропологии, внутренние механизмы систем родства долго являлись предметом интенсивной полемики. Системы родства ши­роко варьируют от одной культуры к другой. В них содержатся всевоз­можные, иногда невообразимые для нас правила, которые предписывают человеку, с кем можно вступать в брак, а с кем нельзя. Внутренняя слож­ность этих правил озадачивает. Системы родства десятилетиями занима­ли воображение антропологов, которые пытались объяснять запрет инце­ста, браки двоюродных братьев и сестер, условия наследования, отношения уклонения от близости или, наоборот, насильственной близо­сти, кланы и подгруппы, табу на имена, — т. е. разнообразные эле­менты, которые можно найти в описаниях реальных систем родства. В XIX в. некоторые мыслители попытались создать исчерпывающие описания природы и истории систем половых отношений в челове­ческом обществе (см. Fee 1973). Одной из таких попыток является работа Льюиса Генри Моргана «Древнее общество». Именно эта кни­га побудила Энгельса написать «Происхождение семьи, частной соб­ственности и государства» — теория Энгельса основывается на опи­сании родства и брака у Моргана.

Попытка Энгельса вывести теорию угнетения по половому признаку из изучения систем родства, начиная с XIX в., получила развитие в рамках этнологии. Исключительное значение в данном контексте имеет работа К. Леви-Стросса «Элементарные структуры родства», представля­ющая собой самую смелую современную версию осмысления челове­ческого брака, начавшегося еще в предыдущем столетии. Это — кни­га, в которой родство эксплицитно рассматривается как воздействие культурной организации на факты биологического продолжения рода. В ней присутствует осознание значимости сексуальности в че­ловеческом обществе. Она представляет собой описание общества, которое не допускает существования абстрактного бесполого чело­веческого субъекта. Напротив, человеческий субъект у Леви-Стросса всегда либо мужчина, либо женщина, и эта установка позволяет про­следить расхождение социальных судеб разных полов. Поскольку Леви-Стросс считает, что сущность систем родства заключается в том, что мужчины обмениваются женщинами, он имплицитно конструи­рует теорию угнетения по признаку пола. Симптоматично, что книга посвящена памяти Льюиса Генри Моргана.

следующая страница>