Обзор следственных дел

по «к.-р. организациям ИПЦ»

в Липецкой (Рязанской) области.

1937-1958
С осени 1926 года в Липецке стал служить епископ Уар (Шмарин)¹. На его квартире постоянно собирались священнослужители епархии, в конце 20-х годов они активно обсуждали вопросы отношения духовенства к начавшейся в области коллективизации. Владыка по этому вопросу высказывался откровенно, говорил, что «коллективизация проводится насильственно», что крестьяне не хотят идти в колхоз, и что «в колхозе принудительный труд, от которого ждать нечего». Он также предполагал, что «крестьянин в колхозе будет голодать, и тогда советская власть не удержится». Очевидно, эти разговоры стали известны властям, и за ним было установлено постоянное наблюдение. Осенью 1934 года его посетил Кирилл Сурнин, священник церкви в селе Студенки Липецкой области, и просил его совета, рассказав, что в период уборочной компании местные власти решили закрыть церковь, чтобы использовать здание под ссыпку хлеба, как это сделали в соседних селах. Владыка с горечью посетовал: «Плохо поступили миряне Преображенской церкви, отдав храм под ссыпку хлеба. Они дали плохой пример для прихожан других церквей», — после чего посоветовал священнику убедить председателя приходского совета «не подписывать договора с Заготзерно о передаче храма».

7 января 1935 года в селе Студенки прошло собрание приходского совета, на нем, воодушевленные примером активного сопротивления верующих в селе Телетенки, не допустивших снятия колоколов², решили храм не отдавать. Очевидно, о решении собрания был отправлен донос, и в январе епископ Уар (Шмарин) был арестован в Липецке. Но доказать ничего не удалось, и его освободили. 10 апреля сельсоветчики сделали попытку снять колокола, не большая группа прихожанок отстояла храм от надругательства. 15 апреля председатель приходского совета Акулина Титова по поручению верующих выехала в Воронеж с коллективным заявлением-жалобой верующих. По дороге она посетила владыку Уара в Липецке, чтобы получить его благословение. Владыка отговорил ее от поездки, уверенный, что она не даст результата, но заметил, что все колокола в церквях Липецка сняты, а верующие все равно ходят в храмы и молятся. Провожая ее, он предложил ей отстаивать храм так же, как верующие делали это раньше.

19 апреля в селе Студенки стало известно, что в село прибыли представители конторы "Металлом", чтобы снять колокола. 20 апреля они приступили к работе: сначала сбросили маленькие колокола, потом взялись за большой. У храма собралась большая группа женщин, они стали растаскивать инструменты, не давая работать бригаде, кричали: «Бабы, не давайте снимать колокола. Надо бить этих голодранцев». Работа была прервана, рабочие вызвали милицию. Пришли два милиционера, произвели выстрелы в воздух и задержали нескольких женщин, активно сопротивляющихся, причем, женщины бросали камни, но от них никто не пострадал. 26 апреля были арестованы Акулина Титова и Гончарова, 8 мая — сестры Татьяна и Фекла Чернышевы, а 19 мая — священники Константин Софийский и Кирилл Сурнин, диакон Михаил Исаев. Все арестованные были обвинены в «систематической контрреволюционной агитации». А 8 июня был арестован и владыка Уар, как «идейный руководитель массового выступления религиозных масс». 11 сентября епископ Уар (Шмарин) был приговорен к 8 годам тюремного заключения³, священник Кирилл Сурнин, диакон Михаил Исаев и председатель приходского совета — к 5 годам лагерей, члены приходского совета — к 3 годам. Дело священника Константина Софийского выделили в особое производство.
* * *
С конца 1920-х годов по городам и селам Липецкой области странствующими проповедниками с благословением епископа Уара (Шмарина) активно распространялось «Слово Божие о наступивших временах антихриста». Наставник общины истинно православных в селе Куймань Иоанн Гамаюнов был тесно связан с липецкими клириками и часто приглашал их на тайные богослужения по домам. С участием проповедников верующие молились, читали Евангелие, пели акафисты и духовные стихи, обычно это происходило по ночам Дмитрия Чеснокова, его дяди Федора Чеснокова, у Марии Зиминой. Тайные богослужения с участием большого числа верующих проходили также на Животворных ключах под Липецком, а после службы наставники общин и монахи-проповедники говорили проповеди и давали наставления.

Проповедник Гавриил Завалюев, говоря о пришествии антихриста, доказывал, что «непогрешимым перед Господом может быть лишь тот, кто не будет подчиняться антихристовой власти, не пойдет в колхоз, так как колхоз — дело рук сатаны, не будет пускать детей в школу, где они становятся неверующими». Он предрекал, что «скоро наступит последнее время, у многих любовь и вера охладеет, многие отступятся от веры», и призывал участников «поступать во всем свято и избегать грехов». Проповедник Феодор Фарафонов, получивший благословение владыки Уара, призывал верующих быть «крепкими духом и не отступать от учения Христова», а главное, нести слово Божье в ближние и дальние села и организовывать там новые общины истинно православных. При вступлении в общину нового участника его спрашивали, готов ли он переносить скорби достойно и хранить все в тайне, а после его согласия каждый должен был внести "вступительный взнос" в виде продуктов или денег от продажи имущества — как следование евангельской заповеди «пойди, продай имение твое…»⁴.

В конце 1937 года была арестована в селах Воронежско-Рязанского региона большая группа истинно-православных христиан, и среди них руководители Гавриил Завалюев с сыном Александром, Феодор Фарафонов с сыновьями Михаилом и Степаном, Иван Гамаюнов, братья Василий и Дмитрий Чесноковы, активисты Петр Зимин и Сергей Пригарин. Арестованные обвинялись как участники «широко разветвленной антисоветской организации церковников, именуемых ИПХ⁵, деятельность которой была направлена на развал колхозов, подрыв экономической мощи Советского Союза и свержение Советской власти». По версии следствия, эта организация была создана в 1930-е годы Гавриилом Завалюевым и Феодором Фарафоновым по указанию Липецкого епископа Уара «на почве резко враждебного отношения к коллективизации и ликвидации кулачества». В начале 1938 года обвиняемые были приговорены: к высшей мере наказания — 6 человек, к 10 годам лагерей — 5 человек.
* * *
После этих событий многие активисты перешли на нелегальное положение, скрываясь от ареста в потайных местах. С 1938 года руководителем верующих в селе Куймань Рязанской области стал Федор Чесноков, продолживший работу по созданию новых общин с помощью проверенных активистов. В дальнейшем авторитет Федора Чеснокова все возрастал, наставники общин постоянно советовались с ним, признав своим руководителем. Общины верующих возглавили проповедники: в Липецком районе — Иван и Василий Титовы, в селе Дон-Избище под Лебедянью и группу в Орловской области — Сергей Денисов, в селе Грязновка Трубетчинского района — Иван Гончаров, в селе Порой — Николай Кожин, в селе Теплое под Лебедянью — Елена Смольянинова, в Данкове и пригородах — Агафья Пригарина. О местах тайников и ям, где скрывались наставники и руководители общин, знали только самые приближенные и доверенные лица, к ним допускались лишь после предварительной тщательной проверки и в присутствии доверенных лиц. Был установлен сигнал — три стука в оконное стекло — для оповещения о посетителе, если же стук был в дверь, это говорило о нежданном посетителе. Беседы проходили только по ночам, всем было указано приходить на них тайно, не по улице села, а огородами. Во время беседы дом, где проходила встреча, охранялся лицами, специально выделенными из молодых верующих, они и предупреждали в случае опасности. В каждом селе был свой наставник, который и поддерживал связь с другими руководителями, через него передавали письменные указания о приеме новых членов и давали советы. Места встреч часто менялись, о чем заранее предупреждалось.

8 марта 1941 года в доме верующей Марии Ушаковой в селе Куймань Рязанской области были задержаны во время тайного моления десять верующих: «Все выше названные лица пели антисоветские песни и молились, у всех присутствующих были разные религиозные книжки, они нами были отобраны и вместе со всеми, выше названными, направлены в сельсовет». Все присутствующие были задержаны и отправлены в сельсовет, а религиозные книги, обнаруженные у них, были конфискованы, но вскоре все были освобождены. 16 июня 1941 года в селе Куймань была арестована верующая Прасковья Камышова, хотя она посещала тайные моления очень редко из-за двух малолетних детей. Она подтвердили, что все они тайно молятся по домам, сначала молились в доме Чесноковых, а после ареста хозяина и его сына стали собираться в доме Ушаковых.

В ночь с 1 на 2 июля в доме Марии Чесноковой, инокини бывшего Иоанно-Казанского монастыря, были арестованы Евгения Чеснокова вместе с дочерью Марией⁶ и сама инокиня Мария. Ордер на арест Евгении Чесноковой, как «руководителя контрреволюционной организации церковников», был утвержден еще 22 января 1940 года, но она во время скрылась, почти год жила на нелегальном положении, находясь во всесоюзном розыске. А 21 июля была арестована следующая участница, Мария Зимина, она принесла передачу в тюрьму Марии Чесноковой и здесь была задержана. Все арестованные не имели паспортов по религиозным убеждениям, не участвовали в выборах и во Всесоюзной переписи населения, не пускали своих детей в школы. Одна из свидетельниц показала, что еще в 1939 году Евгения Чеснокова заявляла: «Соввласть мне не нужна, я ее ненавижу, ей скоро будет конец. Эта грабительская власть нам не нужна, мы себе избрали власть Господню с царем Николаем, который скоро займет свой престол и тогда перевешает всех коммунистов и вас, антихристовых посланников». В начале 1941 года, по словам свидетелей, обвиняемые «высказывали клевету в отношении советской власти и пораженческие настроения в будущей войне».

Евгения Чеснокова на первом же допросе заявила по поводу предъявленного ей обвинения: «Я не являюсь руководителем, а также активным участником контрреволюционной организации, для меня этот вопрос непонятен. Я человек верующий и иду только за Господом Богом». Далее она подтвердила, что не выполняет законов советской власти, так как та «притесняет верующих, закрыла церкви, в школах не учат закон Божий». При этом подтверждала, что после ареста мужа Федора Павловича и сына Федора она стала советскую власть «еще больше ненавидеть и категорически решила не выполнять законов Соввласти»⁷. О своей ненависти к властям показала и ее дочь Мария Жданова, объявленная следствием вторым руководителем этой группы церковников: «Я человек верующий, и ненавижу Соввласть». Инокиня Мария Чеснокова подтвердила, что входила в группу "братья и сестры во Христе", что действительно не исполняет законов советской власти, причем не видит в этом никакого преступления.

22 августа арестованным было предъявлено обвинение «в ведении среди населения активной контрреволюционной деятельности, направленной против существующего строя», которое они отказались признать На судебном заседании все арестованные отказались от защитников, заявив, что за них «заступится Господь», и отказались признать себя виновными. 21 сентября обвиняемые были приговорены к расстрелу — Евгения Чеснокова, Мария Чеснокова и Мария Жданова, к 10 годам лагерей — Мария Зимина и Прасковья Камышова. Все осужденные категорически отказались подписать копию приговора и обжаловать его. 25 ноября трое осужденных были расстреляны⁸.

К судебному заседанию по этому же делу была привлечена и группа арестованных верующих в селе Павловское Лебедянского района — Анна Аксенова, Татьяна Невейкина и Мария Шерстнева, в селе Куймань — Дарья Наумова, в селе Порой — Варвара Копытина и в селе Нижняя Бруслановка — Нина Пяшинина⁹. Все они были единоличниками, также посещали тайные моления в селе Куймань и отрицательно относились к советской власти и не участвовали в ее мероприятиях. 21 сентября 1941 года все они были приговорены к расстрелу, приговор был приведен в исполнение также 25 ноября.

* * *
23 августа 1941 года группа женщин, в декабре 1940 года осужденных «за невыполнение госпоставок» к 2 годам лагерей, была направлена в колонию № 3 в Ранненбурге. Здесь они, оказавшись в одной камере, под руководством Натальи Елисеевой, как доносила "свидетельница", «часто по несколько раз в день принимаются петь стихи антисоветского содержания и молитвы, совершая заутрени и обедни, как это было в церквях». Начальство колонии пыталось посылать их на все имеющиеся у них виды работ: шить белье, вязать сети, разматывать нитки, хозяйственные работы и работы в огороде. Но они упорно отказывались, и все, как одна, заявляли: «Власть антихриста нас посадила и на нее мы работать не будем. Нас посадили отбывать срок наказание, а не работать. На Советскую власть мы работать не будем». Сначала к ним применяли стандартные меры воздействия: водворяли в штрафную камеру на пять-десять суток; где выдавался штрафной паек; лишали переписки, посылок, свиданий и ларька. Но это не меняло их поведения, после возвращения из карцера в камеру они продолжали категорически отказываться от любых работ. Так продолжалось в течение несколько месяцев, никто из них не работал на производстве и не имел ни одного рабочего дня. Но больше всего начальство волновал тот факт, что своим поведением они возбуждали других заключенных, разлагая трудовую дисциплину. Да еще другие заключенные стали жаловаться, что ночным пением молитв они не давали им спать, так что «нормального отдыха работающим на производстве заключенным не было».

В сентябре 1941 года десять неработающих женщин¹⁰ были арестованы. Один из надзирателей показал на следствии: «Когда они все прибыли в колонию, у них не было желания отказываться от работы. Но когда они сошлись в камерах со старыми отказчиками, как Аксенова, Смоликова, Елисеева и другие, то они отказались выйти на работу. Неоднократно сажали их в штрафную камеру и выдавали штрафной паек, но это никак на них не влияло. Забьются в углы под нары, лежат по целым суткам и не встают до получения пищи». Одна из свидетельниц показала, что месяц назад их всех вывели на прополку картофеля, женщины-отказчики даже согласились пойти с ними, дошли до огорода, а там ничего не стали делать: ходили по бороздам за работающими женщинами, при этом «ни разу не нагнулись, хотя бы сорвали одну травку», или просто сидели. И на предупреждения свидетельницы об увеличении срока наказания Зимина Мария ответила: «При чем тут срок? До каких пор жить Господь благословил, до тех пор и будем жить, а сроку бояться нечего».

На следствии Евдокия Печенкина объяснила причину своего отказа от работы: «Не работаю на производстве в колонии потому, что командование заставляет меня работать в религиозные праздники. Я не знаю точно, когда они бывают, и я решила совсем не выходить на работу». Анна Козина, прибывшая в колонию осенью 1940 года, объяснила причину своего отказа от работы так: «Все работницы нашей группировки не выходили на работу, потому что командование колонии заставляет нас работать в религиозные праздники. А в другие дни мы отказывались работать потому, что, если мы пойдем работать в нерелигиозные дни, то нас заставят работать и в праздники, поэтому мы решили лучше совсем не выходить на работу». Мария Жданова в ответ на обвинение в контрреволюции утверждала, что никакой антисоветской церковной группировки не было, что она молилась и пела религиозные песни без всякой контрреволюционной цели.

Арестованным женщинам было предъявлено обвинение в том, что они, «будучи враждебно настроены к проводимым мероприятиям партии и советской власти, проводят активный контрреволюционный саботаж». На закрытом судебном заседании обвиняемые отказались давать объяснения и повторили слова Дарьи Кожиной: «Я по своему религиозному убеждению отказывалась от всех работ и работать не буду». Они также отказались от последнего слова, кроме Прасковьи Зиминой, просившей ее оправдать. 21-22 сентября 1941 года обвиняемые за «контрреволюционный саботаж» были приговорены: к 10 годам лагерей — 4 человека¹¹, к 5 годам лагерей — 5 человек¹², к 4 годам лагерей — Прасковья Жданова. Они также отказались от получения копии приговора, чтобы не расписываться. Над двумя детьми Анны Козиной и четырьмя детьми Прасковьи Ждановой была учреждена опека за счет государства.

* * *
Истинно православный христианин Григорий Жданов из села Куймань с 1940 года стал уклоняться от призыва в армию, после объявления мобилизации соорудил в стене своего каменного дома убежище-"хоронюшку", и с началом войны скрывался там. Сестра его Евдокия Миронова активно помогала ему, предупреждала о нежданных гостях, а 11 апреля 1942 года, когда его стали задерживать, пыталась оказать сопротивление милиции, чтобы дать возможность брату скрыться. Но это не удалось, оба были арестованы. 9 июня 1942 года Григорий Жданов был приговорен к 10 годам лагерей и отправлен в Ряжск в колонию ИТК-5. Там он категорически отказался от работ, что во время войны грозило расстрелом «за саботаж в военное время». 30 июня 1942 года начальник колонии сообщал в рапорте: «Сего числа посылали на внешние работы з/к Жданова Григория Ивановича, который от работы категорически отказался и заявил, что я на стройплощадку работать не пойду, мотивируя тем, что работать на стройплощадке грех. Тогда, оставшись при зоне ИТК-5, где тоже от работы категорически отказывался в течение пяти дней подряд. Подвергнуть штрафному взысканию — 5 суток карцера».

6 июля, после освобождения из карцера, все повторилось: отказ от работы как на строительстве, так и в лагере, отправка на пять суток в карцер. Григорий Жданов объяснил начальству: он осужден за то, что не пошел на военную службу по своим религиозным убеждениям; аэродром относится к оборонному объекту, поэтому работать на строительстве военного объекта он не будет, как не будет работать и на советскую власть, «потому что она против Бога». В тот же день вместе с ним отказались от работы еще двое заключенных, Павел Рябых и Семен Сидоров, позднее уговорили не работать и Михаила Гамаюнова, сына проповедника Иоанна. Все они вместе с Григорием Ждановым были арестованы, 16 июля им было предъявлено "Обвинительное заключение", в котором говорилось, что «в присутствии всех работающих заключенных на спецстроительстве устроили саботаж и организованно отказались работать на строительстве объекта, имеющего особо важное оборонное значение».

30 июля скончался в тюрьме Семен Сидоров. 1 августа 1942 года обвиняемые Григорий Жданов и Павел Рябых были приговорены к расстрелу. От подписи под приговором оба отказались. А 14 августа расстрел им заменили на 10 лет лагерей с поражением в правах на 3 года. Но в лагерь был отправлен лишь Григорий Жданов, так как 15 августа Павел Рябых скончался в тюрьме.
* * *
15 октября 1942 года в селе Теплом Рязанской области во время тщательного обыска дома при розыске дезертира Василия Смольянинова была случайно обнаружена в тайном убежище его сестра Елена Смольянинова. В своем рапорте сотрудник НКВД докладывал: «Внутри дома с надворной стороны в фундаменте стены была обнаружена замаскированная яма, в которой свободно может вмещаться человек лежа. Эта яма хорошо замаскирована с внутренней стороны дома камнем под цвет стены и пробиты насквозь два больших железных гвоздя с таким расчетом, чтобы помещающийся человек в яме мог свободно держать этот камень, в случае его вытаскивания посторонним человеком». Елена Смольянинова стала скрываться в убежище с 1938 года, чтобы не платить налогов и госсборов, а с началом войны — и от мобилизации на оборонные работы.

На допросах она заявила, что входила в группу истинно-православных христиан и вместе с матерью, Александрой Смольяниновой, посещала тайные моления в селе Куймань. В 1932-1935 годах она работала по договору в артели в Лебедяни, шила одежду, но в воскресные дни и по праздникам никогда не работала. В 1938 году, когда арестовывали ее мать, она успела скрыться и спряталась в своем доме в заранее подготовленном убежище, и с тех пор в селе ее никто не видел. Дверь дома была всегда на запоре, все окна занавешены, и, если кто-то стучался в дом, она пряталась. Она подтвердила на следствии, что паспорт свой уничтожила, что советская власть ей не нужна, что «я ее законы не выполняла и выполнять не буду», что она не участвовала ни в выборах, ни в переписи и что «на оборонные работы и на трудовой фронт не пойду, так как там работать грешно». О других участниках тайных молений категорически отказалась отвечать, о чем было отмечено в меморандуме от 4 января 1943 года: «Молчалива. Ни с кем не разговаривает, на следствии об интересующих нас фактах: сектантах в селе Теплом, — ничего не рассказала, несмотря на то, что она об этом хорошо знает». 21 января ей было предъявлено «Обвинительное заключение», а 28 апреля Елена Смольянинова была приговорена к 5 годам лагерей.

* * *
За военные годы в Рязанской, Воронежской и Орловской областях появились много новых общин истинно-православных христиан. Участники их собирались тайно по домам, молились, вели беседы на религиозные темы, читали Библию и Евангелие, пели акафисты и духовные стихи. К середине 1942 года число участников таких общин, по сведениям органов госбезопасности превысило четыреста человек, причем большая часть их вышла из колхозов, старики и женщины активно уклонялись от мобилизации на оборонные работы и трудовой фронт по религиозным убеждениям, а молодежь скрывалась от призыва в армию. В селе Куймань от призыва в специально устроенных тайниках, ямах и скирдах сена скрывалось пятнадцать мужчин, а ночью они посещали тайные моления.

При приближении немецких войск руководители общин стали проповедовать о приближении "меча Господня", призванного уничтожить советскую власть, и предлагали верующим совершить общее покаяние. Первый обход верующих был проведен двумя наставниками в декабре 1942 года, второй — с февраля по май 1943 года, третий — летом того же года. Об этом вскоре стало известно властям, и с октября по декабрь 1943 года в этих районах были задержаны 49 верующих¹³, среди них и наставники общин с Федором Чесноковым во главе. Все они, по версии следствия, были участниками той же «широко разветвленной антисоветской организации истинно-православных христиан», многие находились на нелегальном и полулегальном положении, причем, семнадцать мужчин уклонились от призыва в армию, а остальные — от мобилизации на оборонные работы и трудовой фронт.

28 марта 1944 года арестованным было предъявлено "Обвинительное заключение", в котором отмечалось:

«На территории южной группы районов Рязанской облаасти и смежных с ними районов Орловской и Воронежской областей вскрыта широко разветвленная антисоветская организация, именуемая ИПХ, деятельность которой была направлена на развал колхозов, подрыв экономической и оборонной мощи Советского Союза, свержения Соввласти и установления немецко-фашистского режима»;

«Участники вели паразитический образ жизни, нигде не работали, занимались хищением хлеба с колхозных полей, детей в школы не пускали и воспитывали их в духе ненависти к Соввласти. После нападения Германии значительно активизировались, активная а/с агитация содержала в себе чаяния свержения Соввласти в результате поражения Красной армии и популяризацию немецкой армии, как "меч Господний", посланный для уничтожения антихристовой соввласти»;

«Наряду с этим была развернута широкая вербовка новых членов, агитация:

1) за уклонение от службы в Красной Армии.

2) за выход из колхозов, саботирование колхозных и оборонных работ.

3) за отказ от участия в подписке на займы, не уплату госналогов и невыполнение других гособязательств».

«За период Отечественной войны дополнительно были созданы антисоветские группы организации в населенных пунктах Лебедянского, Данковского, Трубетчинского, Лев-Толстовского районов Рязанской области и селах Красненского района Орловской области».

«В результате антисоветской деятельности "ИПХ" в пораженнных районах была подорвана экономическая мощь ряда колхозов, которые систематически не выполняют плана хлебопоставок и т. п.»

Федор Чесноков, названный «тайным руководителем широко разветвленной антисоветской организации истинно-православных христиан», заявил на следствии: «Я от своих антисоветских убеждений не отказываюсь и никогда не откажусь. Я считаю, что Соввласть привела народ к тому, что он враждует между собой, злобствует друг на друга, даже и родные, колхозы, которые создала Соввласть, привели к тому, что народ обнищал». На последнем допросе он подтвердил: «Советская власть всю свою деятельность ведет против указаний Святого Писания и учения Христа, поэтому я буду бороться против Советской власти и от этого никогда не откажусь». Его сын, Иван Чесноков, заявил на допросе: «В Красной армии служить не буду, это грех, так как в Евангелии сказано "не убий"».

5 августа 1944 года обвиняемые были приговорены: к 10 годам лагерей — 5 человек (руководитель Федор Чесноков и наставники общин)¹⁴, к 8 годам лагерей — 24 человека, к 5 годам лагерей — 8 человек, к 5 годам ссылки в Казахстан — 10 человек и два человека освобождены. В июле 1944 года семьи осужденных были высланы, дома их изъяты в пользу государства, а некоторым из родных пришлось скрываться, перейдя на нелегальное положение.
* * *
Несмотря на репрессии, оставшиеся на свободе истинно-православные христиане во главе с новыми наставниками продолжали собираться на тайные ночные моления. Теперь наставники стали предупреждать верующих, что власть будет и далее преследовать их, сажать в тюрьмы, даже расстреливать за принадлежность к истинной вере, но они должны «твердо продолжать путь верности Христу». И эти слова вскоре подтвердились. С 3 марта по 10 апреля 1945 года в селах Куймань, Порой Трубетчинского района, Слободе Казаки и деревне Сугробы Данковского района, селах Бородицкое, Доброе и Панино Добровского района и селе Теплое Лебедянского районе было арестовано 25 верующих¹⁵ как участников той же «антисоветской организации, именуемые истинно-православные христиане».

Материалы следствия свидетельствуют, что многие арестованные проявляли на допросах стойкость и мужество.

«Я не признаю Соввласть как власть антихриста и считаю, что подчиняться ей грех», — руководитель общины в селе Куймань Евдокия Третьякова.
«Мои ближайшие подруги говорили мне: "Брось колхоз, это не от Бога. Не подчиняйся законам Соввласти, двум господам служить грех". Они призывали меня к смирению, к любви друг к другу, с тех пор я тверда в своих убеждениях и не признаю Соввласть и ее законам не подчиняюсь, так как она идет против Бога. А я подчиняюсь только единому Господу Иисусу Христу», — верующая Мария Ильина.
«Еще мой дед Петр Егорович¹⁶ говорил мне, что придут времена, и люди будут объединяться в артели, в которых одни будут обогащаться за счет других. Артели те будут создаваться властью антихриста, которая не верует в Бога, и ты не должен вступать в те артели, а жить вольной птицей. С самого начала, увидев несправедливости в колхозе, когда труд не оплачивался, я понял, что колхозы и есть те артели, а власть антихриста — это и есть Соввласть, поэтому решил никогда не работать на Соввласть и выполнять только Божьи законы», — Семен Поликанов, в его доме в деревне Сугробы проходили тайные моления.
«Советскую власть я не признаю и признавать не намерена. Работать в колхозах и других советских предприятиях не желаю и не буду. Оказывать любую какую-либо помощь ей не желаю и не буду», — верующая Наталья Гончарова.
В июле 1945 года арестованным было предъявлено «Обвинительное заключение», в котором утверждалось:

«Деятельность организации, будучи облечена в религиозную форму, направлялась на непризнание Соввласти, неподчинение ее законам, противодействие всем ее мероприятиям»;

«В июле 1944 года большинство участников было выселено в отдельные районы СССР. Однако несмотря на аресты руководителей оставшиеся на свободе участники собираются отдельными группами и проводят по-прежнему свою подрывную деятельность»;

«Участники организации вели паразитический образ жизни, нигде не работали, занимались хищением хлеба с колхозных полей, а детей своих не пускали в школы, воспитывая их в духе ненависти к Соввласти»;

«Наряду с этим была развернута широкая вербовка новых членов и агитация за уклонение от службы в Красной Армии, выход из колхозов, саботирование колхозных и оборонных работ, за отказ от участия в подписки на займы, неуплату госналогов и невыполнение других гособязательств».

28 августа 1945 года обвиняемые были приговорены к 8 годам лагерей — Семен Поликанов и Евдокия Третьякова; к 5 годам — 8 человек, к 3-4 годам — 8 человек, к 5 годам ссылки — 4 человека и освобождены — 3 человека.

* * *
18 июня 1949 года при проведении обыска в деревне Карякино Бельковского района Рязанской области в присутствии понятых был обнаружен «тайник, представляющий из себя так называемую потайную церковь. Тайник оборудован на глубине трех — трех с половиной метров под землей, вход в тайник через амбар, в полу которого имеется замаскированный люк и отверстие для входа в тайник. Потайная церковь размером 4 на 4,5 аршина имела иконостас, там же находились предметы, необходимые для совершения религиозных обрядов¹⁷, хранилась церковно-монархическая литература¹⁸ и укрывался арестованный», им оказался иеромонах Филарет (Русаков). В тот же день при проведении обыска в доме Ирины Суховой в деревне. Перхурово в присутствии понятых «в подполье данного дома обнаружен тайник, то есть специальное углубление в левой стороне подполья размером 1,5 х 1 х 0,6 метра, закрытое дверкой, замаскированной под вид стенки подполья. При вскрытии тайника в нем обнаружен скрывшийся там гражданин, назвавшийся Бобровым Тимофеем Ивановичем». На допросе он подтвердил, что является мужем хозяйки дома, что с 1934 года проживает здесь тайно и «при посещении дома посторонними лицами укрывается в тайнике».

19 июня 1949 года при проведении обыска в поселке Сынтул Рязанской области в присутствии понятых обнаружено: «В доме № 10 по улице 1-го Мая поселка Сынтул Бельковского района Рязанской области во дворе этого дома был обнаружен тайник, представляющий из себя небольшую подземную комнату, вырытую под огородом и сообщающуюся с домом № 10 при помощи потайного хода, конец которого замаскирован под посудный шкаф. Комната-тайник оборудована под так называемую домашнюю церковь. Имеет размеры около 3 м2, обшита досками, оклеена обоями.

При вскрытии данного тайника в нем обнаружены гражданин, назвавшийся Молостовым Георгием Матвеевичем, и гражданка, назвавшаяся Шагиной Натальей Павловной, которые заявили, что никаких документов, удостоверяющих личность, они не имеют. В комнате обнаружены принадлежащие Молостову и Шагиной различные предметы церковного обихода¹⁹, стихи антисоветского содержания²⁰, портреты бывшего царя Николая II и его жены, которые занесены в прилагаемые при этом протоколы обыска».

В тот же день в Рязанской и Владимирской областях были арестованы 10 человек²¹, 23 июня — Фекла Шамонова, 12 августа — Наседкина Н. В. и 23 августа — игумен Паисий, в миру Петр Петрович Рожнов. Все обвиняемые были отправлены во Владимирскую внутренюю тюрьму Управления МГБ для дальнейшего следствия по групповому делу «участников антисоветского подполья церковников, сторонников так называемой Истинно-Православной Церкви».

Иеромонах Паисий (Рожнов) служил настоятелем сельской церкви в селе Любовниково Касимовского района Рязанской области с 1931 года. Согласно его показаниям, он тогда поддерживал переписку с епископом Ювеналием (Масловским)²², в 1933 году получил от владыки письмо, в котором тот сообщал, что «я посвящен в сан тайного игумена и всех лиц, оформленных в монашество, я должен духовно воспитывать». С того времени игумен Паисий стал активно принимать обеты послушания и совершать тайные пострижения и посвящения, и, по его словам, до своего ареста «постриг в тайное монашество около 100 человек». После закрытия сельской церкви, игумен Паисий оборудовал в своем доме домашнюю церковь и по праздникам совершал тайные богослужении, на них собиралось по двадцать-тридцать верующих из ближних сел и деревень. Для них игумен Паисий был «духовным отцом и наставником», он духовно окормлял их, при этом постоянно убеждал не участвовать в мероприятиях, проводимых советской властью: не вступать в колхозы, не сдавать продналоги, не принимать участия в выборах.

В 1938 году он посетил храм в Касимове и познакомился там с иеромонахом Дионисием из скита "Параклит". Тот рассказал о своем духовном сыне Георгии Молостове, известном среди верующих как "прозорливец" и "богоугодник", к нему стекалось много верующих за исцелением от болезней, получением совета. Известен он был также и как человек, «исключительно враждебно настроенный к советской власти», призывал верующих не вступать в колхозы, не участвовать в мероприятиях, проводимых властями: не принимать участия в выборах, не подписываться на заемы и т. д. Иеромонах Паисий вместе с Дионисием посетили Георгия Молостова во Владимирской области, проведя у него две недели. О многом тогда говорили: что современные служители Церкви «изменили истинной вере и пошли на службу к безбожной власти антихриста», что мы, как истинно верующие, «должны оберегать свою паству от красных священников». Договорились вместе и о том, что игумен Паисий будет принимать обеты послушания и совершать тайные пострижения, а иеромонах Дионисий и Георгий Молостов будут подготовлять верующих и направлять на пострижение всех желающих.

Всех постриженных тайных монахов и монахинь игумен Паисий постоянно духовно окормлял, обычно эти монашествующие уходили от мирской жизни, переходили на нелегальное положение и странствовали по деревням и селам, «проповедуя среди населения наши взгляды возвращения к вере и поддерживая верующих». Таким образом постепенно игуменом Паисием был организовал тайный монастырь с большим числом монахов и монахинь, расселенных по два-три человека в домах по селам и деревням Рязанской, Владимирской и Горьковской областей. Все годы войны игумен Паисий продолжал свое тайное служение, благословляя многих молодых прихожан уклоняться от службы в Советской Армии, скрываясь по возможности в специально оборудованных подземных тайниках. Иеромонах Дионисий незадолго до смерти благословил Георгия Молостова на монашеский постриг, передав духовное руководство им игумену Паисию. Но исполнить это сразу не удалось, так как Георгий в то время и до конца войны скрывался в доме у Прасковьи Соколовой в деревне Новляны Владимирской области. Лишь в 1945 году в поселке Сынтул Рязанской области для Георгия был куплен дом, в который он переселился. Тогда-то Георгий в доме игумена Паисия в селе Любовниково был тайно пострижен в монашество с именем Геннадий.

В июле 1948 года игумен Паисий тайно постриг в монашество тайного священника Григория Русакова с именем Филарет, а в августе были пострижены в мантию три прихожанки Филарета, прибывшие из Татарии. Через неделю, договорившись о совместной работе, иеромонах Филарет вернулся в Татарию, но вскоре появился у Геннадия (Молостова) и рассказал, что там начались массовые аресты истинно-православных христиан, что его разыскивают, и там оставаться ему уже опасно. С этого времени иеромонах Филарет стал верным помощником Геннадия²³, 28 августа, в праздник Успения Божьей Матери, в подземной церкви в доме Геннадия он провел первое богослужение, после службы он произнес проповедь, в которой говорил «о гонениях советской власти на истинно-православных христиан», о возможности ареста и осуждения присутствующих, но призывал не бояться этого, а главное, «спасаться от развращения души властью антихристовой». Всю осень в подземной церкви проходили тайные богослужения, в них также принимали участие и прихожане отца Филарета из Татарии.

В конце 1948 года появились сведения о обысках, прошедших у активных верующих, после чего монаха Геннадия вывезли из поселка Сынтул в деревню Перхурово Касимовского района, и до весны 1949 года он скрывался в тайнике дома верующей Ирины Суховой. В праздник Рождества Христова именно иеромонах Филарет провел тайное богослужение в доме Петра Иванова во Владимирской области с участием семи верующих: «молились за убиенных Советской властью царя Николая Романова и членов его семейства, за патриарха Тихона, митрополитов Петра Крутицкого, Кирилла Казанского и других служителей религиозного культа, которые, по нашему мнению, невинно осуждены советской властью и томятся в тюрьмах и лагерях». После богослужения была проведена общая исповедь, и после того, как присутствующие ответили на вопросы пастыря: «Не работал ли кто в колхозе? Не ходил ли кто под красным флагом? Не участвовал ли кто в выборах?» — иеромонах Филарет благословил всех, кто ответил отрицательно.

В марте 1949 года тайные богослужения всю неделю проводились в доме Тимофея Боброва, участники добирались туда ночью поодиночке, в редких случаях по два-три человека. Затем монаха Геннадия перевезли в Касимов, где в доме монахини Татьяны Елкиной прошли тайные Пасхальные богослужения. А в начале лета Геннадий с помощницами вернулся в поселок Сынтул, где тайные богослужения на праздники Троицы и Духов день провели в доме Феодосии Шамоновой. И здесь, очевидно, не обошлось без предательства: удар был нанесен стремительно и точно. 18-19 июня 1949 года во время обысков в домах верующих в тайниках, представляющих собой «потайные церкви», были обнаружены и арестованы иеромонах Филарет и монах Геннадий со связной игумена Паисия — монахиней Ниной Шагиной²⁴. Позднее были арестованы еще 15 верующих²⁵, в том числе мужчины, скрывавшиеся от призыва в армию. 12 августа 1949 года был арестован и игумен Паисий, а 23 августа — монахиня-странница Анатолия (Наседкина). Все арестованные были привлечены к следствию как «участники антисоветского подполья церковников, сторонников так называемой Истинно-Православной Церкви».

Игумен Паисий не отрицал на допросе, что с 1933 года до самого ареста занимался пострижениями и посвящениями, что участники тайного монастыря под его духовным руководством поселились в селах Рязанской, Владимирской и Горьковской областей, что «религиозные обряды отправляем в так называемых домашних церквях, специально оборудованных для этой цели, причем богослужения проводим нелегально». Свое отрицательное отношение к советской власти не отрицал, заявив: «Я ненавижу советскую власть главным образом за то, что был недоволен закрытием церквей и монастырей и преследованиями служителей религиозного культа». Не отрицал он также, что «все участники подполья современную патриаршую церковь не признают потому, что последняя лояльно относится к советской власти, во время богослужений священники этой церкви произносят "многия лета" руководителям советского государства, их церкви не посещают, за исключением только тех церквей, в которых служат священники, разделяющие наши взгляды».

Монах Геннадий (Молостов) показал: «Наше церковное подполье делилось на руководящий состав и рядовых членов. К руководящему составу относились Рожнов, я и Русаков. Мы, как руководящий состав, находились в тесной связи с наиболее проверенными активными участниками подполья²⁶ и через них поддерживали связь с остальными рядовыми участниками подполья». Он также подтвердил, что именно по его указанию верующие делали тайники²⁷, в которых «хранилась церковно-монархическая литература», а также укрывались истинно-православные христиане, проживающие на нелегальном положении. Монахиня Нина (Шагина) показала, что тайники-укрытия имелись в деревнях Сухарево, Выкушево, Перхурово Рязанской области; в деревнях Долбино, Купреево, Таланово, Пичугино, Каменка, Довозеры, поселах Малюково и Колпье и двух лесных сторожках около поселка Мауринка Владимирской области, а также в городе Касимове. Она же подтвердила, что «игумена Паисия мы все считаем своим "отцом", все мы очень любим и почитаем его, любое его слово для нас — закон». И другие монахини показали, что игумена Паисия «знают и почитают церковники, живущие далеко от него, из Арзамаса и Ардатова Горьковской области, из Тамбовской области», что в его доме в селе Любовниково всегда много народа, прибывающего зачастую издалека.

8 октября 1949 года арестованным было предъявлено "Обвинительное заключение", в нем арестованные были признаны «участниками антисоветского подполья церковников, сторонников так называемой Истинно-Православной Церкви», а игумен Паисий (Рожнов) был назван «идейным руководителем», а иеромонах Филарет (Русаков) и монах Геннадий (Молостов) — активными участником ее, вовлекшими в нее многих обвиняемых. Там также утверждалось:

«Обвиняемые по делу объединились на почве своей враждебности к советскому строю и группировали вокруг себя церковный и бродячий элемент, совместно с которыми на протяжении ряда лет вели борьбу против Соввласти»;

«Под видом религиозных убеждений распространяли антисоветские клеветнические измышления и тем самым дискредитировали мероприятия, проводимые советской властью».

13 февраля 1950 года они были приговорены: к 10 годам лагерей — 8 человек, и среди них игумен Паисий (Рожнов), монах Геннадий (Молостов) и иеромонах Филарет (Русаков), к 8 годам лагерей — 6 человек, к 5 годам лагерей — 3 человека, освобожден — один человек. Осужденных отправили в особые лагеря: Минеральный и Степной. Игумен Паисий был этапирован в Верхне-Уральскую тюрьму, с этапа отправлен в Горьковскую тюремную больницу, где и скончался 23 марта 1950 года.

* * *
Заключенный Петр Чесноков встретился в лагере и подружился с иеромонахом Филаретом (Русаковым), после чего предложил своему отцу, Федору Чеснокову, познакомиться с ним. Сначала Федор Иванович и отец Филарет переписывались, и последний рассказал Федору Ивановичу о своем духовном наставнике, епископе Михаиле (Ершове), находящемся в лагере, предложив написать ему. Федор Чесноков был убежден, что налаживание связей между общинами очень важно, но пастыри у общин должны оставаться прежними. Соединение же с новым пастырем возможно лишь в случае полного совпадения убеждений, только тогда возможно будет войти с ним в духовное общение, причаститься и покаяться в грехах. Он все-таки написал письмо иеромонаху Михаилу, но ответа не получил.

В середине 1950-х годов Федор Чесноков, поселившись после освобождения из лагеря как ссыльный в Воркуте, не возражал, чтобы единоверцы работали на предприятиях и брали отдельные документы. Направляя им письма-наставления, он для конспирации использовал в них особый шифр²⁸. Если в письме было написано: «Была свадьба у дяди Лукашки, нас приглашали, но мы не пошли» — это означало, что прошли выборы, но в них никто не участвовал. «Буря прошла, нас никого не зацепило» — означало, что прошли выборы, но верующих не тревожили, требуя принять в них участие. Наставники групп приезжали к Федору Чеснокову в Воркуту, например Мария Чеснокова, после освобождения из лагеря возглавившая группы веруюших в селах Липецкой и Тамбовской областей. Связным Федора Чеснокова стал и Николай Еремин, вернувшийся после освобождения из лагеря в Липецкую область и живший на нелегальном положении. В 1956 году он сжег свой паспорт, чтобы не вставать на воинский учет, и стал вести бродячий образ жизни, распространяя среди верующих наставления Федора Чеснокова. Последний и сам выезжал к единоверцам, например в Томскую область, призывая их «твердо стоять в вере».

А в 1958 году власти получили от "доброжелателя" письмо Федора Чеснокова к единоверцам, находящимся на Колыме. Эти письма якобы были найдены "открытыми", и в них внимание чекистов привлекли, очевидно, строки о прописке: «Мы здесь все прописаны, кому можно обойтися без прописки, пущай так обходятся, а кому нельзя, то можно прописаться. А как же в городе жить без прописки, это дело квартирное. Мы все имеем справки на руках, и почти все молодые работают на производстве. А кому можно так обойтися, то пусть не работают». Очевидно, после этого вся переписка Федора Чеснокова стала проверяться. Обнаружилось, что он отправляет письма истинно-православным, проживающим в Липецкой области и находящихся на спецпоселениях в Акмолинской, Томской и Тюменской областях.

8 сентября 1958 года Федор Чесноков был арестован в Воркуте как «руководитель и наставник нелегально действующих групп истинно-православных христиан». Тогда же к следствию по его делу были привлечены арестованные в селе Куймань Мария Чеснокова и Николай Еремин. 14 ноября 1958 года арестованным было предъявлено "Обвинительное заключение". 26-28 февраля 1959 года на судебном заседании Федор Чесноков и Николай Еремин были приговорены к 10 годам, Мария Чеснокова — к 7 годам лагерей. 31 марта 1959 года срок наказания Федору Чеснокову и Николаю Еремину был снижен с 10 лет был снижен до 7.

Осипова И.И.