Ориентализм — доктрина, основанная на выделении Востока (противопоставляемого Западу) как особого культурного, идеологического, исторического и социополитического феномена и ориентира в реализации культурной или политической деятельности. По определению Э. Саида, «Ориентализм — это стиль мышления, основанный на онтологическом и эпистемологическлом различении «Востока» и (почти всегда) «Запада… Начиная примерно с конца ХVIII века, ориентализм можно считать корпоративным институтом, направленным на общение с Востоком — общение при помощи высказываемых о нем суждениях, определенных санкционированных взгдяжах, его описания, освоения и управления им — это западный стиль доминирования, реструктурирования и осуществления власти над Востоком».
Ориентализм развивался прежде всего в произведениях искусства, живописи, архитектурных стилях, литературных и публицистических произведениях, в одежде, предметах быта и продуктах питания, даже в моде. Стоит различать ориентализм поверхностный, отражающий лишь внешнее увлечение восточной атрибутикой, ориентализм культурный (попытка постичь, понять и усвоить основы и принципы культуры Востока, выражалась в появлении восточных стилей в искусстве) и ориентализм как производная от попыток Запада осмыслить себя. По словам Э. Саида, «Имагинативное исследование Востока основывалось более или менее исключительно на полновластном западном сознании, из неоспоримой центральности которого появился восточный мир — вначале в соответствии с общими идеями о том, кто или что восточный человек, затем в соответствии со скрупулезной логикой, направляемой не одной только эмпирической реальностью, но и сонмом желаний, репрессий, инвестиций и проекций».
Ориентализм также выделяется ксенофобный (Восток как враг Запада, средоточие всех негативных характеристик, дикий, темный, пугающий, развратный, достойный только колонизации), и ксенофильный (интерес к чужеродности Востока как постигшего высшую мудрость, к восточным медицинским (йога, восточная медицина), философским, литературным, бытовым практикам, восточным единоборствам, восточной кухне, восточным сексуальным практикам и т.д.).
Появление ориентализма было связано с развитием на Востоке колониальных империй (прежде всего Британской и Французской). Как писал Э. Саид, «… я рассматриваю ориентализм как динамический обмен между отдельными авторами и крупными политическими темами, заданными тремя великими империями — Британской, Французской и Американской — на чьей интеллектуальной и имагинативной территории это письмо создавалось… Ориентализм поднимает политические вопросы следующего характера: какие еще типы интеллектуальных, эстетических, научных и культурных энергий участвуют в создании такой имперской традиции, как ориентализм? Каким образом филология, лексикография, история, биология, плитическая и экономическая теория, художественная литература и лирическая поэзия становятся на службу широкому империалистическому взгляду империализма на мир? Какие изменения, корректировки, усовершенствования, даже революции происходят в пределах ориентализма? Какова роль в этом контексте оригинальности, преемственности, индивидуальности? Каким образом ориентализм передается и востпроизводится от эпохи к эпохе? В общем, каким образом мы можем относиться к культурному, историческому феномену ориентализма как к роду сознательной деятельности человека — а не только как к безапелляционным суждениям — во всей его исторической сложности, деталях и достоинствах , одновременно не упуская из виду альянса между культурной работой, политическими тенденциями, государством и специфическими реалиями господства?»
«Восток — это не только сосед Европы, но еще и место расположения ее самых больших, самых богатых и самых старых колоний, это исток европейских языков и цивилизаций, ее культурный соперник, а также один из наиболее глубоких и недоступных образов Другого. Кроме, того, Восток помог Европе (или Западу) определить по принципу контраста свой собственный образ, идею, личность, опыт. Однако ничто в таком Востоке не является сугубо воображаемым. Восток — это неотъемлимая часть европейской материальной цивилизации и культуры. Ориентализм выражает и репрезентирует эту часть культурно и идеологически как вид дискурса с соответствующими ему институтами, словарем , ученой традицией, образным рядом, доктринами и даже колониальными бюрократиями и колониальным стилем… Так же, как и сам Запад, Восток — это идея, имеющая историю и традицию мышления, образный ряд и свой собственный словарь, обусловившие их реальность и присутствие на западе и для Запада. Таким образом, эти две географические сущности поддерживают и до определенной степени отражают друг друга».
Таким образом, ориентализм — это одна из разновидностей имперской дискурсивной практики, развивающаяся в парадигме «свой» – «чужой», прием в диалектической связи между политической и дискурсивной практикой, когда одна порождала другую и наоборот. Э. Саид очень точно охарактеризовал этот процесс: «Моя идея состоит в том, что европейские и американские интересы на востоке носили политический характер, судя по некоторым явным историческим признакам… именно культура породила этот интерес, который динамично действиует наряду с откровенными политическими, экономическими или военными соображениями. В итоге Восток оказывается тем разнообразным и сложным полем, каким он, очевидно, предстает в той области, которуюя называю ориентализмом. А потому ориентализм не есть ни только лишь политическоетобразование или сфера, пассивно отрадаемая культурой, гуманитарной наукой или институтами, ни громадное и хаотичное собрание текстов о Востоке, ни выражение и прояаление какого-то гнусного «западного» империалистического заговора с целью держать «восточный» мир в подчинении. Скорее, это распространение геополитического создания на эстетические, гуманитарные, экономические, социологические, исторические и филологические тексты. Это разработка не только базового географического различения (мир состоит из двух неравных половин — Востока и Запада), но также и целого ряда «интересов», которые такими средствами, ка кгуманитарные открытия, филологические реконструкции, психологический анализ, ландшафтные и социологические описания он не только создает, но и поддерживает его. Это не столько выражение, сколько определенная воля или интенция понимания, а в некоторых случаях — инструмент контроля, манипулирования, даже инкорпорирования того, что выступает как явно иной (или альтернативный и новый) мир. Прежде всего, ориентализм — это такой дискурс, который некоим образом не состоит в непосредственных отношениях с политической властью как таковой; скорее дело обстоит так, что он производится и существует в неравном обмене с различными видами власти, он до некоторой степени сформирован этим обменом с политической властью (с колониальным или имперским эстеблишментом), интеллекутальной властью (например, госуподствующими науками вроде сравнительнйо лингвистики или нанатомии, или с современными политическими науками), властью культурной (как, напрмер, с традициями и канонами вкуса, текстами, ценностями), властью моральной ( с представлениями о том, что такого делаем «мы», чего «они» не могут ни сделать, ни понять). Моя позиция состоит в том, что ориентализм является — а не только репрезентирует — важным измерением современной политико-интеллектуальной культуры, и в качестве такового имеет больше общего с «нашим» миром, нежели с Востоком».
Сегодня в ориентализм проникли западные правовые и политические демократические теории, Восток рассматривается как полигон для их апробации. Теория Э. Саида, актуальная для ХVIII – нач. ХХ в. частично утратила позиции, поскольку с крушением великих колониальных империй Запад перестал нуждаться в Востоке как в зеркале, отражающем «антизапад». Сегодня в ориентализме на первый пран вышли представления об исламской цивилизации как особом феномене и главном противнике культурно-цивилизационной экспансии Запада, о «восточном терроризме» и т.д. От колониального дискурса осталась идея необходимости искуственной консервации развития Востока (например, недопущение овладения им ядерной энергией), чтобы он не смог составить конкуренцию Западу. В то же время, традиционный ориенталистский образ Востока во многом размыт технологическими и экономическими успехами в развитии Южной Кореи, Японии, Китая, появлением среди ближневосточных государств Израиля и т.д.
Литература: Восток — Запад. Исследования. Переводы. Публикации. Выпуск 1-4. М.: Наука. 1982-1989; Ausstellungskataloge des Ausstellungsclusters Exotische Welten-europäische Phantasien. Stuttgart, 1987; Взаимодействие культур Востока и Запада. М., 1991; Lowe L. Critical Terrains: French and British Orientalisms. Ithaca, 1992; Fred H. «Orientalism» and Its Critics // British Journal of Middle Eastern Studies. 1993. Vol. 20. No. 2. Р. 145-163; Kabbani R. Imperial Fictions: Europe's Myths of Orient. London, 1994; MacKenzie J. Orientalism: History, theory and the arts. Manchester, 1995; Oueijan N. The Progress of an Image: The East in English Literature. New York, 1996; Lemaire G. Orientalismus. Das Bild des Morgenlandes in der Malerei. Köln, 2000; Noble dreams, wicked pleasures: Orientalism in America, 1870–1930 / Ed. by H. Edwards. Princeton, 2000; Murti K. India: The Seductive and Seduced "Other" of German Orientalism. Westport, 2001; Little D. American Orientalism: The United States and the Middle East Since 1945. New York, 2002; Macfie A. Orientalism. New York, 2002; Klein C. Cold War Orientalism: Asia in the Middlebrow Imagination, 1945–1961. Berkeley, 2003; Kontje T. German Orientalisms. Michigan, 2004; Davies K. The Orientalists. Western Artists in Arabia, the Sahara, Persia and India. New York, 2005; Irwin R. For lust of knowing: The Orientalists and their enemies. London, 2006; Саид Э. Ориентализм: Западные концепции Востока. СПб., 2006; Schlicht A. Die Araber und Europa. Stuttgart, 2008; One World Periphery Reads the Other: Knowing the "Oriental" in the Americas and the Iberian Peninsula / Ed. By I. López-Calvo. Cambridge, 2009.