РОК-Н-РОЛЛ МЁРТВ

Почти симфония в одном действии для двух актеров

1.

Из глубины сцены доносятся звуки странного пения: человек, явно не совсем со слухом и не совсем с голосом, который поёт мотив «Прощания с Родиной» Огинского, причем поёт протяжно и медленно, немного путая с «Похоронным маршем»; выезжает на инвалидной коляске на сцену и поёт; коляска на самой патетической ноте с разбега останавливается перед рампой – человек замолкает, но тут вступает оркестровая музыка Огинского.

ОН: Я умру (музыка обрывается). Я скоро умру. Правда, я не знаю, когда это «скоро» наступит, но… Самого факта мне достаточно. Сам факт, я имею в виду факт конечности моего пути, определяет и сам путь. Тьфу, ненавижу философию! И как последний мудак, эту философию сам и развожу!

(пауза)

Вот мои ноги (показывает на свои ноги). Ноги, как ноги (засучивает штанины). Внешне ничем не отличаются от ног других мужиков. Но, говорят, чего-то в них не так с сосудами. Я не врач, мне это непонятно. Но временами дикая слабость от ног по всему телу идёт, просто рубит меня на корню. В такие мгновения кажется, что действительно помираешь. Я даже заметил, что если долго смотреть на свои ноги, то вроде как начинаешь видеть собственные больные сосуды, по которым в бессилии мечется кровь по замкнутому кругу, и начинает представляться, что с каждым ударом сердца, с каждым броском крови от аорты, сосуды сжимаются всё сильнее, и когда-нибудь настанет такой момент, что они совсем сомкнутся, и крови через них будет уже совсем не пробиться…

(пауза)

Вот сидит больной мужик, а тут звонок в дверь. Перемогая себя, из последних сил доползает он до двери. «Кто там?» Отворяет. «Я!» – входит Смерть с косой, с черепом под капюшоном – всё как полагается. «Не-е-е-е-ет!» – орет мужик в ужасе. «Дурак, я за твоей канарейкой».

(пауза)

Нет, всё равно – мерзкие минуты… да и не в ногах дело – дело в душе… Тяжело как-то, будто кто сдавливает грудь, стесняет сердцебиение, ограничивает дыхание. На душе тяжело, одним словом.

Мерзкое состояние… Раньше, когда был молодым, я в такие минуты бежал: часами мог бродить по улицам, скрывался от людей, или, наоборот, проводил время с друзьями, но сейчас всё не так (пауза). От себя всё равно не убежишь. В старину даже выражение такое было: «бежать себя». Нет (качает головой), себя – не бежишь. Да и ноги часто болят. Конечно, и ходить, и даже бегать могу, но – болят ноги, ничего не попишешь. Говорят, плата за беготню в молодости. Да, когда-то давно я много бегал, причём во всех смыслах. А теперь… Мне, наверное, просто бежать некуда. Как, впрочем, и идти. И сидеть. И стоять. И лежать мне тоже стало некуда! Бурдюк с говном, плавающий в луже своих испражнённых воспоминаний (пауза). Да, теперь я запросто констатирую факт, который всего несколько лет назад убил бы меня наповал (щёлкает пальцами, как будто стреляет из пистолета). Но у меня есть одно бесспорное достижение – я стараюсь воспринимать мир таким, какой он есть (пауза). Я и воспринимаю всё таким, как оно есть. А это немало (пауза). Впрочем, других достижений у меня нет. Тьфу, стал пердливым говнючим болтуном. Сижу и брюзжу. Или брюзжю? А, один хрен, противно. А когда-то я умел раскручивать ауру!.. Но теперь нимб над моей головой завял, плавно опустился на темечко, и превратился в тривиальную лысину (пауза)… Пошло все это…

(на сцену вышла Она, тихо и незаметно; пристально глядит на Него и внимательно слушает)

ОН: Пошло всё это… Пошло всё это… Пошло всё это, потому что пошло! Во, молодец! Еще один выпердышь остроумия из жопы собственного рта! Блевотина былого интеллекта!

ОНА: Нет и никогда не было.

ОН: (вздрогнув): Чего?

ОНА: Не было интеллекта.

ОН: Ну, тогда просто блевотина. Только скажи мне, почему ты подслушиваешь?

ОНА: Согласись, что если человек разговаривает сам с собой – это не совсем… скажем, не совсем обычно. Я пришла на звуки твоего голоса и пытаюсь кое-что понять.

ОН: Понять стадию моего впадания в идиотизм?

ОНА: Заметь, это не я сказала.

ОН: Я заметил. Я всё замечаю. Я просто замечательный. Только грустный.

ОНА: Ты матери позвонил?

ОН: А смысл?

ОНА: Она просила. Ну, к тому же, она же твоя мать! И, наверное, тоже грустная.

ОН: Допустим, я ей позвоню. Или не позвоню. От этого что-то изменится? Она развеселится? Или она перестанет быть моей матерью? Станет вдруг моим отцом?

ОНА: Твой цинизм беспределен.

ОН: Мой цинизм логичен. Я не звоню матери. Я не звоню отцу. Я стараюсь никому не звонить. Особенно тем, для кого я полный мудак. И тем, кто постоянно учит меня жить. Иногда мне кажется, что если я вдруг умру, то мать будет пилить меня за то, что не в то оделся, перед тем, как лечь в гроб, а отец начнет читать нотацию о том, что моя поза на одре вызывающе отвратительна. Ну, и ты что-нибудь добавишь к их хору.

ОНА: Это уже полный бред!

ОН: А разве вы все не имеете меня? Я же вас всех не устраиваю! Вы хотите, чтобы я был такой, каким каждый из вас меня хочет видеть! Но если я не такой, то не логичней ли оставить меня в покое, чем мучить и себя, и меня?

ОНА: Ты сегодня невыносим!

ОН (с удовольствием): Я всегда невыносим!

ОНА: Сегодня ты невыносим как-то по-особенному. Может, встал не с той ноги?

ОН: Я родился не с той ноги. И поэтому вся моя жизнь неправильна (пауза). И, вообще, я же сказал, что я сегодня грустный.

ОНА: Неужели?

ОН: Да. Я перебирал наши фотографии.

ОНА: Интересно. Я тоже не так давно их перебирала.

ОН: И я жутко расстроился. Мы прожили жизнь (пауза). Когда-то давно казалось, что всё будет. Сейчас весна, всё только зацветает, но вот-вот расцветет, и будет, всё будет! Но наступает лето, а это «будет» не появляется, а маячит где-то впереди; а осенью кажется, что кончится слякоть, и всё начнётся! Но приходят зимние морозы, и мы ждем, когда растают снега и опять что-то будет, и этот круговорот ожиданий вошёл в привычку. А я вдруг подумал: а что, если не будет? А? Что, если не будет ничего? Будет вечное сидение на заднице в этой опостылевшей квартире, будут вечные выяснения отношений, будет вечное ожидание будущего, в котором будет всё то, что есть в нашем обрыдшем настоящем! Это же невозможно!

ОНА: Ты чего-то от меня хочешь?

ОН: С чего ты взяла?

ОНА: Нет, такая длинная тирада неспроста. Ты что-то хочешь у меня попросить?

ОН: Я просто поделился с тобой своими мыслями. Могу я поделиться с женой своими мыслями?

(ОНА пожимает плечами)

ОН: А в отношении «просить» - ты же знаешь, я стараюсь ни у кого ничего не просить. Особенно у женщин. Например, у Судьбы. Или у Смерти. Они ведь тоже женщины.

ОНА: Что значит – «тоже»? Да, видно ты не просто так сам с собой разговариваешь.

ОН: А что такое?

ОНА: Ты к Судьбе и к Смерти относишься, как к женщинам. А насколько, мой дорогой, я тебя знаю, от женщин ты хочешь только одного.

ОН: Ну, ты даёшь!

ОНА: Я тебе как раз давно уже не даю, вот ты и стал такой озабоченный!

ОН: Да кто из нас озабоченный? Ты своей изуверской женской логикой всё перевернула с ног на голову!

ОНА: А, так это я озабоченная? Может, скажешь, что я тебя хочу?

ОН: Боже упаси!

ОНА: «Боже упаси!» То есть ты хочешь, чтобы Бог тебя упас от возможных сексуальных домогательств с моей стороны? Не бойся! В нашем с тобой случае я готова повторить вслед за тобой – «Боже упаси»!

ОН: Я лучше промолчу.

ОНА: Ты?!

ОН: Я.

ОНА: Но у тебя же комплекс Льва Толстого. Ты – «не могу молчать»!

ОН: Могу. Если захочу.

ОНА: Ну, и молчи. Или не молчи. Ты умеешь быть гнусным и в молчаливом состоянии.

(пауза)

ОН: Да, лихо ты про секс завернула. И ведь не подкопаешься, когда полное отсутствие логики.

(Молчание)

ОН: Кстати, о сексе. Ты знаешь, я проанализировал довольно-таки большое количество анекдотов о мужьях и жёнах, и пришел к грустному выводу. Примерно в половине анекдотов мужья хотят своих жён, но жёны своим мужьям отказывают. А в другой половине анекдотов, наоборот: жёны стонут от своих неутолённых желаний, а мужья взаимностью не отвечают.

ОНА: И какой же гениальный вывод ты из этого сделал?

ОН: Гениальный? Нет, тривиальный. Если ты захочешь меня – я тебе откажу. А если я тебя захочу – ты мне не дашь.

ОНА: Нет, дорогой мой, в наших с тобой отношениях всё немножко не так: ни ты меня, ни я тебя – никто друг друга не хочет.

ОН: Да, но результат, как и в моём выводе!

ОНА: Какой результат?

ОН: Полное отсутствие половой жизни.

ОНА: Неужели?!

ОН: Но на самом деле наш результат парадоксален: полное отсутствие половой жизни и при этом мы друг друга имеем во все щели.

ОНА: Как это?

ОН: Морально. Это наш с тобой вид сексуальных отношений. Кто-то занимается сексом генитально, кто-то – орально. А мы с тобой – морально.

ОНА: А ты бы как хотел?

ОН: Э-э! Что я слышу?! Ловлю на слове! Ты спросила: «а ты бы как хотел?» Отвечаю: я бы хотел сзади. Бобиком.

ОНА: Как?

ОН: Бобиком. Как собачки. Бобики. Иди сюда, я тебе покажу.

ОНА: Сам иди.

(Он подъезжает к Ней на кресле. Она уворачивается)

ОНА: Но-но-но! Не сюда иди, а туда!

ОН: Куда?

ОНА: Туда! Куда ходят друг к другу не бобики, а гомики. Ишь ты! Захотелось ему!

ОН: А может мне всегда хотелось? Может, я сдерживался?

ОНА: Вот и сдерживайся дальше. Крепи свою силу воли.

ОН: Понимаешь, всё имеет свои пределы. Да, у меня есть сила воли. Но ещё имеется и воля силы. Когда болтается, то побеждает сила воли; но когда напрягается (делает соответствующий жест рукой), то побеждает воля силы.

ОНА: Слушай, тебе не надоело хохмить?

ОН: Осточертело. Но дело в том, что жизнь довольно тоскливая штука, и если о ней ещё и говорить серьёзно – то повеситься можно.

ОНА: Ну, вот бы и повесился!

ОН: Я бы с радостью. Но как представлю себе сдавливаемую шею, нехватку воздуха...

ОНА: А так тебе воздуха хватает?

ОН: В жизни-то? Вообще-то, нет. Но, как говаривал ещё Пушкин, живя в сортире, постепенно привыкаешь к запаху. Также и с воздухом. Точнее, с его отсутствием.

ОНА: Ну, вот – любимая тема. У тебя и мышление-то стало сортирным.

ОН: Ты знаешь, даже если бы я заговорил о фиалках, то ты всё равно нашла бы аргументы в пользу того, что у меня сортирное мышление. Я давно хотел сказать тебе: мы находимся в той стадии отношений, когда улыбка на лице одного из нас воспринимается другим, как издёвка.

ОНА: Вот в этом ты прав.

ОН: Ну, наконец-то! Я – прав! Свершилось!

ОНА: Но прав ты только в этом.

ОН: Естественно! В остальном я говно, сука, мудак, пидор, ублюдок, жопа, подонок, хер, вонь, мразь, срака...

ОНА: Срака – уже было.

ОН: Нет, было – жопа, а теперь – срака…

ОНА: Слу-у-ушай, как ты меня утомил!..

ОН: Знаю.

ОНА: (кидает в него тапком): Ах, ты сволочь, ещё издеваешься!

ОН: Точно, забыл – я еще и сволочь.

(пауза. Она от Него отключилась)

ОН: Эй!

(молчание)

ОН: Э-э-эй! (тишина) Ну, и пошла ты. Да, нет, я без злобы. У меня ноги больные, я бы с радостью сам пошёл, то есть убежал, а ты полна сил, пошла бы куда-нибудь, вырвалась из клоаки наших протухающих отношений.

ОНА: Да, здорово сказал, правдиво. А что у тебя ноги больные – сам виноват. Все твои беды – от тебя самого.

ОН: А твои беды?

ОНА: От тебя же и все мои беды. Господи, как меня угораздило за тебя замуж выскочить?

ОН: Ну вот, завела шарманку! Как меня достала твоя вечная тяжесть! Хочется чего-то легкого, весеннего, воздушного!..

ОНА: Тогда купи себе йогурт.

ОН: О, как я сам не догадался! Я куплю себе йогурт! И буду иметь этот йогурт во всех вариантах. Сначала возбуждённо ощупываешь руками его поверхность, находишь вожделенное место совокупления, раскрываешь его плоть и впиваешься губами в его естество...

ОНА: Ты кончил?

ОН: Почти. А ведь мы когда-то были недурными любовниками…

ОНА: Кто – «мы»? Вы с йогуртом?

ОН: Нет, мы с тобой.

ОНА: (вздыхая): Да, что-то смутно припоминаю.

ОН: Ты помнишь, как нам было здорово?

ОНА: Да, временами.

ОН: Временами помнишь, или временами здорово?

ОНА: Временами помню, как временами бывало здорово.

ОН: Куда всё ушло?

ОНА: А?

ОН: Куда ушло всё то хорошее, что было?

ОНА: Куда ушло – не знаю. Но знаю, что пришло: непонимание, злость, утомлённость, тяжесть, усталость.

ОН: Да, мы просто друг от друга устали. Иногда кажется, что больше ничего не будет – вечный ноль. Навсегда. Хотя, нет – тебя это раздражало, но у меня был выход. Это то, что не объяснить словами. Это…

ОНА: Ты имеешь в виду свою помешанность на рок-музыке?

ОН: Да, я помешанный, я душевнобольной, но рок-н-ролл – это то, что было у меня всегда, и будет жить во мне, пока живу я сам!

ОНА: (хлопая в ладоши): Браво! Пафос, как в дешевом водевиле.

ОН: Тебе нравиться делать мне больно?

ОНА: Это ты меня научил делать больно другим. До тебя я была другая.

(пауза)

ОН: Да (пауза). Что-то не припоминается, чтобы люди с радостью вспоминали ту любовь, которая прошла.

ОНА: Да, нет – но только в том случае, когда кто-нибудь из них умирает. Вот сидит эдакая чистенькая бабушка на скамеечке, и рассказывает своему кастрированному котику, как любил её дед в их далёкой молодости, царствие ему – деду и ей – молодости, небесное…

ОН (вздыхая): Да, из присказки «они жили долго и счастливо, и умерли в один день» в нашем с тобой случае сбудется только одно: «они – умерли».

ОНА: Аминь.

ОН: Ладно, не хочешь идти ты – пойду я. Иначе мы задохнёмся от взаимных испражнений в адрес друг друга. Где мои шузы? (Он начинает собираться, чтобы уйти).

ОНА: Там, где ты их оставил.

ОН (ища свою обувь): Другого ты и не могла сказать.

ОНА: Засобирался… Ножки Айболит вылечил?

ОН: Ты даже о здоровье без издёвки спросить не можешь.

ОНА: Ой-йой-йой! Посмотрите, какая обиженная физиономия! Скульптора бы сюда, запечатлеть мгновение! Скульптура будет называться: «Мальчика обидели!»

ОН: Сколько в тебе говна!

ОНА: Да, мой хороший! И всем этим говном за всю нашу совместную жизнь наполнил меня ты!

ОН: Бедная невинная овечка!

ОНА: Бедный виновный зоофил! Причем, слово «бедный» в данном случае синоним слова «нищий». Нищий зоофил…

ОН (взрываясь): Да, не получилось разбогатеть! Не получилось одевать тебя в шикарные одежды! Не получилось жить в хоромах и ездить по свету! Но ведь мы живём! Мы – живём!.. А ты своими опущенными руками и своим недовольным языком эту жизнь, пусть не самую лучшую, валишь в говно! (пауза) Да, вначале я хотел жить высоким, я любил музыку, я жил рок-н-роллом (чуть слышно звучит рок-н-ролльная тема; чуть слышно, но чётко) и не жалею об этом – у меня есть, что вспомнить. Я убежден, что прошлое не проходит, оно остаётся в нас и даёт силы добраться до будущего!..

ОНА: Да, ты, наверное, прав. Даже наверняка прав. Только не учитываешь одного – я не могу больше ждать. (музыка прекращается) Я в том возрасте, когда дни рождения отмечают без уточнения, сколько свечей ставить на торте. Да они, свечки, и не поместятся. Больше тридцати… А сколько именно… Как представлю себе мысленно торт с теми свечами, так в глазах рябит. Я устала ждать, ты понимаешь? Я пришла к тебе молодой девчонкой, но ты сразу начал превращать меня в то, чем я стала сейчас. Да, я таскалась, бывало, с тобой по твоим рок-н-ролльным тусовкам, мы ездили к родителям – и к твоим, и к моим, ходили к друзьям, однажды мы ездили на Черное море – на 14 дней, но как часто бывало в нашей жизни, 9 дней из 14-ти бушевал шторм, и мы слегка устали от этого романтического отдыха. Ты дарил мне подарки, какие дарят 15-летним девочкам, у меня были только один раз настоящие дорогие духи – их подарила мне моя мама; у меня было мало хорошей одежды… Мы жили высоким – что может быть выше рок-н-ролла, но рок-н-роллом жил ты, а я – ждала. Ждала, сама не знаю чего. Милый, тебе не кажется, что мы до чего-то дожили, и нам пора подвести кое-какие итоги? Ты тут давеча вспоминал времена года, так вот цыплят по осени считают – листья ещё не опали, но уже кое-где пожелтели, верно? Я хочу подытожить – я устала. Я очень устала ждать.

(Ему нечего ответить – звучит «Прощание с Родиной»)

Ты молчишь? Скажешь, что я набита дерьмом и испражняюсь в твой адрес? Да, это так (музыка обрывается). Но я устала. (Пауза) Что ты затих? Ты же собирался уйти?

ОН: Собирался.

ОНА: Ну, и?..

ОН: Теперь рассобирался.

ОНА: Отчего же?

ОН: Настроения нет.

ОНА: Я обломала?

ОН: Нет, я обломал. Ты же сама говоришь, что во всех моих бедах повинен я сам.

ОНА: Ну, всё – начинается Великий Плач Ярославны. Супер самобичевание Юродивого. Концерт рок-н-ролла для тех, кому медведь наступил на ухо!

ОН: Ну?

ОНА: Что «ну»?

ОН: Продолжай.

ОНА: Что ты ещё хочешь услышать?

ОН: Да, честно говоря, ничего. Я жду, когда ты иссякнешь хотя бы на время.

ОНА: Расслабься – можешь считать, что я иссякла. Если ты решил остаться, то ухожу я. Проветриться. Отдохнуть от тебя. И от нашей жизни (начинает собираться). Знаешь, я заметила, что живя в такой заднице, как мы, человек ходит по улицам не поднимая головы. То есть его взгляд блуждает на уровне урн, луж, плевков, колдобин, грязи – но стоит заставить себя подтянуть спину, выровнять походку, пробежаться глазами по витринам дорогих магазинов – ей Богу, жизнь начинает казаться не такой тусклой, как наша. Вот и я пройдусь. Думаю, скучать без меня не будешь (уходит).

ОН (во время её сборов был скован и подавлен): Господи! Как я её иногда ненавижу! Даже не понимаю, за что! Наверное, как символ этой тупиковой, гнусной, никому ненужной жизни! (пауза) Но я виноват. И не просто виноват перед ней. Я украл у неё молодость (пауза). В прежние времена, когда кодекс чести был в законе, люди, что-либо укравшие, если не могли возместить убытки, стрелялись. А я – не могу вернуть её молодость. (пауза) Но и не застрелюсь. Духу не хватит. Или души? Да и ей с моими похоронами чтобы не заморачиваться… (пауза) А ведь когда-то… Ведь было! Было! Во мне осталось ощущение радостной наполненной жизни! (начинает звучать рок-н-ролльная тема. Следующая сцена – это воспоминания из прошлой жизни. Он и Она общаются, танцуя РОК-Н-РОЛЛ)

2.

ОН: Стоп! Стоп-стоп-стоп. Тишина!

(полная тишина)

ОН: Я хочу вспомнить, как это всё было с самого начала. Ну, там, маленький был, помню первый раз на велике сам проехался, в крапиву упал, и так всё тело зудело… Ну, на море возили – да, потрясло… Манную кашу с комками есть заставляли – до сих пор передёргивает. Помню, в школу пошёл, и за десять лет многое можно воскресить в памяти. Но есть одно – то, что не надо воскрешать. То, что живо во мне всегда. То, с чем срослась моя душа, и то, что будет жить после моей смерти. (громко, можно с акустическими эффектами) ЭТО – РОК-Н-РОЛЛ!!!

В центре – в центре должна стоять ударная установка. (Он отбегает назад, подбегает к установке, можно воображаемой) Это она, она задаёт ритм рок-н-ролла, но начинает не она, а бас-гитара. (подбегает к бас-гитаре, трогает струны, настоящие или воображаемые, звучит партия бас-гитары) Вот, вот оно – началось! Теперь барабаны – это ритм-секция (Он последовательно подбегает ко всем инструментам, и они начинают звучать, вступая поочерёдно) Всё, ритм задан! Но есть ещё и просто гитара – она может солировать, может издавать самые разные звуки, а может и просто звучать тихонько в унисон со всеми, но она должна быть. Их, кстати, может быть и две, и больше, но главное – быть! И я ещё люблю, когда клавишные. Лучше всего простой рояль, но можно и синтезатор – так больше возможностей. Можно ещё и других инструментов добавить, но основа уже есть. Рок-н-ролл жив!!!

(звучит рок-н-ролл, заданный им его «общением» с инструментами)

Итак, жил мальчик, простой, обыкновенный парень, который вдруг, как и все его сверстники, начал нечто осознавать. Видно, время пришло, возраст. Вчера было удивительное, ласковое, безграничное детство с тайнами, сказками, игрушками, детство под тёплыми крыльями взрослых, а завтра – завтра взрослым должен стать ты сам. А сегодня – непонятное, зябкое и тревожное сегодня, и нет никого, кому бы ты мог доверять. И только верные, ненавязчивые и не поучающие звуки музыки из динамиков бобинных магнитофонов старших товарищей давали надежду, что жизнь будет. Это был рок-н-ролл!

(начинается новая музыкальная тема, ритмичная, подвижная музыка; Он танцует под эту музыку, все слова произносятся в танце)

ОН: И вот, впервые после святого детства, у меня началась жизнь! Я свысока смотрел на своих родителей, на других взрослых – я был выше их, у меня был рок-н-ролл, а у них – лишь скучная необходимость рано вставать каждое утро и отправляться на свои серые работы. И так каждый день, кроме выходных; а в выходные, да и по вечерам у этих взрослых был быт и сомнительный заменитель отдыха – телевизор. Такая жизнь мне казалась воплощением смерти, и потому я смотрел на взрослых свысока. Лишь позже я понял, что был не прав… Но это случалось позже, а тогда я был счастлив в своей неправоте. Вскоре у меня появилась своя кампания мальчишек и девчонок – исключительно чистые отношения, наверное, время такое было. Хотя хотелось… Но больше хотелось музыки. Я бы даже сказал, что музыка была самой желанной женщиной. Конечно, без женщин реальных тоже не обошлось, это вошло в мою жизнь чуть позже, само и естественно, я бы даже сказал, в ритмах рок-н-ролла. Но ведь дело вовсе не в количестве женщин – всё определяет качество. И вот однажды случилось то, что должно было случиться – заслонив собой всё и всех, появилась Она!

(появляется Она, при этом музыка снова меняется, но не так резко, как в прошлый раз; Он и Она танцуют вдвоём, и их слова «ложатся» на музыку)

ОН: Это ты?

ОНА: Я.

ОН: А ты… любишь музыку?

(Она пожимает плечами)

ОН: Это моя любимая тема. Я всегда её слушаю один. Так получается. Но каждый раз, когда я слушаю именно эту тему, я представляю рядом с собой… ну, как бы это объяснить?.. Я как будто был не один, а танцевал вдвоём…

ОНА: С кем?

ОН: Ты не поверишь, но я танцевал с тобой.

ОНА (останавливаясь): Невероятное признание! (пауза) Но я верю.

ОН: А я уже не верю. Не верю, что танцую с тобой наяву под эту музыку.

(танцуют вместе эту музыкальную тему)

ОН: А потом была весна!

ОНА: Расцветающая, чуть тревожная от неизведанности того, что будет после, но сладкая и прекрасная весна!

ОН: Самая счастливая весна в моей жизни!

ОНА: Самая добрая и чистая весна…

ОН: Мы прошли вдвоём столько вёрст, пробыли вместе столько часов!..

ОНА: И мы были счастливы!..

ОН: Мы не ссорились, мы угадывали мысли и желания друг друга одновременно!

ОНА: Мы не шли на компромиссы, они нам были не нужны.

ОН и ОНА (вместе): Мы любили друг друга!!!

(музыка обрывается; ОН и ОНА в нерешительности замирают, как бы пугаясь того, что будет дальше)

ОН (вздохнув, проходит по сцене): Да, мы любили друг друга… А потом… (пауза)

ОНА: Что – потом?

ОН: Потом? Тоже любили…

ОНА: Вот именно, что «тоже».

ОН: Да нет – любили!

ОНА: Я и говорю – любили. Но уже не так, как раньше.

ОН: Да, согласен. Но что произошло?

ОНА: Не знаю. Вроде, всё, как и раньше. Но что-то не так.

ОН: Я думаю, это мечта.

ОНА: Мечта?

ОН: Да, мечта. Мы любили, то есть мечтали друг о друге. Эта мечта – или любовь, поднимала нас над всем – над тусклостью окружающей жизни, над неприятностями и обыденностью, над плохой погодой, над безденежьем, над всем тем, что заставляет людей сутулиться, сводить мышцы лиц в серьёзные выражения, и над всем тем, что опускает крылья.

ОНА: Да, ты правильно сказал – у нас как будто бы выросли крылья; мы словно перелетали через всё то, что нам мешало или огорчало нас.

ОН: Да-да, но крылья были тогда, когда была мечта. А как только мечта превратилась в реальность – крылья исчезли. Нет, какое-то время они ещё были, и мы летели с той высоты, на которую нас забросила наша Любовь. Летели, расправив крылья, потоки воздуха то подбрасывали нас вверх, то направляли вниз, а мы летели, летели, летели…

ОНА: Потом я залетела.

ОН: И слава Богу – у нас родился ребенок!

ОНА: И мы прилетели. И стали вить гнездо.

ОН: Угу, гнездо. С квадратными стенами, с потолком наверху, с окнами, из которых открывается вид на окна других гнезд, бетонных и кирпичных. И наши полёты прекратились.

ОНА: Нет, почему же? Отдельные вылеты мы ещё совершали, и даже возникало упоение от полёта, как тогда…

ОН: Как тогда… Вот именно, что как тогда! Но летали мы всё реже и реже. Хотя попыток взлететь у меня было много. Больше, чем у тебя.

ОНА: Возможно.

ОН: И, кстати, музыка – это тоже полёт. Ты знаешь, я понял одну простую вещь: каждый зритель, или слушатель идентифицирует себя с актёром, певцом, исполнителем. Ну, как бы для простоты – если ты сидишь в зале и слушаешь концерт, то хлопая в ладоши, ты хлопаешь не тем людям, которые на сцене, ты хлопаешь самому себе. То есть каждый невольно ставит себя на сцену, вживается в тех людей, которые поют или играют, идентифицируют себя с ними, ты понимаешь?..

ОНА: Ну…

ОН: Молчи! Молчи, или ты убьёшь мою самую сокровенную мысль: не будучи рок-музыкантом, я чувствую себя человеком рок-н-ролла! Не той музыки, под которую моешь посуду или пылесосишь квартиру, а музыки настоящей, которую слушаешь всем своим существом!

ОНА: Наверное.

ОН: А помнишь, я придумал музыку?

ОНА: Ты?!

ОН: Именно я.

ОНА: Но ведь у тебя никогда не было ни слуха, ни голоса.

ОН: И тем не менее. Представь себе партию бас-гитары классического рок-н-ролла. Ну, например, ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту…(пытается петь мелодию)

ОНА: Нет-нет-нет, не надо – я уже представила!

ОН: Так вот, теперь попытайся мысленно бас-гитару заменить скрипкой.

ОНА (задумавшись): Что-то не получается.

ОН: Ну, как тебе это объяснить?!

(звучит придуманная им музыка – но она звучит лишь для него; ОН под неё танцует, ОНА – стоит столбом)

ОН (прекратив танцевать): Ну, вот, так всегда! У тебя своя музыка, у меня своя. И эта какофония – музыка нашего брака!

ОНА: Ага, какофония! А ты никогда не задумывался о том, что несмотря ни на что, весь наш быт несла на себе я? То есть у тебя – музыка, а у меня – быт. Не твоя Высокая музыка, а моя – низкая, под которую, как ты говоришь, моешь посуду, пылесосишь, готовишь еду. Да, я согласна, есть высокая музыка и низкая. И вот тут-то происходило наше разделение. Ты слушаешь рок-н-ролл (передразнивая), идентифицируя себя с ним, а я – стираю или штопаю тебе носки. То есть ты идентифицируешь себя с Высокой музыкой, а я идентифицирую себя с твоими носками! Я тебя поздравляю! Ты неплохо устроился! (пауза) Что ты молчишь?

ОН: Киллер.

ОНА: Кто?

ОН: Убийца.

ОНА: Я?

ОН: Он.

ОНА: Кто?

ОН: Быт.

ОНА: Быт?!

ОН: Да, быт. (пауза) Он убивает всё. (пауза) Летишь на крыльях любви, летишь вверх, за мечтой. Но нужно иногда чуток передохнуть, поесть, постирать носки, помыть те же крылья, и тут быт выскакивает убийцей из-за угла и поражает нас обоих. (в бешенстве) Но неужели ничего нельзя сделать?! Неужели этот бред прекратится лишь с нашей смертью?! Неужели это навсегда?

ОНА: Что с тобой? Успокойся…

ОН: Стоп! Если любовь – мечта, а быт – это киллер, то можно попробовать стать выше этого быта! Давай будем жить мечтой! Это сложно, но нужно, и мы будем жить вечно!

ОНА: Я согласна.

ОН: И тогда этот страшный киллер, по имени Быт, если и выстрелит, то мимо! А мы будем танцевать рок-н-ролл! Пусть он стреляет, всё равно промажет! Рок-н-ролл Жив!

(снова звучит рок-н-ролл, Он увлекается музыкой, и они танцуют вдвоём свой рок-н-ролльный танец; наконец, они почти выдохлись, они останавливаются, стоят, как двое нецеловавшихся, но вот-вот поцелующихся влюблённых)

ОНА: Скажи, что ты любишь меня!

(Он молчит)

ОНА: Ну, как тогда, в первый раз.

(Он молчит)

ОНА (отходя от него): Ты… любишь меня?

(Он молчит)

ОНА: А ты… любил меня?

(очень долгая пауза, снова звучит «Прощание с Родиной»)

ОН: Не знаю. (пауза) Потому что теперь вообще не знаю, что такое любовь. (пауза) Вначале было какое-то... ну, щемящее чувство, которое забрасывало меня на небеса при мысли… прости, пожалуйста, но как-то странно сказать, что при мысли о тебе. Потому что ты – сейчас, и ты – тогда, и моё к тебе – сейчас и к тебе – тогда, отношения – это очень большая разница.

ОНА: Спасибо за правду.

ОН: Рад стараться.

ОНА: Не смешно.

ОН: Знаю. Но я не знаю, что такое любовь!

ОНА: Вот это-то и грустнее всего. («Прощание с Родиной» умолкает)

ОН: Но… счас, счас, вспомню… Как это? А, вот: «…но если страсть до пепла сожжена – из пепла возникают дети, внуки…» Да, пусть всё прошло, но что-то было. А самое главное, что и есть – у нас есть дочь! Кстати, как она?

ОНА: Молодец, хороший папа – вспомнил. Анна у моей мамы.

ОН: Да, я это знаю. Но как она?

ОНА: Я звонила, кашель стал мягче, но ещё есть, и мы решили, что Анна ещё пару дней погостит у бабушки. Хочешь – съезди, навести.

ОН: Да-да, постараюсь. Хотя… как-то не хочется с ней видеться в присутствии твоей матушки.

ОНА: А ты заметил, что тебя всегда не устраивают обстоятельства? Причём, в любом деле. Ты пользуешься услугами бесплатной няньки для дочки в лице своей тёщи. Но при этом тебя не устраивает сама тёща. Бред! Но так во всём. Помнишь, тебе предложили классную работу? Это когда у тебя появился реальный шанс наконец-то подняться? Всё было очень здорово, но ты и там нашёл неприемлемое для себя условие. Тебе не понравилась а-тмо-сфэра!

ОН: Ну, что ты опять злишься? Видишь меня, или слышишь, или просто ощущаешь меня рядом – и словно с цепи срываешься. Отчего это?

ОНА: А у тебя так не бывает, когда ты не переносишь меня?

ОН (после паузы): Случается. И делается стыдно. Стыдно и до боли обидно.

ОНА: Обидно за что?

ОН: Обидно за нас: вот два глупых человека столько лет прожили вместе, и ничему хорошему не научились. Мы с тобой так и не научились ценить прекрасное – минуты жизни…

ОНА: А они, что – действительно так прекрасны?

ОН: А, ты опять всё опошлила. Да-да-да, это я научил тебя быть пошлой, извини. (пауза) Так что, вот, - бывает стыдно и обидно. Потому что больше той жизни у нас не будет. И чтобы как-то оградить себя от горьких чувств, начинаешь придумывать себе оправдание. Мол, всё не так уж и плохо, и кое-что хорошее в нашей жизни случалось, да и жена у меня, в общем-то, добрая, умная, красивая… И это, действительно, так! (пауза) Но! Я давно уже заметил, что когда начинаешь в человеке сознательно выделять положительные качества – какой он хороший, добрый, надёжный, как любит собак, кошек, маму и папу, - значит, что-то не так в твоих с ним отношениях.

ОНА: А почему ты не хочешь развестись? Если ты такой всё понимающий, прямо как гуру какой-нибудь, то почему не хочешь расправить крылья и уйти, улететь? Ведь ты создан не для быта, ты выше многих, у тебя есть то, ради чего ты можешь, хочешь и должен жить? А? Ну, почему бы тебе не уйти в свободное плаванье? Что-то держит?

ОН (вздыхая): Так получилось, что я женат. Причем, на тебе.

ОНА: Когда последний раз ты ощущал себя… нет, был моим мужем?

ОН: В настоящее время я женат условно с отбытием наказания в густонаселённой квартире.

ОНА: Я тебя отпускаю. Иди. Не думай обо мне. Ты свободен.

ОН: Да, заманчивое предложение – прожив какую-то жизнь, родив ребёнка, я освобождаюсь от… от быта!

ОНА: Именно так. И от всех обязательств. (потихоньку её ярость переходит в тихие слёзы).

ОН: Да, в мои годы я снова холостяк! Э-эй! Девчонки! (зовёт воображаемых девчонок) Я свободен! А впрочем, нет: я сниму комнату в классической коммуналке, в центре города, и впервые в жизни буду делать, что захочу. Так, а что я, собственно, хочу? Да-да, конечно же, и девчонки, и красное «токайское» – почему «токайское»? А, просто пришло в голову – я ведь делаю то, что хочу! Нет, девчонки и «токайское» – это хорошо, но хочется чего-то большего. Музыки? Ну, музыка, конечно, будет. Рок-н-ролл, естественно. Но что ещё? Да, высплюсь вволю, начитаюсь книжек, потом пойду бродить по городу – вспоминать те свои жизни, которые ассоциируются с любимыми местами моего города. Потом… пройдусь по друзьям. Да! Конечно, на целый день нырну в картинную галерею. Что ещё? Девчонки, «токайское»… А потом опять высплюсь… Нет, всё это при постоянном звучании рок-н-ролла… Но… Чего-то не хватает! А может, мне не хватает тебя? Нет, не наших ссор, выяснения отношений, не нашего быта, дрязг, прочей дряни, а просто – тебя.

ОНА (уже давно сидит и тихо плачет): Нет. Живи один.

ОН: Да, понимаешь, я мысленно уже пожил холостяком, и понял, что без тебя у меня ничего не получается. Слушай, а давай будем просто жить, как любовники. Освободим друг друга от обязательств, быта, придуманных правил и оставим только одно – ты и я.

ОНА (встаёт): Нет.

ОН: Почему?

ОНА: Поздно. Что-то сломалось. Ты знаешь, я опять пройдусь. Поеду к маме, навещу её, с доченькой побуду. А то когда мы вдвоём и разговариваем, так нервы расшатываются, что просто сил нет.

ОН: Понятно. Значит, я - холостяк?

(Она пожимает плечами и уходит)

ОН: Значит, холостяк. Хотел взять в любовницы собственную жену, но не получилось. Наверное, я не в её вкусе. Или она слишком хорошо меня знает. Но… шоу должно продолжаться! Музыка! Рок-н-ролл! (звучит рок-н-ролл) Меня отпустила жена в свободное плаванье! Я – один! Я дожил до самого заветного состояния, о котором не смел и мечтать – я свободен! Отныне я посвящаю свою жизнь рок-н-роллу! Та энергия, которую я получил от солнца, Бога, космоса – я не знаю от чего, но ту энергию я и должен потратить, кому-то отдать. Это как плата за жизнь. И я отдаю эту энергию рок-н-роллу! Стоп! (музыка резко стихает почти до нуля) Опять стоп… Я хочу быть честным, честным перед собой. Я должен сделать важное признание: после меня ничего не осталось. Рок-н-ролл? Но я, лично я после себя ничего не оставляю. Пели и играли другие. Я лишь слушал, ловил кайф и мысленно подпевал. Мысленно, потому что если бы человек без слуха пел в голос – рок-н-ролл бы точно умер. Да, я подпевал мысленно. Мысленно, но с чувством. (пауза) Я ничего не сделал. Коптил небо. Я даже не могу сказать, что я жил. Нет, я всё время стремился жить, а вот так, чтобы эту жизнь, её радости ощущать в полную силу, и чтобы другие благодаря тебе эти радости ощущали… Нет… Вроде, правду сказал. Признался в главном… Встать бы и пойти, ведь есть ещё время что-то изменить! (пауза) Нет… Ноги болят. Да и вообще… А может, вовсе и не рок-н-ролл надо было слушать? (тихо вступает «Прощание с Родиной») Бог весть. (очень долгая пауза) Нет! Я точно не смогу стать даже холостяком. Я стал бояться тех минут, когда болит сердце. Нет-нет, не болит, а когда просто его чувствуешь. Ощущаешь, что у тебя есть сердце…

(Он в изнеможении присаживается на инвалидную коляску, вытирает пот со лба, держится за сердце)

ОН: Фу, устал… Даже сердце побаливает… Это хорошо, значит, честно делал своё дело, какое бы оно ни было. Даже признание самому себе – это тоже дело, которое надо делать хорошо и честно. Это один из принципов рок-н-ролла – уж если делаешь что-либо, то делаешь это в полную силу, на полную катушку, вплоть до саморазрушения… Важно только, чтобы разрушая себя, ты что-то создавал, то есть воплощал себя во что-нибудь… Фу… (держится за сердце) Только я, похоже, так ни во что и не воплотился… Вот так вот… (пауза) Да, стал ощущать, как идёт время… Как? Очень просто. Часто забываю, какие из событий моей жизни когда происходили. Помню, ездил летом со старыми друзьями в лес на шашлыки, но не помню, когда ездил, в какое лето… В прошлом году, в позапрошлом?.. Или классный сейшн на квартире, в центре города – в какую из вёсен? Время, время… И всё-таки есть то, что выше времени – это наша добрая память о том, что было. Она не даёт времени победить нас. А самая добрая память, когда не остаётся уже ничего, - это всё-таки рок-н-ролл (сходит почти на шёпот, в бессилии растёкшись по креслу, высвечивается лучом прожектора). Когда мне совсем худо, и кажется, что впереди ничего нет и не будет, я закрываю глаза, сжимаюсь в тёплый комок самого себя… и… (совсем шёпотом) слушаю рок-н-ролл… и тогда… я… жив!.. («Прощание с Родиной» звучит чуть громче)

3.

(Он лежит на инвалидной коляске и спит. Входит Она)

ОНА: Ладно, не всё так грустно. Я тут подумала: ну, хорошо, наша жизнь сложилась так, а не иначе. И ты прав, наверное, что надо помнить всё хорошее, и нести это хорошее с собой. И конечно ты прав, что хранишь в себе эту вещь – рок-н-ролл. Это как мечта – она должна быть у каждого. Это как путеводная звезда. Тебе с ней легче, и хорошо. Вставай, хватит валяться. Эй! Мама сейчас привезёт нашу Анну, я ей позвонила. И мы мирно посидим втроем: ты, я и наша дочка. И послушаем твой рок-н-ролл. Эй! Вставай! Ты слышишь? Опять твои приколы: я к тебе подойду, нагнусь, захлопочу, а ты вскочишь, меня напугаешь…

(Он не двигается. Он уже не вскочит. Он мёртв. Постепенно понимание того, что что-то не так, приходит к Ней; поначалу Она не верит, потом не хочет верить, но потом понимает, и застывает с мёртвым лицом. И звучит фонограмма из середины спектакля)

ОН: Стоп! Но если любовь – это мечта, а быт – это киллер, то давай всегда будем выше этого быта, давай будем жить мечтой, это сложно, но нужно, и мы будем жить вечно!

ОНА: Я согласна!

ОН: И тогда этот страшный киллер по имени быт, если и выстрелит, то мимо! А мы будем танцевать рок-н-ролл! Пусть он стреляет, всё равно промажет! Рок-н-ролл жив!!! (выстрел; звучит «Прощание с Родиной»)

ЗАНАВЕС