основана в 2005 году Союзом писателей России на Рязанском пленуме, посвященном 110-летию со дня рождения С.А. Есенина
ВЫПУСК 6
Орлов Б. А.
O66 Новые стихи / Борис Орлов. - М.: Вече, 2005. - 96 с.
Настоящий сборник является 13-й поэтической книгой автора, в судьбе которого переплелись творчество и служение Отечеству в качестве офицера Военно-морского флота.
* * *
Экипажу атомной подводной лодки «Волгоград»
Нам под волнами шар земной послушен,
В реакторе беснуется уран.
Уходит от причала наша суша
И курс берет в открытый океан.
Подводников возвышенные лица...
Но где мы, неизвестно матерям.
Мы - часть России, мы несем границу
Страны по океанам и морям.
То солнцем обожжен, то вновь простужен
Над зыбкими волнами горизонт.
Для государства субмарина - суша,
Россия там, где наш подводный флот.
* * *
Омыла нерпа в море ласты
Семидесятой широтой.
Цистерны главного балласта
Пустили воду на постой.
В центральном свято, словно в храме,
Лениво вертятся рули.
Декоративными цветами
Табло в отсеках зацвели.
Наш мир безмолвием озвучен.
Спит черным космосом вода.
И астероидного тучей
Плывут над нами глыбы льда.
В отсеках - день, в подлодке - лето.
Моря - начало всех начал,
Но, как замерзшая планета,
Нас встретит холодом причал.
* * *
Конец походу - рюмки всклень полны.
В квартирах наших - жены, а не вдовы:
Вернулись все - ни мертвых, ни больных!
И флаг трепещет, и скрипят швартовы.
Зачеркивали дни в календаре -
И жизнь быстрей летела, чем в романе.
Нас берегла любовь - на корабле
Кружились тени из воспоминаний.
Святое дело - выпить двести грамм,
Приправив парой боцманских историй.
Мы пили за любовь, за милых дам.
И только после - тост: «За тех, кто в море!».
* * *
Владимиру Масягину
«Мир! Дружба! А войну долой из моды!
Конверсия - все плавить и взрывать.
Вокруг России - братские народы,
Зачем торпеды - не с кем воевать!»
Ломали нам, как белым птицам, крылья.
Пускали наши принципы в расход.
А мы сливали спирт с торпед и пили,
Водой разбавив, за погибший флот.
«Зачем стране моря и океаны?
У нас континентальная страна!»
Политики болтали неустанно,
А мы хватили горюшка сполна.
И штурманские карты слоем пыли
Покрылись - лыко в черную строку.
Но мы, сливая спирт с компасов, пили,
Чтоб выбрать верный курс на берегу.
* * *
Мы статуи без племени,
Нас ложью обожгло.
Мы слеплены из времени,
Которое прошло.
А время было славное -
Не суп из топора.
И лепкою державною
Грешили мастера.
Свершилось дело правое -
По формам гипс разлит.
Но в скульпторы лукавые
Пролез космополит.
...Под вылинявшей кожею -
Продажных истин след.
Все статуи - похожие:
Ни лиц, ни жизни нет.
НАШ КОРАБЛЬ
Россия, не зная курса,
Плывет себе наугад.
Как первый отсек - от «Курска»,
Оторван Калининград.
Не просвещен, не обучен
Вовремя наш экипаж.
И по борьбе за живучесть
Не проведен инструктаж.
Гибнем в подъездах и в штреках -
Страшен кровавый след.
Но «Осмотреться в отсеках!»
Сверху команды нет.
Взрывчатка, ножи и пули -
Топит Россию братва.
Словно винты, погнулись
Курильские острова.
МОНОЛОГ ОТСТАВНОГО СОВЕТСКОГО ОФИЦЕРА
Куда теперь идти? И где искать работу?
Не нужен никому советский офицер.
Я тридцать лет служил отечеству и флоту
У заполярных скал и у балтийских шхер.
Здоровье подорвал - нет денег на лекарства.
Чиновник, словно жлоб, старается хамить.
Я тридцать лет служил вождям и государству,
Но пенсия меня не может прокормить.
Кто в силах мне помочь - Христос, Аллах иль Кришна?
И что мне выбирать - суму или тюрьму?
И для страны - чужой, и для народа - лишний,
Я, нищий и больной, не нужен никому.
Нам жизнь не предсказать, как направленье ветра
В ненастье - был силен, а в старости ослаб.
Служил... и заслужил я два квадратных метра
Кладбищенской земли и похоронный залп.
* * *
Униженный неряшливым юнцом,
Молчит и о войне, и о победе.
Как рашпилем, морщинистым лицом
Старик шлифует прошлое в беседе.
Хотя был ранен, не просился в тыл.
Он воевал, чтоб жил народ счастливо.
Но обвинен за то, что победил,
Он внуком, пившим гамбургское пиво.
Мы на суде Истории - истцы:
Злом за добро не ожидали платы.
В учебниках советские бойцы
Для внуков - неизвестные солдаты.
* * *
Играли, дрались, разбирали ворота,
Чтоб строить плоты. Жгли костры на реке.
Мой первый учитель командовал ротой
В штрафном батальоне на Курской дуге.
Он был скуп на ласку. Жил в школьной квартире.
Он верил, что нужен Советской стране.
Как русский апостол, в парадном мундире
Верховный висел у него на стене.
Тянуло войною из-за горизонта,
Но люди устали от прежней войны.
Мы дети солдат, возвратившихся с фронта,
Мы поздние дети Великой страны.
Идеи, иллюзии... Пьяный наместник
Нас предал. Теперь все друг другу - враги.
Забыты страною победные песни.
Учитель в могиле. А мы - штрафники.
ВЕТЕРАН
Твой ракетный крейсер на флоте
Называли гордо «Варяг»
И хранится - свято! - в комоде
Корабельный гвардейский флаг.
Ты Евангелием от Матфея
Зачитался - вокруг нищета.
А над якорем багровеет
На кокарде - раной! - звезда.
Все осмеяно или оболгано
Телеящиком - метод не нов.
Весел внук комиссара Когана
Юморист Абрам Иванов.
Нет здоровья и нет заботы
Государства... Но ты молчишь!
Отобрали скупые льготы -
В болтовню упакован шиш.
Потерялась на жизнь надежда -
У властей винегрет в голове.
Ты умрешь под забором коттеджа,
Собирая бутылки в траве.
Проститутка в прозрачной блузке
Усмехнется: «Старик был глуп».
И охранник «нового русского»
Закопает на свалке труп.
* * *
Огнеопасен человек,
Но глуп и не сгораем.
Как дом, возводим каждый век
И в нем с огнем играем.
Планета в пепле и в пыли.
Безумье бьет по нервам.
Двадцатый век дотла сожгли,
Ночуем в двадцать первом.
* * *
Крыша есть, но нет надежных стен,
Люди беззащитны и порочны.
«Чтоб вам жить в эпоху перемен!» -
Недругам грозил мудрец восточный.
Правды нет. Вершат неправый суд
И в избе, и в сакле, и в яранге.
Перемены людям зло несут -
Над страною реет падший ангел.
* * *
Винят сосед соседа, брата брат.
Правители пускаются в витийство.
Безгрешных нет. И каждый виноват,
Когда вокруг свершаются убийства.
Затоптаны поля, поломан лес.
Не отличить в дыму позор от славы.
Война - огонь, спустившийся с небес,
Карающий и правых, и неправых.
* * *
Ты нищий... Но отстаиваешь пылко
Идеи, где зеленая тоска.
И даже джинн пытается в бутылку
Залезть, а не взлететь под облака.
Твердишь, что атмосфера - деловая,
А раньше ты такого не знавал.
Но джиннов без прописки разливает
В стекло ликеро-водочный подвал.
* * *
Или пьют, или чешут в затылке,
Им неведомы звуки молитв.
Эти люди - пустые бутылки.
В головах темный ветер свистит.
Тянет не к покаянью, а к блуду -
Телом жив, а душонкою мертв.
А в притонах пустую посуду
Собирает подвыпивший черт.
* * *
Для них жизнь - игра, а безделье и блуд
Приятней, чем честный возвышенный труд.
Грехами обрезаны крылья.
Их пряником кормят, но высечет кнут
Людей, что о Боге забыли.
Недобрые сказки у добрых детей,
Не выбраться детям из взрослых сетей.
Цинизм души детские ранит.
Сменилась эпоха великих идей
Эпохой ничтожных желаний.
* * *
С.М.
Ходит мертвый человек,
толстопузый, краснорожий,
с черствым сердцем,
с толстой кожей...
То абрек, то имярек.
Ходит мертвый человек
вдоль домов, что, как могилы,
холодны. Воротит рыло -
не еврей и не узбек.
И не русский... Просто мертвый.
Кровь чужую из аорты
пьет.
И сплетню на закуску
жадно гложет, словно кость.
Этот мертвый - страшный гость.
И родную мать продаст,
и не пожалеет брата.
Смерть при жизни - вот расплата.
А от смерти нет лекарств.
Но, случается, проснется -
Злу, что сделал, ужаснется.
На секунду оживет -
и опять в себе умрет.
Ходит мертвый человек.
* * *
Мы смотрим на мир сквозь фальшивую призму
чужих интересов и чуждых идей.
Пошли к коммунизму - пришли к дарвинизму,
в пути из людей превратившись в зверей.
Мы крылья теряем... По жизни ужами
ползем, обретая звериную плоть.
Идеи над миром встают миражами,
сбивая с пути, что возвысил Господь.
* * *
Беспредел. Висит на волоске
Жизнь.
Душа болит острей, чем рана.
Мир сошелся на дверном глазке.
Как в тюрьме - решетки и охрана.
Не сплошная линия - пунктир
В наших судьбах: бег и остановки.
А в дверном глазке враждебен мир,
Как в прицеле снайперской винтовки.
* * *
Памяти Николая Якушева
Шли в ломбард, продавали последние шмотки.
То диагноз бил, то приговор.
Мы работали, как на бензине, на водке,
И порою взрывался мотор.
Нас лишали имен на тюремном погосте,
Как волков, гнали на номера.
Мы сыграем в могилах с потомками в кости:
Жизнь - игра, но и гибель - игра.
* * *
От темноты сойдешь с ума,
Сон тяжелей наркоза.
Крадется черная зима
Без снега и мороза.
Дверной глазок. Недобрый взгляд.
Чужие силуэты.
И, как фонарики, горят
В подъезде сигареты.
И черен день. И ночь черна.
И чернота не гаснет.
На мир тревожней из окна
Смотреть... но безопасней.
* * *
В маршрутку влез - три шкуры за багаж...
Как мачеха, земля моя родная.
Уже народ не тот, да и пейзаж
На родине такой, что не узнаешь.
Здесь жизнь свелась к суме или тюрьме,
И даже в путь последний - по билету.
Наверно, нужно жить в кромешной тьме,
Чтоб чистою душой тянуться к свету.
* * *
Рассадник ревности и сплетен -
районный центр. Он не заметен
на карте мира - мал масштаб.
Село - один сплошной ухаб,
а выше всех удельный князь.
Споткнешься - вляпаешься в грязь.
Здесь свой уклад и свой акцент,
И все ж люблю районный центр...
* * *
И жизнь не в жизнь.
Ее уклад разрушен.
А смысл существования нелеп:
Мы незаметно губим
наши души
В борьбе за хлеб насущный...
горек хлеб!
Теряем веру -
обострились грани
Проблем.
Не замечаем свет в окне.
Мы гибнем на войне
за выживанье –
Гражданской
необъявленной войне.
* * *
Мутный безрадостный свет
В людях, как в призмах, надломлен.
Черные окна газет -
Жизнь, словно в брошенном доме.
Вместо иконы - портрет,
Бесы безумцев взбесили.
Черные окна газет -
Черные дыры России.
* * *
Купить. Еще купить. По кругу бег.
Как в раковинах, обитаем в зданьях.
Бог не официант! Но человек
Погряз в грехах и суетных желаньях.
Слаб человек - не может честно жить,
Хотя и хочет, чтоб рядиться в тогу...
Считает: должен Бог ему служить,
А сам душою не стремится к Богу.
Всего достигнуть хочет без труда
Духовного, молитвы просветленной.
Когда ж приходит черная беда,
Он ползает в слезах перед иконой.
* * *
Опустилось солнце, словно гиря,
На землю... Туманы на лугу.
Самый страшный хаос в этом мире.
Хаос в человеческом мозгу.
Не ведут отступников к барьеру -
Измельчал и выродился люд.
Раньше отдавали жизнь за веру,
А теперь за деньги отдают.
Привыкаем к варварским набегам.
Храм разграблен. И алтарь разбит.
Если хаос правит человеком,
Значит беспробудно совесть спит.
* * *
Сатана устроил бал... Вчерашний
день забыт рассудку вопреки.
Как на шампурах, на телебашнях
жарятся людские шашлыки.
Виртуальный мир - живой разрушен:
потеряла ценность жизнь людей.
Жарятся неверующих души
в пламени порочных новостей.
Много пошлых зрелищ, мало хлеба...
Нет стыда - не чувствуют вины.
Телебашни, от земли до неба, -
шампура в руках у сатаны.
* * *
Сегодня вечер - пожилой и грустный,
У горизонта согнута спина.
Читаю Иоанна Златоуста,
Шепчу библейских предков имена.
Иудины да каиновы детки
Порасплодились так, что стыд и срам.
Хотя и горько - из библейских предков
По крови ближе всех стоит Адам.
РУССКИЕ
Нас не поставить силой на колени.
Но можно обмануть.
Мы часто побеждаем отступленьем,
И в этом суть!
Мы только Богу в храмах бьем поклоны,
Даем гонимым хлеб и кров.
Для русских пятая колонна
Опаснее других врагов.
* * *
Юрию Шестакову
Битва за веру. Ручьями
Льется кровь... Шепот молитв.
Сотня монахов с мечами
В первой шеренге стоит.
Крепче и камня, и стали
Вера... Я верой клянусь!
Черною сотней назвали
Тех, кто сражался за Русь.
В битвах не ведали страха.
Вижу сквозь отзвуки гроз
Черные рясы монахов -
Смотрит с хоругвий Христос.
... В наших каютах и кельях
Молится Родина - мать.
В рясах и флотских шинелях
Нам за Россию стоять!
* * *
Памяти русского императора Николая II
Голодным - хлеб и русский квас,
Бездомным отворите двери.
В Нагорной проповеди нас
Христос учил любви и вере.
Над Иорданом день погас,
Как над Мологой и Тунгуской.
Христос - рус и голубоглаз,
Он - добр и справедлив.
Он - русский!?
Восходит русская звезда
На небосклон в преддверии чуда.
Но в кресло слева от Христа
Всегда стремится сесть Иуда.
Наш путь - к духовной чистоте,
С него не уведут химеры...
Мы под крестом и на кресте
Не отрекаемся от веры!
* * *
Автору книги «Зеленые гардемарины»
А. Смирнову
Словно власть, красной стала заря,
Впереди ночь для вас, офицеры.
За бортами чужие моря -
Ни царя, ни России, ни веры.
Потеряли друзей и невест -
Русский дух потерпел катастрофу.
... И на флаге Андреевский крест
Флот в Бизерту нес, как на Голгофу.
* * *
Отцу Анатолию (Денисову)
Вышло солнце - и тучи померкли.
Отдыхают луга от дождей.
Деревянная сельская церковь -
Дух Господен и души людей.
Нет от Бога у сердца секрета.
Крест возвышен и низок поклон.
И блаженствуют в лучиках света
Гладиолусы возле икон.
Всех усопших земля приютила -
Спят в ней прадеды, деды, отцы...
И звенит в русской церкви кадило,
Как на тракте звенят бубенцы.
Здесь в молитве встают на колени,
Повторяя святые слова.
В этой сельской округе священник
Ближе к людям, чем грешный глава.
* * *
Сергею Дмитриеву
В руках топор - клин вышибаем клином.
Мы знаем: рвется лучше там, где тонко.
И будущее, словно паутину,
Ткем - из нее не выбраться потомкам.
Нам в наших судьбах тесно, будто в клетках,
У каждого на лбу своя печать.
Мы отвечаем за проступки предков.
За нас - потомкам нашим отвечать.
* * *
Автандипу Бутхашвили
Жизнь в памяти и на телеэкране
чуть мельтешит. Но кадры не равны.
И годы в прошлом тонут, как в тумане:
детали стерлись, контуры видны.
А наши судьбы - школьные тетрадки:
по клеткам все. Предчувствие вины.
Нам нравятся былые недостатки,
достоинства - наивны и скучны.
Спим будто бдим, а бдим почти как дремлем.
Мы - пленники прозрений и страстей,
зарыты в строчки хроник, словно в землю,
раздавлены катками новостей.
Устали от вождей и телеоргий,
но светит Вера в душах и веках.
Россию берегут Святой Георгий
и Божья мать с младенцем на руках.
* * *
Трудно дышится. Ворот
Распахну. Дремлет сад.
Как на плаху, на город
Упал снегопад.
Я стою под набегом
Ветра, в доску седой,
Над серебряным снегом
И над черной водой.
С непокрытой главою
Озираю простор.
Заблистал над Невою
Месяц, словно топор.
Без пальбы из орудий,
Без речей и знамен
Первый снег утром будет
Принародно казнен.
* * *
Неожиданная пристань -
Старый дом и старый сад.
В этом доме чисто-чисто,
Словно сотню лет назад.
Скрип - рассохлись половицы.
И часы двенадцать бьют.
Мне не спится... Мне не спиться -
В этом доме мало пьют.
Все уютно и степенно:
Богородица в углу,
Фотографии на стенах,
Лунный зайчик на полу.
Дремлет галстук. Дремлет блузка.
Дремлет кошка на окне.
То, что я родился русским,
Этот дом напомнил мне.
* * *
Жизнь идет от порога к порогу,
Находя утешенье в ходьбе.
Мама искренне молится Богу
Пред иконою в русской избе.
Утром дерево детского роста
Стелет ковриком тень на крыльцо.
Все таинственно, мудро и просто.
У всего есть душа и лицо.
Палисадник, заросший цветами.
Зелень прутиков около пней.
Мама меряет жизнь не годами,
А моими приездами к ней.
* * *
Июль. Мухобойка на стуле.
И липкая лента в окне.
Воркует голубка. От тюля
Узоры дрожат на стене.
Синеет окно, как заплатка.
Букет васильков пред лицом.
И дремлется чутко и сладко
Под шелест листвы над крыльцом.
Пологая крыша сарая,
Котенок прилег на краю.
Не надо придумывать рая
Живущим в июльском раю.
* * *
Ссорятся на небе духи горние,
А под серым небом скользко сплошь.
Туча, зашнурованная молнией,
Лопнула и выпустила дождь.
Ох, уж эти духовы семейки!
Гром басит, а здесь бы нужен альт.
Дождик, не добравшись до скамейки,
Рухнул, как инфарктник, на асфальт.
Духи, духи! Вы, как будто дети,
Ссоритесь. Но в ссорах счастья нет.
В теплой луже, словно в лазарете,
Дождь лежит. Весь город - лазарет.
* * *
... Проскакал на розовом коне.
С. Есенин
Листья - всполохи огня,
Тучу к роще ветер чалит.
Как сентябрьская стерня,
Сердце выжжено печалью.
Я и ветер - мы одни,
И покой, и тяжесть в теле.
Гаснут, словно спички, дни -
Даже чувства отсырели.
Листопадовый огонь
Мертвым дождиком остужен.
Но туман, как синий конь,
Воду пьет из желтой лужи.
Осень - близкая родня,
Под окошком куст завянет.
И ускачет от меня
Пьяный ветер на тумане.
* * *
Осенний дождик холодит висок.
Коня седлаю. Ставлю ногу в стремя.
Шуршит листва осины, как песок
В часах песочных, отмеряя время.
На птичьих крыльях ветер теплых стран
Покинул пожелтевшие аллеи.
Красней брусника и синей туман,
Но листья на деревьях тяжелее.
Последний раз гоню табун в лесок,
В котором скоро ветви примут схиму.
Шуршит листва осины, как песок
В часах песочных, приближая зиму.
* * *
Памяти С. Есенина
Летит на юг снежинок певчих стая -
И белизна, и ветра птичий свист.
«Отговорила роща золотая...» -
Выводит на крылечке гармонист.
По первопутку пес бежит с опаской,
В белесом полумраке вязнет взгляд.
«Отговорила роща...» Гаснут краски.
И ветви по-старушечьи скрипят.
Душа снежинкой по небу летает,
Стар гармонист - на снег скользит слеза.
«Отговорила роща золотая...»
И отпевают рощу небеса.
* * *
Царство крыш, антенн, пожарных лестниц.
В водосточных трубах - небеса.
Ах, какой сегодня острый месяц -
Как бы им не выколоть глаза!
Отражаюсь кружевною тенью
Я в прозрачных складках легких штор.
Одухотворенное мгновенье -
Вечность и космический простор.
Льется свет таинственно и броско -
Стая облаков умчалась прочь.
И на звездах, словно на присосках,
Держится над горизонтом ночь.
Серебрятся трубы и антенны,
Серебрится самолетный след.
Становлюсь ровесником Вселенной,
Обретя обожествленный свет.
* * *
Несправедливая молва -
Людской неправый суд.
То исказят мои слова,
То мысли переврут.
А я под шум небесных струй
Иду от сплетен прочь.
Длиною с первый поцелуй
Над Петербургом ночь.
Июньский дождь. Сирень в цвету.
И зонтик над плечом.
Ценю людскую красоту...
И знаю что почем!
* * *
Людей вокруг вы по себе не мерьте,
У каждого из них - своя беда.
И недругам не пожелайте смерти -
Бог знает сам кого убрать когда.
Не обрывайте давней дружбы нити -
Остались в прошлом тишь да благодать.
Растягивайте время - не спешите,
Чтоб в спешке к жизни вкус не потерять.
* * *
Тает снег на крыше. И от стен
Пар идет. Стеклом блестят оконца.
Изменился у планеты крен,
И теплом повеяло от солнца.
День просторен, ночь слегка тесна,
Утро - шумный тамбур между ними.
А душа, как трюм, надежд полна,
Выживем, надеждами хранимы.
* * *
Грешен, грешен... - Господи, прости! -
Искушен плохими новостями:
В государствах правят не вожди,
А людишки с темными страстями.
И не образа, а зеркала
Любят, отражаясь в них, как в лужах...
Ублажают смертные тела,
Забывая о бессмертных душах.
И не зарастет стезя мытарств
Для вождей, возросших на коварстве.
Сотни параллельных государств
Существуют в нашем государстве.
Грешен, грешен... Но Благую весть
Я услышу - не умолкнет лира.
Чтобы видеть мир таким, как есть,
Не пытаюсь сотворить кумира.
* * *
Михаилу Немцеву
Живя среди чертополоха,
Врастаем в одичавший век.
Когда осыплемся, эпоха
Укроет, словно белый снег.
Клюем, как птахи, жизни крохи,
На предков смотрим свысока.
Над человечеством эпохи
Лежат пластами, как снега.
* * *
Проездом в май сойду, чтоб отдохнуть
От петербуржской слякоти апрелей.
Сирень, рыдая, бросится на грудь,
Обнимет крепдешиновой аллеей,
Простудит соловьиным сквозняком,
Луну, как шляпу, на глаза надвинет.
Бродяга, а не гость, вернусь тайком
В вагон... в апрель - и нет меня в помине.
* * *
Восходит солнце. И сырые тени
деревьев наползают на меня.
Электросварщик, словно кисть сирени,
срывает электродом сноп огня.
Мир рукотворный и нерукотворный
весенним солнцем брошен мне к ногам.
Парк оживает. Гипсовые горны
скульптур поют. Проснулся птичий гам.
* * *
Неуютно на улице Росси –
Много праздных машин и людей.
Блеск и тлен проповедует осень
Протестантской молитвой дождей.
В окнах день и привычен, и скучен –
Отразились и вечность, и миг.
Об асфальт разбиваются тучи
И впадают в Фонтанку, как в Стикс.
* * *
Я к сумчатому подойду кассиру,
куплю билет, присяду в уголок.
В автобус - коммунальную квартиру
меня пропишут на короткий срок.
Здесь жизнь кипит, людей прессуя в споры,
шипит в лицо и тычет в нос кулак.
А за окошком коммунальный город
рычит, как коммунальный зоопарк.
Тревожно от космического света
вечерних звезд, бегущих по глазам.
Под нами коммунальная планета
летит по коммунальным небесам.
* * *
...А время гонит лошадей. А.С. Пушкин
Бричка жизни под гору везет,
И в лицо прохладой дышит старость.
Все прошло... А может быть, не все.
Кое-что, наверное, осталось.
Облучок пожестче, чем кровать,
И желанья не расскажешь вкратце.
Есть еще о чем погоревать
И чему-то молча удивляться.
Догорает сердце, как свеча,
Ангел в лучший мир зовет трубою.
Но часы колесами стучат
На пути, проложенном судьбою.
* * *
Сергею Хомутову
Пляшут на мокрых лугах журавли,
Плещутся юные грозы.
Ландыши - слезы весенней земли,
Радости светлые слезы.
Кроны деревьев, как пламя свечи,
В небе колышутся нежно.
Ландыши - в белых одеждах врачи,
Вестники вечной надежды.
Сердце ожило. И сумрак погас.
Роща - святая обитель.
Светится возле заплаканных глаз
Ландыш - мой ангел-хранитель.
* * *
Я вздыхаю украдкой
По земле наяву.
Словно дерево в кадке,
В блочном доме живу.
Здесь корням не пробиться
Через стены в народ.
Я не певчая птица,
А древесный урод.
Я засушен, неслышен -
Квартирный пиит.
Может, ливень сквозь крышу
Меня окропит.
* * *
В кинозале я сижу, как в трюме,
а снаружи - дождь и непогода.
Осень протекает... Съем изюма.
На экране - южная природа.
Я дрейфую в полночь. Но картина
про любовь - плохое утешенье.
И в кинотеатре «Бригантина»
испытаю кораблекрушенье.
Ел изюм. Откуда ж вкус полыни?
Мир наш не для радости устроен.
Кончится сеанс. И осень хлынет
в двери, словно море - из пробоин.
* * *
Безымянные... Нет им названья,
Этим лужам в объятьях канав.
Октября золотое дыханье,
Синева затуманенных трав.
Дождик шлепает, словно старуха,
Неспеша по размякшему мху.
Зыбко все. И спокойно, и глухо.
Нет грибов. Но они на слуху.
Вроде спрятались где-то под елкой,
Под сосной, под березой... И нет!
Тихий ветер, как будто метелка,
Гонит листья за осенью вслед.
Лес глубок, как само мирозданье,
В синих далях туманных излук.
До свиданья, - кричу. - До свиданья!
А кому? Никого нет вокруг.
* * *
Лесу тепло под тулупами
Елочек в шабаш простуд.
Лебеди - ангелы с трубами
В рай наше лето несут.
В свисте ветров астматическом
Выстыли бронхи полей.
Холодом тянет космическим -
Чаю с малиной налей!
Печь на работу настроена,
Пламя с бордовой каймой.
Память на травах настояна -
Будет лекарством зимой.
* * *
На белых срубах - золотистый крап.
Село растет мозолистым и крепким.
Топор целует бревна, словно баб -
Мужик. Вокруг, как чайки, реют щепки.
Об эти избы разобьет зима
Свой белый лоб - и белый снег растает.
Когда с любовью строятся дома,
Они не улетают птичьей стаей.
* * *
Александру Ильину
Луна и солнце, как на коромысле,
Качаются над сумрачным прудом.
Листва бежит по ветру, будто мысли
О чем-то невозвратном и родном.
В резьбе настенной, в росписи наскальной
Мир отразился, словно в родниках.
О чем-то, несвершившемся и дальнем,
Душа грустит, скитаясь в облаках.
* * *
И не птичье крыло просвистит, а метла,
дворник стащит у кленов листву, словно шмотки.
На коре, как на робах, горят номера,
на корнях - кандалами стальные решетки.
Скользкий мрамор, бетон и металл... Воздух сер
и тяжел. Нет влюбленных.
В центре тесного города сквер
Создан, словно концлагерь для кленов.
* * *
Мгла поглотила русла рек,
Дрожат расплывчатые тени,
На небо выпал звездный снег -
Ночь обозначила владенья.
Бесплотный ветер студит плоть.
В лесу хозяйничает эхо -
Ему пространство не помеха.
Мир спит. Не спит один Господь!
* * *
Памяти Н. Чудиновой
Слово было у Бога...
Евангелие от Иоанна
Отражения нет в водах Леты -
Потому жизнь земная свежа.
Не торгуйте словами поэты:
Божья собственность - ваша душа.
Губы шепчут: «Да святится Имя...»
Смоет Летою всех в свой черед.
Если небо грешивших не примет,
То земля всех в себя заберет.
* * *
И густ, и сладок воздух дачный,
Клубится облаком весна.
Холодная вода прозрачна,
А теплая вода мутна.
Цветет садовая ограда,
На грядках в рост пошла ботва.
Безгрешная душа крылата.
А грешная душа мертва.
* * *
Не выбираю стадо или стаю.
Не тороплюсь. Куда теперь спешить?
Что будет, что не будет - не гадаю.
Так интересней и спокойней жить.
Мир движется то круто, то полого.
Получит каждый то, что попросил.
Судьба не личный транспорт, а дорога,
По ней идем пока хватает сил.
* * *
И в суете, и в хаосе живу,
Хотя старею, в облаках витаю.
Сентябрь - алхимик золотит листву,
Толчет в тарелке неба птичью стаю.
Вечерний ветер - холоден и сыр,
Тревожны мысли о духовной пище.
В оконных стеклах сумрак черных дыр:
Потусторонни мертвые жилища.
Бреду на юг за листопадом вслед,
Над рощей туча разлетелась в клочья.
Мы порожденье Космоса и недр:
Душа - с небес, а плоть - из теплой почвы.
* * *
Судьба словно рельсы трамвая:
И вправо, и влево - стоп-кран.
Я рвусь из себя! Я взрываюсь...
Эмоции будто фонтан.
Стою на чужом переходе -
Как зебра, в полосках тропа.
Хотя я в поступках свободен,
Указана Богом судьба.
* * *
Ночь густеет - словно тяжесть груза
давит на меня... душа болит.
И торшер, как желтая медуза,
над кроватью в комнате парит.
Пальцами ни холода, ни зноя
не узнаю. Онемел клавир.
Ад - зима. Рай - лето. Остальное -
плавный переход из мира в мир.
* * *
Николаю Мурашову
Горит луна. Скрипят полозья.
В окне дрожат деревьев тени.
Стучат часы, как будто гвозди
Ночь заколачивает в стены.
Усну: несутся в детство санки.
Я сны, как льдинки, собираю.
И сердце, словно тихий ангел,
Крылом стучит в ворота рая.
* * *
Что нас ждет? - в раздумьях морщим лбы.
Пьем вино на свадьбе и на тризне.
На ладонях - письмена судьбы,
А ладони - летописи жизни.
Греют сердце васильки во ржи
И в лугах пасущиеся кони.
Мы руками сами строим жизнь
Ту, что Бог наносит на ладони.
* * *
Мы вязнем то в грязи, то в облаках...
Нам не дают за добродушье спуску
И думают на разных языках,
Но в спорах изъясняются по-русски.
Запутались - то меч, то крест в руках,
То брань швырнет, то вознесет молитва.
Мы думаем на разных языках:
Один - от бытия, другой - от быта.
Послушаешь - и кругом голова,
Взрываются сердца от перегрузки.
С телеэкранов русские слова
Звучат не по-людски и не по-русски.
* * *
Весна исследует пруды,
разбив на глыбы плиты -
окаменелости воды
эпохи декабрита.
А декабрит в себя вобрал
листву, окурки, банки.
Осколки жизней, как зеркал,
мерцают сквозь изнанку
льдин. Наши зимние следы -
свиданий отложенья.
Земной круговорот воды
их приведет в движенье.
Сквозь декабрит в апрелезой
путь превращений долог.
Бредет по снегу дождь босой,
как с кистью археолог.
* * *
Кресты. Надгробья. Облаков отары
На небе. Но друзей не уберечь.
Увижу лица молодых и старых,
Но не услышу человечью речь.
Вокруг порхают бабочками души.
Молчит оркестров траурная медь.
Здесь разучились говорить, но слушать
Всех, кто бесплотен, приучила смерть.
* * *
Цветет калган на солнечных полянах,
И тает в кронах сосен птичий крик.
Все больше слов и больше безымянных
Явлений - мир расплывчат и безлик.
Вечерний шмель к цветку летит беспечно,
И тает в небе самолетный след.
День скоротечен. Счастье скоротечно.
У вечности для них названья нет.
* * *
Жизнь, как мельница, меня на ветру вертела -
Видно, мне не суждены тишь да благодать.
В детстве боязно душе выпорхнуть из тела,
В ранней старости она учится летать.
Унесет меня судьба ветерком да пылью,
И в тумане над рекой смолкнут камыши.
Надо мною Млечный путь расправляет крылья,
Тело - тленное гнездо для моей души.
* * *
Опустели и леса, и степи.
Острый лед вонзился в русла рек.
Разметало осень... Словно пепел,
С неба опустился серый снег.
Листопад оплакан и осмыслен.
Я воспоминаньями живу.
На кострах деревьев, словно письма,
Сжег ноябрь летучую листву.
* * *
Вьюгой овраги наполнены всклень,
Словно бензином цистерны.
Время застыло на сумерках.
День Краток, а ночь безразмерна.
Ветви деревьев дрожат, как весы,
Взвесив декабрьскую вьюгу.
Время на месте стоит. Но часы
Стрелками ходят по кругу.
* * *
Границы перейдя и даже грани
переступив, где каждый - наг и сир,
моя душа ходила на свиданье,
пока я спал, в потусторонний мир.
У предков в давнем прошлом погостила,
Пока я сплю, ей нравится гостить.
И не найти в подлунном мире силы,
Чтоб душу в гости к предкам не пустить.
* * *
Незрячий скиталец и гость,
Освоивший божью дуду.
Поэзия - белая трость,
С которой по небу иду.
Безумен мой внутренний взгляд,
Измученный текстами книг.
И, падая, звезды горят,
Когда спотыкаюсь о них.
Терновником колется злость:
Без храмов округа - пустырь.
Поэзия - белая трость,
А Бог - для души поводырь.
* * *
Зеленый ветер. Туч наплыв.
Зеленый дождик в поле чистом.
Весна внезапна, словно взрыв,
Что подготовлен террористом.
Мы влюблены, разведены,
Женаты, холосты... Но милы.
Мы стали жертвами весны -
Любовь опаснее тротила.
Адреналин кипит в крови.
От чувств не спрятаться в жилище.
И словно пули, соловьи
Над обнаженным сердцем свищут.
Черемух дым пороховой.
Осколки звезд в вечерних лужах.
Но, слава Богу, что живой...
Я жив, хотя весной контужен.
* * *
В горькой жизни крохам счастья рады,
Чтим закон, приветствуем обряд.
Год от года, словно листопады,
Женщины над нами шелестят.
Нас любовь, как ветерок, целует
В губы, а потом уходит прочь.
О любимых вспоминаем всуе
В кабаках... И пропиваем ночь.
Одиноко нас встречают двери.
Клены облетают во дворе.
А любовь мерцает в женском теле,
Словно свет в осеннем фонаре.
* * *
Жара была короткой. Словно счастье.
Рты открывали томные цветы.
Июль прополз, дыша горячей пастью,
И между нами тихо сжег мосты.
А мне казалось: сердце не остынет -
Горяч роман на берегу морском.
Любовь парила, как мираж в пустыне,
И разлетелась золотым песком.
* * *
Возле дома - пестрая аллея,
Клумбы - кашемировые шали.
Выпили вина. Ушла. Алеет
Третью ночь помада на бокале.
Одиноко... Встретимся ли с нею?
Был в ее руках подобным глине.
Под окошком стынет, каменея,
Памятник печальному мужчине.
* * *
Памяти И. Бунина
Редкий листопад. И частый дождь.
Небеса без молний и без грома.
Ты пройдешь и даже не кивнешь,
Словно мы и не были знакомы.
В сквере смыт от легкой туфли след,
И растаял поцелуй на коже.
«Нет у женщин прошлого», - поэт
Прошептал... И будущего тоже!
* * *
Все кончено... Трагедии клеймо -
Тоска в глазах. Болезненная память.
Почтовый ящик съел мое письмо
И усмехнулся синими губами.
Все кончено... Простор со всех сторон,
Но не толкнет лукавый бес под ребра.
Перед кроватью черный телефон
Опасен, как свернувшаяся кобра.
* * *
Задернул вечер занавески.
Меж серых айсбергов плыву.
Январь. Морозно. Старый Невский
Блестит в витринах, как во льду.
Оставил бар, вино в стакане
И глаз погасших синеву.
По тротуару, как «Титаник»,
К семейной гавани плыву.
Огни реклам. Все как в тумане.
Фальшив и призрачен уют.
И проститутки, как пираньи,
Вокруг неистово снуют.
* * *
Я юности лишился, словно дара
небесного. Оплаканы давно
и шум берез, и музыка гитары,
и дождь слепой, стучавшийся в окно.
Как рощицу морозцем, сердце тронет
печалью - все имеет свой конец.
Но клинописью линий на ладони
мою судьбу зашифровал Творец.
* * *
Пушистые вербы. И звон колокольный.
Речной лед, разорванный в клочья.
Тепло... Словно стрелы, вонзаются корни
Растений в размякшую почву.
Колючий апрель. Солнце дышит в затылок.
И вылезли мухи из трещин.
Все меньше на пляже разбитых бутылок.
И больше беременных женщин.
* * *
О чем жалеть? Секретов нет отныне.
В окне горит вечерняя звезда.
Жизнь догорает, как дрова в камине,
Я постарел и ты немолода.
Сгущается в саду ночная темень.
Наш разговор натянут, будто нить.
Мы разные с тобой, но в то же время
Мы так близки, что не разъединить.
* * *
Самоубийство - грех... И смертный крестится:
Погибнуть - так за Родину в траншее!
Конечно, ночью можно и повеситься,
Но только... на красивой женской шее.
Откроешь газ на кухне - долго труп смердит,
За слабость каждый дорого заплатит.
Конечно, можно задохнуться до смерти,
Но только... поцелуем на кровати.
* * *
Тане
Дремлет птичий заповедник,
В кронах плещется пурга.
Между первым и последним -
Настоящие снега.
Глохнут слухи.
Слепнут сплетни.
Нам не надо лишних слов.
Между первой и последней -
Настоящая любовь.
* * *
Разговор - и вкривь и вкось! - рвется, будто нить.
С сумасшедшими людьми любо говорить.
Собеседник - то Нерон, то Наполеон,
Да и ты им в пять минут в графы возведен.
В плен берет безумьем речь, набирая власть,
Мало смысла, но в словах - искренность и страсть.
Нет ни меры, ни границ - тусклый свет и мгла.
Даже, кажется, что ты сам сошел с ума.
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
Женщина - кровавое божество. Сигарет ментоловых
дым. Ночных клубов похотливая прыть.
Скольким цветам отрезали красивые головы
для того, чтобы тебя ублажить?!
Женщина - кровавое божество. Тебя заносит утром,
Как снегом, пудрой. Запах французских духов хлещет,
словно плеть.
Сколько убили соболей, норок и нутрий
Для того, чтобы тебя одеть?!
Женщина - кровавое божество. Туманный флирт
и тайные встречи
в ресторанах. Интриг запутанная нить.
Скольким соловьям вырвали язык, а лебедям - печень
для того, чтобы тебя накормить?!
Женщина - кровавое божество. В твоих зеркалах тонут,
как в прорубях, лица -
плетут заговоры, продают страну, захватывают власть.
Сколько мужчин стали ворами, грабителями и убийцами
для того, чтоб ты им отдалась?!
Женщина - кровавое божество.
* * *
Когда я, выпивши весьма
Являюсь в день зарплаты,
Меня встречает кот Кузьма.
Люблю Кузьму, как брата.
Он и не курит, и не пьет,
Не обижает птичек.
Кузьма - вполне приличный кот,
И вредных нет привычек.
Меня супруга в оборот
Берет - как нож под ребра.
Но кот в обиду не дает -
Шипит сильней, чем кобра.
Мой брат меньшой всегда поймет
Меня умом кошачьим.
Я человек, а Кузя — кот,
Но оба с ним ишачим.
Нам не блудить на стороне
Под мартовскую лиру.
Пока служу родной стране,
Кот стережет квартиру.
* * *
Морщины - страданий отметки:
Жизнь тратим - за это и платим.
Я время держу, словно в клетке,
В квадратном стальном циферблате.
Как зверю, зализывать раны
В изгнанье обидно и больно.
А время бывает карманным,
Наручным, настенным, настольным.
Секунда - проросшее семя
Бессмертья. Но вечность пустынна.
И если я выпущу время,
В часах моих стрелки застынут.
* * *
Я люблю весенний шум сосны
И апрельский голос певчей птицы.
Помолюсь за сирых и больных,
За которых некому молиться.
Кружатся над храмом журавли,
И пылится сельская дорога.
К падшим состраданья и любви
Попрошу молитвою у Бога.
Завернется вечер в звездный плед
И туман повиснет над рекою.
Кто-нибудь помолится мне вслед,
Пожелав смиренья и покоя.
* * *
Вокзалы. Семафоры станций.
В начале и в конце - перрон.
Мы все с рожденья самозванцы
И в мир приходим, как на трон.
А от работы - горб заботы,
На каждый робкий шаг - указ.
То бунты, то перевороты
Всю жизнь сопровождают нас.
Немой восторг от грешных странствий.
И покаяний круговерть.
Мы все с рожденья самозванцы,
Но маски с лиц срывает смерть.
* * *
Все тише отзвуки любви
сквозь непокой и неуют.
Склевали юность соловьи,
а зрелость вороны клюют.
Луг скошен... В копнах возле ног
завяли кашка и чабрец.
Ромашковый засох венок,
терновый припасен венец.
* * *
Болезни стали затяжными,
как затяжной прыжок с небес.
Того гляди, что разобьешься,
когда в болезнь толкает бес.
Нальет вина и сигарету
подсунет, женщину пришлет.
И над тобой, летящим в бездну,
жизнь промелькнет, как самолет.
* * *
Памяти Б. Самылтырова
Пыль улеглась. Отшлифовались камни.
Что было близко - стало далеко.
Мы пьем... А вот ему не выпить с нами.
Не чокаясь, мы выпьем за него.
Над кладбищем, как флаг, повисла туча.
Дождь заблестел у чайки на крыле.
Прощай, товарищ! Видно, стало скучно
Тебе на неустроенной земле.
* * *
Болезнь крадется поступью крысиной,
Глотать лекарство - муторный обряд.
Когда болею, тянутся резиной
Дни, а здоров - стремительно летят.
Года, что прожил, собираю в стаю -
Для них болезнь как баба на возу! -
Когда они летят - и сам летаю,
Когда они ползут - и сам ползу.
* * *
Когда болел, мне не пилось, не елось.
Зияла белой пропастью кровать.
Хотелось умереть... Но не хотелось
Мучительно и долго умирать.
А выздоровел - плакалось и пелось.
Парила белым облаком кровать.
Хотелось жить... Но вовсе не хотелось
Мучительно и долго выживать.
* * *
Памяти друзей юности
Долго слышатся отзвуки грома.
Над болотами - редкий туман.
Горький запах цветущих черемух,
И любви мимолетный дурман.
Не спеша подойду к аналою,
Помолюсь и закрою глаза.
Помню всех, кто порхал над землею,
А потом улетел в небеса.
* * *
Скучно жить, но умирать нелепо.
Две луны в дупле - глаза совы.
Вечер. Черносливовое небо.
Сплетни разговорчивой травы.
Туча расфасована на лужи
Дождиком, поющим на весу.
Чтобы выйти в море, мачте нужно
Покачаться в вымокшем лесу.
Русский лес красив — куда там кущам
Райским до него! — под стать дворцам.
Интересна смерть еще живущим,
Но не интересна мертвецам.
* * *
В продажной жизни скользко, как на льду,
В ней петь люблю про тонкую рябину.
Шаг в сторону - стреляют, но иду.
Не убегаю, а стреляют в спину.
Взгляну - отводят в сторону глаза...
Ах, сколько грешных, спившихся, пропащих!
Как свежая могила, небеса
Черны - страна сыграла в телеящик.
* * *
Глаза в глаза. К чему слова?!
Мысль высветят зрачки.
По тополям бежит листва,
Ныряя в сквозняки.
Зачем бессмысленно спешить,
Не слыша соловья?!
Уж лучше, умирая, жить,
Чем умирать, живя.
* * *
Что жизнь? Трагично к вечной теме
привык - по мне стреляют в лет.
Я пробиваюсь через время,
а жизнь морозит и метет.
Жалею сирых и убогих
и водку с горя пью до слез.
А вдоль кладбищенской дороги
бредут процессии берез.
Устав от догм и от полемик,
как в губку, в ум вобрав века,
я пробиваюсь через время,
как солнце через облака.
* * *
Мне дороги звуки и флейты, и горна,
Но мир неустроен земной.
Хранят меня ангелы - белый и черный:
Два ангела рядом со мной.
Я жизнью испытан на смелость и крепость,
Невзгоды - стена за стеной.
Два ангела - два обитателя неба
Парят у меня за спиной.
И мудрые старцы, и глупые дети –
Сгорает эпоха дотла.
Меня вырывают из пламени смерти
Два ангела, как два крыла.
* * *
Струится дым из черных риг,
Ольха в реке листву полощет.
Сентябрь подкрался, словно тигр,
И незаметно прыгнул в рощу.
Как будто кровь, зарю лакал,
Клыки дождя точил о камни.
И в роще вымокшей мелькал,
Качая пестрыми боками.
Полнеба тучами затмил,
Листву к реке погнал по склону.
Я, встретив, клюквой покормил
С ладони — он меня не тронул.
* * *
Орган. И в стиле позднего ампира
убранство. Опустились небеса.
Смерть - линия симметрии: два мира
сквозь зеркало глядят глаза в глаза.
Поет орган, причастный к вечной тайне
ухода... Дремлют мрамор и гранит.
И космос отразился в океане,
и во Вселенной океан шумит.
* * *
На колени встал. Святая Дева -
Предо мною. Храм похож на рай.
Справа - Серафим Саровский. Слева -
В нимбе Чудотворец Николай.
Свет и счастье... как во время оно,
Прихожане все - моя родня.
И святые лики на иконах,
Словно предки, смотрят на меня.
* * *
Сиял храм сумраком святым,
Из туч луна светила.
Жизнь улетала, словно дым
Из темного кадила.
Дышала вербною весной
Ночь - лужам было тесно.
Душа, покинув мир земной,
Отправилась в небесный.
* * *
Ирэне Сергеевой
Горячих молитва остудит,
замерзших согреет. Меня
спасет... Люди - все-таки люди,
не ангелы. Судного Дня
дождутся, хотя не желают...
Накажет Господь и простит.
Молитвой к небесному раю,
указаны людям пути.
МОЛИТВА
Пусть свет с небес течет к моим рукам,
Когда я в храме преклоню колени.
Дай, Господи, здоровья всем врагам
Моим, а мне — покоя и терпенья.
И душу исцели мою, и плоть,
И подари мне мудрое смиренье.
И долготою лет моих, Господь,
Тебя прославлю, обретя спасенье.