Перейти на главную страницу
Статья Правикова, написанная в 1927 г. вскоре после выхода в свет «Записок жандарма», так и не была опубликована и хранилась в Русском заграничном историческом архиве в Праге (в настоящее время в Государственном архиве Российской Федерации). В отличие от многих эмигрантских воспоминаний офицеров царского сыска, она была написана не с целью денежного заработка, а чтобы отстоять позицию Корпуса жандармов3 в конфликте между двумя структурами политического сыска – жандармерией и Департаментом полиции МВД, позицию которого защищал Спиридович.
Автор статьи, Дмитрий Александрович Правиков, родился 16 октября 1863 г. в дворянской семье, окончил по первому разряду4 Вторую Московскую военную гимназию и Третье Александровское военное училище. В марте 1890 г. он перевелся из армии в Отдельный корпус жандармов, где к концу карьеры дослужился до звания генерал-майора. С 1907 по 1913 гг. Правиков возглавлял Московско-Киевское жандармско-полицейское управление железных дорог, а в 1913 - 1916 гг. занимал должность помощника начальника штаба Отдельного корпуса жандармов5. В жандармской иерархии он являлся четвертым человеком после шефа жандармов – министра внутренних дел, командира корпуса и начальника штаба. Штаб корпуса был непосредственным исполнительным органом жандармерии по организации политического розыска, строевой, инспекторской, военно-судной и хозяйственной частям.
После Февральской революции в связи с расформированием Корпуса жандармов генерал Правиков был переведен в резерв Московского военного округа, а в конце апреля 1917 г. отправлен в отставку по состоянию здоровья6. В годы гражданской войны вместе с сыном Александром, поручиком Корпуса жандармов, как и многие офицеры политического сыска, вступил в Вооруженные силы Юга России. Пережив эвакуацию из Новороссийска и позднейший крах белого движения, генерал эмигрировал в Королевство СХС (Югославию). Он активно участвовал в общественной жизни русского зарубежья: был членом Русского общевоинского союза (РОВС), членом правления торгово-промышленного отделения Всероссийского союза городов, членом правления Союза русских инвалидов. В связи с активизацией работы РОВС Правиков переезжает в Париж. В ходе подготовки генералом А.П. Кутеповым вторжения в Советскую Россию Правиков разработал план создания Военно-административного кружка по обучению административно-полицейского и жандармского аппарата для обслуживания освобожденной от большевиков России7. В связи с провалом планов широкомасштабной войны с большевиками и переходом РОВС к тактике засылки в СССР боевых групп его записка была положена под сукно «до лучших времен».
Публикуемая критическая статья генерала Правикова представляет интерес для изучения полицейской системы Российской империи последних десятилетий ее существования. В работе поднимается важная тема внутреннего противостояния между двумя структурами политического сыска – Отдельным корпусом жандармов и Департаментом полиции МВД. Правиков рассматривает его на примере конфликта территориальных подразделений жандармерии – губернских жандармских управлений (ГЖУ) и жандармско-полицейских управлений железных дорог с охранными отделениями, подведомственными по факту Департаменту и его Особому отделу – аналитическому центру всего политического сыска. Следует отметить также проблему разного подхода к целям и методам сыска в жандармерии и охранке, которой автор посвящает значительную часть статьи. Офицеры корпуса с момента его основания несли большое количество административных функций, не связанных напрямую с политическим сыском, среди них – поддержание порядка и безопасности, функции своеобразной полиции нравов, разрешение бытовых конфликтов, в целом осуществление патерналистской роли государства на местах. Сотрудники охранки и Особого отдела Департамента полиции (в большинстве своем выходцы из жандармерии) благодаря специфике своей работы основную цель видели исключительно в борьбе с противоправительственными организациями посредством широкого применения секретных сотрудников внутреннего наблюдения, зачастую ошибочно называвшихся в советской историографии провокаторами. Сексоты и филеры (наружное наблюдение) были, разумеется, и в жандармских управлениях, однако, рассматривались как существенное, но не единственное направление их деятельности. Генерал Правиков справедливо подмечает минусы системы охранных отделений. В частности, особое внимание он уделяет нарушению субординации и воинской дисциплины в рядах сыска, когда начальник охранного отделения в чине жандармского ротмистра имел право отдавать приказы главе ГЖУ, полковнику или генерал-майору.
Следует отметить, что зачастую мемуарист бывает необъективен, преувеличивает и вольно обращается с отдельными фактами. Статья Правикова написана эмоционально, местами желчно и агрессивно, подчеркивая остроту противостояния жандармерии и охранки. Основной вопрос, который встает перед историком после ее прочтения состоит в том: а мог ли вообще политический сыск при таком внутреннем антагонизме адекватно противостоять угрозам, нависшим над самодержавным государством? Эта проблема, безусловно, требует более глубокого изучения.
Машинописный текст с авторской правкой публикуется без купюр по современным правилам правописания с сохранением стилистических особенностей источника. В некоторых местах машинописного текста фразы, вычеркнутые в ходе правки рукой автора, восстанавливаются. Сокращения раскрыты в квадратных скобках. Сведения о ряде лиц выявить не удалось.
Публикацию подготовил В.В. ХУТАРЕВ-ГАРНИШЕВСКИЙ
Характеристика эта, меткая по существу, требует, однако, пояснений. «Воспоминания» генерала Спиридовича, написанные дерзко и живо, не заключают в себе никаких измышлений, почти все изложено в этих мемуарах фактически верно, но тот, кто вздумал бы воспользоваться этими мемуарами для истории, несомненно, дал бы не только историческую фантастику, но и фантастическую историю. Дело в том, что мемуары генерала Спиридовича имеют исключительное значение его личных переживаний от школьной скамьи в кадетском корпусе до службы в охранном отделении. Настоящая статья имеет в виду только ту часть мемуаров, которая относится к службе его в охранном отделении. Эта часть воспоминаний может, действительно, ввести в заблуждение общественное мнение и будущих историков, так как генерал Спиридович в своих воспоминаниях отождествляет Корпус жандармов с охранными отделениями. Генерал Спиридович, конечно, знает природу охранных отделений, в которых он только и служил, никогда не занимал штатных должностей в Корпусе жандармов, знает также, что таковые в состав Корпуса жандармов никогда не входили, по штатам не числились, а потому и неуместно изложение многих мест в мемуарах со ссылкой на Корпус жандармов или «жандармерию», как он выражается, там, где надо говорить исключительно об «охранниках» и «охранке».
Впрочем, в воспоминаниях резко сказывается отрицательное отношение автора к Корпусу жандармов в его целом. Тут особенно ярко выявляется та специальная точка зрения человека, видящего все под углом зрения охранки или революционного подполья. Действительно, в изображении генерала Спиридовича Корпус жандармов состоял из командиров корпуса, абсолютно не понимающих своих обязанностей; начальников штаба – каких-то недорослей из Генерального штаба; личный состав штаба – враги политической деятельности Корпуса жандармов и розыска; для жандармских железнодорожных управлений «понадобился весь трагизм железнодорожной забастовки, чтобы понять необходимость политического розыска»; губернские жандармские управления, в лице наиболее видных своих представителей, неспособны и неподготовлены к выполнению государственных и политических задач, выдвинутых жизнью. К этому перечню следует прибавить крепостные жандармские команды, 3 жандармских дивизиона.
Вот эти части и входили в состав Отдельного корпуса жандармов, который состоял в штатах военного ведомства на основании книги III Свода военных постановлений по отделу местных войск. Корпус находился в ведении министра внутренних дел – шефа жандармов. Общий состав перед революцией определялся около 10000 унтер-офицеров и 900 офицеров2, из которых 65% служило на железных дорогах.
Из вышеизложенного видно, что охранные отделения или розыскные пункты в состав Корпуса жандармов не входили и в штатах такового не числились.
Настоящая статья и имеет целью дать историческую справку о происхождении, роли и деятельности охранных отделений в пределах воспоминаний генерала Спиридовича и точно установить взаимоотношения Корпуса жандармов к охранным отделениям. Я считаю это обязательным для себя, как старейший по службе в корпусе генерал, в течение 20 лет занимавший ответственные штабные и командные должности.
Я начну с разбора тех положений, которые выдвинуты автором записок по отношению к деятельности отдельных частей и должностных лиц корпуса жандармов.
Генерал Спиридович с иронией рассказывает, что один из командиров корпуса требовал от жандармов рубку и колку чучел при своих инспекторских смотрах. Факт верный, но совершенно не заслуживает иронии с точки зрения основных обязанностей жандармско-полицейской службы. Министр внутренних дел, покойный А.А.Макаров3 усмотрел, что среди Корпуса жандармов наблюдается упадок военной дисциплины, военного воспитания и выправки. Будучи совершенно штатским человеком, А.А.Макаров отлично понимал значение воинского воспитания среди чинов Корпуса жандармов, а потому и назначил командиром корпуса строевого генерала Толмачева4, без заведывания делами Департамента полиции, поставив ему указанную выше определенную военную задачу, которую он и выполнил. По этому вопросу можно только сказать, что мы значительно отставали в деле физического и военного воспитания чинов полиции сравнительно с государствами Западной Европы, но, конечно, с точки зрения охранной это не имеет смысла.
Другой командир корпуса и товарищ министра, заведовавший и Департаментом полиции, по мнению генерала Спиридовича, совершил почти преступление, уничтожив сотрудников внутренней агентуры в войсках и Государственной думе. Это был генерал Джунковский5. Считаю, что с точки зрения государственной генерал Джунковский, не без борьбы, как мне известно, так как я был в это время помощником начальника штаба, сделал то, что непременно надлежало сделать, исходя из опыта с Азефом6 и Богровым7, а также более мелкими «азефчиками». Казалось бы, опыт с Богровым должен был быть особенно поучителен для генерала Спиридовича, столь близко стоявшего к этому делу, приведшему к трагической смерти П.А.Столыпина8, столь чреватой для России своими последствиями. Генерал Курлов9, бывший тогда товарищем министра и командиром Корпуса жандармов, стоявший во главе полиции и охраны во время киевских торжеств 1911 года, в своих записках «Гибель императорской России», не желая, очевидно, накануне своей смерти давать неправильное освещение этому факту, пишет, что это «темное дело». Я свидетель из часа в час события 1-го сентября 1911 года подтверждаю, что это «темное дело», и будем надеяться, что генерал Спиридович в дальнейших своих мемуарах осветит нам это дело, ибо только он и может это сделать вполне. Определенно генерал Джунковский, да и все, способные глядеть на событие независимо, а не из окна охранного отделения, представляли себе ясно, что могло быть в войсках и в Государственной думе при наличии там «сотрудников внутренней агентуры», как Малиновский10 и др. Генерал Джунковский сделал совершенно правильные выводы из деятельности охранных отделений, стремился уничтожить таковые, как совершенно недопустимые по своему существу и характеру деятельности органы, составлявшие болезненный нарост и окружение Корпуса жандармов, деятельность которого во всех его частях точно определялась законами и протекала при ближайшем участии прокурорского надзора. Напомним, кстати, что ранее генерала Джунковского, другой безупречный государственный деятель А.А.Лопухин11 невольно или вольно не выдержал и изобличил Азефа, за что и был судим знаменитым «варварьиным» судом и приговорен к ссылке.
«Не жандармерия делала Азефов и Малиновских», - пишет генерал Спиридович. Но, конечно, не Корпус жандармов; их делали «охранники» и «охранки» и предоставляли им широкое поле деятельности, хотя, казалось бы, опыт с Багровым должен быть исчерпывающим для генерала Спиридовича.
Начальники штаба назначались из офицеров Генерального штаба и генерал Спиридович совершенно прав, недоумевая, причем тут Генеральный штаб. Эти назначения, действительно, вызывали недоумение в среде Корпуса жандармов, тем более, что офицеры эти являлись в штаб и становились ближайшими помощниками командиров корпуса, сразу обнаруживали свою полную несостоятельность в политическом и административном отношениях. Однако, в большинстве случаев, это были прекрасные люди, не приносившие сознательно вреда, но решительно неспособные к творческой работе. Однако из этих «милых» генералов, наиболее популярный, любимый и сделавший выдающуюся блестящую карьеру в день вступления в должность, когда я, в качестве секретаря штаба, явился с докладом, спросил меня: «Скажите мне, что я должен читать в газетах, так как до сего времени я читал “Петербургскую газету” и отдел “в Обществе и свете” и театральную хронику». Но он быстро освоился, потому что не боялся учиться у своих сотрудников, никогда не умаляя их знаний и опыта. Были и выдающиеся офицеры, способные к творческой работе, сильные духом и волею, назову столь выдающегося и талантливого администратора, как Н.И. Петров12 и столь сильного волею, умного и прямого, как С.С. Саввич13. Бывали, конечно, и беспринципные карьеристы, именно «недоросли Генерального штаба», вредившие корпусу и командирам такового.
Надо сказать, однако, что все без исключения начальники Штабов смотрели на охранное отделение, как совершенно нежелательное окружение Корпуса жандармов, вносившее дезорганизацию и духовное разложение в личный состав Корпуса.
Это не значит вовсе, что начальники штаба и личный состав штаба были врагами политической деятельности и розыска, как говорит генерал Спиридович, это значит только, что решительно все были против системы и приемов охранных отделений, вносивших развал в воинскую организацию корпуса, которой корпус дорожил и при которой только имел смысл и значение.
Вот именно поэтому старший адъютант штаба полковник Чернявский14 бросил лист для разборки вакансий офицерами, переведенными в корпус и выразившим желание быть командированными в охранные отделения, как это говорит генерал Спиридович. Штаб совершенно справедливо считал, что это стремление диктуется не «жаждой борьбы с революционными элементами», а соображениями более утилитарными: материальными выгодами и карьеризмом. Уже было известно, что карьеризм этот нередко строился на провокации, что подтверждается генералом Спиридовичем, когда последний рассказывает эпизод с заведующим Особым отделом Макаровым15, которому на вопрос, почему в Киеве открыто мало нелегальных типографий, ротмистр Спиридович ответил: «Мы сами их не ставим». В других местах их ставили, побеги инсценировали и творили многое другое.
«Нужен был весь трагизм железнодорожной забастовки, чтобы железнодорожные жандармские управления поняли необходимость политического розыска», - так говорит генерал Спиридович. Прослужив более 20 лет на железных дорогах и около 10 лет в штабе, скажу, что нужно полное незнание и непонимание обстановки и желание все явления самой высокой государственной важности подвести под политический розыск и рассматривать как результат деятельности подпольных революционных организаций, чтобы это говорить. Я удостоверяю, что в Штабе, где я в то время состоял секретарем и заведовал железнодорожным отделением еще за полгода до октября 1905 года, т. е. в апреле, при проявлении частичных забастовок (Владикавказской и Оренбургской железных дорог) имелись совершено обстоятельные сведения о готовящейся всеобщей забастовке. Жандармская полиция на местах настолько близко и тесно стояла в общении с железнодорожными служащими на местах, что настроение таковых было совершенно ясно, причем, настроение это являлось не результатом революционной деятельности каких-либо подпольных групп, а оно являлось отражением общественного настроения и политического положения в стране вообще. Железнодорожный союз был организацией не революционного подполья, а профессиональным союзом, который и реагировал, когда общее положение в стране этого требовало. Этот взгляд я имел случай в 1906 году выразить покойному П.А.Столыпину при приезде его в Москву, где я в то время был начальником железнодорожного управления общества Москва-Киев-Воронеж железной дороги и имел доклад на Курском вокзале. П.А.Столыпин вполне согласился со мной, хотя Департамент полиции и охранное отделение освещали этот вопрос совершенно иначе. В том же направлении имела место забастовка даже правительственных чиновников, почтово-телеграфного ведомства. Брожение было общее и явное, движение открытое в обществе, прессе, земстве т. д.
Выступление железнодорожников было неизбежно в ходе исторических событий и, конечно, никакой политический розыск не мог бы изменить хода событий, тем более, что нечего было и разыскивать, подполья в данном случае не было. Его думали найти в Москве на Тверской, в железнодорожном клубе, произведя обыск и расследование закрыли «за допущение азартных игр». Я вовсе не хочу сказать, что автор умышленно неправильно осветил забастовку 1905 года, но дело в той специальной точке зрения, оценке событий и исторических фактов, которая свойственна людям, видевшим все исключительно из окна охранного отделения. Более того, те из деятелей охранных отделений, которые обладали более широким кругозором, способные понимать общественное движение и политическое положение в стране, неизбежно приходили в столкновение со своим начальством из «сановников от охранки». Последние требовали освещения подполья и террористических организаций, которых не было, ибо все движение уже вышло из подполья, а для руководства террористическими актами не было ни Азефа, ни Богрова и им подобных.
В 1915 году в должности помощника начальника Штаба, будучи командирован в Москву для выяснения причин задержки воинских и продовольственных для столиц грузов, я наткнулся на такое положение: все интересы и помыслы градоправителя были в подполье, в городе не хватало продуктов, железнодорожный узел загружен вагонами и с продуктами, организации общественные и политические проявляли, если не революционную, то резко оппозиционную деятельность, население роптало на «хвосты» и волновалось, ни о чем не может говорить серьезно, а градоправителя ничего не интересует, кроме требования от своего начальника охранного отделения, чтобы он освещал подполье и предупреждал террористические акты организаций, как это делал он16. Будучи на том же месте в свое время, начальник охранного отделения представил исчерпывающий материал по общественному и политическому движению и горько жаловался на невозможность производительно работать, так как насаждать террористические организации он не намерен. Положение было освещено в Петрограде, и начальник охранного отделения оставил место, а градоправитель получил повышение.
Так писалась история последних 20-ти лет империи. Никогда так высоко не ценились молчаливые добродетели и непротивление, более всего преследовались инициатива и самостоятельность действий и суждений, это убивалось в школе, в войсках, в канцеляриях и департаментах. В результате, в момент революции мы имели ту плеяду государственных деятелей первого и второго ранга, имена которых навсегда останутся синонимами бездарности, трусливости и безволия, при беззастенчивой приспособленности и карьеризме.
В период развития деятельности охранных отделений таковая весьма слабо отразилась на железнодорожных управлениях. Начальники охранных отделений не стремились проявить здесь свое усердие, зная, что встретят сплоченную, дисциплинированную массу железнодорожных служащих и прекрасно поставленную службу железнодорожных жандармских управлений во всех отношениях, пользовавшихся доверием всех приходивших в соприкосновение с железными дорогами. Губернские жандармские управления также не удовлетворяли генерала Спиридовича. Он с претензией на иронию рассказывает об одном из самых выдающихся генералов Корпуса жандармов, генерале Новицком17, о его несоответственности и отсутствию правильной постановки политического розыска в Киевском губернском жандармском управлении. Генерал Новицкий на своем посту оставался 25 лет, пережив целый ряд генерал-губернаторов и губернаторов, для которых не всегда был приятен. Административно-политическая деятельность его была столь выдающейся, что всегда служила примером и руководством для других начальников управлений и лучшей служебной школой для офицеров корпуса. Но этого мало, генерал Новицкий был уважаем и любим обществом и населением. Тот адрес, который был ему преподнесен от учащейся молодежи, а не от революционной организации, как говорит автор записок, заслуживает всякого уважения, а не глумления. Надо, казалось бы, генералу Спиридовичу понимать, что начальники губернских жандармских управлений являлись на местах не агентами политического розыска по преимуществу, а органами власти, обязанными наблюдать, направлять и руководить на местах нормальным развитием государственной и общественной жизни. У них нередко искали защиты многие от самодурств и своеволия «помпадуров» разных мастей, толков и рангов.
Вот поэтому во многих местах имена бывших начальников губернских жандармских управлений долго жили среди населения и общества. Назову генералов Черкасова18, Эки, Шрамма19, Бехтеева, князя Девлет-Кильдеева20, Шеманина, Гангардта21, Новицкого, Гусева, Янковского и других. Когда эти лица покидали посты, то были нередки случаи, когда не только власти и общество, но именно население провожали их с глубоким сожалением. Имели место подношения адресов от лиц, находившихся в ссылке или под надзором, и в этом нет ничего достойного иронии автора воспоминаний, как он это делает по отношению к генералу Новицкому.
Вот почему, когда всю деятельность на местах захотели свести к работе к подполью через пресловутых «секретных сотрудников внутренней агентуры», это встретило глухое, а иногда и открытое противодействие со стороны личного состава Корпуса жандармов. Некоторые ушли со службы, не желая мириться с этой системой и умалением своих задач и власти и гораздо более широких и государственно целесообразных.
Внутреннее положение государства повелительно требовало параллельно с реформами усиления полицейского аппарата и его коренной реформы. Это сознавалось всеми, но вместо таковой реформы родились розыскные пункты и охранные отделения, деятельность которых охватывала целые районы, на которые была разделена Россия.
В самом деле, если за исключением прямых обязанностей имели место награждения, как выше сказано, то как надо было награждать офицеров Корпуса жандармов за действительно доблестные подвиги, не входившие даже в круг их прямых обязанностей? Приведу два примера: Ротмистр князь Микеладзе29, начальник железнодорожного отделения в Баку, по своей инициативе с 6 унтер-офицерами с револьверами в руках, силою слова, останавливает 30 тысяч рабочих, идущих уничтожить и сжечь нефтяные промыслы. Ротмистр князь Микеладзе награждается орденом Св. Владимира 4-й степени. Ротмистр Фролов30 в самый острый момент всеобщей железнодорожной забастовки по неосвещенным путям, с револьвером в руке, везет Великого Князя Николая Николаевича31 из Тулы, где Великий Князь в то время находился, в Царское Село и довозит благополучно, чем, может быть, решает судьбу манифеста 17-го октября. Ротмистр Фролов награждается орденом Св. Станислава 2-й степени. Я бы мог без конца приводить примеры действительных подвигов чинов Корпуса жандармов, скромных и рядовых работников, но этих двух примеров достаточно, чтобы показать все несоответствие прохождения службы по корпусу, по охранным отделениям…8 а чтобы понять то отрицательное отношение Штаба и офицеров Корпуса жандармов к охранным отделениям. При этом пусть не говорят об опасности службы в охранном отделении. Процент погибших во время первой и второй революций, служивших в охранном отделении, значительно ниже процента чинов Корпуса жандармов, погибших в те же периоды. Все же «генералы» от охранных отделений и по сей час здравствуют и подвизаются на различных амплуа заграничной жизни.
Естественно, что такое положение привело к ряду столкновений на местах между начальствующими лицами Корпуса жандармов и начальниками охранных отделений, т. е. к нарушению последними служебной этики и дисциплины. Столкновение ротмистра Спиридовича с генералом Новицким, как об этом рассказывает автор воспоминаний, может служить примером таковых положений и взаимоотношений. Ротмистр Спиридович, кажется, действительно был убежден, что он вправе в официальной бумаге указывать генералу Новицкому, хотя бы в виде просьбы, что ему начальнику управления надо делать на основании представляемых агентурных сведений, тогда как каждый военнослужащий знает, что служебное его положение и взаимоотношения дают ему право лишь доложить свое мнение. Да и не в том сущность дела. Молодые офицеры, став начальниками охранных отделений, пользуясь своим исключительным положением, быстро утрачивали понятие о военной этике, подменив ее особой охранной этикой. Поза ротмистра Спиридовича в столкновении его с генералом Новицким была не так красива, как пишет автор записок. Во всяком случае, в Штабе корпуса нашли, что генерал Новицкий проявил слабость и сожалели, что он не поступил так, как полковник князь Микеладзе в Саратове, который, при совершенно аналогичных условиях, арестовал своего начальника охранного отделения32.
При создавшемся антагонизме деятельность Корпуса жандармов не могла идти нормально, положение офицеров корпуса было иногда очень тяжелое, и это чувствовалось. И высшие начальники Корпуса жандармов генерал Ф.Ф.Таубе и С.С.Саввич, к счастью стоявшие в это время во главе корпуса, люди умные и честные, обладавшие силой воли и чувством собственного достоинства, признали нужным представить доклад о создавшемся положении и о недопустимости оставления офицеров охранных отделений в списках Корпуса жандармов. Были приведены соображения административного и дисциплинарного порядка, а также указано на несоответствие системы работы охранных отделений с военной и служебной этикой, нормально и закономерно функционирующего военно-административного органа, каким являлся Корпус жандармов. Указано было и на разлагающее влияние и антагонизм между частями корпуса и охранными отделениями. В мае 1906 года доклад был подан министру внутренних дел П.А.Столыпину и в начале июня вернулся в резолюции: «Мне надоели пререкания Деп[артамента] полиции и Штаба корпуса, необходимо устранить путем особой инструкции». Генералы Таубе и Саввич ушли со своих постов. Победил директор Департамента полиции Трусевич33. Охранные отделения получили значение самодовлеющих органов. Так был П.А.Столыпиным сделан первый шаг на пути к трагедии 1-го Сентября 1911 года.
Оканчивая настоящую статью, я позволяю себе просить офицеров Корпуса жандармов сообщить мне о себе сведения, а также о тех, которые погибли во время революции, а также те заметки, воспоминания и сведения о жизни Корпуса, которые имеются у них.
Вышеизложенное вполне исчерпывает и выясняет вопрос о положении, роли и характере деятельности Охранных отделений и взаимоотношениях также с Корпусом жандармов. Да не посетует А.И.Спиридович, что я воспользовался его личными воспоминаниями, весьма интересными, и материалом, имеющимся в них, не для изложения, не руководствуясь личными переживаниями, а для объективного изложения и освещения тех фактов, которые приведены А.И.Спиридовичем в его мемуарах. Очень желал бы, чтобы таковые были продолжены, как весьма ценный материал для дальнейшей разработки.
Я должен еще остановиться на одном историческом факте, приведенном автором. Это о деятельности Зубатова по рабочему вопросу. Для всякого беспристрастного деятеля ясно, что желание взять в свои руки руководство рабочих вопросов путем полицейско-охранной опеки и попечительством о нуждах рабочих, это, конечно, должно отнестись к бессмысленным мечтаниям в полном смысле слова людей, могущих смотреть на все только с полицейско-охранной точки зрения. Автор записок говорит, что когда вопрос был передан в комиссию по рабочему вопросу, то члены Министерства финансов отстаивали интересы капиталистов, а члены Министерства внутренних дел интересы рабочих, причем, члены Министерства финансов противостояли всячески передаче института податных инспекторов в Министерство внутренних дел. Я видел журналы той комиссии в штабе Корпуса жандармов и могу сказать, что члены Министерства финансов вовсе не отстаивали интересов капиталистов, но решительно протестовали против весьма слабо скрытого стремления обратить податных инспекторов в новые полицейские органы, работающие притом под контролем охранных отделений. Не буду распространяться по поводу этого очень большого вопроса, достаточно сказать, что все затеи Зубатова окончились выступлением рабочих, провокацией Шаевича34 в Одессе и привели в конечном результате к гапоновщине и 9 января, столь роковому дню России и династии.
Настоящим подтверждаю, что рукопись «Корпус жандармов и охранные отделения» написана действительно мною 29 сентября 1927 года.
ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 152. Лл. 1 – 21. Подлинник. Машинопись. Подпись - автограф
Большинству историков, занимающихся политической историей России конца XIX начала XX столетия, известно имя генерала А. И. Спиридовича
08 10 2014
1 стр.
«Фишрейер» имела целью «нанести удар по Сталинграду и разгромить сосредоточившуюся там группировку противника, захватить город, а также перерезать перешеек между Доном и Волгой и н
15 12 2014
3 стр.
Статья П. А. Сорокина появилась на свет в 1927 г в американском журнале “Social Forest” (сентябрь, с. 28-40), г. Балтимор, штат Мериленд. Перевод доктора исторических наук Н. В. Ро
25 12 2014
1 стр.
Главнокомандующему Кавказскою Армиею и Наместнику Кавказскому, Господину Генерал-Фельдмаршалу Князю Александру Ивановичу Барятинскому и Начальнику Штаба Кубанского Казачьего Войска
16 12 2014
1 стр.
Смоленском. Не задерживаясь, советские войска в тот же день выступили из города для преследования врага на Оршанском и Витебском направлениях
10 10 2014
1 стр.
Журнал «Охота и охотничье хозяйство» №2, 1985 г статья «Афганская борзая» Н. Гер. Журнал тот же, статья «Афганская борзая» С. Пластинин
12 10 2014
1 стр.
Ууп мо мвд россии «Большереченский» майора полиции Мавлютова А. Р. о проводимой работе на территории Чебаклинского сельского поселения Большереченского района
16 12 2014
1 стр.
Большакова А. Ю. Локализация русского мифа в прозе Владимира Личутина. Статья вторая
08 10 2014
1 стр.