Жандармерия и охранка в правление Николая II

Статья генерал-майора Д.А. Правикова. 1927 г.
Большинству историков, занимающихся политической историей России конца XIX – начала XX столетия, известно имя генерала А.И. Спиридовича¹, влиятельного деятеля царской «охранки» и теоретика политического сыска. Именно его написанные в эмиграции «Записки жандарма»², опубликованные в СССР в 1928 г., стали для советской историографии чуть ли не главным доступным источником по истории сыска. К сожалению, исследователи и публикаторы его многочисленных работ обошли вниманием острую критику записок Спиридовича. Автор этой критики – одно из первых лиц в иерархии Отдельного корпуса жандармов генерал-майор Д.А. Правиков.

Статья Правикова, написанная в 1927 г. вскоре после выхода в свет «Записок жандарма», так и не была опубликована и хранилась в Русском заграничном историческом архиве в Праге (в настоящее время в Государственном архиве Российской Федерации). В отличие от многих эмигрантских воспоминаний офицеров царского сыска, она была написана не с целью денежного заработка, а чтобы отстоять позицию Корпуса жандармов³ в конфликте между двумя структурами политического сыска – жандармерией и Департаментом полиции МВД, позицию которого защищал Спиридович.

Автор статьи, Дмитрий Александрович Правиков, родился 16 октября 1863 г. в дворянской семье, окончил по первому разряду⁴ Вторую Московскую военную гимназию и Третье Александровское военное училище. В марте 1890 г. он перевелся из армии в Отдельный корпус жандармов, где к концу карьеры дослужился до звания генерал-майора. С 1907 по 1913 гг. Правиков возглавлял Московско-Киевское жандармско-полицейское управление железных дорог, а в 1913 - 1916 гг. занимал должность помощника начальника штаба Отдельного корпуса жандармов⁵. В жандармской иерархии он являлся четвертым человеком после шефа жандармов – министра внутренних дел, командира корпуса и начальника штаба. Штаб корпуса был непосредственным исполнительным органом жандармерии по организации политического розыска, строевой, инспекторской, военно-судной и хозяйственной частям.

После Февральской революции в связи с расформированием Корпуса жандармов генерал Правиков был переведен в резерв Московского военного округа, а в конце апреля 1917 г. отправлен в отставку по состоянию здоровья⁶. В годы гражданской войны вместе с сыном Александром, поручиком Корпуса жандармов, как и многие офицеры политического сыска, вступил в Вооруженные силы Юга России. Пережив эвакуацию из Новороссийска и позднейший крах белого движения, генерал эмигрировал в Королевство СХС (Югославию). Он активно участвовал в общественной жизни русского зарубежья: был членом Русского общевоинского союза (РОВС), членом правления торгово-промышленного отделения Всероссийского союза городов, членом правления Союза русских инвалидов. В связи с активизацией работы РОВС Правиков переезжает в Париж. В ходе подготовки генералом А.П. Кутеповым вторжения в Советскую Россию Правиков разработал план создания Военно-административного кружка по обучению административно-полицейского и жандармского аппарата для обслуживания освобожденной от большевиков России⁷. В связи с провалом планов широкомасштабной войны с большевиками и переходом РОВС к тактике засылки в СССР боевых групп его записка была положена под сукно «до лучших времен».

Публикуемая критическая статья генерала Правикова представляет интерес для изучения полицейской системы Российской империи последних десятилетий ее существования. В работе поднимается важная тема внутреннего противостояния между двумя структурами политического сыска – Отдельным корпусом жандармов и Департаментом полиции МВД. Правиков рассматривает его на примере конфликта территориальных подразделений жандармерии – губернских жандармских управлений (ГЖУ) и жандармско-полицейских управлений железных дорог с охранными отделениями, подведомственными по факту Департаменту и его Особому отделу – аналитическому центру всего политического сыска. Следует отметить также проблему разного подхода к целям и методам сыска в жандармерии и охранке, которой автор посвящает значительную часть статьи. Офицеры корпуса с момента его основания несли большое количество административных функций, не связанных напрямую с политическим сыском, среди них – поддержание порядка и безопасности, функции своеобразной полиции нравов, разрешение бытовых конфликтов, в целом осуществление патерналистской роли государства на местах. Сотрудники охранки и Особого отдела Департамента полиции (в большинстве своем выходцы из жандармерии) благодаря специфике своей работы основную цель видели исключительно в борьбе с противоправительственными организациями посредством широкого применения секретных сотрудников внутреннего наблюдения, зачастую ошибочно называвшихся в советской историографии провокаторами. Сексоты и филеры (наружное наблюдение) были, разумеется, и в жандармских управлениях, однако, рассматривались как существенное, но не единственное направление их деятельности. Генерал Правиков справедливо подмечает минусы системы охранных отделений. В частности, особое внимание он уделяет нарушению субординации и воинской дисциплины в рядах сыска, когда начальник охранного отделения в чине жандармского ротмистра имел право отдавать приказы главе ГЖУ, полковнику или генерал-майору.

Следует отметить, что зачастую мемуарист бывает необъективен, преувеличивает и вольно обращается с отдельными фактами. Статья Правикова написана эмоционально, местами желчно и агрессивно, подчеркивая остроту противостояния жандармерии и охранки. Основной вопрос, который встает перед историком после ее прочтения состоит в том: а мог ли вообще политический сыск при таком внутреннем антагонизме адекватно противостоять угрозам, нависшим над самодержавным государством? Эта проблема, безусловно, требует более глубокого изучения.

Машинописный текст с авторской правкой публикуется без купюр по современным правилам правописания с сохранением стилистических особенностей источника. В некоторых местах машинописного текста фразы, вычеркнутые в ходе правки рукой автора, восстанавливаются. Сокращения раскрыты в квадратных скобках. Сведения о ряде лиц выявить не удалось.

Публикацию подготовил В.В. ХУТАРЕВ-ГАРНИШЕВСКИЙ

Д.А. Правиков

Корпус жандармов и охранные отделения.
«Исторические фантастики» – так С.П.Мельгунов¹ охарактеризовал «Воспоминания» генерала Спиридовича, помещенные в XV-м томе «Архива русской революции».

Характеристика эта, меткая по существу, требует, однако, пояснений. «Воспоминания» генерала Спиридовича, написанные дерзко и живо, не заключают в себе никаких измышлений, почти все изложено в этих мемуарах фактически верно, но тот, кто вздумал бы воспользоваться этими мемуарами для истории, несомненно, дал бы не только историческую фантастику, но и фантастическую историю. Дело в том, что мемуары генерала Спиридовича имеют исключительное значение его личных переживаний от школьной скамьи в кадетском корпусе до службы в охранном отделении. Настоящая статья имеет в виду только ту часть мемуаров, которая относится к службе его в охранном отделении. Эта часть воспоминаний может, действительно, ввести в заблуждение общественное мнение и будущих историков, так как генерал Спиридович в своих воспоминаниях отождествляет Корпус жандармов с охранными отделениями. Генерал Спиридович, конечно, знает природу охранных отделений, в которых он только и служил, никогда не занимал штатных должностей в Корпусе жандармов, знает также, что таковые в состав Корпуса жандармов никогда не входили, по штатам не числились, а потому и неуместно изложение многих мест в мемуарах со ссылкой на Корпус жандармов или «жандармерию», как он выражается, там, где надо говорить исключительно об «охранниках» и «охранке».

Впрочем, в воспоминаниях резко сказывается отрицательное отношение автора к Корпусу жандармов в его целом. Тут особенно ярко выявляется та специальная точка зрения человека, видящего все под углом зрения охранки или революционного подполья. Действительно, в изображении генерала Спиридовича Корпус жандармов состоял из командиров корпуса, абсолютно не понимающих своих обязанностей; начальников штаба – каких-то недорослей из Генерального штаба; личный состав штаба – враги политической деятельности Корпуса жандармов и розыска; для жандармских железнодорожных управлений «понадобился весь трагизм железнодорожной забастовки, чтобы понять необходимость политического розыска»; губернские жандармские управления, в лице наиболее видных своих представителей, неспособны и неподготовлены к выполнению государственных и политических задач, выдвинутых жизнью. К этому перечню следует прибавить крепостные жандармские команды, 3 жандармских дивизиона.

Вот эти части и входили в состав Отдельного корпуса жандармов, который состоял в штатах военного ведомства на основании книги III Свода военных постановлений по отделу местных войск. Корпус находился в ведении министра внутренних дел – шефа жандармов. Общий состав перед революцией определялся около 10000 унтер-офицеров и 900 офицеров², из которых 65% служило на железных дорогах.

Из вышеизложенного видно, что охранные отделения или розыскные пункты в состав Корпуса жандармов не входили и в штатах такового не числились.

Настоящая статья и имеет целью дать историческую справку о происхождении, роли и деятельности охранных отделений в пределах воспоминаний генерала Спиридовича и точно установить взаимоотношения Корпуса жандармов к охранным отделениям. Я считаю это обязательным для себя, как старейший по службе в корпусе генерал, в течение 20 лет занимавший ответственные штабные и командные должности.

Я начну с разбора тех положений, которые выдвинуты автором записок по отношению к деятельности отдельных частей и должностных лиц корпуса жандармов.

Генерал Спиридович с иронией рассказывает, что один из командиров корпуса требовал от жандармов рубку и колку чучел при своих инспекторских смотрах. Факт верный, но совершенно не заслуживает иронии с точки зрения основных обязанностей жандармско-полицейской службы. Министр внутренних дел, покойный А.А.Макаров³ усмотрел, что среди Корпуса жандармов наблюдается упадок военной дисциплины, военного воспитания и выправки. Будучи совершенно штатским человеком, А.А.Макаров отлично понимал значение воинского воспитания среди чинов Корпуса жандармов, а потому и назначил командиром корпуса строевого генерала Толмачева⁴, без заведывания делами Департамента полиции, поставив ему указанную выше определенную военную задачу, которую он и выполнил. По этому вопросу можно только сказать, что мы значительно отставали в деле физического и военного воспитания чинов полиции сравнительно с государствами Западной Европы, но, конечно, с точки зрения охранной это не имеет смысла.

Другой командир корпуса и товарищ министра, заведовавший и Департаментом полиции, по мнению генерала Спиридовича, совершил почти преступление, уничтожив сотрудников внутренней агентуры в войсках и Государственной думе. Это был генерал Джунковский⁵. Считаю, что с точки зрения государственной генерал Джунковский, не без борьбы, как мне известно, так как я был в это время помощником начальника штаба, сделал то, что непременно надлежало сделать, исходя из опыта с Азефом⁶ и Богровым⁷, а также более мелкими «азефчиками». Казалось бы, опыт с Богровым должен был быть особенно поучителен для генерала Спиридовича, столь близко стоявшего к этому делу, приведшему к трагической смерти П.А.Столыпина⁸, столь чреватой для России своими последствиями. Генерал Курлов⁹, бывший тогда товарищем министра и командиром Корпуса жандармов, стоявший во главе полиции и охраны во время киевских торжеств 1911 года, в своих записках «Гибель императорской России», не желая, очевидно, накануне своей смерти давать неправильное освещение этому факту, пишет, что это «темное дело». Я свидетель из часа в час события 1-го сентября 1911 года подтверждаю, что это «темное дело», и будем надеяться, что генерал Спиридович в дальнейших своих мемуарах осветит нам это дело, ибо только он и может это сделать вполне. Определенно генерал Джунковский, да и все, способные глядеть на событие независимо, а не из окна охранного отделения, представляли себе ясно, что могло быть в войсках и в Государственной думе при наличии там «сотрудников внутренней агентуры», как Малиновский¹⁰ и др. Генерал Джунковский сделал совершенно правильные выводы из деятельности охранных отделений, стремился уничтожить таковые, как совершенно недопустимые по своему существу и характеру деятельности органы, составлявшие болезненный нарост и окружение Корпуса жандармов, деятельность которого во всех его частях точно определялась законами и протекала при ближайшем участии прокурорского надзора. Напомним, кстати, что ранее генерала Джунковского, другой безупречный государственный деятель А.А.Лопухин¹¹ невольно или вольно не выдержал и изобличил Азефа, за что и был судим знаменитым «варварьиным» судом и приговорен к ссылке.

«Не жандармерия делала Азефов и Малиновских», - пишет генерал Спиридович. Но, конечно, не Корпус жандармов; их делали «охранники» и «охранки» и предоставляли им широкое поле деятельности, хотя, казалось бы, опыт с Багровым должен быть исчерпывающим для генерала Спиридовича.

Начальники штаба назначались из офицеров Генерального штаба и генерал Спиридович совершенно прав, недоумевая, причем тут Генеральный штаб. Эти назначения, действительно, вызывали недоумение в среде Корпуса жандармов, тем более, что офицеры эти являлись в штаб и становились ближайшими помощниками командиров корпуса, сразу обнаруживали свою полную несостоятельность в политическом и административном отношениях. Однако, в большинстве случаев, это были прекрасные люди, не приносившие сознательно вреда, но решительно неспособные к творческой работе. Однако из этих «милых» генералов, наиболее популярный, любимый и сделавший выдающуюся блестящую карьеру в день вступления в должность, когда я, в качестве секретаря штаба, явился с докладом, спросил меня: «Скажите мне, что я должен читать в газетах, так как до сего времени я читал “Петербургскую газету” и отдел “в Обществе и свете” и театральную хронику». Но он быстро освоился, потому что не боялся учиться у своих сотрудников, никогда не умаляя их знаний и опыта. Были и выдающиеся офицеры, способные к творческой работе, сильные духом и волею, назову столь выдающегося и талантливого администратора, как Н.И. Петров¹² и столь сильного волею, умного и прямого, как С.С. Саввич¹³. Бывали, конечно, и беспринципные карьеристы, именно «недоросли Генерального штаба», вредившие корпусу и командирам такового.

Надо сказать, однако, что все без исключения начальники Штабов смотрели на охранное отделение, как совершенно нежелательное окружение Корпуса жандармов, вносившее дезорганизацию и духовное разложение в личный состав Корпуса.

Это не значит вовсе, что начальники штаба и личный состав штаба были врагами политической деятельности и розыска, как говорит генерал Спиридович, это значит только, что решительно все были против системы и приемов охранных отделений, вносивших развал в воинскую организацию корпуса, которой корпус дорожил и при которой только имел смысл и значение.

Вот именно поэтому старший адъютант штаба полковник Чернявский¹⁴ бросил лист для разборки вакансий офицерами, переведенными в корпус и выразившим желание быть командированными в охранные отделения, как это говорит генерал Спиридович. Штаб совершенно справедливо считал, что это стремление диктуется не «жаждой борьбы с революционными элементами», а соображениями более утилитарными: материальными выгодами и карьеризмом. Уже было известно, что карьеризм этот нередко строился на провокации, что подтверждается генералом Спиридовичем, когда последний рассказывает эпизод с заведующим Особым отделом Макаровым¹⁵, которому на вопрос, почему в Киеве открыто мало нелегальных типографий, ротмистр Спиридович ответил: «Мы сами их не ставим». В других местах их ставили, побеги инсценировали и творили многое другое.

«Нужен был весь трагизм железнодорожной забастовки, чтобы железнодорожные жандармские управления поняли необходимость политического розыска», - так говорит генерал Спиридович. Прослужив более 20 лет на железных дорогах и около 10 лет в штабе, скажу, что нужно полное незнание и непонимание обстановки и желание все явления самой высокой государственной важности подвести под политический розыск и рассматривать как результат деятельности подпольных революционных организаций, чтобы это говорить. Я удостоверяю, что в Штабе, где я в то время состоял секретарем и заведовал железнодорожным отделением еще за полгода до октября 1905 года, т. е. в апреле, при проявлении частичных забастовок (Владикавказской и Оренбургской железных дорог) имелись совершено обстоятельные сведения о готовящейся всеобщей забастовке. Жандармская полиция на местах настолько близко и тесно стояла в общении с железнодорожными служащими на местах, что настроение таковых было совершенно ясно, причем, настроение это являлось не результатом революционной деятельности каких-либо подпольных групп, а оно являлось отражением общественного настроения и политического положения в стране вообще. Железнодорожный союз был организацией не революционного подполья, а профессиональным союзом, который и реагировал, когда общее положение в стране этого требовало. Этот взгляд я имел случай в 1906 году выразить покойному П.А.Столыпину при приезде его в Москву, где я в то время был начальником железнодорожного управления общества Москва-Киев-Воронеж железной дороги и имел доклад на Курском вокзале. П.А.Столыпин вполне согласился со мной, хотя Департамент полиции и охранное отделение освещали этот вопрос совершенно иначе. В том же направлении имела место забастовка даже правительственных чиновников, почтово-телеграфного ведомства. Брожение было общее и явное, движение открытое в обществе, прессе, земстве т. д.

Выступление железнодорожников было неизбежно в ходе исторических событий и, конечно, никакой политический розыск не мог бы изменить хода событий, тем более, что нечего было и разыскивать, подполья в данном случае не было. Его думали найти в Москве на Тверской, в железнодорожном клубе, произведя обыск и расследование закрыли «за допущение азартных игр». Я вовсе не хочу сказать, что автор умышленно неправильно осветил забастовку 1905 года, но дело в той специальной точке зрения, оценке событий и исторических фактов, которая свойственна людям, видевшим все исключительно из окна охранного отделения. Более того, те из деятелей охранных отделений, которые обладали более широким кругозором, способные понимать общественное движение и политическое положение в стране, неизбежно приходили в столкновение со своим начальством из «сановников от охранки». Последние требовали освещения подполья и террористических организаций, которых не было, ибо все движение уже вышло из подполья, а для руководства террористическими актами не было ни Азефа, ни Богрова и им подобных.

В 1915 году в должности помощника начальника Штаба, будучи командирован в Москву для выяснения причин задержки воинских и продовольственных для столиц грузов, я наткнулся на такое положение: все интересы и помыслы градоправителя были в подполье, в городе не хватало продуктов, железнодорожный узел загружен вагонами и с продуктами, организации общественные и политические проявляли, если не революционную, то резко оппозиционную деятельность, население роптало на «хвосты» и волновалось, ни о чем не может говорить серьезно, а градоправителя ничего не интересует, кроме требования от своего начальника охранного отделения, чтобы он освещал подполье и предупреждал террористические акты организаций, как это делал он¹⁶. Будучи на том же месте в свое время, начальник охранного отделения представил исчерпывающий материал по общественному и политическому движению и горько жаловался на невозможность производительно работать, так как насаждать террористические организации он не намерен. Положение было освещено в Петрограде, и начальник охранного отделения оставил место, а градоправитель получил повышение.

Так писалась история последних 20-ти лет империи. Никогда так высоко не ценились молчаливые добродетели и непротивление, более всего преследовались инициатива и самостоятельность действий и суждений, это убивалось в школе, в войсках, в канцеляриях и департаментах. В результате, в момент революции мы имели ту плеяду государственных деятелей первого и второго ранга, имена которых навсегда останутся синонимами бездарности, трусливости и безволия, при беззастенчивой приспособленности и карьеризме.

В период развития деятельности охранных отделений таковая весьма слабо отразилась на железнодорожных управлениях. Начальники охранных отделений не стремились проявить здесь свое усердие, зная, что встретят сплоченную, дисциплинированную массу железнодорожных служащих и прекрасно поставленную службу железнодорожных жандармских управлений во всех отношениях, пользовавшихся доверием всех приходивших в соприкосновение с железными дорогами. Губернские жандармские управления также не удовлетворяли генерала Спиридовича. Он с претензией на иронию рассказывает об одном из самых выдающихся генералов Корпуса жандармов, генерале Новицком¹⁷, о его несоответственности и отсутствию правильной постановки политического розыска в Киевском губернском жандармском управлении. Генерал Новицкий на своем посту оставался 25 лет, пережив целый ряд генерал-губернаторов и губернаторов, для которых не всегда был приятен. Административно-политическая деятельность его была столь выдающейся, что всегда служила примером и руководством для других начальников управлений и лучшей служебной школой для офицеров корпуса. Но этого мало, генерал Новицкий был уважаем и любим обществом и населением. Тот адрес, который был ему преподнесен от учащейся молодежи, а не от революционной организации, как говорит автор записок, заслуживает всякого уважения, а не глумления. Надо, казалось бы, генералу Спиридовичу понимать, что начальники губернских жандармских управлений являлись на местах не агентами политического розыска по преимуществу, а органами власти, обязанными наблюдать, направлять и руководить на местах нормальным развитием государственной и общественной жизни. У них нередко искали защиты многие от самодурств и своеволия «помпадуров» разных мастей, толков и рангов.

Вот поэтому во многих местах имена бывших начальников губернских жандармских управлений долго жили среди населения и общества. Назову генералов Черкасова¹⁸, Эки, Шрамма¹⁹, Бехтеева, князя Девлет-Кильдеева²⁰, Шеманина, Гангардта²¹, Новицкого, Гусева, Янковского и других. Когда эти лица покидали посты, то были нередки случаи, когда не только власти и общество, но именно население провожали их с глубоким сожалением. Имели место подношения адресов от лиц, находившихся в ссылке или под надзором, и в этом нет ничего достойного иронии автора воспоминаний, как он это делает по отношению к генералу Новицкому.

Вот почему, когда всю деятельность на местах захотели свести к работе к подполью через пресловутых «секретных сотрудников внутренней агентуры», это встретило глухое, а иногда и открытое противодействие со стороны личного состава Корпуса жандармов. Некоторые ушли со службы, не желая мириться с этой системой и умалением своих задач и власти и гораздо более широких и государственно целесообразных.

Внутреннее положение государства повелительно требовало параллельно с реформами усиления полицейского аппарата и его коренной реформы. Это сознавалось всеми, но вместо таковой реформы родились розыскные пункты и охранные отделения, деятельность которых охватывала целые районы, на которые была разделена Россия.

Посмотрим, как это было сделано. Генерал Спиридович говорит, что было испрошено высочайшее повеление на учреждение указанных отделений. Это не совсем верно. Охранные отделения были учреждены министром внутренних дел В.К.Плеве²² в порядке ведомственном, как временная мера. Высочайшее повеление было испрошено только на ассигнование кредитов из особого фонда. Во главе охранных отделений был поставлен Особый отдел при Департаменте полиции, возглавляемый Зубатовым²³, Медниковым²⁴, Гуровичем²⁵, Менщиковым²⁶ и другими ренегатами. Это был генеральный штаб охранного отделения. От этой «стаи славной» были посажены на места по всей России их ставленники и выученики. Это и значит, по мнению автора записок, что «в первый раз политический розыск был всецело сосредоточен в Департаменте полиции». Мне думается, что он всегда был там сосредоточен, но не в столь уродливой форме. Однако, иметь во главе хотя бы охранных отделений на местах указанных лиц было совершенно недопустимо в виду невозможности через них установить связь с местной администрацией и вот, именно, для этой цели были взяты молодые переводимые в Корпус жандармов офицеры, которые числились затем в командировках, состоя лишь в списках того или другого губернского жандармского управления, как чины военные. При этой комбинации офицеры были поставлены в независимость от своих начальников управлений и в полную зависимость от агентов Медникова и Зубатова, которые, рассказывает генерал Спиридович, обязаны были еженедельно частными письмами сообщать о всем ими усмотренном непосредственно Медникову или Зубатову, в том чистое и о поведении и деятельности своих начальников, при которых они числились делопроизводителями. «Своеобразно, - говорит автор воспоминаний, - в Корпусе жандармов, с точки зрения служебной и всякой иной этики, находили, что это “безобразно”. Должен сказать, что не все офицеры Корпуса жандармов, состоявшие в охранном отделении, легко мирились со своим «своеобразно-безобразным» порядком, но терпели в виду совершенно исключительных условий службы, прекрасной материальной обеспеченности и карьеры, которую делают эти офицеры вне всяких правил и совершенно несогласованно с законным прохождением службы в Корпусе жандармов и военном ведомстве. Совершенно ни с чем несообразное награждение этих офицеров военными чинами за всякое удачное служебное действие, составляющее, в сущности, прямую обязанность их, вызывало у офицеров Корпуса жандармов крайнее неудовольствие, тем более, что и отличия были не всегда так неопровержимы, как случай с задержанием Гершуни²⁷, за что ротмистр Спиридович был произведен в подполковники, прослужив 6 месяцев в чине. Этот случай и подобные обратили на себя внимание военного ведомства и высшего начальства Корпуса жандармов, во главе которого стояли в то время столь умные люди, как генерал Ф.Ф.барон фон Таубе²⁸ и С.С.Саввич, понимавшие, какой развал вносят подобные «оказии» в военную среду, где все регламентировано, и в Корпусе жандармов, в частности, где вожделенного штаб-офицерского чина ждали 9 лет офицеры, занимавшие выдающиеся по ответственности места в губернских и железнодорожных жандармских управлениях.

В самом деле, если за исключением прямых обязанностей имели место награждения, как выше сказано, то как надо было награждать офицеров Корпуса жандармов за действительно доблестные подвиги, не входившие даже в круг их прямых обязанностей? Приведу два примера: Ротмистр князь Микеладзе²⁹, начальник железнодорожного отделения в Баку, по своей инициативе с 6 унтер-офицерами с револьверами в руках, силою слова, останавливает 30 тысяч рабочих, идущих уничтожить и сжечь нефтяные промыслы. Ротмистр князь Микеладзе награждается орденом Св. Владимира 4-й степени. Ротмистр Фролов³⁰ в самый острый момент всеобщей железнодорожной забастовки по неосвещенным путям, с револьвером в руке, везет Великого Князя Николая Николаевича³¹ из Тулы, где Великий Князь в то время находился, в Царское Село и довозит благополучно, чем, может быть, решает судьбу манифеста 17-го октября. Ротмистр Фролов награждается орденом Св. Станислава 2-й степени. Я бы мог без конца приводить примеры действительных подвигов чинов Корпуса жандармов, скромных и рядовых работников, но этих двух примеров достаточно, чтобы показать все несоответствие прохождения службы по корпусу, по охранным отделениям…⁸ а чтобы понять то отрицательное отношение Штаба и офицеров Корпуса жандармов к охранным отделениям. При этом пусть не говорят об опасности службы в охранном отделении. Процент погибших во время первой и второй революций, служивших в охранном отделении, значительно ниже процента чинов Корпуса жандармов, погибших в те же периоды. Все же «генералы» от охранных отделений и по сей час здравствуют и подвизаются на различных амплуа заграничной жизни.

Естественно, что такое положение привело к ряду столкновений на местах между начальствующими лицами Корпуса жандармов и начальниками охранных отделений, т. е. к нарушению последними служебной этики и дисциплины. Столкновение ротмистра Спиридовича с генералом Новицким, как об этом рассказывает автор воспоминаний, может служить примером таковых положений и взаимоотношений. Ротмистр Спиридович, кажется, действительно был убежден, что он вправе в официальной бумаге указывать генералу Новицкому, хотя бы в виде просьбы, что ему начальнику управления надо делать на основании представляемых агентурных сведений, тогда как каждый военнослужащий знает, что служебное его положение и взаимоотношения дают ему право лишь доложить свое мнение. Да и не в том сущность дела. Молодые офицеры, став начальниками охранных отделений, пользуясь своим исключительным положением, быстро утрачивали понятие о военной этике, подменив ее особой охранной этикой. Поза ротмистра Спиридовича в столкновении его с генералом Новицким была не так красива, как пишет автор записок. Во всяком случае, в Штабе корпуса нашли, что генерал Новицкий проявил слабость и сожалели, что он не поступил так, как полковник князь Микеладзе в Саратове, который, при совершенно аналогичных условиях, арестовал своего начальника охранного отделения³².

При создавшемся антагонизме деятельность Корпуса жандармов не могла идти нормально, положение офицеров корпуса было иногда очень тяжелое, и это чувствовалось. И высшие начальники Корпуса жандармов генерал Ф.Ф.Таубе и С.С.Саввич, к счастью стоявшие в это время во главе корпуса, люди умные и честные, обладавшие силой воли и чувством собственного достоинства, признали нужным представить доклад о создавшемся положении и о недопустимости оставления офицеров охранных отделений в списках Корпуса жандармов. Были приведены соображения административного и дисциплинарного порядка, а также указано на несоответствие системы работы охранных отделений с военной и служебной этикой, нормально и закономерно функционирующего военно-административного органа, каким являлся Корпус жандармов. Указано было и на разлагающее влияние и антагонизм между частями корпуса и охранными отделениями. В мае 1906 года доклад был подан министру внутренних дел П.А.Столыпину и в начале июня вернулся в резолюции: «Мне надоели пререкания Деп[артамента] полиции и Штаба корпуса, необходимо устранить путем особой инструкции». Генералы Таубе и Саввич ушли со своих постов. Победил директор Департамента полиции Трусевич³³. Охранные отделения получили значение самодовлеющих органов. Так был П.А.Столыпиным сделан первый шаг на пути к трагедии 1-го Сентября 1911 года.

Оканчивая настоящую статью, я позволяю себе просить офицеров Корпуса жандармов сообщить мне о себе сведения, а также о тех, которые погибли во время революции, а также те заметки, воспоминания и сведения о жизни Корпуса, которые имеются у них.

Вышеизложенное вполне исчерпывает и выясняет вопрос о положении, роли и характере деятельности Охранных отделений и взаимоотношениях также с Корпусом жандармов. Да не посетует А.И.Спиридович, что я воспользовался его личными воспоминаниями, весьма интересными, и материалом, имеющимся в них, не для изложения, не руководствуясь личными переживаниями, а для объективного изложения и освещения тех фактов, которые приведены А.И.Спиридовичем в его мемуарах. Очень желал бы, чтобы таковые были продолжены, как весьма ценный материал для дальнейшей разработки.

Я должен еще остановиться на одном историческом факте, приведенном автором. Это о деятельности Зубатова по рабочему вопросу. Для всякого беспристрастного деятеля ясно, что желание взять в свои руки руководство рабочих вопросов путем полицейско-охранной опеки и попечительством о нуждах рабочих, это, конечно, должно отнестись к бессмысленным мечтаниям в полном смысле слова людей, могущих смотреть на все только с полицейско-охранной точки зрения. Автор записок говорит, что когда вопрос был передан в комиссию по рабочему вопросу, то члены Министерства финансов отстаивали интересы капиталистов, а члены Министерства внутренних дел интересы рабочих, причем, члены Министерства финансов противостояли всячески передаче института податных инспекторов в Министерство внутренних дел. Я видел журналы той комиссии в штабе Корпуса жандармов и могу сказать, что члены Министерства финансов вовсе не отстаивали интересов капиталистов, но решительно протестовали против весьма слабо скрытого стремления обратить податных инспекторов в новые полицейские органы, работающие притом под контролем охранных отделений. Не буду распространяться по поводу этого очень большого вопроса, достаточно сказать, что все затеи Зубатова окончились выступлением рабочих, провокацией Шаевича³⁴ в Одессе и привели в конечном результате к гапоновщине и 9 января, столь роковому дню России и династии.

Настоящим подтверждаю, что рукопись «Корпус жандармов и охранные отделения» написана действительно мною 29 сентября 1927 года.

Дмитрий Александрович Правиков.

ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 152. Лл. 1 – 21. Подлинник. Машинопись. Подпись - автограф