Валерий Борзов

10 секунд – целая жизнь

Москва, «Физкультура и спорт», 1982.

Борзов В. Ф.

10 секунд — целая жизнь. — М.: Физкультура и спорт, 1982. — 128 c., ил.

Олимпийский чемпион, победитель многих всесоюзных и международных соревнований рассказывает о своем пути в спорте. Он де­лится с читателями взглядами на природу и сущность спорта, его роль в формировании личности спортсмена, раскрывает секреты спор­тивного мастерство.

Для массового читателя.

ВСТУПЛЕНИЕ

Огромен овал стадиона. Десятки тысяч людей, собравшихся сюда со всех концов земли, разноцветье разноязыких плакатов, транспарантов и флагов, многочисленные треноги телекамер, воз­несенные над толпой...

Еще раз окидываю взглядом трибуны, новые грандиозные электронные табло, красноватую дорожку, окаймляющую зелень поля, несмотря на недавнюю реконструкцию, все здесь знакомо. И в то же время я чувствую что-то необычное.

Все понятно! Ведь я привык смотреть на стадион снизу, от­туда, с линии старта. А сейчас сижу почти на самом верху цент­ральной трибуны. Не мудрено, что глаз не привык к такому не­обычному ракурсу.

А вот это ощущение уже знакомо. Словно на уходящей вол­не радиоприемника, затихает шум на трибунах. Еще слышны вы­крики отдельных болельщиков, кто-то пытается играть на трубе и даже на волынке, но внимание и тишина уже овладевают огром­ной толпой. Из прохода в сопровождении судьи выходят восемь спортсменов. Восемь финалистов в беге на 100 м. Восемь соиска­телей золотой медали XXII Олимпийских игр.

Пока спортсмены медленно, даже как-то плавно, словно боясь расплескать бушующую в них энергию, идут к старту, я невольно вспоминаю, с кем из них мне приходилось встречаться на до­рожке.

Болгарин Петар Петров — старый знакомый по олимпийскому финалу Монреаля. Мы оба радовались тогда: я — «бронзе» на своей второй Олимпиаде, а он — тому, что впервые попал в вось­мерку лучших спринтеров мира. Сейчас, судя по предварительным забегам, Петар настроен на борьбу за медаль. Впрочем, такую же цель преследуют и остальные...

Поляк Мариан Воронин. И с ним меня сводила судьба на Мон­реальской олимпиаде. Правда, только в полуфинале, в финал он не пробился. Вообще, Мариан, по-моему, ни разу у меня не вы­игрывал. И последняя встреча — в Праге но чемпионате Европы 1978 г, — для него самая обидная. Именно я «выбил» тогда его из финала...

Еще один «пражский знакомый» — Аллан Уэплс. Да, ведь он из Шотландии, вот в чью честь играет волынка! Тогда в Праге он был новичком в большом спринте, а сейчас может стать и чем­пионом..,

Вслед за Уэллсом идут два кубинца — Освальдо Лара и Сильвио Леонард. Наконец-то Леонард в олимпийском финале! Сколь­ко помню, ему все время но везло на крупных состязаниях и в олимпийских стартах — преследовали травмы. Сумеет ли он сегод­ня использовать свой олимпийский шанс?..

Француза Панзо я почти не знаю. Три года назад он стал чемпионом Европы среди юниоров и сейчас, наверное, как Петров в Монреале, доволен уже том, что попал в финал. Его время еще впереди...

Двое наших в финале — Саша Аксинин и Владимир Муравьев. Считать, сколько раз с Аксининым бегал, — собьешься, а Володя — молодой спринтер. Я его как следует не помню. Но болеть буду за них двоих, это уж точно! Нас в 1972 г. в Мюнхене тоже двое было в финале — я и Саша Корнелюк. Теперь это уже традицией стало — советские спринтеры в олимпийском финале...

Спортсмены расставили стартовые колодки, разделись и ждут команды стартера. Эти секунды самые томительные: скорее бы уж старт! Кто же станет чемпионом?

Конечно, группа лидеров определилась еще до Олимпиады в целой серии национальных и международных соревнований. К счастью (так бывает далеко не всегда), все они сумели избежать травм и всяких других неприятных случайностей и благополучно добрались до финала. Весь вопрос теперь в том, кто из них лучше реализует свой шанс. Интересно, что жребий развел двух фаво­ритов — Леонарда и Уэллса по крайним — первой и восьмой — до­рожкам. Трудновато им будет следить друг за другом: попробуй­те увидеть соперника, который бежит вровень с вами слева на расстоянии 8 метров да еще при скорости более 11 метров о секунду!

Старт! Впереди спринтер в красной майке. Саша Аксинин, Вот так же всегда уходил от соперников на первых метрах дистанции его тезка — Саша Корнелюк, Хороший старт характерен для бегу­нов невысокого роста. Рядом с Аксининым бежит Леонард. Вот он выходит вперед 50... 60... 70... 8О м — Леонард опереди. 90 м — Леонард впереди. Еще одно усилие — и сбудется мечта кубинского спортсмена... По восьмой дорожке мощно рвется Аллан Уэллс. На последних 5 метрах, как говорят спортсмены — в «клетках», Аллан достает Леонарда, и финишный створ они пересекают вместе. Петров — третий, это ясно, а дальше набегает стена из четырех бегунов, и в ней оба наших спринтера. Последним — француз Панзо, Но кто же первый, кто олимпийский чемпион?

Иногда в равном беге спортсмены все же чувствуют, кто по­бедил. Но по тому, как, не глядя друг на друга, стоят Леонард и Уэллс, я понимаю, что ни один из них не уверен в успехе. А что фотокорреспонденты? Обычно им, стоящим у финиша, виднее, и они порой быстрее судей определяют победителя. Отсюда, с три­буны, я вижу, что корреспонденты разделились на две группы: одни окружили кубинца, а другие — их, правда, побольше — охо­тятся за Уэллсом. Представляю, с какой тщательностью с помощью фотофиниша определяют победителя судьи. Счет в современном спринте идет уже не на метры, а на сантиметры. И вот на табло вспыхивает надпись:

Уэллс Аллан (Великобритания) — 10.25

Леонард Сильвио (Куба) — 10,25

Петров Петар (НРБ) — 10,39

Аксиний Александр (СССР) — 10,42

Лара Освальдо (Куба) — 10,43

Муравьев Владимир (СССР) — 10,44

Воронин Мариан (ПНР) — 10,46

Панзо Хёрманн (Франция) — 10,49

Между первым и восьмым результатами разница в 0,24 сек!.. Два первых призера показали одинаковое время, а это значит, что Уэллс выиграл у Леонардо всего 5—6 см, которые и разделили «золото» и «серебро» Олимпиады. Уэллс — чемпион XXII Игр в беге на 100 м. Удача вновь — в который уже раз! — отвернулась от кубинца...

Спортсмены и судьи скрываются под трибунами, чтобы подго­товиться к церемониалу награждения. Я отрываю глаза от беговой дорожки и только тут замечаю, что сижу подавшись вперед, как будто финишировал сам, что пульс у меня учащен и ладони стали слегка влажными. Спринт все еще волнует меня. А ведь прошел ровно год с того дня, как я закончил свою спортивную жизнь именно здесь, на этой самой дорожке Центрального стадиона име­ни В. И. Ленина.

Серьезно занимаясь спортом в течение ряда лет, человек получает редкую возможность, пожалуй как ни в одном другом виде деятельности, прожить еще одну жизнь. Начиная регулярно тренироваться и выступать в состязаниях, он словно заново рож­дается как спортсмен-новичок, потом последовательно проходит стадии становления, развития, возмужания. Достигает зрелости и, в конце концов, как это ни печально, «умирает» в спорте, заканчи­вая период активных выступлений в соревнованиях.

Путь этот типичен и для тех, кто потом долгие годы не поры­вает со спортом, становясь тренером или спортивным организатором. Спортсмен и тренер — люди разные по самому характеру деятельности. Далеко не все выдающиеся спортсмены могут стать тренерами. Мне даже кажется, что чем скорее в тренере «умрет» спортсмен, тем быстрее он сможет стать педагогом, наставником своих юных воспитанников.

У одних спортивная жизнь случается короткой и занимает лишь несколько, как говорят спортсмены, сезонов. У других длит­ся несколько десятилетий. Смею предположить, что анализ этой жизни может сослужить добрую службу не только самому спорт­смену, человеку, как правило, молодому, но и другим людям. Ведь за годы занятий спортом каждый большой атлет становится обладателем поистине уникального опыта в самых различных аспектах подготовки — физической, тактической, технической, пси­хологической. И опыт этот в огромном большинстве случаев ос­тается втуне. В этом отношении могу сослаться на собственный пример. Когда, будучи уже не новичком, а мастером спорта, я попытался найти в отечественной спортивной литературе хотя бы крупицы опыта советских спринтеров старшего поколения, то почти ничего не обнаружил. А ведь в истории советского спринта были Николай Каракулов, Владимир Сухарев, Борис Токарев, Леван Санадзе, Леонид Бартенев, Лев Каляев, Юрий Коновалов, Гусман Косанов, Эдвин Озолин. Я назвал не просто сильных сприн­теров, а чемпионов Европы и серебряных призеров Олимпиад в Хельсинки, Мельбурне и Риме!

Как они тренировались? Как стали большими спортсменами? Как постигали сложную науку спринтерского бега? В любом виде деятельности работа пойдет успешнее, если будет обобщен и про­анализирован весь прошлый опыт, опыт успехов и ошибок.

Когда я стал спортсменом?

Разумеется, дата моего рождения, записанная в паспорте, — 20 октября 1949 г. — не имеет никакого отношения к дате рожде­ния Борзова-спринтера. Мне вряд ли сейчас удастся вспомнить отчетливо тот момент, когда я стал спортсменом. Образно говоря, мое спортивное рождение как бы смазано во времени. Возможно, это произошло в Севастополе в 1963 г, во время соревнований по пионерскому четырехборью, где я завоевал первенство и полу­чил первую свою медаль.

А может быть, логичнее считать днем моего спортивного рож­дения первую тренировку в детской спортивной школе Новой Каховки? Это было несколько раньше севастопольских состязаний в 1962 г. — после того как тренер Борис Ивановне Войтас нашел меня на уроке физкультуры и пригласил в свою группу спорт­сменов.

Поэтому, наверное, будет правильным сказать, что рождался я как спортсмен не одномоментно, а на протяжении примерно полутора-двух лет. В течение этого времени я пропускал тренировки по легкой атлетике (играл в футбол или хоккей), потом снова воз­вращался к Войтасу как блудный сын. Это касается спорта вообще. А вот спринтером я стал, должно быть, в тот день, когда вы­играл первые, соревнования — это было на первенстве города — и получил первый в жизни приз: спортивную сумку. Дело, конечно, не в призе, а в том, что я одержал верх над своими сверстниками. Радость победы — это первый симптом того, что человек готов к совершенствованию в данном виде. Испытав это чувство, он не уйдет из спорта.

Что же касается даты моего ухода из спорта, то ее я помню очень хорошо. Это произошло 24 июля 1979 г. в Москве во время четвертьфинального забега на 200 м на VII Спартакиаде народов СССР. Я пришел на финиш пятым, не попал в следующий круг соревнований и решил: хватит. Позже я остановлюсь на причинах такого решения подробнее, а сейчас скажу только, что моя вторая жизнь — жизнь в спорте продолжалась довольно долго — почти 18 лет.

Эта книга не является моей спортивной биографией. Мне хо­чется рассказать здесь главным образом о том, какое место за­нимает спорт в нашей жизни, как формирует он нас, и не только физически, но и нравственно. Я думаю, что имею право поделить­ся с легкоатлетами своим опытом спортивной подготовки и выступ­лений в соревнованиях самого различного ранга. Специалисты спринта, возможно, заинтересуются той системой тренировки, ко­торая позволила мне стать олимпийским чемпионом. И еще я очень хочу отдать должное двум людям, которые руководили мной в течение всей моей спортивной жизни, — моим тренерам Борису Ивановичу Войтасу и Валентину Васильевичу Петровскому. И, конечно, в этой книге будет очень часто встречаться слово «спринт» и много будет сказано о спринте — беге на короткие дистанции. О беге, в котором, вопреки известной фразе из песни «мгновения спрессованы в года», наоборот, года, месяцы, дни спрессованы в 10 секунд.

ДО СТАРТА ЧЕТЫРЕ ГОДА…
В конце лета 1968 г. легкоатлетическая сборная команда юни­оров страны должна была выступить в Лейпциге на II Европейских играх. Не секрет, что создать сборную юниоров порой значительно труднее, чем сборную взрослых спортсменов — еще нет такого большого различия в результатах, нет таких ярких лидеров, как у зрелых атлетов, и, естественно, отобрать лучших из большой массы нелегко.

И в беге на короткие дистанции у нас в ту пору было не­сколько равных по силам спринтеров. Поэтому вначале проводи­лись отборочные соревнования. Одно место в команде было практи­чески заранее отдано Саше Корнелюку, воспитаннику бакинского тренера Афгана Сефарова, а за другое предстояло бороться мне, моему тезке москвичу Валерию Бобышеву и Сергею Коровину из Белоруссии. Прикидку я выиграл, показав в беге на 100 м свои уже привычные 10,5 сек. И остался на предсоревновательном сбо­ре, где подготовкой спрингеров руководила Зоя Евсеевна Пет­рова.

В свое время, в начале пятидесятых годов, Зоя Евсеевна сама была спринтером, выступала в беге на 400 м, дважды выигрывала чемпионаты СССР и устанавливала всесоюзные рекорды. Гово­рили, что характер у нее нелегкий, крутой. Не знаю, сколько в этом правды, но мне ни тогда, ни после не приходилось видеть тренера, который бы так заботился о своих подопечных. А уж для своей лучшей в то время ученицы Нади Бесфамильной Зоя Евсе­евна и вовсе была второй матерью.

Руководя подготовкой «чужих» спортсменов на тренировочных сборах, Петрова проявляла редкую чуткость и такт. Явление это не такое уж частое. За долгую жизнь в спорте мне пришлось по­видать немало тренеров, которые, как только к ним попадали другие ученики, стремились навязать свое понимание техники бега и свои взгляды на методику тренировки. Зоя Евсеевна, зная, что на сборах я тренируюсь по планам, которые мы составляли с моим тренером Валентином Васильевичем Петровским, лишь контролиро­вала занятия, не вмешиваясь в сам ход тренировочного процесса.

Правда, вне тренировок и мне довелось испытать на себе ее заботу, что связано с одних курьезом. По своим габаритам я уже тогда отличался от многих спринтеров: при росте 183 см я весил не так уж мало — 78 кг. И Зоя Евсеевна решила, что у меня многовато лишнего веса. Во время завтраков, обедов и ужинов она как бы невзначай оказывалась около нашего стола и начинала борьбу с моим весом — следила, чтобы я не съел лишнего куска, не выпил лишнего стакана компота. А я на аппетит никогда не жаловался, чувствовал себя отлично и совсем не понимал, почему спринтер должен быть похожим на дистрофика... Но вообще-то это не больше чем забавное воспоминание, и наши отношения с Пет­ровой складывались вполне нормально.

Что же касается таких тренеров, которые, даже не загляды­вая в мой дневник, предлагали свою методику подготовки, то имен­но они послужили причиной того, что мне порой приходилось из­бегать выездов на сборы без своего тренера.

Соревнования в Лейпциге состоялись 23—25 августа 1968 г. Для меня они сложились очень удачно. В беге на 100 м я уста­новил личный рекорд —10,4 сек., в беге на 200 м повторил свое лучшее достижение — 21,0 и завоевал третью золотую медаль вместе с товарищами в эстафете 4X100 м. Да и вся наша команда выступила успешно, оказавшись на голову сильнее соперников. Но, пожалуй, самой большой сенсацией стало выступление самой мо­лодой участницы — Люды Жарковой (любители легкой атлетики наших дней знают ее больше под фамилией Маслакова — на Мос­ковской олимпиаде она стала серебряным призером в эстафет­ном беге). Тогда Люде было всего 16 лет и она тоже завоевала 3 зо­лотые медали в спринте. Причем результаты ее были такими, что сразу после Лейпцига спортсменку включили в состав советской олимпийской команды, которая должна была вскоре вылетать в Мехико для участия в Играх XIX Олимпиады.

Думал пи я в то время об Олимпиаде? Еще в начале лета, готовясь к сезону 1968 г., мой тренер Петровский обсуждал такую возможность и считал, что при известном форсировании специаль­ной спринтерской подготовки я имею шансы войти в олимпийскую команду. Но при этом замечал, что никаких иллюзий относительно успешного выступления в Мехико нет и быть не может. Перспекти­ва же получения лишних «шишек» нас не прельщала. Поэтому вся подготовка в сезоне как раз и строилась с задачей успешного вы­ступления на юниорских играх в Лейпциге.

Действительность, как известно, подтвердила правильность предвидений тренера. В Мехико достижения в спринте были как никогда высоки. Напомню, что в беге на 100 м американец Джим Хайнс установил мировой рекорд — 9,95 сек., который не побит до сих пор, хотя минуло уже 13 лет, а на 200-метровой дистанции Томми Смит, негритянский бегун, тоже установил мировое дости­жение —19,83 сек., которое было побито лишь в 1979 г. итальян­цем Пьетро Меннеа и тоже в высокогорном Мехико. Причем высо­кие результаты в Мексике показывали не только лидеры. Так что мне с моими 10,4—10,5 сек. там было делать нечего...

После выступления в Лейпциге я чувствовал, что могу пробе­жать и быстрее. Дело в том, что еще в июне у меня была неболь­шая травма и в форму я вошел несколько позже обычного. К сча­стью, спортивный сезон еще продолжался, и 26 сентября я вы­ступил в Одессе в беге на 100 м. Соревнования были личными, и я вышел на старт не отягощенный ответственностью. На финише секундомеры (в то время электронный хронометраж был еще большой редкостью) зафиксировали 10,2 сек. После этого бега Валентин Васильевич в обычной своей осторожной манере начал разговор о планомерной подготовке к XX Олимпийским играм, ко­торые должны были состояться в 1972 г. в Мюнхене. До них оста­валось ровно 4 года.

Почему я начал свое повествование именно с 1968 г.? Мне ка­жется, и, очевидно, это на самом деле так, что в том году моя спортивная жизнь качественно менялась. Я находился, если так можно выразиться, не перевале. Заканчивалась спортивная юность, и наступала пора возмужания, В том году я перешагнул возраст­ную границу: в будущем мне предстояло мериться силами уже не с юношами и юниорами, а со взрослыми спортсменами. Уровень моих результатов — 10,2 и 21,0 сек, в беге на 100 и 200 м, — весьма высокий для юниора, еще не позволял рассчитывать на успех в крупнейших всесоюзных и международных соревнованиях со взрос­лыми атлетами. Нужно было намечать новые ориентиры и вместе с тем психологически настраиваться на достижение новых рубежей, чтобы быть готовым к штурму олимпийской вершины.

Был ли я внутренне готов к этому новому этапу в своей жизни?

Часто приходится читать и слышать о том, что спортсмен имя­-рек пришел в спорт увлеченный идеей стать олимпийским чемпи­оном и каждый его шаг направлялся этой высокой целью. По прав­де говоря, сам я всегда сомневался в такой возможности. То, что пример какого-либо олимпийского чемпиона может привлечь в спорт юношу или девушку, — это не вызывает споров. Но вот то, что они, начав тренироваться и выступать в соревнованиях, денно и нощно мечтают об олимпийских лаврах, — сомнительно. Возможно, бывает и так, но у меня цели намечались постепенно, так сказать поэтапно, по мере достижения определенных результатов или нормативов.

В одной восточной байке говорится об ишаке, Чтобы заставить его тронуться с места, нужно было сесть на него и повесить перед его носом на удочке морковку. Это было для него своеоб­разным движителем. То же самое происходило и со мной — мной двигал постоянно растущий аппетит к результатам.

Вначале меня устраивал результат 12,0 в беге на 100 м. По­том, учитывая растущую в тренировках скорость, я понял, что могу рассчитывать уже на рубеж 11 сек. И к этому уровню стре­мился. Достигнув его, закрепился на этом рубеже. Постепенно все более реальным представлялся новый предел — 10,5. Передо мной постоянно висела эта морковка, за которой я гнался. Могут спросить: а как же нормативы, титулы, звания? Разве они не были теми ориентирами, которых стремится достигнуть спортсмен?

Мои тренеры Борис Иванович Войтас и Валентин Васильевич Петровский почти всегда ставили передо мной задачу достижения определенного результата, причем такого, к которому я, по их мнению, был готов. В зависимости от этого планировалось и место в соревнованиях. Рассуждение тренеров было примерно таким: «Судя по тренировочным результатам в беге на 30, 60 и 150 мет­ров, ты готов показать в беге на 100 метров результат 11 секунд. Учитывая ранг соревновании и уровень достижений соперников, этого будет достаточно, чтобы быть призером». Случалось, что, показав планируемый результат, я не попадал в призовую тройку. Но никогда при этом не слышал слое упрека. Главным был именно результат.

И поскольку такой подход наметился с первых моих шагов в спорте, то я и сам привык, готовясь к соревнованиям и мечтая о завоевании, например, титула чемпиона Европы, идти от результата, обеспечивающего решение этой задачи. Дело в том, что в от­личие от несколько абстрактного понятия «победа» понятие «ре­зультат» всегда конкретно. У каждого результата есть также свои конкретные составляющие, которые не только осязаемы, но и под­вергаются тренировочному воздействию.

Позже, когда я познал многие секреты спринтерского бега, понятие «результат» стало еще более дробным. Готовясь, напри­мер, к олимпийскому бегу в Мюнхене и считая, что победу может принести результат порядка 10,05—10,15 сек. (в то время на круп­нейших соревнованиях уже был электронный хронометраж с точ­ностью до 0,01 сек.), я выделял из всего механизма спринтерского бега те ведущие моменты, которые могли обеспечить такой резуль­тат. Вот эти моменты: способность к ускорению движения бедер, быстрота их сведения в беге, частота смены ног в беговом шаге, мощность отталкивания, эластичность движений, способность под­держать высокую частоту движений при довольно широком шаге, способность плавно выйти из стартового наклона.

По импульсам обратной связи, вырабатываемым у каждого высококлассного спортсмена, я в последних тренировках мог ощу­щать, что эти составляющие способны обеспечить требуемый ре­зультат, соответствующий рангу победы. Иными словами, если мне как спортсмену, механизму, реализующему определенную задачу, поставлена цель показать конкретный результат, то я эту задачу должен был разложить на мельчайшие элементы, детали и затем в тренировках отшлифовать эти детали до необходимой кондиции. Собственно говоря, наряду с улучшением чисто физических качеств этой шлифовке и был посвящен весь многолетний тренировочный процесс.

Конечно, я далеко не сразу научился этой премудрости — раскладывать внешне простые движения бега на такие детали. И мне вначале бег представлялся простым и естественным, когда я начинал заниматься у Бориса Ивановича Войтаса, в его группе, летом 1962 г, ...

Сейчас Борис Иванович живет и работает в Риге. А в то вре­мя он был тренером детской спортивной школы в Новой Каховке. Он трудится все эти годы в легкой атлетике, но я бы сказал о нем так: Войтас — специалист по работе с детьми. Легкой атлетике повезло, что Борис Иванович избрал своей специализацией именно ее. Я убежден, что он плодотворно работал бы в любом виде спорта, и именно в качестве детского тренера. Дело не только в том, что он умел найти контакт с ребятами, заинтересовать их занятиями. Он умел заложить в каждом ученике такую базу, такой фундамент самых разных физических качеств, что его воспитанники могли потом с успехом выступать в самых различных видах спорта, а не только в легкой атлетике.

В основе его занятий лежал игровой метод. А чем, как не игрой, можно увлечь любого мальчишку?! Уже позже я узнал, что Войтас использовал игру не только как средство начальной физи­ческой подготовки, с помощью которого дети могли выполнить очень большой объем работы не уставая. В игре, как правило, ребята теряют контроль над своими эмоциями и действиями, и здесь с особой яркостью проявляются и темперамент, и характер. Как говорится, в игре сразу видно кто чего стоит. Кто ленив, а кто работяга. Кто отважен и смел, а кто трусоват.

Вторым направлением в работе Бориса Ивановича была необы­чайная разносторонность, разноплановость занятий. Сюда входили и долгая, не менее часа длящаяся, разминка, в которой выполняли массу различных упражнений на силу, гибкость, ловкость и даже сообразительность, и тренировки почти по всем видам легкой атлетики. Я, например, помню, часто прыгал с шестом, метал диск, тренировался в барьерном беге. Мы становились в группе Войтаса легкоатлетами в самом широком смысле этого слова. Я уж не говорю о том, как много занимались гимнастикой и акробатикой. Словом, получали ту самую «школу движений», на отсутствие кото­рой так часто жалуются даже тренеры сборной команды СССР, когда к ним приходят спортсмены, имеющие высокие результаты, но не владеющие подчас даже элементарными навыками в других упражнениях, кроме основного. А не владея широким арсеналом движений (а следовательно, и не ощущая их), очень трудно бывает исправлять ошибки в технике или выучить какой-либо новый эле­мент. Попробуйте представить себе пианиста, не умеющего в со­вершенстве играть гаммы! Невозможно. А в спорте такое явление встречается довольно часто. Так вот Войтас начинай именно с гамм.

При этом Борис Иванович во многом был новатором, ищущим педагогом. Он одним из первых, по примеру львовского тренера Д. И. Оббариуса, начал применять с детьми бег по наклонной дорожке. Меня, например, нужно было научить правильным навы­кам быстрого бега. А как этому научить, если я вообще не умею бегать быстро, сил не хватает? Вот тут и приходит на помощь на­клонная дорожка. Юный спортсмен на ней развивает скорость, которая в обычных условиях ему пока не под силу, и одновремен­но получает правильные технические навыки. Интересно, что через 10 лет после своих первых занятий с Войтасом я использовал этот прием при подготовке к Олимпийским играм в Мюнхене, когда нужно было повысить поголок скорости.

Одним из первых Войтас применил в тренировках упражнения с амортизатором, а проще говоря — с резиновым жгутом, которым связывают ноги. Эти упражнения чрезвычайно полезны для актив­ного сведения бедер в беге, а также для развития мышц, поднима­ющих бедро. Часто можно услышать на тренировках, как тренер кричит новичку: «Выше поднимай бедро, резче, активнее!» Но ведь в беге важно не только поднять бедро, но и вовремя начать его опускать. Вот здесь на помощь и приходит резиновый жгут. А ощу­тив правильное движение, новичок потом уже может повторить его, ориентируясь на свои ощущения, и в обычном беге, без резины.

Хорошо запомнил я еще одно чрезвычайно ценное упражнение Бориса Ивановича — бег с бумажной трубочкой в зубах. С трибун обычно не видно мимики спринтера, но замедленная съемка поз­воляет увидеть то напряжение, которое искажает порой лицо бегу­на. И дело не в том, что это напряжение не эстетично, а в том, что оно неминуемо передается на мышцы шеи и плечевого пояса и возникает так называемый закрепощенный бег, при котором масса энергии тратится впустую.

Так вот Борис Иванович перед тренировкой склеивал из бума­ги небольшие трубочки, с которыми мы должны были бежать на полной скорости, стараясь не измять их. Закончишь бег — и сразу видно, напрягался или нет.

Своеобразно развивал Войтас силу мышц ног. Помимо обще­известных упражнений со штангой мы использовали различные прыжки на опилочном поле. Даже при очень большом количе­стве упражнений на таком поле мышцы ног не «забиваются» и не травмируются. Впоследствии, будучи в сборной команде СССР, я нигде не имел такого поля, какое было у нас в Новой Каховке. Силу ног увеличивали мы и бегом по песку и по воде. Готовясь к поступлению в институт, я однажды попробовал присесть со штангой на плечах и, к своему удивлению, одолел 130 кг. И это без больших объемов специальной работы с этим снарядом!

Сейчас много говорят о восстановлении сил спортсменов после объемных тренировок, о витаминизации. А Войтас уже тогда, в 1962 г., регулярно проводил с нами курс витаминизации. Давал нам различные соли, глюконат кальция, глюкозу с витамином С, а весной обязательно поливитамины.

Борис Иванович Войтас тренер весьма эрудированный, выписы­вал специальную литературу, как отечественную, так и зарубежную, и многие новинки после обдумывания применял в работе со свои­ми учениками. И сегодня, оглядываясь назад, я вижу, какую разно­образную, насыщенную интересными приемами подготовку с бога­тым арсеналом средств и методов прошел я в те годы.

Но самым главным для меня как для спринтера было то, что без жесткой скоростной работы мне удалось в 1966 г., когда я поступил в институт и начал тренироваться у В. В. Петровского, пробежать 100 м в соревнованиях за 10,5 сек., а 200 м за 22,2 сек. То есть показать такие же результаты, каких добиваются спорт­смены после сугубо специализированной подготовки в спринтер­ском беге.

Разница между мной и такими спортсменами, несмотря на равенство результатов, была огромной. Ведь, занимаясь с юного возраста специализированной спринтерской подготовкой, спортсме­ны, по сути дела, исчерпали свои основные ресурсы повышения скорости бега, а следовательно, и результатов. Я же в тот период перехода от Войтаса к Петровскому еще, строго говоря, и не был настоящим спринтером. Вся специализированная работа у меня была впереди. Это, кстати, и дало мне возможность после двух лет тренировки у Петровского улучшить в 1968 г. свой результат в беге на 100 м до 10,2 и с оптимизмом смотреть в будущее.

Вообще, должен сказать, что с тренерами мне поразительно повезло. Сочетание Войтас — Петровский было идеальным вариан­том своеобразной тренерской бригады. Один — им был Борис Иванович — тренер-селекционер, специалист по работе с детьми, любящий и умеющий закладывать фундамент необходимых ка­честв. Он работал со мной до уровня кандидата в мастера спорта. Другой — Валентин Васильевич — тренер, способный вести специа­лизированную, узконаправленную подготовку в спорте высших до­стижений. Жаль только, что таких тренерских бригад у нас пока что мало и рождаются они скорее стихийно, не являясь продуктом системы подготовки спринтеров высокой квалификации.

Повезло мне и в том, что переход от одного тренера к другому произошел безболезненно. Он был заранее запланирован Войтасом. Когда в 1966 г. я поехал на соревнования во Львов, Борис Иванович наказал мне встретиться там с Петровским и договорить­ся о совместной работе.

Эта встреча запомнилась мне особенно хорошо: она связана с одним забавным недоразумением. Во Львове между предвари­тельным и финальным забегами Валентин Васильевич нашел меня среди участников и познакомился. Мы сказали друг другу несколь­ко слов и разошлись: я пошел к месту старта, а Петровский на трибуну. Очевидно, в соревновательной запарке я толком и не разо­брал, о чем шла речь, и даже не запомнил лица человека, с кото­рым разговаривал. После соревнований, когда я выиграл стомет­ровку с результатом 10,5 сек., Валентин Васильевич снова подошел ко мне, чтобы договориться о встрече в Киеве, в институте физ­культуры. Представьте себе его удивление, когда мальчишка, с которым он познакомился всего несколько минут назад, на предло­жение о новой встрече ответил: «Нигде я с вами встречаться не буду. Я уже договорился с тренером Петровским и буду трениро­ваться только у него!» — «Но ведь Петровский — это я». Тут при­шел мой черед удивляться. Интересно, что подумал в тот момент Валентин Васильевич об умственных способностях своего нового ученика.

Но, как бы то ни было, этой встречей заканчивался школьный период моей жизни в прямом и переносном смысле слова. Закан­чивалась и моя четырехлетняя тренировка у Войтаса. И сейчас, по прошествии более 15 лет, я вспоминаю этот жизненный этап с большой теплотой и благодарностью Борису Ивановичу. Это он нашел меня на уроке фузкультуры, поверил в мои способности, научил любить спорт и бег на короткие дистанции. Учил спокойно, не торопясь, ненавязчиво, с юмором, порой чего-то не договари­вая, оставляя простор для мыслей и фантазии самого ученика.

Весь период работы с Войтасом представляется мне сейчас большой и интересной игрой. Игрой, в которой даже усталость скрашивается чувством удовольствия от сознания, что занимаешься любимым делом, что с каждым днем становишься сильнее, быст­рее, лучше, чем был вчера.

На прощание Борис Иванович подарил мне свою фотографию с надписью: «Валерке Борзову, будущему олимпийскому чемпи­ону в беге на 100 м!» Мне было тогда всего 16 лет, и, каюсь, я не придал этим словам особого значения. Передо мной открывалась новая большая жизнь в столице Украины, жизнь студенческая и спортивная. И мысли об Олимпиаде если и мелькали иногда в моей голове, то только в форме какой-то далекой мечты.

Сейчас-то я понимаю, что Борис Иванович сделал эту надпись с большим смыслом. Просматриваю дневник и вижу: за один только 1966 г. я улучшил свой результат в беге на 100 м от 11,2 до 10,5 сек. Как говорят сейчас специалисты, процент прироста резуль­тата был велик, и это давало Войтасу основание считать, что его ученик сможет добиться в спорте многого. А я не думал ни о каких процентах прироста. И уж, конечно, не мог в должной мере оценить благородство и педагогическую мудрость своего первого наставника, который провел меня по дороге спортивной юности, сделал кандидатом в мастера и передал в руки опытного тренера.

В августе 1966 г. я благополучно сдал экзамены в Киевский институт фузкультуры, поселился в студенческом общежитии и на­чал тренироваться у Петровского, который в ту пору работал на кафедре легкой атлетики.

Физически я был подготовлен неплохо. Но теперь меня ожи­дала совсем другая тренировка — узкоспециализированная трени­ровка спринтера, тренировка высокой интенсивности, бег на более высоких скоростях. И... начались травмы. Их причины установить было нетрудно.

Во-первых, соперники в Киеве в любых соревнованиях оказались посильнее, чем в Новой Каховке, а мне, избалованному успе­хами в юношеском спорте, уступать не хотелось. Я старался выжать из своих мышц то, чего они пока дать не могли. И мои мышцы отказывались работать в непривычных скоростных режимах. Во-вто­рых, сам характер тренировочных нагрузок был для меня новым, а я, как говорят спортсмены, не успевая «отойти» от одного упраж­нения, переходил к другому. Неотдохнувшие мышцы тут же реаги­ровали, - причем довольно болезненно: возникали микротравмы волокон. А в-третьих, и это было, конечно, главным, Валентин Васильевич не знал моего организма так хорошо, как первый тренер.

Конечно, Петровский перед началом нашей работы скрупулез­но изучил мои дневники, много раз разговаривал со мной, но такое общение все же не могло заменить совместного опыта. Вот почему, ратуя за создание тренерских бригад, я и хочу подчерк­нуть, что они должны быть созданы в каждом городе, в каждом спортивном обществе. Иначе говоря, работа каждого юного сприн­тера с тренером, членом бригады, должна все же проходить на глазах того, кто станет его наставником в будущем. Войтас же и Петровский работали не только в разных спортивных школах, но и в разных городах (я даже до сих пор не знаю, где они познако­мились и когда Войтас успел рассказать обо мне Петровскому!). Отсюда и происходили накладки первых месяцев нашей работы, хотя внешне все выглядело не так уж плохо. За мои летние заслу­ги я был включен в сборную юниоров, которая выступила на I Европейских играх юниоров в Одессе в 1966 г. Правда, выступил я неудачно — в забеге пробежал 100 м за 10,7 сек., а в финале еще хуже — за 10,9 сек. За это прегрешение меня даже не поста­вили в эстафетную команду. Да и отношение со стороны руковод­ства сборной ко мне изменилось, стало прохладным. Видимо, я не оправдал надежд, которые на меня возлагали...

Я видел, как трудно было тогда Валентину Васильевичу. Ведь он получил неплохой «материал» — кандидата в мастера спорта, и вот вместо улучшения результатов — ухудшение: ученик уже бе­жит стометровку в соревнованиях не за 10,5, а за 10,9 сек. Уже коллеги смотрят на него с укоризной, и у кого-то готово сорвать­ся: «Испортил талант!»

А сам «талант», по правде говоря, переживал значительно меньше своего учителя. Травмы меня, правда, беспокоили, но к снижению результатов я относился с легкомыслием юности — все будет в порядке, все образуется.

И действительно все начало понемногу образовываться. Нашли мы и метод борьбы с травмами. Петровский увеличил число спе­циальных упражнений для укрепления отдельных мышечных групп. Главным образом это относилось к мышцам задней поверхности бедра и мышцам стопы, на которые резко повысилась беговая на­грузка. Изменились и варианты тренировочных циклов: высокая интенсивность работы компенсировалась достаточным восстанов­лением.

О методике тренировки, предложенной Петровским, я скажу несколько позже. Это тема для отдельного большого рассказа, тем более что найденная форма тренировки без особых изменений красной нитью проходила до конца моей спортивной карьеры. А пока скажу только, что и новый наставник относился ко мне бе­режно и не спешил бросать в ответственные спортивные битвы. Поэтому фамилия Борзова не встречается в протоколах больших соревнований 1967 г. А сигналом того, что период нашей «притир­ки» закончился и мы нашли правильный путь, послужил юноше­ский рекорд СССР в беге на 200 м, который был установлен мной в мае 1967 г. Дистанцию я пробежал за 21,4 сек. и стал мастером спорта СССР. Петровский меня сдержанно похвалил, сказав при этом, что результат точно соответствует уровню моей подготовлен­ности. Отдаю должное терпению и прямоте Валентина Васильевича. Он не поддался искушению взваливать ответственность за неуда­чи первых месяцев работы на прежнего тренера, сослаться на незрелость ученика, различные «объективные» обстоятельства, травмы. Тщательно и планомерно проанализировал он весь ход тренировочного процесса, нашел изъяны и без промедления взял­ся за их устранение.

В 1968 г. с самого начала сезона дела пошли в гору. Я успеш­но выступил на очень популярном тогда матче городов и респуб­лик — Москвы, Ленинграда, РСФСР и Украины — и вновь улучшил личный рекорд в беге на 200 м — 21 сек., а 100 м пробежал за привычные 10,5. Я специально делаю акцент на своих результатах в беге на 200-метровой дистанции. Дело о том, что чуть ли не до 1971 г. меня считали в основном бегуном на 100 м, полагая, что с моим 80-килоградлмовым весом не под силу соревноваться на иной дистанции.

А Валентин Васильевич после матча городов как раз заплани­ровал мне выступление в Лейпциге (с этого я начал рассказ) в беге на 100 и 200 м. Ирония судьбы: в самом конце моих выступ­лений все считали, что я стар для стометровки и могу продлить карьеру именно в беге на 200 м. На этой дистанции я и выступил в своем последнем в жизни забеге.

следующая страница>