Знание, его природа и типология. Вера и знание

Каждый человек интуитивно понимает, что такое знание, принимает его присутствие наряду с реальностью как само собою разумеющееся.

С одной стороны, знание лежит в основе многих областей человеческой деятельности, с другой − является специальным объектом изучения и анализа в теории познания и многих науках. В европейской культуре понятие «знание» ведет свое начало из древнегреческой философии, существует тысячелетия и вместе с тем не имеет однозначного, точного определения, продолжает оставаться предметом обсуждения и дискуссий. В принципе невозможно дать понятию «знание» единственное определение, так как оно принципиально многозначно и многогранно, а эту неопределенность можно снять, только включив его в конкретный контекст, определив аспект, грань рассмотрения.

Знание как неотъемлемое свойство и условие существования человека и общества

Знание — это своеобразная социальная и индивидуальная память — способ сохранения и использования наследуемого и / или вновь создаваемого объема информации.

Фундаментальную значимость для общества имеет запас знания о природе, формах и способах деятельности, образцах поведения, нормах и приемах коммуникации и общения.

1. 
   Теоретическое знание — идеи, теории, мировоззрение и философия.
   

Не самое главное из того, что знает человек, и не самое большое по объему. Теоретическая интерпретация мира — это занятие немногих и знание, которым обладает малая часть общества, лишь доля того, что считается знанием.

2. Дотеоретические, повседневные, массовые знания — все то, что считается в обществе «знанием», независимо от обоснованности и достоверности, это сфера, которую исследователи называют «фабрикой значений» самой «реальности», которую «знают» люди. Это преобладающая область знания. Без обыденного, повседневного знания невозможно выработать теоретическое знание, не может сложиться и сам «мир повседневной жизни», который рассматривается и переживается нами в качестве непосредственной реальности.

Повседневное знание обладает рядом фундаментальных черт, позволяющих строить представления о реальности, сохраняя преемственность традиций и одновременно признавая многообразие «реальностей» в разных обществах и в разное время.

I. Происхождение

- личный опыт (дает нам малую часть знания о мире).

- социальное происхождение (большая часть нашего знания). Передается нам в ходе обучения, в общении и совместной деятельности.

- нормативные системы — внутренний механизм существования социальных традиций, в рамках которых живет человек и является их участником.

- образцы поведения и деятельности, которые предполагают их воспроизведение в новых условиях.

Знание предстает здесь как своего рода путеводитель по образцам жизненных явлений и инструкция по пользованию ими. Особенность нормативного (рецептурного) знания в том, что оно отвечает на вопрос “как?”, но не является ответом на вопрос «почему?», т. е. не является знанием об внутреннем устройстве и принципах действия.

II. Наследуемое знание дается нам преимущественно как типичное и мы разделяем его с другими людьми. Перенимаемые схемы, типичные способы и мотивы деятельности, типы поведения и установки позволяют нам понимать других, осуществлять совместную деятельность. Недоступный моему непосредственному наблюдению внутренний мир другого во многом понимается по аналогии и по принятой нами обоими типичности. Типичные правила, предписания, образцы становятся стандартами, а при особых условиях — законами. Нормативность, рецептурность, типизация осуществляют своего рода интеграцию разрозненных элементов знания каждой личности, выстраивают своего рода логику «того, что знает каждый». Пока это знание позволяет решать повседневные проблемы, оно принимается как достоверное и по существу является для нас таковым.

III. Cоциальное распределение: разные люди или типы людей обладают запасом знания в разных объемах и содержании. Различие определяется многообразием культур и языков, жизненным опытом, в частности возрастным, профессиями, а также конкретными видами и родами непосредственных действий и занятий. Знание об этом само является важным элементом социального запаса знания каждого из нас и позволяет определять возможности не только свои, но и в определенной мере других людей, с кем мы вступаем во взаимодействие.

Говоря о знании как социальном феномене можно обратиться к идеям Ф.А. Хайека — выдающегося англо-американского экономиста, лауреата Нобелевской премии, долгие годы дружившего с крупнейшим методологом и философом науки К. Поппером. Хайек обосновывал мысль о том, что в развитии и организации общества ведущую роль играл и играет сегодня не столько «расчетливый разум» — научно обоснованные рациональные правила, сколько моральные нормы и традиции, сложившиеся в повседневной жизни. Людям свойственно переоценивать интеллект, рациональное знание и полагать, что расцвет цивилизации происходит благодаря сознательному замыслу, планированию и контролю, а не следованию традиционным правилам поведения. Большую часть знания дает нам не непосредственный опыт и не наблюдение, а непрерывный процесс признания, усвоения и соблюдения в первую очередь нравственных традиций, не поддающихся обоснованию с позиций теории рациональности. (Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. М., 1992).

Знание в его соотношении с реальностью, сознанием, типами деятельности

В знаменитом диалоге Платона «Теэтет» Сократ поставил задачу выяснить, «что такое знание само по себе», и в ходе обсуждения сформулировал ряд сопровождающих ее гносеологических вопросов: соотношение общего и частного знания, соотношение знания и ощущения, чувственного восприятия, знания и незнания, знания и мнения, знания как правильного мнения, а также сформулировал свой знаменитый метод «родовспоможения», майевтики — рождения мысли, становления знания. Для Платона знание — «самая мощная из всех способностей», а идея блага — самое важное знание. Душа «вспоминает», извлекает из самой себя то, что уже существует от века в ее глубинах, — истинное знание и понимание — такова суть познания. В противоположность истинному знанию (эпистеме), как знанию о бытии, мнение (докса) — промежуточное знание между наукой и незнанием, бытием и небытием. В Письме VII Платон рассматривал пять ступеней познания предмета:

1. 
   Имя
   
2. 
   Определение
   
3. 
   Изображение
   
4. 
   Само знание, понимание и правильное мнение о познаваемом предмете
   
5. 
   То, «что познается само по себе и есть подлинное бытие».
   

Труды Аристотеля, получившие название «Метафизика», начинаются со слов: «Все люди от природы стремятся к знанию». Знание рассматривается здесь в соотношении с опытом и искусством как мастерством, объединяющим многие эмпирические представления и навыки. Имеющие опыт достигают больших результатов, чем те, кто обладает отвлеченными знаниями, но не имеет опыта. Это можно объяснить тем, что опыт — это знание единичного, а всякое действие, например лечение, относится именно к единичному, конкретному человеку. Однако искусство, включающее общее знание, не менее значимо.

«...Мы полагаем, что знание и понимание относятся больше к искусству, чем к опыту, и считаем владеющих каким-то искусством более мудрыми, чем имеющих опыт, ибо мудрость у каждого больше зависит от знания, и это потому, что первые знают причину, а вторые нет. В самом деле, имеющие опыт знают «что», но не знают «почему»; владеющие же искусством знают «почему», т. е. знают причину. Знание как таковое рассматривается как и соотнесенное и «противолежащее» познаваемому; оно значимо, если относится к сущему и началам (причинам); «мы тогда знаем предмет, когда знаем его причину». Вычленяется «предварительное знание», необходимое для изучения и обучения, общее и частное, имеющее и не имеющее предпосылки, получившее доказательства и недоказанное. Невозможно знание без чувственного восприятия, но невозможно доказательство посредством последнего. Не может быть научного знания о случайном, «ибо случайное не есть ни то, что необходимо бывает, ни то, что бывает большей частью»; знание направлено на общее и основывается на необходимых положениях. Существует различие между знанием и мнением, хотя предмет знания и мнения может быть одним и тем же, но знание рассматривает его по существу, мнение же не по существу. Невозможно одному человеку об одном и том же, в одно и то же время иметь мнение и знание, это возможно лишь для разных людей.

Научное знание возникает, по Аристотелю, «при всех исследованиях, которые простираются на начала, причины и элементы», мы уверены, что знаем вещь, если уяснили ее начала, первые причины и элементы.

В Новое время Декарт решает задачу найти метод получения знания, «установить себе правила, с помощью которых мы могли бы подняться на вершины человеческих знаний» — обрести истину.

Дж. Локк рассматривает проблематику знания в контексте дискуссии о врожденных идеях, о различных действиях «ума», о простых и сложных, отчетливых и неотчетливых, реальных и фантастических, истинных и ложных идеях. Утверждая, что все наше знание из ощущений, он выявляет существенные различия между рациональным и чувственным знанием, предметом и содержанием, познавательными процессами и их результатами — абстракциями и общими понятиями. Локк исследует соотношение знания и мнения, однако последнее он определяет, уже привлекая понятие вероятности, например: «когда человек склоняется к какому-то положению как вероятному, это называется мнением, или убеждением».

У И. Канта, для которого наряду с миром явлений, находящихся во всеобщих формах чувственности — пространстве и времени, вне этих форм существует мир «вещей в себе», под воздействием которых возникают чувственно воспринимаемые явления. Познание явлений не приближает нас к познанию «вещей в себе», возникает проблема познаваемости реального мира. Все эти проблемы рассматриваются философом в «Критике чистого разума», которую он начинает словами «без сомнения, всякое наше познание начинается с опыта» и тут же задает вопрос: существует ли независимое от опыта и от всех чувственных впечатлений познание? Размышляя об этом, Кант обнаружил, что существует два различных способа образования знания и соответственно два его вида — опытное и внеопытное. Так в гносеологию была введена новая фундаментальная проблема априорного знания, полученного вне и до опыта (a priori — до опыта), и была осознана мысль о том, что, «находясь за пределами опыта, можно быть уверенным в том, что не будешь опровергнут опытом». Априорное знание, имеющее всеобщий и необходимый характер, включает такие положения науки и философии, как законы, принципы, аксиомы и постулаты.

Гегель. Для него знание и истина, познаваемая в знании, нераздельны, принадлежат природе самого сознания, предстают необходимыми его моментами. Размышляя об этом в «Феноменологии духа» (1807), он отмечает, что сознание «оказывается проверяющим», оно выясняет, соответствует ли его знание объекту и соответствует ли объект тому, что знает сознание. Если нет, то должно измениться знание, чтобы согласовываться с объектом, но в таком случае и сам объект становится для сознания другим и оно меняет свой критерий проверки.

Необходимо признать, что главным стремлением должно быть получение абсолютного знания, т. е. освобождение знания от какой-либо зависимости от объекта и полное освобождение его от индивидуального человеческого Я. Абсолютное знание (или дух) — это само-знание, возможность благодаря собственному усилию субъекта, независимо от объекта, условий, средств и приемов познания, представлять самому себе все сущее, что приближает его к абсолютной уверенности в своих возможностях. Именно это представление Гегель вкладывает в категорию «понятие», а наука предстает «как постижение самостью себя в понятии».

Многообразные аспекты знания исследуются Гегелем в «Науке логики» (1812), где еще не формализованная логическая наука получила капитальное развитие. Истинное знание рассматривается как предмет логики, как непосредственное и опосредствованное, объективное, конечное и бесконечное, исследуются заблуждение, правильное, неистинное, противоречивое и другие аспекты.

В XX веке с развитием аналитической философии и философии обыденного языка выявились новые аспекты проблемы знания. Б. Рассел применил к исследованию знания метод анализа — разложения сложных форм знания на простые и выявления схемы знания, состоящей из этих простых форм (элементов) и соответствующей структуре мира. Он был сторонником обыденного, донаучного сознания и здравого смысла в том, что вещи таковы, какими они воспринимаются. Критико-аналитический подход показал, что за очевидным и простым стоят сложные процессы и структуры, порождающие сомнения в достоверности этих очевидностей и требующие признания значительного «зазора» между знанием и его объектом даже в научном познании. Метод анализа позволил выявить соотношение факта и опыта, знания и веры, знания и истины, знания и восприятия, знания и мнения, которые отличаются лишь «степенью правдоподобия».

Л. Витгенштейн стремился «расколдовать» само слово «знание», снять преклонение философов перед ним как самым почитаемым словом. Многие значимые для человека явления нельзя передать «информативно», повествовательно, в форме словесно-логически выраженного знания. Проблемы жизни, любви, счастья, долга, судьбы лучше передаются, показываются в музыке, поэзии, живописи, нравственных, религиозных, эстетических переживаниях, в формах живого человеческого опыта.

Витгенштейн показал также, что проблема знания может обсуждаться в форме анализа высказывания субъекта о его значении как «состоянии сознания», выведя «туман внутреннего» во вне. Бесспорное, казалось бы, заявление «Я знаю это» вовсе не однозначно, может быть понято как «Я верю», «Я не сомневаюсь». В результате своего исследования он открывает особый вид знания — принятые на веру, передаваемые по традиции эмпирические суждения, на которые мы опираемся во всех своих действиях, а также рассуждениях и при построении логически обоснованных, проверенных знаний. Например, это наши общие представления-верования о Земле, ее прошлом — картине мира в целом, которые усваиваются с детства и включают нас в общую систему человеческого знания. «Моя жизнь держится на том, что многое я принимаю непроизвольно».

Знание и вера

В концепции К. Поппера о «трех мирах» в метафорической форме зафиксировано, по существу, два основных значения понятия знания, причем предлагаемая им трактовка не совпадает с классической проблемой мнение-знание, или докса-эпистеме.

1. О знании как состоянии сознания, или ментальном состоянии;

2. О знании как объективном содержании мышления: единицах знания, а также дискуссиях, критических спорах и т. п. При этом знание в объективном смысле не зависит от чьей-либо веры или стремления соглашаться, утверждать, действовать, это «знание без познающего субъекта». Знание тесно связано с верой, для чего необходимо выяснить конструктивную роль веры в познании. При этом речь идет не о религиозной вере, а о вере как признании истинности того или иного утверждения без рационального обоснования и доказательства.

Следует отметить, что существование веры в познавательном процессе может быть вызвано:

- отсутствием или недостатком информации (частный случай, момент веры, не носящий всеобщего характера, а главное — не позволяющий судить о механизмах и причинах ее возникновения.) Можно бесконечно наращивать объем информации, но ее усвоение и использование по-прежнему будут основаны на предпосылках, в той или иной степени принятых на веру.

Витгенштейн придавал фундаментальное значение существованию эмпирических предложений, в которых мы не сомневаемся:

- всякое обучение, начиная с детства, основано на доверии. «Будучи детьми, мы узнаем факты... и принимаем их на веру»; «ребенок учится благодаря тому, что верит взрослому. Сомнение приходит после веры».

- развитая форма познания — научное познание — также покоится на вере в некоторые эмпирические высказывания. «Нельзя экспериментировать, если нет чего-то несомненного... Экспериментируя, я не сомневаюсь в существовании прибора, что находится перед моими глазами...»; «На каком основании я доверяю учебникам по экспериментальной физике? У меня нет основания не доверять им... Я располагаю какими-то сведениями, правда, недостаточно обширными и весьма фрагментарными. Я кое-что слышал, видел и читал». Эмпирические высказывания, которые мы принимаем как несомненные, сопутствуют нам всю жизнь, предстают как личностное знание, как «картина мира», усвоенная в детстве (Витгенштейн Л. О достоверности // Вопросы философии. 1991. №2).

Вера — это то, что не имеет достаточных оснований (широко распространено в размышлениях философов о вере). При такой трактовке возникает определенное отрицательное отношение к феномену веры, стремление к ее полной элиминации из познавательной деятельности субъекта, а тем более из системы знания. Дж. Локк полагал, что вера стоит сама по себе и на своих собственных основаниях, и когда вера доведена до достоверности, она разрушается, тогда это уже более не вера, а знание.

Итак, и вера и знание имеют основания, но их основания различны, и это различие носит не просто частный характер и обоснования веры и знания противоположно направлены. Знание становится таковым в результате логического оформления, обоснования, проверки, доказательства достоверности и истинности, и лишь в таком качестве оно обретает не только когнитивную, но и социальную значимость, начинает функционировать в культуре, включаться в коммуникации и различные формы деятельности. Вера же базируется совсем на другом — на подтверждающем ее результаты опыте, на социальной санкции и общезначимости того, во что верят. Подтверждения этой позиции можно найти у И.А. Ильина в работе «Путь духовного обновления» (1935). Он называет «предрассудком», требующим критической переоценки, положение о том, что только знание обладает достоверностью, доказательностью, истинностью, а вера не более чем суеверие, или «вера всуе», напрасная и неосновательная. В доказанное не надо верить, оно познается и мыслится, верить же можно лишь в необоснованное, недостоверное. Отсюда отрицательное, пренебрежительное отношение к вере, требование «просвещения» и борьбы с суевериями. Он отличает настоящих ученых, которые не абсолютизируют результаты науки, прекрасно понимая, что многое из принимаемого за истинное знание не имеет окончательного обоснования и полной достоверности, от «полуобразованных» людей и «полунауки» (по Ф.М. Достоевскому). В последнем случае к науке относятся догматически, и «чем дальше человек стоит от научной лаборатории, тем более он иногда бывает склонен преувеличивать достоверность научных предположений и объяснений. Полуобразованные люди слишком часто верят в «науку» так, как если бы ей было все доступно и ясно». Настоящий ученый помнит о постоянном изменении картины мироздания, в чем убеждает история науки, он «духовно скромен» и, добиваясь максимальной доказательности и точности, помнит, что полной достоверности у науки нет, что нельзя переоценивать отвлеченные схемы и мертвые формулы, верить в них, а не в живую, бесконечно глубокую и изменчивую действительность (Ильин И.А. Путь к очевидности. М., 1993. С. 144).

Верования унаследованы как традиции, принимаются в готовом виде как «вера наших отцов», система прочных, принятых на веру объяснений и интерпретаций, «образов» реальности, действовавших в жизни предков. Среди самых значимых в европейской культуре является вера в разум и интеллект. Как бы она ни менялась и ни критиковалась, человек по-прежнему рассчитывает на действенность своего интеллекта, активно конституирующего жизнь. Если верования укорененно привычны, то сомнение не обладает подобной особенностью. Сомнение — это состояние беспокойства и неудовлетворенности, заставляющее действовать с целью его устранения, порождающее желание перейти к состоянию верования — спокойного и удовлетворенного.

Признание конструктивной роли веры в повседневности, в познавательной и преобразующей деятельности дает возможность по-другому оценить соотношение веры и сомнения в познании. По-видимому, нельзя однозначно решать вопрос в пользу сомнения, если даже речь идет о научном познании, широко использующем критико-рефлексивные методы. За этим, по сути дела, стоит вопрос о степени доверия убеждениям, интуиции ученого, его творческому воображению. Очевидно, что эти проблемы имеют не только эпистемологическое значение, но выходят и на важнейшие направления в других областях, например на создание когнитологии как науки о знании экспертов, а также когнитологических программ, в которых личностное профессиональное знание эксперта переводится в информацию для ЭВМ, сохраняющую индивидуальную окраску знания и интерпретации смыслов.