1. Вводные замечания: гипотеза типологии человеческого опыта

Проблема, которой я хотел бы коснуться в данной статье, находится на пограничье исторической лингвосемантики и антропологии или, точнее, философии человеческого опыта, рассматриваемого как деятельность. Методологической базой представленных здесь наблюдений является деятельностная концепция функционального прагматизма, предполагающая:

а) рассмотрение каждого исследуемого объекта через призму понятия функции (как отношения и как роли);

б) изучение объекта с точки зрения целевой установки его деятельности и

в) понимание объекта как ментальной (антропологической) сущности¹.

Итак, суть поднимаемой проблемы заключается в установлении зависимости между метафоризацией на уровне древних славянских корнесловов в русском и польском языках, а также воздействием друг на друга различных типов человеческого опыта. Рассмотрение данной проблемы требует выдвижения нескольких исходных методологических и типологических положений, касающихся теории антропологического опыта. Очерк деятельностной концепции опыта был изложен мной в отдельной статье². Вкратце суть концепции состоит в том, что все типы человеческого опыта развились путем рефлексивного преобразования экзистенциального, обыденно-мифологического (а в плане диахронии, – обыденно-магического) типа деятельности, включающего в себя весь комплекс физико-физиологических, эмоционально-волевых и экзистенциально-познавательных аспектов жизни человека. Этот базовый тип деятельности непосредственно сопряжен с первичными экзистенциальными потребностями человека в поддержании жизнеспособности организма (сенсорное восприятие, соматические действия, кинестетика тела, передвижения и ориентация в пространстве, прием пищи, физиологическое расслабление, сон, восприятие и понимание окружающей действительности). Последний аспект наиболее сложный, поскольку представляет собой ту часть базового экзистенциального опыта человека, которую представляет для нас мир как объект (т.н. «объективная действительность»). Второй его частью является наш субъективный мир (эмоции, чувства, ощущения, мысли, волеизъявления, настроения).

Бытовое, экзистенциальное видение и понимание мира (мировосприятие) основывается на нерефлексируемом знании, в основе которого лежит вера в истинность этого самого мировидения и миропонимания. Такая вера порождает феномен мифологичности мировосприятия. В бытовой сфере нет места сомнению в истинности окружающего мира. Применительно к филогенезу человеческого опыта (а именно этот аспект представляет главный объект внимания в этой статье) мифологизм обыденного сознания самым тесным образом переплетается с магическим мировосприятием древнего человека. Все сказанное было сказано только для того, чтобы убедить читателя в правомочности включения магического в экзистенциальную (т.е. обыденную, бытовую) сферу опыта в ее филогенезе.

Еще одним аргументом в пользу такого понимания магии является гипотеза о квазирефлексивной синкретичности мифологического и магического сознания. Квазирефлексивность его состоит в экзистенциальной функциональной направленности древнего мифа и древней магии. Они были призваны не организовывать общественную или производственную деятельность и, тем более, не чистому познанию или чистому искусству, а самой что ни на есть реальной действительности, бытовой, повседневной экзистенции человека. Лишь со временем появляется «зазор» между «бытовым человеком», движимым жаждой жизни (libido sentiendi) и «человеком дела» (homo faber), движимым жаждой выгоды и успеха, а также «политическим человеком» (zoon politicon), движимым стремлением к утверждению социального порядка и/или³ жаждой власти (libido dominandi). Синкретизм же деятельности мага (шамана) состоял, судя по всему, в том, что он был первым профессионалом, ученым-философом, политиком-идеологом и артистом одновременно⁴.

Все эти аспекты деятельности еще не расслоились в его деятельности, и, что самое главное, не стали самодостаточными и самоценными. Расслоение обыденно-мифологического опыта происходило, очевидно, одновременно в двух направлениях. В основе этого процесса должны были лежать два совершенно отличных типа рефлексии – рефлексия рационализирующего типа (связанная с усовершенствованием труда и преодоления природы, покорением Вещи) и рефлексия эмоционального типа (связанная с установлением общественной морали, воздействием на чувства другого человека, покорением Человека). Дальнейшее усиление рациональной рефлексии порождает феномен коммерческо-поисковой (speculātio), организационно-управленческой (administrātio) и образовательной (instrūctio) деятельности. Высшим проявлением этого типа рефлексии становится выход за пределы т.н. «реальной» жизни в область чистого познания – научная и философская деятельность. Развитие же эмоциональной рефлексии порождает феномены общественной морали (mores), культуры (cultūra), политики (polītīa) и воспитания (educātio). Пиком развития здесь также становится выход в виртуальную эмоциональную сферу опыта – искусство. Маг (шаман) как «деловой человек», «организатор» и «учитель» постепенно становится «философом» и «ученым», т.е. человеком, движимым жаждой знания как такового (libido sciendi), а маг в роли манипулятора общественным сознанием, организатора обрядов и досуга, «блюстителя морали» и «воспитателя» постепенно порождает тип «эстетического человека», «художника», «артиста» испытывающего жажду красоты как таковой (libido pulchritātis).

Таким образом в основе типологической гипотезы опыта лежит идея о пяти базовых его сферах, расходящихся по двум линиям от бытового центра⁵:

Именно это деление в данной статье положено в основу типологизации исконнославянского корневого фонда и именно переходы между этими пятью сферами принимались во внимание при анализе метафорических переносов в словах, содержащих данные корни.