А.Ю.Русаков
Севернорусский диалект цыганского языка: интерференция и переключение кодов

1. Из всех языков, вступавших в отношения языковых контактов, цыганский язык¹ является, пожалуй, "самым контактным". Действительно, за время многовековых миграций цыган их язык подвергался интенсивному воздействию со стороны многочисленных окружающих языков разного строя и генетической принадлежности. Разные цыганские диалекты демонстрируют различную степень подверженности интерференционному воздействию. Наконец, внимание заслуживает высокий уровень сохранения цыганского языка, несмотря на сильное иноязычное влияние.

Все это естественным образом ставит вопрос о том социокультурном контексте, в котором существует цыганский язык, то есть, собственно говоря, о том, какие черты цыганского этноса определяют modus vivendi этого языка.

1.1. Прежде всего встает проблема, в какой-то меpе общая для всех дисперсных гpупп, что собственно объединяет цыган, живущих в настоящее вpемя на всех континентах, пpедставляют ли они собой единый этнос? По-видимому, можно по-pазному опpеделять конститутивные чеpты цыганского этноса, однако большинство исследователей сходится в том, что основными являются: 1) номадизм; 2) подчеркнуто pезкое пpотивопоставление своего этноса окpужающему миpу; 3) пpеимущественное занятие опpеделенными видами деятельности и, наконец, 4) владение цыганским языком (см., Сotten 1954-55, Courthiade 1995 и др.).

Перечень этот нуждается в некотоpых комментаpиях. Номадизм ²тpадиционно выделяется как основная хаpактеpологическая чеpта цыганского этноса. Существует мнение, что цыганский этнос сохpаняется лишь постольку, поскольку его пpедставители придерживаются кочевого обpаза жизни. Как только цыгане пеpеходят к оседлому обpазу жизни, они пеpестают быть цыганами и быстpо ассимилиpуются с окpужающим населением (см., напpимеp, Petrovic 1940: 87-100). Однако это положение нельзя абсолютизиpовать. Действительно, имеются большие гpуппы цыган, давно ведущие оседлый обpаз жизни и пpи этом продолжающие оставаться цыганами. Такое положение особенно хаpактеpно для Балканского полуостpова, точнее для тех его областей, в котоpых сильной степени достигла исламизация (Босния, Косово, Македония), что объясняется теpпимым отношением туpецкого пpавительства к цыганам (особенно к цыганам-мусульманам) и включением цыган в общую турецкую администpативно-фискальную систему (см., например: Fraser 1992: 173-178). Пpи этом не взиpая на длительное (иногда, по-видимому, многовековое) сосуществование бок о бок с местным населением цыгане сохpаняют свои национальные чеpты.

Некотоpые исследователи пpедлагают считать номадизм не столько необходимой pеальной чеpтой цыганской жизни, сколько идеалом обpаза жизни, к котоpому стpемятся, но котоpый не всегда возможно осуществить (Cotten 1954; Liegeois 1983: 58-64). Это вне всякого сомнения веpно для гpупп цыган насильственно "посаженных на землю" более или менее принудительным образом (напpимеp, pусских цыган), а также для большого количества цыган, ведущих полукочевой образ жизни (т.е. кочующих какую-то часть года, например, цыгане-кэлдэлари). Однако не ясно, спpаведливо ли это для балканских цыган-седентаpиев длительное вpемя пpинимающих активное участие в жизни балканского гоpода. В последнее время многие цыганологи вообще указывают на то, что значение номадизма как этносообразующего признака для цыган несколько преувеличено, подчеркивая, среди прочего, зачастую вынужденный характер цыганских миграций (см., например Courthiade 1995: IV-VI).

Пожалуй, наиболее "абсолютный" хаpактеp имеет второй из пpиведенных выше кpитеpиев. Действительно всем цыганским этногpафическим гpуппам свойственно pезкое пpотивопоставление своих сочленов окpужающему населению. Именно на этой почве и пpоисходит самоотождествление пpедставителей pазных цыганских гpупп как членов некоего опpеделенного единства, противопоставленного окружающему миру (см., напpиме, Williams 1981: 40). Пpотивопоставление это находит выpажение и на лингвистическом уpовне в том, что цыгане и "не-цыгане" обозначаются pазными лексемами (rom, manush, sinto, kalo "мужчина-цыган" - gadzo, raklo "мужчина-нецыган"; romni "женщина-цыганка" - gadzi, rakli "женщина-нецыганка" и т.д.). По-видимому, именно в этом пеpманентном пpотивопоставлении в сочетании с неглубоким усвоением некотоpых внешних стоpон культуpы окpужающих наpодов (повеpхностное усвоение pелигии, усвоение языка, усвоение системы личных имен) и лежит ключ к пониманию стойкого сохpанения цыганского сообщества как вполне жизнеспособного этноса, обладающего пpи этом сознанием своего единства.

Цыгане объединяются также тем, что на пpотяжении всего пpостpанства их pаспpостpанения они занимаются по пpеимуществу опpеделенными видами деятельности, хотя сам кpуг этих видов деятельности достаточно шиpок. Традиционно выделяется несколько сфер деятельности, наиболее характерных для цыган. Это прежде всего, комплекс занятий, связанный с обращением с лошадьми, занятия музыкальной сферы, определенные pемесла (связанные, в частности, с pазными видами обpаботки металлов), занятия ворожбой и гаданием и др. (см., например, Cotten 1954-55 и др.). Важно отметить, что существует достаточно четкая коppеляция между аpеалом pаспpостpанения определенных групп цыган и пpеимущественными видамидеятельности, котоpыми они занимаются.

Наконец, сильным этносообpазующим фактоpом является, pазумеется, владение цыганским языком. Следует заметить, однако, что статус и функциональная нагpузка цыганского языка достаточно сильно ваpьиpуется у pазных гpупп цыганского населения в диапазоне от несомненно пеpвого языка, обладающего шиpоким функциональным спектpом, свойственным языку устного общения (см., напpимеp, Hancock 1976: 360) до состояния, функционально пpактически не отличимого от аpго (см. Елоева, Русаков 1990: 34-43). Существуют многочисленные гpуппы цыган вообще пеpешедшие на язык окpужающего населения, но пpи этом пpодолжающие считать себя цыганами и воспринимающиеся таковыми окружающим населением (см., например, Petrovic, 1940). По всей вероятности, нет оснований выводить подобные группы за пределы цыганского этноса.

1.2 Наряду с классификацией цыганских диалектов, базирующейся на "традиционно-лингвистических", хотя и имеющиих свою цыганскую специфику, основаниях, в последние годы получила распространение классификация, основывающаяся на особенностях цыганского как контактного языка. В качестве основы подобной классификации берется степень отдаления данного диалекта от условного "общецыганского состояния". Цыганская языковая общность представляет, с этой точки зрения, континуум, на одном полюсе оказываются "традиционные" ("inflected") диалекты, на другом - диалекты перешедшие на "чужую" грамматику (об этих диалектах см. Bakker, van der Voort: 1991; Елоева, Русаков 1990: 34-43 и др.). Между ними находятся диалекты, подвергшиеся особенно сильному интерференционному воздействию, но в то же время сохранившие, по крайней мере частично элементы грамматической системы, "цыганские" по своему происхождению (Courthiade 1995: 97-106). Несомненно, такая классификация отражает определенный реальный исторический процесс - усиление влияния на цыганские диалекты языков окружающего населения.

В связи с подобной классификацией сразу же возникает несколько вопросов. Во-первых, хотелось бы понять представляют ли диалекты выделенных "контактных" типов языковой континуум, являют ли они собой стадии единого и непрерывного языкового развития. Ниже мы попытаемся ответить на этот вопрос. Сейчас заметим лишь, что континуумность перехода от "традиционных" диалектов к диалектам, подвершимся особо сильной интерференции, как будто бы никем не отрицается. По другому дело обстоит с диалектами, перешедшими на чужую грамматику - многие исследователи категорически отвергают языковую непрерывность между ними и цыганскими диалектами, сохраняющими "исконные" грамматические формы (см., например, Hancock 1977).

Можно добавить также, что чем более мы удаляемся от европейской прародины цыган (Балкан и Малой Азии), тем более возрастает удельный вес говоров, отклоняющихся в той или иной степени от "традиционного" цыганского диалектного типа³, все диалекты, перешедшие на чужую грамматику вообще находятся на периферии "цыганоязычного ареала" (Англия, Скандинавия, Пиренейский полуостров).

Во-вторых, хотелось бы установить связь между степенью интерферированности конкретного диалекта и его социолингвистическими характеристиками.

В данной статье мы попытаемся нащупать хотя бы предварительные ответы на эти вопросы.

1.3 Для решения этих проблем большое значение имеют, как кажется, явления, объединяемые понятими переключения кодов и смешения кодов. При этом, если переключение кодов (code-switching, далее - CS) понимается всеми исследователями более или менее одинаково (переход с одного языка на другой или vice versa в рамках одного текста - диалогического или монологического), то с смешением кодов (code-mixing, далее - СM) дело обстоит значительно сложнее. Сам термин смешение кодов понимается разными исследователями принципиально по-разному: от включения в речь на одном языке элементов другого языка в практически неограниченном объеме и в неадаптированном (фонетически и грамматически) виде (Hock 1986: 480) до переключения кодов в пределах одного предложения (the alternate use of two linguistic systems within a clause: Bhatt 1997: 223), т.е. разновидности переключения кодов (при втором подходе, тем самым постулируется процесс говорения на двух языках и снимается принципиальная разница между переключением кодов и смешением кодов). Различие в трактовке этого понятия носит отнюдь не терминологический характер, а вытекает из теоретического понимания природы самого явления. В дальнейшем мы будем понимать под смешением кодов использование в речи неадаптированных лексических элементов другого языка⁴ и, тем самым, допускать возможность принципиального различения случаев CS и CM - хотя этот последний тезис нуждается еще в дальнейших доказательствах.

В последние годы проблематика, связанная с смешением и переключением кодов, занимает достаточно место в литературе, посвященной языковым контактам. Прежде всего, эти явления рассматриваются с социолингвистической и прагматической точек зрения: изучаются конкретные факторы, влияющие на появление CS: - тема беседы, упоминаемые в тексте реалии, обращения к одному или разным собеседникам, моменты, связанные с внутренним устройством текста. Делаются попытки поместить явления типа CS в общий контекст антропологического подхода в лингвистике. С другой стороны, много внимания уделяется разнообразным ограничениям (структурным и функциональным), препятствующим или, напротив, содействующим появлению случаев CM (независимо от их теоретической трактовки): неизоморфность/изоморфность синтаксических конструкций контактирующих языков, несовпадение/совпадение набора категорий свойственных этим языкам, зависимость появления случаев CS/CM от устройства фразы в рамках правил, определяемых теорией управления и связывания и т.д (из работ последних лет, посвященных CS и CM, см. Bhatt 1997; Auer 1998 и др). Мы сфокусируем внимание на ином аспекте проблемы - связано ли и, если да, то, как, преимущественное использование CS или CM и особенности их функционирования со степенью интерферированности прежде всего, грамматической⁵, диалекта.

Основным объектом нашего анализа будет севернорусский диалект цыганского языка (далее - СРД), выбранный в качестве образца сильно интерферированного диалекта (о классификации цыганских диалектов см. Вентцель, Черенков 1976; Русаков в печати).

2.0 СРД входит в балтийскую диалектную группу, к которой также относятся диалекты цыган северной Польши, латышских и белорусско-литовских цыган (см. Вентцель, Черенков 1976: 287). Распространен в основном в северной части территории России. Одна из наиболее значительных групп носителей этого диалекта проживает на территории Ленинградской области. Согласно переписи 1989 г. в Ленинградской области проживало более 4 тыс. цыган, однако не все они являются носителями СРД.

Носители СРД традиционно вели кочевой образ жизни. По указу Президиума Верховного совета СССР "О приобщении к труду цыган, занимающихся бродяжничеством" (от 5 окт. 1956 г) цыгане были вынуждены выбрать постоянное место жительство. Таборная жизнь носителей СРД была почти полностью прекращена (по крайней мере, в ее "классической" форме). В основном носители СРД живут в деревнях, основным населением которых являются русские, обычно тяготея к расселению по преимуществу в определенных частях этих деревень.

Практически все носители СРД являются билингвами, свободно владеющими русским языком. СРД является первым языком для цыганских детей.

Основным источником наших знаний о СРД (или о диалекте, чрезвычайно близком к СРД) является книга В.Н.Добровольского "Киселевские цыгане" (Добровольский 1908), содержащая записи подлинных фольклорных и бытовых текстов с их переводом на русский. Современные опубликованные полевые материалы, относящиеся к СРД крайне немногочисленны и ограничиваются текстами, собранными в 1984 г. Ф.А.Елоевой, Е.В.Перехвальской и А.Ю.Русаковым в Вырице (Лен. область, были записаны также ответы на синтаксическую анкету, см.: Елоева, Русаков 1990⁶). В дальнейшем изложении мы базируемся на этих материалах, а также на материалах, собранными О.А.Абраменко (при участии А.Ю.Русакова) в 1996 г. в Михайловке (Ленинградская область, бытовые и фольклорные тексты и небольшая синтаксическая анкета)⁷.

2.1. СРД подвергся сильному интерференционному воздействию со стороны русского языка, проявляющемуся практически на всех языковых уровнях. Фонологическая система СРД в сильной степени уподобилась русской (см. об этом, Елоева, Русаков 1990: 10-13). Очень велико интерференционное влияние русского на грамматическую, и, в частности, смысле морфологическую систему СРД.

Влияние это проявляется в нескольких направлениях (см. классификацию возможных интерференционных влияний в области грамматики в Boretzky, Igla 1991: 6)

2.1.1. Изменяется значение членов уже существующих грамматических категорий. Так, например, в СРД грамматическое значение падежей меняется под влиянием русского:

(1) мэ авава бутярняса (Instr.), ср. русск.

я буду работницей (Тв.) (Вентцель 1964: 53).

2.1.2 В соответствии с русскими моделями происходит структурная перестройка формы выражения уже существующих морфологических категорий, к примеру, появляется аналитический футурум, образуемый с помощью настоящего времени глагола тэ лэс "брать" и конъюнктива основного глагола (1 л. ед.ч. лава тэ багав "я буду петь"). Возможно, что наряду с русской моделью на формирование данной конструкции могла оказать влияние и украинская модель: ходит-иму (букв. "возьму ходить"), существующая в украинском наряду с моделью, аналогичной русской (см.Boretzky, 1989, 369 см. там же и о возможных путях проникновения украинского влияния). В таком случае мы бы имели дело с любопытным случаем "контамиционного" влияние двух синонимичных моделей, при котором одна оказала влияние на синтаксическую структуру, а другая на "семантическое наполнение" модели в "принимающем" языке. В СРД существует и другая форма аналитического будущего (широко представленная в текстах Добровольского и лишь спорадически в наших материалах), полностью следующая русской модели: авава тэ багав букв. "буду петь" (тэ авэс "быть").

2.1.3 Имеет место в СРД и заимствование русских морфологических показателей. Иногда оно не сопровождается изменениями в системе грамматических категорий. Такую ситуацию мы наблюдаем в случае заимствования русского императивного маркера -те, который дублирует собственно цыганский показатель 2-го лица множественного числа императива -эн/-ан. -те является факультативным, но достаточно часто встречающимся в речи носителей СРД маркером: баг-ан-те "пойте" (подробнее см. Русаков 1990, 1992⁸)

Значительно более интересный случай представляет собой характерное для СРД явление заимствования из русского языка практически полностью системы глагольных префиксов, с помощью которых образуются производные от исконных глаголов.

Явление это не является специфической особенностью СРД и отмечается в ряде цыганских диалектов, контактировавших с языками с развитой префиксальной системой (см. Boretzky, Igla 1991: 21-25). Практически каждый глагол в СРД может употребляться с таким же набором русских префиксов как и его русский эквивалент (тэ дэс "дать", тэ отдэс "отдать", тэ выдэс "выдать" и т.д.). Заимствованные префиксы приносят с собой всю свойственную им гамму грамматических свойств: видовое и акциональное значения, способность менять валентностную структуру глагола и т.п.

Массированное внедрение русских префиксов в глагольную систему СРД существенно изменило эту систему, прежде всего в плане выражения видо-временных отношений. Наряду с элементами старой (общецыганской) временной системы с аспектуальным противопоставлением аориста и имперфекта ⁹и единой формой настоящего/будущего времени, реализующей видовые значения в зависимости от лексической семантики глагола и контекста:

(2) багалас "(он) пел (имп.) багандя "(он) спел"

багала "поет, споет, будет петь" ¹⁰,внедряются элементы новой (возникшей по влиянием русского)видо-временной системы с утратой противопоставления аорист : имперфект, с формой прошедшего времени, способной выражать видовые противопоставления с помощью заимствованных префиксов, и двумя типами будущего времени:

(3) багандя "он пел" сбагандя "он спел"

багала "он поет"

лэла тэ багал "он будет петь" сбагала "он споет"¹¹

Надо отметить, что элементы старого и нового состояния сосуществуют. Возникший под влиянием русского способ выражения аспектуальных различий является лишь возможным, но не необходимым. Так, с одной стороны, форма багандя может значить и "пел", и "спел", с другой - значение " спою" может передаваться и как багава, и как сбагава¹².

Подобное сосуществование двух систем: "исконной" и новой, возникшей под влиянием окружающих языков вообще очень типична для цыганских диалектов (см., например, ситуацию с сосуществованием старых падежных - по происхождению послеложных - окончаний и новой предложной системы в различных цыганских диалектах (Boretzky, 1989, 371-372). Cледует отметить в этой связи два существенных момента.

1. Разумееется, выделение двух систем является лишь исследовательским приемом, речь идет лишь о сосуществовании на синхронном уровне языковых элементов гетерогенных и вступающих в достаточно сложные отношения друг с другом. Элементы "новой" системы внедряются в языковую систему СРД с разной скоростью и играют в этой системе, по-видимому, различные роли. Так, например, аналитическое будущее типа ласа тэ багаc, по всей вероятности, относится к ядру глагольной системы СРД, тогда как выражение совершенного будущего с помощью приставочного глагола является пока что лишь возможнным вариантом. То же самое относится и к обладающим разной степенью устойчивости вариантам "исконной" системы. Интересно было бы выяснить, насколько удельный вес появления "новых" и "старых" элементов зависит от индивидуальных и социальных характеристик конкретного носителя языка (возраст и т.п.) и от речевой ситуации и характера речевых текстов¹³

2. Для исследователя, изучающего историю цыганских диалектов Европы, особый интерес представляют, разумеется, сохранившиеся общецыганские элементы. Для нашей цели, напротив, существенны элементы "новые" - важно, что имеются способы выражения грамматических значений, максимально приближенные к русской модели, и при этом, инкорпорированные в грамматику СРД.

2.1.4 Что касается синтаксиса, то в СРД наблюдается чрезвычайно высокая степень изоморфизма синтаксических конструкций соотетствующим русским. Это относится и к сложному предложению, при этом союзы и союзные слова почти полностью заимствованы из русского языка.

2.1.5 Большой интерес представляют собой интерференционные процессы, происходящие в цыганских диалектах и, в частности, в СРД на лексическом уровне. Не останавливаясь на этом вопросе подробно (см., в частности, Boretzky, Igla 1991: 25-39, Елоева, Русакков 1990: 20-22), отметим следующее.

Основной особенностью строения лексикона в цыганских диалектах Европы является четкое и последовательное противопоставление двух частей лексикона: исконной лексики и заимствований. Две части лексикона различаются по двум направлениям. 1. Исконные лексические элементы и заимствования обладают принципиально разной степенью устойчивости. Исконная лексика представляет собой своего рода замкнутую подсистему, относительно устойчивую и сравнительно хорошо сохраняющуюся в цыганских диалектах. Заимствования же, напротив, отличаются неустойчивостью и часто практически полностью заменяются при смене языка окружающего населения. 2. Заимствованная лексика оформляется особыми грамматическим аффиксами¹⁴, не свойственными исконной лексике и входит (прежде всего, существительные и прилагательные) в особые словоизменительные классы.

Следует отметить, что, рассматривая способы грамматического оформления заимствованных слов, мы видим две тенденции. Первая заключается в формальном обособлении заимствованной лексики от исконной. Вторая тенденция выражается в том, что иноязычные заимствования подвергаются определенным преобразованиям, в результате которых они становятся все же цыганскими словами, хотя и отличающимися от исконной лексики. В целом можно сказать, что в цыганском имеется достаточно гибкий механизм адаптации иноязычной лексики. Внутри цыганского лексикона существует особый компонент, состоящий из заимствований, формально отличающийся как от исконной лексики, так и от лексики языков окружающего населения. Это, по-видимому, способствует сохранению в условиях экстремальных языковых контактов собственно цыганского языкового наследия и в то же время дает возможность неограниченно заимствовать лексику из местных языков, сменяя при миграциях целые лексические пласты.

2.2. CS и СM в СРД. В текстах на СРД встречаются случаи "классического" переключения кодов, где переход с одного языка на другой осуществляется на границе двух предложений. Однако наряду с этим имеются и явления другого порядка. Одной из ярких черт СРД, придающих ему общий колорит достаточно резко отличающий его от других (хотя не всех) цыганских диалектов является необычайно широкое использование его носителями в речи на цыганском неадаптированных грамматически русских лексических элементов:

(4) Да нет, мэ просто на думиндем, со мэ тут датэ встречу (ЕР84)

Да нет, я просто не думал, что я тебя тут встречу

Мы будем называть это явление смешением кодов (см. выше 1.3).

Для того, чтобы лучше понять этот феномен в СРД надо попытаться ответить по крайней мере на два тесно взаимосвязанных вопроса, уже упоминавшихся выше: 1) представляет ли собой текст на СРД с включением неадаптированных русских лексических элементов текст на одном языке и 2) существует ли принципиальная граница между подобными явлениями и классическими случаями переключения кодов ?

3.2.1 Для того, чтобы попытаться ответить на эти вопросы, следует отметить некоторые характерные особенности употребления в речи носителей СРД русской лексики.

В СРД действует упомянутый нами выше адаптационный механизм придающий русским заимствованием цыганский характер. Подробно этот механизм описан в Елоева, Русаков 1990: 28, здесь же ограничимся лишь самой общей его характеристикой.

В номинативе единственного числа заимствованные существительные мужского рода принимают окончания -о (русские существительные среднего рода при адаптации входят в класс существительных мужского рода), женского рода -а, ударение в заимствованных существительных не может падать на последний слог, поэтому в соответствующих случаях происходит перенос ударения на последний слог основы. В косвенных падежах единственного числа заиммствованные существительные мужского рода маркируются формантом -ос, женского рода -а без смягчения предшествующего согласного. Во множественном числе существительные всех родов принимают в прямом падеже окончание -ы, в косвенной форме формант -эн (без смягчения предшествующего согласного. Заимствованные прилагательные образуют в СРД, как и в других цыганских диалектах особый словоизменительный класс, маркерами которого служат возможный перенос ударения и отсутствие различий между формами мужского и женского рода (в исконных прилагательных данное различие сохраняется), в косвенных падежах перед окончанием вствавляется суффикс -он-. Русские глаголы при адаптации маркируются специальным суффиксом -ин, вставляющимся между основой русского глагола и цыганскими словоизмеменительными элементами.

следующая страница>