Р.М. Валеев, Д.Е. Мартынов
Казанское востоковедение
в архивных материалах
биография и наследие (XIX – нач. XX вв.)
КАЗАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
2010
УДК 001.89
Валеев Р. М. , Мартынов Д. Е.
Казанское востоковедение в архивных материалах: биография и наследие (XIX – начало XX вв.). – Казань: Казан. гос. ун-т, 2010. – 116 с.
Работа посвящена неизвестным страницам истории казанского востоковедения XIX – начала XX вв. и содержит комплекс оригинальных документов из архивных фондов Казани и Санкт-Петербурга, посвященных биографиям и наследию российских ориенталистов.
Предназначена для студентов-востоковедов высших учебных заведений.
© Валеев Р.М., Мартынов Д.Е., 2010
© Казанский государственный
университет, 2010
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие…………………………………………………………………4
Глава 1. И. Хальфин и Х.Д. Френ: эпистолярное наследие……………6
Глава 2. Х.Д. Френ, Я.И. Шмидт, О.И. Сенковский: преподавание
восточных языков в I Казанской гимназии…………………………………...14
Глава 3. Академическое и университетское востоковедение
(XIX – начало XX вв.)…………………………………………………………….29
Глава 4. Проекты развития российского востоковедения
(XIX – начало XX вв.)…………………………………………………………….40
Глава 5. О.М. Ковалевский – монголовед-путешественник………….62
Глава 6. Н.Ф. Катанов и В.Р. Розен………………………………………72
Глава 7. Тюркологи Э.К. Пекарский и Н.Ф. Катанов…………………85
Глава 8. Н.И. Зоммер (1823 – 1847) – студент Казанского универ-ситета и адъюнкт Академии наук………………………………………………94
Предисловие
Российское университетское востоковедение, в том числе Казанский центр востоковедения, сыграли выдающуюся роль в истории, науке и культуре народов России и в изучении духовного и материального наследия народов зарубежного Востока1. В основе казанской школы лежали разнообразные внешнеполитические, торгово-эконо-мические и научно-культурные связи народов России со странами Востока, масштабные задачи социокультурного освоения Востока России, европейский ориентализм и в особенности самобытная национальная культура восточных народов империи, в том числе татарского народа.
Для дальнейшего изучения истории отечественного востоковедения XIX – начала XX веков требуются наиболее полное привлечение разнообразных оригинальных источников, их научное исследование и публикация архивных материалов. Следует отметить, что многие оригинальные исследования по истории востоковедения в России основывались на привлечении и интерпретации архивных материалов и документов. Между тем в настоящее время назрела проблема комплексного изучения и публикации документов, которые еще не попала в поле зрения исследователей.
Вниманию студентов и специалистов предлагаются оригинальные архивные документы, посвященные истории отечественного востоковедения XIX – нач. XX вв.
Материалы глав 1 – 7 подготовлены доктором исторических наук, профессором Р.М. Валеевым, а глава 8 – кандидатом исторических наук Д.Е. Мартыновым.
Примечания
1. Подробнее см.: Бартольд В.В. Работы по истории востоковедения // Сочинения: в 9-и т. М., 1977. Т. IX; Крачковский И.Ю. Очерки по истории русской арабистики // Избр.соч.: в 6-и т. М.; Л., 1958. Т.5; Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России: дооктябрьский период. 2-е изд., дополн. и исправл. Л., 1982; История отечественного востоковедения до середины XIX ве-ка. М., 1990; История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. М.,1997.; Куликова А.М. Востоковедение в российских законодательных актах (конец ХVII в. – 1917 г.). СПб., 1994; Куликова А.М. Российское востоковедение XIX века в лицах. СПб., 2001; Мазитова Н.А. Изучение Ближнего и Среднего Востока в Казанском университете (первая половина XIX века). Казань, 1972; Юсупов М.Х. Шигабутдин Марджани как историк. Казань, 1981; Шамов Г.Ф. Профессор О.М. Ковалевский: очерк жизни и научной деятельности. Казань, 1983; Усманов М.А. Заветная мечта Хусаина Фаизханова: повесть о жизни и деятельности. Казань, 1980; Закиев М.З., Тумашева Д.Г. Роль Казанского университета в развитии тюркологии // Проблемы тюркологии и истории востоковедения. Казань, 1964; Михайлова С.М. Казанский университет в духовной культуре народов Востока России (XIX век). Казань, 1991; Иванов С.Н. Николай Федорович Катанов (очерк жизни и деятельности). 2-е изд. М., 1973, Валеев P.M. Из истории казанского востоковедения середины – второй половины XIX века: Гордий Семенович Саблуков. Казань, 1993; Валеев Р.М. Казанское востоковедение: истоки и развитие (XIX в. – 20-е гг. XX в.). – Казань, 1998.
Глава 1. И. Хальфин и Х.Д. Френ: эпистолярное наследие
Эпистолярное наследие раскрывает научные и просто человеческие взаимоотношения Ибрагима Хальфина (1778–1829) и Х.Д. Френа (1782–1851). Публикуемые четыре письма И. Хальфина петербургскому академику-востоковеду Х.Д. Френу сохранились в его личном фонде в Санкт Петербургском филиале Архива Российской академии наук (ф.778, оп.2, д.339). В целом в фонде Х.Д. Френа сохранились девять писем И. Хальфина, написанные в период с 1819 по 1825 годы. Все письма представляют личные автографы казанского востоковеда и просветителя и написаны в основном на русском языке, лишь одно из них – на татарском (1825 год). Здесь публикуются четыре письма от 22 декабря 1819 года (первое письмо), 25 октября 1820 года (третье письмо), декабря 1823 года (дата не указана, седьмое письмо) и 1 апреля 1825 года (последнее письмо). Они наиболее полно представляют тесные научные и культурные связи российских востоковедов первой половины XIX века, показывают совместную источниковедческую работу по подготовке к изданию «Родословного древа тюрок» Абулгази, и в целом это – яркое свидетельство взаимодействия казанской и петербургской школ российского востоковедения.
Милостивый Государь,
Христиан Данилович!
Наичувствительнейше благодарю Вас в неоставлении меня своими письмами. Уведомляю Вас, что я нашел все книги, о которых Вы изволили писать в письме к г. ректору Гаврилу Ильичу, кроме Сейфульмулюк, (Фәүз ән-нәҗәт – Победа спасений), которые все уже разобраны. Хотя также и Юнусовского (Фэтиха – Седьмая печать Корана) не находится здесь в Казани; но я Вам свою посылаю. Сверх сего, у меня нашлась одна старинная штучка с куфийскою надписью (которую, признаться, я худо разбираю), найденную русским мужиком в Иски Казани, в том месте, где была крепость, которую и дарю Вам, яко любителю древностей.
Декабря в первый день читано было в совете здешнего университета предложение г. попечителя о том, что по рассмотрении составленной мною татарской хрестоматии и по одобрению Вашему, г. попечителем, г. министру о напечатании оной на казенный счет исключает из тетрадей рукописи № 3 с тем, чтобы продажа сей книги по напечатании ее и по возвращении употребленных казною издержек обращена была в мою пользу. Но так как ни я, ни совет здешняго университета не знаем, какая причина была оставить в С.Петербурге оную тетрадь. То и прошу Ваше Высокоблагородие, если можно уведомите меня о сей причине. В оной тетради заключаются описания о князьях, от Джангис-хана зависящих, "О раздавании для них тамгов и прозваний, о некоторых войнах, веденных им и о смерти его"; также в оной тетради начато повествование о Тамерлане, а окончено здесь. Вы говорите, что если напечатается книга-хрестоматия, то прислать к Вам для продажи. Вы этим меня весьма обязываете; но я, однако, нахожусь в недоумении, кто захочет иметь такую книгу, в которой первой истории конца, а второй начала нет. Да притом когда кто будет читать в предисловии сей книги, что там упоминается о тамгах и о прочем, а этого всего не находится, то что скажутI. Впрочем, с истинною преданностью остаюсь.II
1819 года Ваш Вашего Высокоблагородия
22 декабря Милостивейшего Государя покорный слуга
Архив Петербургского филиала Российской академии наук. Ф.778. Оп.2. Д.339. Л.1-1об
I. "Ятимнең агызы ашка тигсә борыны канар" дигән мәсәл төркидә улыйор. Буйлә гаҗәеп эш җөмләсе бәнем шу'м бәхетемдәндер. (Буквально: "У невезучего даже во время еды износа течет кровь". Все мои неудачи идут отменя самого, от моей несчастливой звезды.)
II. Хәмшиә хәйр-хахчыңыз Ибраһим ибне Исхак Хәлфин. Вә-с-сәламү вә-л-икрам. (С наилучшими пожеланиями и уважением ваш Ибрагим ибн Исхак Халфин.)
Милостивый Государь,
Христиан Данилович!
Почтенное письмо Ваше от 3-го июня сего года имел честь получить в 17 день того же месяца. Прошу Вас покорнейше извинить меня, что так долго не отвечал на оное. Причиной были, во-первых, экзамены, (выше) здесь сперва в гимназии, а потом в университетах, а во-вторых, что я почел за нужное прочесть весь оригинальный текст истории Абулгазия. Прочитавши оный, нашел его исполненным ошибок. Так, например: а) в предисловии говорится, между прочим, что Абулгази имел осьмнадцати тысяч книг, до него написанных, а на 34-ой странице текста упоминается только об осьмнадцати книгах. Большею частью же сообразность? б) в конце предисловия сказано, что Абулгази писал сию книгу в 774-м году от эгирыIII, а в конце книги сын его Ануш-Мухаммед говорит, что покойный отец его Абулгази-хан примирился с Бухарским ханом Абдулгазизом, после многих с ним сражений и, не окончив сию книгу, умер в 1074-го году от эгиры, кои (Тарих һиҗри мөң тәкый йитмеш дүрт); а в предисловии, вместо (мөң) употреблено (миц) и вместо слова (тәкый - йити); от таковых неоднозвучных слов произошло великое несходство. При сих и прочих ошибках поставил я в пробном листе под литерою А российские цифры, а под ними внизу текста сделал выноски с поправкою оных погрешностей. Я не думаю, чтобы сии ошибки сделаны были Г. Ярцовым, но полагаю, что они находятся в самой копии, в Москве хранящейся; тем более, что татары при снятии копии редко соблюдают точность оригинала.
Соображаясь с образом мыслей нашей нации, я нахожу неприличным сделанные переписчиками в оной рукописи ошибки, оставляя в тексте, объяснять в выносках, равно как и замечания Г. Ярцова почитаю излишними; ибо они суть ничто иное, как синонимы и татарскому языку не свойственны, особливо потому что если напечатать историю Абулгази с помянутыми выносками моими и замечаниями Г. Ярцова, то татары неохотно будут читать оную.
Принявши сие в рассуждении, осмеливаясь я сделать другой пробный лист под литерою В), в котором исключил замечания Г. Ярцова и текст исправил по-своему. Не благоугодно ли будет всю историю напечатать по сему образцу, т.е. 1) Чтобы замечания Г. Ярцова, сделанные по полям текста, были исключены; 2) Чтобы ошибки, учиненные переписчиками, были поправлены в самом тексте, по тем выноскам; 3) Чтобы в выносках объяснены были одни только слова невразумительные и вышедшие из употребления.
Я весьма доволен предлагаемою от Его Сиятельства Графа наградой за предпринимаемый мною труд: переводить историю Абулгази-хана на российский язык, и, питая чувствования признательности за сие к особе Его Сиятельства, также и к Вам, приложу все силы к исправному предложению оной. Но что касается до предлагаемой мне суммы 150 рублей за поправки и корректуру татарского оригинала, то они – простите великодушно моей откровенности – весьма недостаточны. Мне кажется, что сия последняя работа гораздо труднее, нежели перевод сочинения на российский язык, что изволите усмотреть из последующего:
1. Во всем сочинении, подобно первому листу оного, находится весьма много ошибок и испорченных слов, равно как и слов, вышедших из употребления, для пояснения коих и для исправления первых потребно много времени.
2. Для отвращения затруднений при наборе и корректуре и для ускорения печатания, почитаю нужным, исправить оригинал, переписать его снова.
3. Одни уже корректуры много отнимут у меня времени.
4. Для присмотра за исправностью и чистотою печатания истории, я должен быть часто в типографии, которая от моего дома отстоит весьма. далеко, а потому должен также употребить довольно времени и сделать несколько излишних издержек, а Вам уже известно мое бедное состояние.
Принявши все сие в рассуждение, осмеливаюсь прибегнуть к Вам, как к моему благодетелю, с покорнейшею просьбой об употреблении Вашего ходатайства пред лицом Его Сиятельства, дабы соблаговолено было назначить мне соответственную за предпринимаемый труд плату. О переводе уведомляет Вас принять профессор Перевощиков.
Я забыл упомянуть, что на первой странице первого листа некоторые места переменил, дабы читателям оные были ясны, тамги и год, в котором (печатаное) писано на арабском языке; но я, вместо оного (положил) татарское с тем, чтобы все татары могли понимать; ибо большая часть из них не знают по-арабски. Впрочем в ожидании о сем удовлетворительного ответа имею честь просить.
1820 года Ваш,
октября 25 дня Милостивый Государь,
Покорный слуга,
Ибрагим Хальфин
Архив Петербургского филиала Российской академии наук. Ф.778. Оп.2. Д.339. Л.4-5об
III Эгира – хиджри
Всемилостивейший Государь!
Христиан Данилович!
Первым долгом своим поставляю пожелать Вам и всему дражайшему семейству Вашему всякого благополучия и доброго здоровья. На письмо Ваше, от 12 октября, я отвечал, того же месяца 29 числа, при коем препроводил чрез канцелярию нашего совета для Его Сиятельства перевод на российский l,art // cap. VII рад. до и след.; причем же татарские письма для графа (Бомбелея) и для Вас экземпляр татарской хрестоматии, все сие, я думаю, давно уже Вы получили. По приказанию Вашему историю Абулгази я, исправивши и писавши и отдельно слово от слова, отдал в печать, из коих два первых листа, двумя формами отпечатанные для апробации, отсылаются к вам из типографии. При сем осмеливаюсь доложить следующее:
1) По моему мнению, на первой странице первого листа было бы лучше напечатать четвертую, пятую и шестую строки крупными аклоранными буквами, а не латинскими буквами, и я уже предлагал о сем фактору типографии; но он нашел в оном то затруднение, что крупных алкоранных букв при университетской типографии не находится, а надобно просить из типографии гимназической или выписывать из Петербурга материалы.
2) На втором листе, где находятся собственные имена, не угодно ли будет Вашему Высокородию, чтобы напечатали также крупными алкоранными буквами, ибо латинские литеры весьма неправны.
3) На втором же листе не угодно ли Вам будет, чтобы напечатали слова, не принадлежащие к главной материи в скобках и с чертою наверху, и также в оном листе прибавить некоторые объяснения: ибо мне встречаются восточные турецкие книги.
4) Нельзя ли мне прибавить некоторые союзы, наречия и другие частицы в скобках, которых в настоящем тексте не находится: ибо без оных недостает некоторый ясности; а от сего как в татарском, так и в русском языках не может быть полного смысла. Вот если сей труд мой Вам будет угоден, то скобки можно будет уничтожить...
5) В некоторых страницах внизу не угодно ли Вам будет, чтобы я сделал объяснения собственных имен из других древних и достовернейших книг: ибо сии имена, написанные Абулгазеем, известны в других азиатских странах и в их книгах. Если же писать в особенном реестре, как Вы приказали во второй своей инструкции, то, по моему мнению, находится в сем затруднение для читателей и может остаться без пользы.
6) Прочитавши весь текст, я нашел, что в некоторых местах по целой мысли опущено, и так как я не могу прибавить от себя, не имея другого текста Абулгази, то я хочу оставить оные места белыми.
NB: Впрочем, всякие ошибки можно исправить, не переменяя текста, ибо сей автор Абулгази писал сию историю на собственно-природном мне языке; и хотя находятся некоторые слова, вышедшие уже из употребления, но они все для меня весьма известны, и я надеюсь, со своей стороны, неудобные, хотя и оборотами, исправить. В заключение всепокорнейше прошу на все сии мои к Вам донесения дать новые наставления, пока я приготовлю сию книгу к печатанию, исправляя находящиеся в оной погрешности. За сим честь имею пребыть к услугам Вашего Высокородия.
1823 года Всепокорнейший слуга Вам
декабря дня Ибрагим Хальфин.
Архив Петербургского филиала Российской академии наук. Ф.778. On.2. Д.339. Л. 12-13
Милостивый Государь
Христиан Данилович!
Извините меня в лености или нерадении, что я столь долгое время не отвечал на письмо Ваше от 28 ноября прошлого 1824 года – причиною тому было нездоровье мое, которое я и поныне еще чувствую; сверх сего, возложенные на меня должности, моя бедность и большое семейство меня совершенно отягощают, – в особенности же принятая мною обязанность по соизволению Его Сиятельства Государственного Канцлера, хотя не важна, но мне непривыкшему человеку весьма трудна.
Почтенное письмо Ваше с большим моим удовольствием получил, из которого увидел, что Его Сиятельство желает, чтобы я составил прибавление к печатному татарскому тексту Абулгази – реестр всех имен собственных, что я уже начал немедленно по получении письма Вашего и собрал до 81-ой страницы, где находятся длинное родословие от Адама до 4-х сыновей Чингиз-хана, то есть (Җипһиз ханның түрт углы бар иде: өүул Җуж,и-хан икенҗи Җагата-хан, өченче: Үкдөй-хан, түртенче: Тулы-хан) можно полагать, что до сих мест Абулгази сам составлял сию историю, как видно из книги его (стр. 43–74-й), а далее по смерти его она окончена каким-то посторонним лицом, и здесь-то длинное родословие сбивчиво и неполно; ибо сей последний автор писал только, от которого сына Чингиз-ханова произошел Абулгази. А о прочих потомках Чингиз-хановых он упоминал просто, как-то: о Бату-хане, о его братьях – и о многих других. В сем-то деле мне предстоит главное затруднение, я не знаю, оставить ли сих знаменитых мужей или выписать из той книги, которая ныне куплена для университетской библиотеки под названием: (Жәмиг әт-тәварих – Джами ат-таварих), о коей Абулгазий упоминает на стр. 22-й и 23-й. Сию книгу я сличал с текстом Абулгазия, но нашел некоторые собственные имена несогласные, что, вероятно, произошло от писцов. В удостоверение сего я представляю Вам перевод из Абулгазия стр. 22-й, 23-й, 43-й и 174-й и прошу покорнейше, если можно, дать мне решение; между тем я буду продолжать сличение сих обоих книг. Также я составил особый реестр: земель, государств, городов, рек и гор – означив их латинскими буквами. Для образца я представляю Вам две формы для составления алфавита для рек, государств и проч. Имена же народов и частных мужей, кажется, совсем ненужны, притом же об оных Вы ничего не пишете. Вы полагали, что уже печатается в типографии прибавление, в коем я поместил изъяснение всех малоупотребительных обветшавших и невстречающихся в словаре Менинского слов, но сего еще не сделано и даже невозможно, ибо я не знаю, на каком языке мне писать изъяснение, когда уже печатный текст совершенно исправлен прибавленными (на конце) выносками, и оный текст в теперешнем виде для знающих татарский язык весьма ясен. Что касается до того, что не находится в словаре Менинского некоторых слов, то сие происходит оттого, что его история написана слогом разговорным, а не оттого, чтобы он был древнейший писатель. Притом словарь Менинского заключает в себе слова книжные, а не просто в разговоре употребительные, каковые встречаются в истории Абулгази, в удостоверии можно читать в книге Абулгази на стр. 23. Он говорит, что пятилетний младенец может понимать его историю. А посему думаю, что Вы заставляете делать не сличение слов Абулгази с Менинским словарем, а разговорный язык с книжным; но сие требует многого времени, и притом же я не вижу из сего пользы для европейцев, а потому и прошу Вас уволить меня от сей должности. В рассуждении же сравнения известий Абулгази с московской копией и с прочими восточными авторами я должен сказать, что сего выполнить не могу, ибо не имею у себя сих, а которыми я руководствовался прежде тех, теперь уже не имею и не надеюсь сыскать в Казани. И хотя я два раза ездил искать рукописи Абулгази за 500 верст, но возвращался без успеха. Наконец достал оную от одного ученого муллы, которую я получил 10 октября прошлого года, и весьма за то ему обязан. При помощи сей рукописи я собрал самые (вернейшие) слова и составил реестр (к) прибавлению на трех листах, без коего не могли бы мы никаким примечанием или сравнением загладить настоящего смысла автора. После сего я отдал в типографию набрать пробные листы еще до получения Вашего письма, а во время моей болезни (отослал) оные к Вам без всякого ответа на Ваше письмо. Вот главная причина, что я видел у фактора, (ибо) выговор, который я принимаю на себя, прочий по вышеописанным причинам я не принимаю на свой счет. Сверх сего, позвольте узнать, нужно ли оттиснуть три набранные листа, потому все буквы в наборах заняты и уже не достает для набора имен собственных. Ожидая на все от Вас ответа, честь имею пребыть с глубочайшим моем почтением Ваш покорный слуга Ибрагим Хальфин.
апреля 1 числа 1825 года
Архив Петербургского филиала Российской академии наук. Ф.778. Оп.2. Д.339. Л.16-17
Глава 2. Х.Д. Френ, Я.И. Шмидт, О.И. Сенковский:
преподавание восточных языков в I Казанской гимназии
В 2008 году российская научная общественность отметила 190-летие академического востоковедения – юбилей Института востоковедения РАН (бывшего Восточного кабинета при Академии наук и впоследствии известного в мировом востоковедении как Азиатский музей, основанный в ноябре 1818 г.). Востоковедение в России стало важной областью гуманитарных наук, достигшей значительных успехов. Исключительную роль в истории науки и культуры народов России сыграли академическое и университетское востоковедение.
В XIX – начале XX веков значительно меняются система преподавания восточных языков, масштабы востоковедческих исследований и их организация. В России основную роль в развитии востоковедения начинают играть Академия наук, университеты и связанные с ними научные общества, а также специальные учебные заведения и отечественные востоковеды-практики. На протяжении последних двух столетий активизировалось развитие учебно-методической, филологической и исторической мысли в востоковедении, новых методик и приемов исследования. Научное и общественное значение востоковедения в России определялось накоплением объективных знаний о народах и странах Востока и интересом государства и общества к их осмыслению.
Вниманию студентов и специалистов и всех тех, кто интересуется историей российского востоковедения, в том числе казанского центра ориенталистики, предлагаются интересные материалы, связанные с деятельностью известных корифеев науки о Востоке – Х.Д. Френа (1782 – 1851), Я.И. Шмидта (1779 – 1847) и О.И. Сенковского (1800 – 1858).
Эти малоизвестные документы освещают развитие преподавания восточных языков в Первой Казанской гимназии в 30-х годах XIX века и процесс подготовки и издания учебно-методических материалов казанскими ориенталистами, в частности монгольских хрестоматий О.М. Ковалевского (1800 – 1878) и А.В. Попова (1855 – 1880)1.
Архивные материалы отложились в фонде попечителя Казанского учебного округа Национального архива Республики Татарстан (Ф.92). К сожалению, эти и многие другие оригинальные документы, посвященные феномену российского востоковедения XIX – начала XX веков, не публиковались. В настоящее время всестороннее изучение и использование комплекса архивных источников для написания истории востоковедческих центров и институтов являются обязательным условием развития историографии и источниковедения науки о Востоке в России. В будущем предстоит осуществить специальное издание, включающее разнообразные источники по истории Российского востоковедения в XIX–XX веках.
Доклад Х.Д. Френа и Я.И. Шмидта о методах преподавания
восточных языков в Казанской гимназии, представленный
на конференции в Академии наук
7 января 1835 г.
г.Казань
Г. попечитель Казанского университета представил его превосходительству господину министру проект о распространении круга уже введенного при тамошней гимназии преподавания восточных языков. Вследствие возложенного на нас поручения имеем честь предложить здесь конференции некоторые замечания. О таких пунктах оного, о которых мы считали себя в праве изъявить свое мнение.
§1.
В сем параграфе, где поименованы разные восточные языки, имеющие быть преподаваемы в Казанской гимназии, кстати, было бы № 3 и 4, где татарский и турецкий приведены как два разных языка, соединить вместе под названием турецко-татарского; ибо татарский, собственно говоря, есть не что иное, как грубейшее наречие более образованного турецкого или османского языка; хотя оно, впрочем, не только нуждается в особом обрабатывании, но и достойно оного, и в России даже может получить его. Но если сочтено будет за лучшее удержать разделение их в проекте, то татарскому языку приличнее уделить место непосредственно пред монгольским.
§2.
Сходно с сим параграфом цель преподавания восточных языков в Казанской гимназии состоит в том, чтобы доставлять Министерствам иностранных дел, внутренних дел и финансов основательно и особенно практически знающие сии языки чиновников для разных сношений с Азиею и азиатскими народами внутри государства. Итак, здесь вовсе устранено ученое направление восточного языкоучения [...] и даже не только в Казанской гимназии, но и в тамошнем университете. Но это кажется нам справедливо, и мы полагаем не только полезно и необходимо назначать с самого начала для Министерства народного просвещения и сохранять для оного тех воспитанников, которые окажутся способными к высшему развитию наук, и от которых можно ожидать, что они будут со временем учеными-ориенталистами.
§3.
Восточное языкоучение разделено здесь на три разряда. По тому языку, который в каждом из них составляет главный предмет можно бы было назвать их персидским, турецким и монгольским. В первом преподаются арабский и персидский, во втором арабский и турецко-татарский, в третьем монгольский и татарский языки. Воспитанники, в силу следующего параграфа, должны заниматься исключительно языками того отделения, которое они однажды избрали.
Если, с одной стороны, любители науки должны обрадоваться соединению здесь монгольского учения с татарским, что может со временем привести к неожиданным и любопытным результатам и возбуждает желание, чтобы впоследствии присоединен был к ним также и персидский язык, – то, с другой стороны, принятое здесь разделение персидского от турецко-татарского кажется нам вредным. Известно, что именно турецкий или османский язык имеет столь сильный не только арабский, но и персидский оттенок, что для достижения основательного познания оного необходим также персидский язык. Если бы по сей причине преподавание сего последнего было допущено и во второй разряд, то это отнюдь не вредило бы тройному разделению. Стоило бы только во втором разряде преподаванию турецко-татарского языка дать преимущество пред персидским в отношении к числу часов. А поскольку турецкий и татарский языки, как уже выше замечено, могут быть почитаемы как бы двумя наречиями одного и того же корня и число уроков, назначаемых по § 7 проекта на каждый из них, легко может быть распределено между обоими, поэтому нет никакой причины опасаться, чтобы от допущения персидского языка произошло излишнее накопление часов сего разряда. [...]
§7.
Здесь показано число назначаемых для преподавания в каждом восточном языке еженедельных уроков (под которыми мы разумеем часы), а именно для арабского 12, для персидского, турецкого, татарского и монгольского на каждый по 15 уроков. Мы не можем скрыть здесь, что число назначаемых для восточного языкоучения в гимназии часов кажется нам преувеличенным, потому что воспитанники (см.: § 13) будут еще несколько лет продолжать свои учения по этой части в университете. К чему же при столь многолетнем курсе чрез меру увеличивать число часов? Это кажется нам не только излишним, но и несовместным с прочим преподаванием, каковое должны получить молодые люди. Где нашли бы они в этом случае время потребное для приобретения других общеполезных и необходимых каждому образованному человеку познаний, и равно для изучения латинского языка, необходимость коего выше объяснена нами? Предметов, от которых можно бы вовсе освободить этих питомцев, найдется немного; как-то напр[имер]: языки: греческий, славянский, немецкий, рисование, танцевание и, может быть, какой-либо еще иной предмет, которого мы, не имея перед глазами нынешнего расписания гимназических предметов, теперь означить не можем. Если их освободить от посещения сих классов (в числе коих есть некоторые, как-то: рисование и танцевание, занимающие только весьма малое число часов в неделю), и выигранное таким образом время обратить на восточное языкоучение, то вряд ли в пользу сего последнего достанется столь значительное число часов, как показано в проекте. Итак, число этих классов должно быть уменьшено во всяком случае, если не хотят, чтобы они вредили другим необходимым отраслям преподавания. [...]
§9.
сказано, что для каждого из вышеисчисленных восточных языков имеет быть определен особый учитель. Мы дозволяем себе здесь напомнить, что для заведения, назначенного для образования практических ориенталистов необходимо, чтобы буде возможно, каждый из этих языков был преподаваем природным ориенталом или кем-либо, усвоившим себе настоящее произношение многолетним пребыванием на Востоке; а следовательно, также арабский и турецкий языки природным арабом, или турком, или же родившимся в Константинополе, Софии, Египте и пр., или долго там прожившим христианином. Иначе, молодым людям, отправляемым из этого заведения, напр[имер] в Константинополь для определения там или где-либо в Леванте по ведомству Министерства иностранных дел, легко бы снова переучивать арабское и турецкое свое произношение и чтение? [...]
§13.
И здесь мы не можем скрыть желания, которое до этого, к предосуждению науки, почти во всех ныне существующих заведениях по части восточных языков не было принимаемо в уважение, а именно, чтобы воспитанникам этих заведений сообщаемы были общие обозрения по части географии, статистики, политической, религиозной и литературной истории Азии, а именно тех народов и государств, коих языками они занимаются, дабы они, если [на] то позволяют их дарования, могли воспользоваться и для науки теми отношениями и обстоятельствами, в которых будут некогда находиться.
§14.
Конечно, весьма похвально, чтобы, так же как и в Неплюевском военном училище в Оренбурге, и молодым людям, не исповедующим христианской веры, открыт был доступ в заведение и вместе с тем случай образоваться гораздо лучше, нежели в обыкновенных их школах. Но в отношении к этим воспитанникам надлежало бы заметить или здесь, или выше в § 6, что от них, которые здесь, сверх того, должны еще по большей части ближе ознакомиться с русским языком, не надлежит требовать непременным условием изучения какого-либо другого европейского языка. Притом между ними найдется только весьма мало или, может быть, ни одного воспитанника, который по окончании гимназического курса (по § 13) мог бы быть допущен в университет.
Впрочем, в проекте, по всей справедливости, нигде не упомянут об (инде) предполагаемом образовании мухамеданского духовенства. Выполнение подобного плана встретило бы большие затруднения и сильное сопротивление со стороны самого магометанского священства. Посвящающие себя духовному званию татары все же станут искать освящения в науках Корана в Уфе и Каргале или будут отправляться с этою целью в священную Бухару. И такие путешествия наших туземных магометанских священников в Азию могут со временем принести российскому правительству пользу, подобную той, каковую, может быть, английское извлекает из своих миссионерских заведений на Кавказе и Байкале. [...]
§17.
17-й параграф касается практического изучения означенных восточных языков, за исключением арабского, хотя навык и в этом языке не менее важен для тех воспитанников, которые со временем имеют быть отданы в распоряжение Министерства иностранных дел и употребляемы в качестве драгомановI в Египте, Алеппо, Яффе и других местах Турции. Для этих практических упражнений в силу проекта имеют быть употребляемы частью те из воспитанников-иноверцев, которые хорошо знают свой язык, частью [...] здесь в доставленной нам копии проекта выпущено означение лиц, которых предполагают еще употреблять для этой цели. Может быть, разумели здесь особых надзирателей или гувернеров из среды азиатцев или самих учителей этих языков, а особенно из числа природных азиатцев. Употреблению лиц этих двух последних разрядов мы даем решительное преимущество пред воспитанниками, имеющими получать за то особое жалованье; ибо практическое упражнение посредством туземных воспитанников обыкновенно не удается потому, что молодые люди между собой говорят только на своем языке, или не будет под ними строжайшего надзора. А кто же захочет вести этот надзор вне классов, где и без того практические упражнения столь ограничены.
Не взирая на предыдущие замечания о предложенном нам для рассмотрения проекте, мы не можем не признать в полной мере ревностного усердия, которое г.попечитель Казанского университета продолжает оказывать для споспешествования восточному языкоучению в подведомственном ему учебном округе. И хотя бы в настоящем случае собственно ученая часть осталась еще на некоторое время устраненной, что было бы, впрочем, весьма жаль; все же М.Н. Мусин-Пушкин приобретет себе немаловажную заслугу тем, что он дал такое распространение восточному языкоучению в Казанской гимназии и устроил оное, так как это издавна водится для классической литературы, заставляя полагать уже в гимназии основание, на котором имеет далее строить университет. Большая польза, долженствующая призойти от этой меры для государства, и именно тем, что скоро и Казань будет доставлять ему из числа природных уроженцев чиновников для означенных в проекте разных отраслей общественной службы, требующих познание того или другого восточного языка; эта польза, которая послужит к удовлетворению столь многих и весьма ощутительных потребностей, не подвержена ни малейшему сомнению. Равным образом и друг человечества почувствует отрадное утешение при новой открывающейся здесь надежде к распространению семян образования и просвещения также между теми поддаными России, которые еще не исповедуют христианской веры.
I. Драгоман (фр. dragoman, от араб. тарджиман – переводчик) – переводчик при дипломатических представительствах и консульствах в странах Востока.
НА РТ. Ф.92. Оп.1. Д.3833. Л.38-43.
Докладная записка О. Сенковского попечителю Казанского
учебного округа о плане преподавания восточных языков
в I Татарской гимназии
20 мая 1836 г.
г.Казань
Два проекта преподавания восточных языков в Первой Казанской гимназии, которые по поручению его превосходительства г.министра я имел честь рассматривать, совершенно схожи между собою касательно главных оснований: продолжение курса и распределение предметов одинаковы у г.Эрдманна и у Мирзы Казем-бека, если только г.Эрдманн под словом урок разумеет, как я догадываюсь, учебный год. После этого остается для сравнения в двух планах только педагогическая часть, то есть метода и порядок преподавания. Отдавая всю должную справедливость познаниям и таланту г.Эрдманна, нельзя не заметить, что план его слишком общий, нуждается в приличном развитии: это может быть сказано без обиды для его ученого труда, потому что самая краткость сочинения показывает, что оно не довольно подробно и полно. Если бы г.Эрдманн развил причины своих предположений, я уверен, что каждый ориенталист совершенно бы убедился в их удобстве и пользе, но при нынешней сжатости изложения многие из них не довольно ясны. Таким образом, сама форма этого труда исключает его из сравнения при выборе одного из двух предложенных планов и устремляет внимание преимущественно на обстоятельный и точный труд Мирзы Казем-бека.
О плане Мирзы Казем-бека нельзя, по моему мнению, сказать ничего другого, кроме полной похвалы, которой он заслуживает во всех отношениях. Сочинитель его кажется мне отлично знакомым со всеми подробностями и удобствами преподавания, западного и восточного, и умел избрать из того и другого все лучшее, чтобы произвести весьма счастливый состав двух метод, обещающий много существенных выгод в применении к гимназическому курсу трех языков магометанских. По личному моему убеждению, преподавание восточных языков, и именно арабского, для полного успеха должно, сколько возможно, приближаться к своей природной форме – восточной методе. Я полагаю, что можно было бы сделать одно весьма полезное прибавление к плану Мирзы Казем-бека, допустив, чтобы арабская грамматика была преподаваема по системе аравитян, которая превосходно приспособлена к их языку и извлечена из его собственного духа. Все европейские грамматики арабского языка писаны были для университетских слушателей, воспитанных в понятиях и формулах латинской или общей западной грамматики, и сочинители старались всегда подвести арабский язык под правила наших языков. Можно вообразить, какое ложное понятие об языке даст такая метода воспитанникам, как искажает его дух и сколько умножает его трудности, вспомнив до какой степени этот язык противоположен всем нашим. Опыт удостоверил меня, что молодые люди гораздо основательнее и даже скорее изучают арабский язык по восточным грамматикам, нежели по тем, которые придерживаются латинской системы: одно затруднение, что университетские слушатели слишком напитаны понятиями этой системы, чтобы могли рассуждать об языках по другой теории, и что весьма трудно победить эти привычки. Это неудобство не существует в гимназическом преподавании, потому что юношество там еще не привыкло к формулам европейской грамматики и может легко приноровиться ко всяким.
Прибавив условие, чтобы арабская грамматика преподавалась преимущественно по системе аравитян, план Мирзы Казем-бека был бы полон во всех отношениях, но и в таком виде, как он есть, он может служить гимназическим преподавателям превосходным наставлением.
НАРТ. Ф.92. ОП.1.Д.3833. Л. 131-132.
Доклад Я.И. Шмидта об издании трудов О.М. Ковалевского,
представленный на конференции императорской Академии наук
15 июля 1835 г.
г.Казань
Адьюнкт Казанского университета г.Ковалевский в письме к его высокопревосходительству господину министру от 7 января сего года изъявляет желание издать в свет составленную им монгольскую хрестоматию, которой он уже руководствовался при преподавании на своих лекциях, с просьбой, чтобы сочинение это было напечатано за казенный счет. Уже изготовленный к печати труд этот и изъявленное автором желание свидетельствуют о достохвальном прилежании и усердии молодого человека по его части, и как я считаю его вполне способным к таковой работе, то не обинуясьI готов подать голос в его пользу и подкрепить его желание и просьбу.
Г. Ковалевский в письме своем, указав на принятое им разделение хрестоматии, исчисляет входящие в состав ее статьи. Для сведения конференции я повторяю здесь изложение содержания с присовокуплением некоторых замечаний.
Хрестоматия разделяется на четыре части. Первая содержит в себе: а). Ряд повестей нравственно-буддийского содержания из печатных книг и рукописных сочинений; б). Повести, списанные г.Ковалевским из изустных рассказов, причем он замечает, что эта глава ознакомит читателя с ходом мыслей и понятиями степной природы.
Вторая часть вмещает в себя исторические отрывки, касающиеся судьбы буддизма в Индии, Китае, Тибете и Монголии.
Третья часть заключает в себе буддийский катехизис (вероятно, то же самое сочинение, которое Нейманн перевел с китайского языка на английский под заглавием "Catechism of Shamans") и, сверх того, несколько статей чисто догматического содержания.
В четвертой части помещены: а). Царствование Хубилая-хана, извлеченное из монгольской летописи, списанной г.Ковалевским в бытность его в Пекине; б). Предания о бурятах, собранные г.Ковалев-ским у этого народа, по ту сторону Байкала; в). Отрывки философских творений Кунь-дзыя и Мэнь-дзыя (Конфуция и Менция); г). Указы китайских императоров в виде поучений к народу; д). Трактаты России с Китаем; ж). Образцы переписки монгольских пограничных правителей с русскими чиновниками; з). Собрание разговоров, книжным языком написанных, наподобие манчжурского сочинения Цинь вынь ци мынь; и). Образцы частных писем и к). Стихотворения.
Из этого видно, что хрестоматия г.Ковалевского весьма обильна и разнообразна как в отношении к содержанию, так и выбору статей, но из сказанного нельзя еще усмотреть, каков будет объем сочинения в печати. Автор говорит о четырех частях, но не высказывает, разумел ли под ними четыре тома или только четыре главных отделения. По моему мнению, одного, хотя и довольно пространного, тома хрестоматии было бы на первый раз достаточно, ибо здесь главное дело состоит не в накоплении статей, а в тщательном и поучительном выборе и ученой обработке материалов.
Как всякая книга такого рода, служа учебным пособием для чтения и упражнения в языке, так особенно хрестоматия еще мало известного языка необходимо должна быть расположена в естественном порядке, а именно так, чтобы, начинаясь с легких статей, постепенно переходила к труднейшим упражнениям. Хотя мне далеко не известны все во многих отношениях по-видимому, прелюбопытные статьи из которых г.Ковалевский намерен составить свою хрестоматию, но кажется, что в последовательности ее частей не везде соблюден этот постепенный переход от легчайшего к труднейшему.
Еще одного особенного обстоятельства не должно упустить из виду при печатании этого учебного руководства. В практической части монгольского языка и не утвержденной еще на прочных основаниях литературы его оказывается чрезвычайная разнородность. В буддийских религиозных сочинениях господствует совершенно иной слог, совершенно другая отделка языка, нежели в сочинениях светских, эти последние, особенно основанные на китайском законодательстве, нравственном учении и обрядах сего народа, нередко подражают китайской конструкции и слогу. Да и сами буддийские религиозные сочинения в отношении к языку и слогу не совсем между собой сходны и принимают различный вид, смотря на то: индийского ли они происхождения, или тибетского, или монгольские подлинники, хотя сии последние, по весьма естественной причине, близко придерживаются двух первых. Язык общежития составляет еще особый разряд и, не говоря уже о наречиях многоразличных племен, которые здесь не могут быть принимаемы в соображение, отличается многими особенностями от языка людей грамотных, и разве только тогда приличен в письменном языке, когда дело идет о народных пениях, разговорах или легких повествованиях. Основываясь на этих замечаниях о языке и его употреблении, мы бы желали, чтобы каждая отдельная статья по возможности приведена была под тем разрядом языка, к которому она относится, и чтобы в таком случае, где это не удобоисполнимо, читатель или учащийся был предуведомляем, к какому статья принадлежит слогу или роду языка, дабы тем прямо навести его на надлежащий путь и предупредить всякое недоразумение.
Я совершенно согласен с г.Ковалевским, что не нужно приложить к хрестоматии особого словаря, но, с другой стороны, она едва ли достигнет своей цели, если к ней не будут присовокуплены пояснительные заключения. А потому я предлагаю присоединить толкования не только встречающихся отдельных редко употребительных слов, но и целых речений, коль скоро смысл их темен и затруднителен для читателя. И как здесь идет речь о монгольской, а не о французской или английской хрестоматии, то можно было бы даже сплошь перевести некоторые из занимательнейших в филологическом отношении отрывков. Сочинение много выиграло бы через то в практическом отношении.
В заключение желаю, чтобы полезное предприятие г.Коваль-ского нашло всевозможное поощрение со стороны начальства, и чтобы автор был тем приведен в возможность издать в свет сочинение, соответствующее духу и потребностям науки и достойное благородного признания и славы.
НА РТ. Ф.92. Оп.1. Д.4195. Л.13-15.
-
Так в документе.
Доклад Я.И. Шмидта о монгольской хрестоматии А.В. Попова,
представленный на конференции Императорской Академии наук
24 сентября 1835 г.
г.Казань
Присланную мне на рассмотрение монгольскую хрестоматию г[осподи]на адьюнкта Казанского университета Попова и грамматические его объяснения на первую статью этой хрестоматии, я прочел с надлежащим вниманием. Мне особенно приятно было иметь в этом случае перед моими глазами уже готовую работу, а не один только план, как то было при предполагаемой хрестоматии г.адьюнкта Ковалевского.
Я должен отдать в пользу хрестоматии г.адъюнкта Попова свидетельство, что выбор помещенных в них статей превосходен и что все они, служа к назиданию учащихся, совершенно соответствуют своей цели; и поэтому, не обинуясь препоручаю и эту хрестоматию, так же как и прежнюю, вниманию высшего начальства и предлагаю велеть напечатать обе на казенный счет. Хотя это и причинит некоторые добавочные издержки, но они незначительны в сравнении с той пользой, которая произойдет от издания в свет нескольких монгольских оригинальных текстов, тем более что хрестоматия г[осподи]на Попова, по устранении излишнего словаря, будет заключаться только в нескольких листах. Сверх того, подобное поощрение послужит беспристрастным признанием полезной деятельности этих двух молодых ученых, только в таком случае потребно будет соблюсти, чтобы одна и та же статья не встречалась в обеих хрестоматиях, как, наприм[ер] помещенный и в той и в другой договор России с Китаем.
Перехожу теперь к отдельным замечаниям на счет хрестоматии г[осподи]на Попова.
1). Приложенный в конце словарь не нужен и может быть вовсе опущен. Он содержит в себе около 2400 слов, и в том числе множество имен собственных, частью исторических лиц, частью гор, рек, холмов и проч[его] в Монголии. Из этих слов находится только не много, которых не доставало бы в моем лексиконе. Все таковые слова, если окажутся потребными для уразумения целого, могли бы удобно поместиться в грамматических объяснениях.
2). Г.Попов для легчайшего и точнейшего чтения приложил к монгольским буквам употребляемые у манчжуров распознавательные диакритические знаки, каковыми, однако, не пользуются в своих сочинениях монголы, и которых мы, следственно, не вправе ввести в монгольских письменах. Впрочем, употребление этих распознавательных знаков само по себе исчезнет при печатании книги, потому что наши литеры не снабжены оными. Единственное, что можно было бы допустить для обеспечения правильного произношения, это было бы установить употребление букв "Т" и "Д", ныне посредством распознавательных точек, а только различением монгольских литер [...] вместо "Т" и [...] вместо "Д". Примеры подобного различения обоих согласных встречаются, впрочем, в отдельных монгольских сочинениях.
3). Грамматические пояснения на первую статью хрестоматии, в числе [...], вдоволь доказывают, что автор основательно знает монгольский язык и желательно только, чтобы все последующие статьи, по обещанию Г. Попова, были бы обработаны таким же образом и с подобным тщанием, причем, однако, как само собою разумеется, нужно будет избежать бесполезных повторений того, что уже было изъяснено прежде. Некоторыми замечаниями и поправками, отмеченными мною на полях карандашом, автор может воспользоваться по своему усмотрению.
Весьма приятно для меня видеть, что ученая разработка монгольского языка обеспечена в России на предбудущее время этими двумя молодыми учеными; причем, однако, я считаю себя в праве изъявить искреннее желание, чтобы они не уклонялись, как то часто случается с нашими туземными учеными, от стези, предначертываемой наукой, т.е. не воз[о]мнили бы, что они уже знают довольно и могут ограничиться приобретенными познаниями, а напротив того, сохранили бы усердное желание проникать все далее и далее в глубину своего предмета, где еще заключается столь много нового и любопытного, исследование коего сверх удовлетворения их любознательности внушит им радостное чувство, что они полезной деятельностью исполнили долг свой против отечества и заслужили себе не только благодарное признание этого последнего, но и доставили именам своим почетные места в ученом свете.
НА РТ. Ф.92. Оп.1. Д.4195. Л.16-18об.
Положение о преподавании в Первой Казанской гимназии
восточных языков
2 января 1836 г.
г.С.-Петербург
1). В Первой Казанской гимназии назначается преподавать, сверх предметов, положенных по Уставу учебных заведений 1828 года, языки: 1). Арабский, 2). Персидский, 3). Турецко-татарский и 4). Монгольский.
2). Изучение восточных языков имеет целью приготовлять чиновников, основательно знающих эти языки, для определения: 1). По Министерству народного просвещения в качестве преподавателей восточных языков; 2). По Министерству иностранных дел в званиях переводчиков и драгоманов; 3). По Министерству внутренних дел при начальниках губерний и областей, лежащих по азиатской границе, при ханах и султанах, в подданстве России находящихся, также при управляющих иноверцами в качестве переводчиков, приставов и других пограничных чиновников; 4). По Министерству финансов при начальниках таможен, учрежденных на протяжение восточной границы России и в казенных палатах губерний, сопредельных с азиатскими областями.
3). Преподование языков восточных в Казанской гимназии разделяется на три разряда: в 1-м преподаются языки: арабский и персидский; во 2-м – турецко-татарский и персидский; в 3-м – монгольский и турецко-татарский.
4). Воспитанники поступают по своему избранию в один из этих трех разрядов и обучаются исключительно языкам, назначенным в оном.
5). Воспитанники всех трех разрядов освобождаются от изучения языков: греческого, славянского и немецкого, высшей математики, физики, черчения и рисования. При поступлении в университет знание этих предметов от них не требуется.
6). Воспитанники эти обязаны учиться языку французскому, а по собственному своему желанию могут обучаться и немецкому.
7). Воспитанники каждого разряда в отношении к восточным языкам делятся на три класса.
8). Для арабского языка назначается в неделю 9-ть уроков или по три урока в классе; для персидского, турецко-татарского и монгольского для каждого – по 12-ть уроков или по четыре урока в классе.
9). Подробное распределение преподавания восточных языков предоставляется сделать профессорам и преподавателям оных в университете с утверждения попечителя учебного округа.
10). Для каждого из вышеозначенных четырех восточных языков назначается особенный учитель. Они (учителя – Р.В.) называются старшими и пользуются правами, с этим званием сопряженными.
11). Из числа 80-ти, состоящих при Казанской гимназии казеннокоштных воспитанников, 14-ть обучаются восточным языкам, а именно: четверо – языкам арабскому и персидскому, шестеро – арабскому, турецко-татарскому и персидскому; четверо – монгольскому и турецко-татарскому.
12). По окончании гимназического курса, отличнейшие из этих воспитанников поступают студентами в (Казанский – Р.В.) университет на казенное содержание для дальнейшего усовершенствования в языках восточных.
13). В число казенно-коштных воспитанников Казанской гимназии по восточным языкам могут приниматься иноверцы, как-то: татары, буряты и другие, но не иначе, как с разрешения попечителя Казанского учебного округа.
14). Восточным языкам обучаются в гимназии наравне с казеннокоштными воспитанниками все те своекоштные как русские, так и иноверцы, которые изъявят на это желание.
15). Воспитанники, окончившие с успехом курс в Казанской гимназии по одному из разрядов восточных языков и удостоенные при выпуске похвальных аттестатов, если не поступят в студенты университета, определяются в гражданскую службу с 14-м классом и получают соответствующие этому места по тем ведомствам, где они могут быть употреблены сообразно познаниям своим. Определясь по другим ведомствам, они лишаются этого права.
16). Воспитанники эти, кончившие курс на казенном содержании, назначаются на службу согласно с их желанием и возможностью по министерствам: народного просвещения, финансов, иностранных и внутренних дел, и обязаны прослужить по назначению начальства 6-ть лет.
17). Для практического изучения языков: персидского, турецкого, татарского и монгольского, дозволяется Казанской гимназии в звании надзирателей иметь при воспитанниках иноверцев, свободно объясняющихся на этих языках. Жалованье им назначается из суммы по штату определенной с утверждения попечителя учебного округа.
18). Надзиратели из иноверцев пользуются на службе правами и преимуществами, присвоенными этому званию Уставом учебных заведений 8-го декабря 1828 года и высочайше утвержденными 30-го января 1835 года мнением Государственного Совета.
Подлинное подписал:
Председатель Государственного Совета граф Новосилъцов
НАРТ. Ф.92. ОП.1.Д.3833.
следующая страница>