Самое низшее подразделение небесного мира, достигать которого помогала другим наша бедная портниха, характеризуется неэгоистической, но довольно узкой привязанностью. Здесь следует избегать возможного недоразумения. Когда говорится, что привязанность к семейству дает доступ на седьмой небесный подплан, а благочестие – на шестой, то часто воображают, и это вполне естественно, что особа, обладающая обоими этими качествами, и при том ясно обозначенными, проводит свое пребывание в небесном мире между этими двумя подразделениями, что она сначала вкушает долгое блаженство в лоне семьи, а затем возвышается до следующего уровня, чтобы там почерпнуть духовные силы, порожденные ее благочестивым стремлением.

На самом деле ничего подобного. В рассматриваемом случае человек пробудился бы для сознания шестого подразделения. Там, окруженный дорогими ему существами, он погрузился бы в благочестие более высокое, чем то, которое он прежде был способен испытывать. Если над этим подумать, такое решение будет логично: само собой разумеется, что у человека, доступного благочестию, как и простым семейным привязанностям, эта последняя добродетель приобретает, без сомнения, большее развитие, чем у человека, ментал которого готов только для одного рода влияний.

Это правило неизменно и распространяется даже на самые высокие планы. Высший план всегда может соединять качества более низкого плана со свойственными ему самому; в этом случае у его обитателей почти всегда эти качества выражены более ярко, чем у душ низшего подплана.

Когда мы говорим, что привязанность к своим близким является отличительной чертой седьмого подплана, то не следует предполагать, что любовь существует только на этом подплане.

Действительно, у человека, находящегося здесь после смерти, такая привязанность будет основополагающим качеством, единственно определенным, которое могло открыть ему доступ в небесный мир. Ясно, что на высших подразделениях встречается род любви, бесконечно более высокий и благородный, чем все то, что мы видели до сих пор.

Первое же лицо, встреченное исследователями на седьмом подплане, доставит нам вполне подходящий пример того, чем являются его обитатели.

При своей жизни человек, о котором я хочу рассказать, был мелким лавочником, без умственного развития, без ярко выраженного религиозного настроения – просто маленький торговец, хотя честный и уважаемый.

Конечно, по воскресеньям он регулярно ходил в церковь, потому что так должны были делать все и это вошло у него в привычку. Но для него религия представляла что–то вроде смутного облака, в котором он ничего не понимал. Она не имела в его глазах никакого отношения к повседневным делам и ни в чем не влияла на его решения. Нашему торговцу не доставало глубокого благочестия, которое могло бы поднять его до следующего высшего уровня. С другой стороны, он испытывал к своей жене и ко всем своим близким горячую привязанность, представлявшую определенный характер самоотречения. Он непрестанно думал о них, и если работал с утра до вечера в своей крошечной лавочке, то это было скорее для них, чем для самого себя.

И вот, когда после пребывания на астральном плане, он наконец освободился на пути дезинтеграции от тела желаний, то оказался на низшем подразделении небесного мира, окруженный всеми своими близкими, которые были ему так дороги.

Его умственное и духовное развитие было совершенно таково же, как и при жизни на Земле, так как смерть не влечет за собой никакой перемены в этом роде. Среда, в которой он находился со своим семейством, не представляли из себя ничего необычного и являлась просто самым высоким нефизическим идеалом того, чем он мог наслаждаться на Земле. Однако он испытывал глубочайшее блаженство, какое только было ему доступно.

Так как он не переставал думать о своем семействе гораздо больше, чем о самом себе, то порождал, без всякого сомнения, альтруистические стремления, которые, в свою очередь, будучи ассимилированными его душой под формой временных свойств, в будущем снова станут проявляться во всех его земных жизнях.

Я упомяну, как другой типичный пример, человека, умершего в то время, когда его единственная дочь была еще малюткой. В небесном мире он имел свое дитя всегда подле себя, видел всегда его самые лучшие стороны и не переставал рисовать для его будущего самые прекрасные картины.

Упомянем еще одну молодую девушку, погруженную в созерцание всех совершенств, которыми она наделяла своего отца, и приготовлявшую ему в своем воображении разного рода радости и новые удовольствия.

Вспомним, наконец, греческую женщину, жившую в неописуемом блаженстве при своих трех детях, причем одного сына, наделенного редкой красотой, ей нравилось представлять себе победителем на Олимпийских играх.

Вот уже несколько веков седьмой подплан представляет поразительную особенность, так как населен большим числом римлян, карфагенян и англичан. Причиной этому является то обстоятельство, что отличительной особенностью людей, принадлежащих к этим нациям, является альтруизм, характеризующийся ярко выраженной привязанностью к семейству.

Наоборот, на этом плане сравнительно редко можно встретить индусов и буддистов, так как их религиозные чувства составляют, до некоторой степени, часть их повседневной жизни и потому дают им доступ на уровень более высокий.

Рассмотренные нами случаи могли бы, само собой разумеется, варьироваться до бесконечности. Различные степени преуспевания различались бы соответственной степенью лучезарности. Что же касается приобретенных качеств, то они различались бы между собой цветами и оттенками.

Здесь любящие друг друга, унесенные смертью во время самого расцвета своей привязанности, всегда заняты, не обращая внимания на всех прочих, одним только любимым существом.

Там обитают существа, едва только вышедшие из дикого состояния; например, малаец, человек очень мало развитый (находящийся еще в той стадии, которую мы технически назвали бы стадией низшего питрис третьего класса), которому его любовь к дочери позволила вкусить начала небесной жизни.

Во всех приведенных примерах достижение небесного мира являлось плодом зарождающейся привязанности и альтруизма. Вне этих чувств ничто в рассматривавшихся нами жизнях не могло получить себе выражения на плане дэваканическом. В большей части приведенных случаев изображения любимых существ были далеки от совершенства, и потому истинные “я”, или души, любимых особ могли выразиться в этих формах только отчасти, но гораздо более совершенно и удовлетворительно, чем в жизни физической.

На Земле мы видим только часть нашего друга; мы знаем только те его стороны, которые нас привлекали; другие же стороны его характера для нас как бы не существуют. Быть к нему привязанным, узнавать его – здесь это зачастую самое редкое благо, но эта интимность, это знание еще очень несовершенно.

Даже в исключительных случаях, когда мы полагаем, что хорошо знаем человека, его тело и душу, мы не можем знать в нем ничего, кроме части, проявляющейся в настоящем воплощении, на низших планах; в его истинном “я” остаются такие глубины, которые от нас совершенно ускользают.

Если бы нам было возможно, благодаря прямому и совершенному зрению ментального плана, увидеть в первый раз нашего друга во всей его полноте, когда мы его встретим здесь после смерти, возможно, что мы его и не узнали бы. Конечно, он не походил бы ни в чем на любимое нами существо, которое, как мы воображаем себе, будто бы знаем.

Нужно сказать, что живая привязанность, которая одна только может обеспечить присутствие одного человека в небесной жизни другого, представляет на этих высоких планах значительную силу, которая восходит до души любимого существа и вызывает ответ. Точность этого ответа и воодушевляющая его жизненность и энергия зависят, естественно, от морального развития любимого существа, но ответ, безусловно всегда бывает истинным.

Понятно, что душа, или “я”, может получать впечатления в полном объеме только из подразделений Арупы ментального плана; по крайней мере, в них мы приближаемся сами к себе в гораздо большей степени, чем в физическом мире. Если условия благоприятны, то в дэвакане мы достигаем бесконечно более полного познания нашего друга, чем это было возможно на Земле, и даже если условия будут наименее благоприятны, действительность все-таки никогда не была так близко от нас.

В этом случае необходимо считаться с двойным фактором, то есть со степенью развития каждого из рассматриваемых нами лиц.

Если человек во время своей небесной жизни испытывал горячую привязанность и если он духовно развит, то он создает изображение своего друга, такого, какого он знал на Земле, изображение, посредством которого этот друг будет в состоянии выразиться на данном уровне в достаточно полном объеме своего “я”. Но для того, чтобы этот последний мог вполне воспользоваться предоставленным ему случаем, он и сам должен достигнуть довольно высокой степени эволюции.

Проявление может быть несовершенным по двум причинам. Изображение, сформированное покойным, может быть слишком смутным и непригодным для того, чтобы позволить другу, даже и достигшему высокой степени эволюции, воспользоваться им вполне. С другой стороны, при условии, что изображение будет ясным, друг может быть недостаточно развит.

Но всегда душа любимого существа отвечает на чувства привязанности. Какова бы ни была степень ее развития, ответ является непосредственно. Она проявляется в образе, который сама создала.

Два упомянутых выше фактора: с одной стороны – природа, с другой – то, что душа способна выразить, определяют, до какой точки может проявиться истинный человек. Даже самое смутное из сформированных таким способом изображений существует на ментальном плане. Для “я” гораздо легче достичь его, чем физического тела двумя планами ниже.

Если любимое существо еще живо, то оно естественно не подозревает, что его истинное “я” наслаждается в высших сферах добавочным проявлением, но это проявление, тем не менее, реально и представляет истинное “я” в гораздо большей полноте, чем земное проявление, единственное еще доступное для большей части из нас.

Любопытно заметить, что если человек может одновременно наблюдать в небесной жизни нескольких своих покойных друзей, то он может также одновременно проявиться в каждой из различных своих тел, оживляя, может быть, в то же время здесь, на Земле, образ своего физического тела. В этой идее нет ничего странного, если уяснить себе хорошенько отношения между различными планами. Для этого человека проявиться сразу в нескольких из этих изображений так же легко, как для нас – почувствовать одновременно давление нескольких предметов, находящихся в соприкосновении с различными частями нашего тела.

Один план является для другого тем же, чем одно измерение является для другого: невозможно никакому количеству единиц одного измерения быть когда-либо равным числу единиц другого, высшего измерения, и точно так же невозможно, чтобы в “я” истощилась способность откликаться, каково бы ни было число его проявлений. Совсем напротив, подобные проявления дают ему новый, весьма удобный случай развиться на плане ментальном. В силу закона божественной справедливости этот удобный случай является прямым последствием и вознаграждаем за действия или качества, которые довели чувство привязанности до такого выражения.

Очевидно, что, чем больше человек продвигается вперед в своем развитии, тем больше он использует приходящие ему со всех сторон удобные случаи. Чем больше он прогрессирует, тем больше он пробуждает вокруг себя любви и почтения, что умножает его собственные силы мысли и делает их более прочными на ментальном плане. В то же самое время он увидит, что по мере развития увеличивается и его способность проявляться в каждой из этих форм, и восприимчивость к ним.

Наши исследователи имели за последнее время возможность зарегистрировать один пример, поразительный по своей простоте.

Одна мать, умершая уже около двадцати лет тому назад, оставила двух сыновей, которых она очень любила. Они занимали, естественно, первое место в ее небесной жизни, и, также естественно, она их представляла такими, какими оставила, то есть в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет.

Любовь, которую она не переставала изливать на эти ментальные изображения и которая действовала как благодетельная сила, нисходящая волнами на Землю на двух уже взрослых людей, производила на них неодинаковое впечатление, и не потому, что материнская любовь к одному была больше, чем к другому, но потому, что между самими изображениями существовала большая разница в жизненности. Для матери же, которая видела подле себя своих двух сыновей совершенно такими, как она желала, чтобы они были, этой разницы не существовало.

Тем не менее для наших исследователей было очевидно, что одно из этих двух изображений представляло гораздо более могучую жизненность, чем другое. Отыскивая причины столь любопытного явления, они открыли, что один из этих двух сыновей сделался обычным деловым человеком, без особых пороков, но и без всякого духовного развития, а другой, наоборот, развил и укрепил в себе высокие и благородные стремления. Благодаря образу жизни его сознание души было развито гораздо больше, чем у его брата, и его высшее “я” гораздо более полным образом могло оживлять изображение юноши, сформированное его матерью во время ее небесной жизни. Так как излучение души было более значительно, то и изображение было ясно и живо.

Другие исследования, представившие множество подобных утверждений, доказали, что, чем более душа развита в духовном отношении, тем лучше она может выразиться в формах, облекающих ее, вследствие привязанности ее друзей. Благодаря этому она все больше и больше пользуется живой силой любви, проливающейся на нее через ментальное изображение.

По мере того как душа возвышается, эти изображения выражают ее более полно, вплоть до того момента, когда она наконец становится наставником, пользующимся ими уже сознательно для того, чтобы помогать и вразумлять своих учеников.

Таков единственный способ общения, возможный между душами, еще заключенными в физическом теле и перешедшими в мир небесный. Я повторяю: душа может, через свое изображение, явиться несравненным лучом света в небесной жизни какого-либо своего друга, причем абсолютно не знать об этом здесь, где она проявляется через физическое тело, считать совершенно невозможной всякую попытку общения с отошедшим другом.

Если же, наоборот, эта душа, развив свое сознание до объединения, может вполне владеть всеми своими способностями, даже прежде, чем оставить свое физическое тело, то она может засвидетельствовать, еще во время своего печального земного существования, что находится, как и прежде, лицом к лицу со своим другом и что смерть, вместо того чтобы увлечь вдаль любимое существо, просто открыла перед ним более обширную и более грандиозную жизнь, постоянно нас окружающую.

Друг будет очень походить на то, чем он был на Земле, однако будет сиять каким-то странным блеском. Ментальное тело, как и астральное, представляет в пределах наружной яйцеобразной оболочки воспроизведение физического тела, ограниченного формой тела каузального. Это воспроизведение имеет вид формы, состоящей из планетного тумана, окруженного туманом более легким. Личность последней земной жизни продолжает оставаться ясной до конца жизни небесной.

Это чувство личности расплывается в индивидуальности только тогда, когда сознание окончательно поглощается телом каузальным. В первый раз, с тех пор как он спустился ни нижние планы, чтобы там воплотиться, человек узнает себя как “я” истинное и относительно постоянное.

Иногда спрашивают, существует ли на ментальном плане чувство времени: следует ли там ночь за днем и сон – за бодрствованием?

В мире небесном единственное пробуждение для человека, перед которым открывается дэваканическое существование, состоит в том, чтобы делаться прогрессивно более сознательным относительно несравненного блаженства, характеризующего этот план. Единственный доступный сон состоит в том, чтобы так же прогрессивно впадать в счастливую бессознательность, когда долгие годы небесного пребывания приходят к концу. Небо было уже нам представлено как продление самых счастливых моментов человеческой жизни, блаженство которых увеличено во много раз. Это определение, как и другие, сформулированные в физическом плане, оставляет желать лучшего, но несмотря на это, оно значительно точнее, чем идея дней и ночей. Виды блаженства, по–видимому, меняются до бесконечности, но смена сна и бодрствования в небесной жизни не имеет места.

* * * * *

Окончательное отделение астрального и ментального тела сопровождается обычно периодом совершенной бессознательности, продолжительность которого крайне изменчива: этот период аналогичен тому, который предшествует физической смерти. Пробуждение, которое приводит ментальное сознание к активному состоянию, очень сходно с чувством отрешения от сна. Иногда, просыпаясь утром, отдохнувший человек испытывает приятное чувство удовольствия, хотя мысль еще бездействует и тело едва подчиняется власти воли. При своем пробуждении в небесном мире человек так же проходит более или менее продолжительный период великого все возрастающего блаженства, прежде чем его сознание достигнет полной своей деятельности. Когда в нем пробуждается это невыразимое счастье, оно всецело поглощает его, и по мере его пробуждения он видит себя в мире созданных им идеальных существ, свойства и качества которых соответствуют природе того подплана, где он оказался.

Шестой подплан – Второе небо

Отличительное свойство этого подразделения – религиозная антропоморфическая набожность. Набожность этого рода отличается от религиозного чувства, испытываемого во втором астральном подпланетем тем, что первая лишена всякого эгоистического побуждения (человек, который её чувствует, совершенно не заботится о награде), тогда как во втором случае человек бывает движим надеждой извлечь какую-либо выгоду.

Во втором астральном подплане существует известное религиозное чувство, но неизменно связанное с эгоистическими расчетами. Наоборот, вера, возводящая человека в шестой подплан небесного мира, совершенно освобождена от этого недостатка.

С другой стороны, не надо смешивать эту стадию верования с еще более высокими формами её проявления, выражающимися в достижении какой-либо определенной цели, поставленной из любви к Божеству. Несколько примеров выяснят рельефную разницу, о которой мы говорим.

Мировоззрение многих сущностей, представленных на этом уровне, относится к восточным религиям. По меньшей мере надлежит, чтобы они отличались сходными чистыми верованиями, где рассудок и разум играли бы незначительную роль. Сюда можно отнести поклонников Вишну, воплотившегося в Кришну и в другие формы, и некоторых приверженцев Шивы. Каждый из них погружен в оболочку своих собственных мыслей, будучи наедине со своим особым богом, забыв все остальное человечество, чтобы в его поклонение божеству не примешивалось чувство привязанности к лицам, близким на Земле. Например, был известен один субъект, всецело погруженный в экстатическое поклонение образу Вишны, которому при жизни приносил жертвы. Среди находящихся на этом плане самые характерные примеры представляют женщины, и притом в очень большом количестве. Так, между ними была одна индусская женщина, муж которой стал для неё богом. Она воображала себе молодого Кришну, играющего с её собственными детьми. Последние были очень реальны и человечны, но маленький Кришна имел вид деревянного образа голубого цвета, одушевленного искусственной жизнью. В то же время в небесной жизни Кришна представлялся в иной форме: он имел женственный вид и играл на флейте, не возбуждая своим двойственным видом ни малейшего смущения или стыда. Другая женщина, предавшаяся культу Шивы и смешивая бога со своим мужем, видела во втором как бы олицетворение первого настолько, что принимала одного за другого. Некоторые буддисты с ограниченным образованием принадлежат к этому же подразделению: они видят в Будде скорее предмет поклонения, чем великого наставника. Многие другие обитатели этого уровня ментального плана принадлежат к христианской религии. Вера без умственного развития, примером которой может служить вера необразованного католического крестьянина или убежденный и верный вопль Армии Спасения, приводит к тем же результатам, какие были описаны выше; то же самое представляет из себя слепое обожание Христа или Божьей Матери. Так, один ирландский крестьянин, погруженный в страстное обожание Девы Марии, представлял себе Её стоящей на полумесяце, как на картине Тициана “Успение”, но простиравшей к нему руки и обращающейся с речью. Один средневековый монах в экстазе созерцал Христа на кресте, и такова была сила страсти его любви и жалости, что, видя Его кровавые раны, он силой воображения причинял себе такие же на ментальном теле.

Другой, казалось, совершенно забыв печальную историю распятия, не представлял себе Христа иначе, как сидящим на престоле Славы; у ног его – волнующееся кристальное море; он окружен огромной толпой поклонников, среди которых находится сам обожатель с женой и семейством. Несмотря на всю глубину своей любви к семье, преданность Христу в его мыслях занимала первое место. Однако его представление о Боге было вполне материально: он представлял Его постоянно переодевающимся, и, как в калейдоскопе, чередовались изображения человека и агнца с хоругвью – эмблематическое изображение, часто встречающееся на церковных окнах.

Одна религиозная испанка, умершая в девятнадцать или двадцать лет, представляла для изучения большой интерес: переносясь в своей небесной жизни в эпоху жизни Христа, она видела себя сопровождающей Его во всех событиях, описанных Евангелием, и заботящейся о Божьей Матери после распятия. В картинах, которые она себе представляла, костюмы и виды Палестины были неверны, так как Спаситель и Его ученики в её воображении напоминали испанских крестьян, а холмы окрестностей Иерусалима выглядели как высокие горы со склонами, поросшими серым мхом, как это бывает в Испании. Это вполне естественно. Наконец, она видела себя принимающей мученичество за свою веру и восходящей затем на небо, чтобы начать снова бесконечное существование, в котором находила столько блаженства.

Небесная жизнь ребенка завершит интересные примеры приведенного перечня обитателей шестого подплана. Этот ребенок, умерший в семь лет, воспроизводил в небесном мире все религиозные рассказы, переданные ему на Земле ирландской няней. Он любил мысленно играть с ребенком Иисусом и помогать Ему делать из глины воробьев, которых Божественное дитя, согласно легенде, одушевляло и заставляло летать.

Известно, что неразумная и слепая вера, о которой мы сейчас говорили, не поднимает тех, кто ей предается на очень высокую духовную степень. Однако заметим, что счастье и удовлетворение их совершенно полны, так как они постоянно получают то, что более всего ценят. Их будущее доставит им это необычным образом. Если ни на одной ступени эта вера не способна развить разум, она тем не менее предрасполагает к высшей стадии веры и равным образом – к чистой жизни. Существо, вкушающее только что описанные мною небесные радости, без сомнения, не сделает быстрых успехов на духовном поприще, но, по крайней мере, оно будет предохранено от многих опасностей, потому что весьма вероятно, что при своем будущем воплощении оно не впадет в тяжкие грехи и не покинет своих религиозных устремлений для жизни скупца, честолюбца или развратника. Несмотря на всё вышеизложенное, изучение этого подплана рельефно выделяет необходимость следовать совету Св. Петра: “Присоедините к вашей вере добродетель, а к добродетели – науку”.

Если вера в своей простой форме приводит к странным результатам, то интересно проследить за действием еще более простого материализма, который еще так недавно имел стольких последователей в Европе. Е. П. Блаватская в своем “Ключе к Теософии” говорит, что материализм не был сознательным в мире небесном, потому что при своем существовании он не допускал загробного мира.

Однако вероятно, что наша великая основательница Теософического Общества придает словам “материализм” и “небесный мир” значительно более узкий смысл, чем обычно принято, когда в этом сочинении она утверждает, что после смерти для материалистов совершенно не существует сознательной жизни. Те исследователи, ночной труд которых происходит в астральном плане, знают, что множество так называемых обычных материалистов могут там встретиться и что все они оказываются сознательными. Вот например, один известный материалист, близкий приятель одного из членов нашего Общества, был недавно встречен им в самом высшем астральном подплане, где он, окруженный книгами, продолжал свои занятия, почти так же, как он это делал на Земле. Своему другу он откровенно признался, что все его прежние теории, благодаря непреодолимой логике событий, им оставлены, но что его прежние убеждения по вопросу о высшем ментальном плане еще достаточно сильны для противодействия доводам его друга. По многим причинам характер этого человека мог окончательно установиться в ментальном плане. Его полное неверие в загробную жизнь не помешало его астральным исследованиям; нет основания предполагать, что его душа позже парализовала бы в небесном мире правильную эволюцию своих высших сил. Конечно, этот материалист много потерял вследствие своего неверия: если бы ему был присущ религиозный идеал, то он возбудил бы в его душе могучую благочестивую энергию, плоды которой она теперь пожинала бы. Все это для него потеряно, но глубокая и бескорыстная любовь к семье, искренняя и неутомимая филантропия равным образом, являются двигателями могущественных сил, которые должны принести плоды на ментальном плане. Но отсутствие одного рода энергии не может служить препятствием к проявлению других. В приведенных примерах нет ничего удивительного: наше знание физического плана позволяет нам это предвидеть, потому что в жизни нам часто приходится убеждаться, что Природа никогда не прощает незнания её законов. Человек, убежденный, что огонь не жжет, тотчас обнаружит свое заблуждение, сунув руку в пламя. Неверие в будущее существование нисколько не изменяет естественного хода событий; после своей смерти человек тотчас же обнаруживает свою ошибку.