Перейти на главную страницу
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ИВАН
ОЛЬГА
МАРИЯ
АВДОТЬЯ
Комната в доме престарелых.
Четыре кровати, четыре тумбочки, стол, стул, старый телевизор, "Правила" и "Распорядок дня".
Четыре старые женщины.
По распорядку - тихий час. По правилам - тишина.
Тетка Галя, самая молодая из женщин (ей нет еще и восьмидесяти), сидит, перебирая струны гитары.
Мария, делая вид, что роется в тумбочке, следит за ней - как бы не ударила та по струнам в неположенное время.
Бабка Оля, полненькая, совершенно домашняя старушка, вооруженная толстыми очками, вяжет. При этом вся во власти создавшейся интриги.
Иссохшая, глухая старуха АВДОТЬЯ лежит в постели. Глаза закрыты, но, судя по выражению лица, старуха о чем-то сосредоточенно думает. Или мечтает. Факт, что и она в тихий час не спит!
ГАЛИНА все же не выдержала, тихо запела, пародируя какой-то молодежный шлягер, какую-то песенку о любви, типа: "Твои глаза - ым, ым, ым..."
МАРИЯ тут же с воодушевлением принялась за воспитательную работу, без которой, стало очевидно, ей так же тяжко, как Галине час без веселья.
МАРИЯ (выработанным казенным языком). Галя! Милая! Ведь тихий час! Забыла? Когда приучишься к порядку? Я напомню тебе и всем остальным, когда нас устраивали сюда, в государственное заведение, мы подписались под правилами общежития, поклялись соблюдать распорядок дня. Элементарное чувство благодарности тем, кто обеспечил нам счастливую старость, должно подвигать нас к послушанию и терпению. Ты постоянно забываешь о своих обязанностях, об ответственности перед обществом, о долге перед страной и народом! Вот смотри, что написано в правилах... (Читает тем же языком Правила).
ГАЛИНА (не обращая внимания на нее, завершает песенку по-деревенски отчаянным стоном). О-ой... Насмотрелась я вчера, девоньки, в этот вот ящик на это, как его...
ОЛЬГА (мягко). Конкурс красоты, душенька. Вчера вечером мы конкурс красоты смотрели.
ГАЛИНА. Да. Насмотрелась на диво дивное, и под утро, знаете, что приснилось? (Выдержав паузу) Стоит будто бы дом на пригорке. А под пригорком озеро. А у озера лужайка. А на лужайке сена стожок. А на стожке сена сижу я. Сижу, примеряю туфельки!
ОЛЬГА. Туфельки?
ГАЛИНА. Туфельки! Те самые, которые достались победительнице конкурса!.. Ой! А вокруг птички поют, облака плывут, леса зеленеют, а озеро синее, синее! И туфельки - как раз! Носи не хочу! К чему бы это, а, Оленька?
ОЛЬГА. Известно, к чему. Новая обувка, девка, к свадьбе!
МАРИЯ (ехидно). А если при этом еще и губы зудят - к поцелуям трепетным!
АВДОТЬЯ (шевельнулась). Есс...
МАРИЯ (с тем же ехидством). Помнится, ты говорила, что сны у тебя вещие!
ОЛЬГА. Так что, готовь приданое, подруженька!
ГАЛИНА. А что его готовить? Взяла вон подушки под мышки и готова! К труду и обороне! (Достает из тумбочки начатую бутылочку с вином). Господи, вдовье дело горькое... (Наливает на донышко стакана). Только вымерли они давно, кавалеры-то! Как мамонты! (Поднимает стакан). Господи-боженька, прости грешную сиротинушку... (Выпивает). Так-то вот, Оленька.
ОЛЬГА. Это точно. Вымерли. Великие табуны вымерли!
ГАЛИНА. И какие табуны! Земля гудела! Свет белый в глазах качался! Слоны на комодах скакали! А теперь? Услышишь ли что? И дрогнет ли что?
ОЛЬГА. Вчера, однако, ветерок донес какой-то скрип! Шебарши-ится кто-то...
МАРИЯ. ...где-то в глухом уголке.
ГАЛИНА. ...в дальних лесах.
ОЛЬГА (с внезапной чувственной нежностью). Какой-нито... Ванечка нежный.
АВДОТЬЯ. Есс...
ГАЛИНА. Шебаршится-то он, может, и шебаршится, да толку что?
ОЛЬГА. Как что? Мамонт, все же! Уцелевший! Сидел в лесах, пока кипели катаклизмы, а как улеглось все - вылез!
ГАЛИНА. Только у него, у мамонта твоего, теперь хобот, небось, как у того марсианина, который мне на той неделе снился.
ОЛЬГА (робко, зная, о чем пойдет речь). А что у марсианина?
ГАЛИНА. А у марсианина, милая, не будь к ночи сказано... (Шепчет на ухо Ольге что-то жаркое и явно непристойное).
ОЛЬГА. Мамоньки! (Через паузу) Ой, мамоньки!... (Еще через) Мам... ки...
ГАЛИНА. Ей Богу!
ОЛЬГА. Неужели... вообще...
ГАЛИНА. Как корова языком!.. Только здесь вот, на голове, две какие-то... ну... рессоры...
ОЛЬГА. Так, может, у них, у марсиан, на лбу... рессора?
ГАЛИНА (расхохоталась). Да ты что, сельпошная! Ты что? Сказанула - на лбу рессора! Да ведь у них вообще...
МАРИЯ. А ну! Эт-то еще что за разговоры? Вы что, гражданочки, позволяете себе? Вы где находитесь? Вы что, на базаре? Старших бы постыдились! Они ведь лежат и слышат! И уши у них вянут!
АВДОТЬЯ. Есс...
МАРИЯ. Ишь, невесты на выданье!
ОЛЬГА (тихо). Уж и пошушукаться нельзя!
ГАЛИНА. Речь-то про эту вот рессору. Видишь, из кровати торчит! Всю ночь в бока тычется.
МАРИЯ. Ага, ей бы еще и не тыкалось, ей бы еще и перины! Ей коммунизм построили, а она, чтоб не тыкалось! Нет, вы поглядите! Тепло, уютно, кормят, лечат, массаж, сауна, и дрова не таскать, и уборная рядом! Вам что, еще и педикюр нужен? Чего не хватает?
ГАЛИНА. Света! Света не хватает! Сидим замордованные, замурованные, без электричества!
ОЛЬГА. Ты бы, Мария Ивановна, матушка, как староста, доложила бы администрации. Тяжело без света-то.
МАРИЯ. Да говорила я им. У них электрик уволился. Его, запойного, давно пора было гнать в три шеи.
ГАЛИНА. Пусть свечи выдадут.
МАРИЯ. А свечи они пожгли еще в прошлый новый год.
ГАЛИНА. Ну вот, дожили! Ни лампы, ни свечи!
ОЛЬГА. Ни утюга, ни чайника!
ГАЛИНА. И окно с видом на железобетонную стену!
АВДОТЬЯ (целиком поддерживая подруг по несчастью). Есс...
МАРИЯ (пораженно переводит взгляд с одной на другую, останавливает на Авдотье). И ты, старуха?
АВДОТЬЯ (решительно шевельнулась). Есс...
МАРИЯ (села, тихо плачет). Не могу я с вами! Завтра же попрошу, чтобы сняли меня с этой должности. Изберите себе другую. А я не могу. У меня уже ничего не выдерживает с вами.
ОЛЬГА. Ой, чего надумала! Да как же мы без тебя!
МАРИЯ. А как хотите! А с меня достаточно! Всю жизнь так было. Всю жизнь терзали душу! Еще в пионерском отряде, помню, такая же парочка была! Потом в комсомольском была, курили в туалете. Потом в партейной ячейке - разбираться уставали! Думала, хоть на заслуженном отдыхе обрету покой! Нет! И здесь они тут как тут - поэты!
ОЛЬГА (вспомнила что-то свое). Ой, подождите, подождите!
МАРИЯ (продолжает, не замечая ее). Жизнь испоганили! Что вы меня преследуете? Что вы меня хоть сейчас-то, на старости лет, не отпустите? Чего вы добиваетесь от меня? Ведь у меня теперь и сил нет на вас!
ОЛЬГА. Я забуду, помолчите! Где у меня тетрадочка?.. Вот она! Галя, миленькая, дай ручку... Пожалуйста, скорее... Вылетит... Голова-то худая...
ГАЛИНА (подает ей ручку). Возьми...
Подруги смотрят на нее с жалостью, зная, что она записывает.
ГАЛИНА (выждав паузу). Ему?
ГАЛИНА. Почитай.
ОЛЬГА. О нет. Это интимное.
ГАЛИНА. Тем более интересно. Почитай.
ОЛЬГА. Нет-нет... Это стихи.
ГАЛИНА. Знаю, что стихи. Поэтому и прошу.
ОЛЬГА. Мне неловко. Я ругаю тут его...
ГАЛИНА. Ругаешь?..
ОЛЬГА. Ругаю...
МАРИЯ. Врача придется вызывать.
ОЛЬГА. Снова?
ГАЛИНА. Раз - и врача! Что она сделала такого, чтобы сразу врача!
ОЛЬГА (тихо, чувствуя за собой страшную вину). Что я сделала такого?
МАРИЯ. Тебе сколько лет?
ОЛЬГА. Восемьдесят.
МАРИЯ (ехидно). Восемьдесят?
ОЛЬГА. Восемьдесят... с хвостиком, матушка.
МАРИЯ. И кто, скажите мне, в восемьдесят лет да с хвостиком стихи пишет? Их когда пишут?
ГАЛИНА. Когда любят, тогда и пишут. Что ты привязалась! А твои порядки знаем: чуть чего - врача! Стишок какой - укол! За каждую строку по уколу! А если бы она поэмы писала? Вы бы в решето превратили ее мотовилу, благо с решето и есть!
ОЛЬГА (смущенно). Какие поэмы, господи! Так, четверостишия...
МАРИЯ. Четверостишия! Ты ведь покойному мужу пишешь, словно живой он! И ладно бы просто стихи - объяснения в любви! Словно тебе 16 лет!.. Стеречься тебе надобно! Страшная хворь прилипла к тебе! Нашлась, поэт! Поэты, милая, в таких заведениях, в которых мы обитаем, не живут!.. Ложитесь, давайте! Не мотайте нервы
ОЛЬГА (тихо, виновато). Прости нас, матушка, прости... Ничего мы не добиваемся... Они ведь не спрашивают, когда приходят. Не звонят заранее, не стучатся.
МАРИЯ. Кто?
ОЛЬГА. Стихи.
МАРИЯ. Какие стихи?
ОЛЬГА. Мужу.
МАРИЯ. Да ну вас! Господи, скорее бы бог прибрал, что ли меня... (Легла, накрыв голову одеялом).
ОЛЬГА (так же тихо). Спасибо, матушка... Пожалуй, выпью.
ГАЛИНА. Пей, пей... (Авдотье) Тебе налить?
АВДОТЬЯ (заговорщически). Есс...
ГАЛИНА. Налью и тебе...
ОЛЬГА. Душевным был, матушка, душевным. Мастеровой. Плотничал. Дома строил. Такие хоромины возводил, ахнешь! Как картины!
ГАЛИНА. Плотничал, говоришь?
ОЛЬГА. Плотничал.
ГАЛИНА. Пил, наверное, раз плотничал?
ОЛЬГА. Пил, голубушка, пил.
ГАЛИНА. И бил, наверное, раз пил?
ОЛЬГА (буднично соглашается). Ну, не совсем чтобы бил. Поколачивал. Как же без этого. Пыль стряхивал.
ГАЛИНА. А говоришь, душевным был.
ОЛЬГА. Был. Только догадалась я об этом слишком поздно, когда помер он. Удивленным.
ГАЛИНА. Удивленным? Чему удивился-то? Смерти, что ли?
ОЛЬГА. Родинке.
ГАЛИНА. Родинке?
ОЛЬГА. Ну. Ой, смех один. Пришла я к нему в больницу. Попрощаться. Села, сижу. Я молчу, и он молчит. Прощаемся. И он вдруг возьми да скажи - что это ты, голова с косичкой, рыжими слезами плачешь? А я не плакала, сдерживалась. Я ему и говорю, не плачу я, ни светлыми, ни рыжими... А он - да ты че, дура, меня за слепого держишь? Вон на правой щеке у тебя колотится слеза! Рыжая. Я говорю, здесь, что ли? Он говорит - ну! Потрогай, потрогай ее, рыжую! Я и говорю ему - не слеза это, родинка. Тут он и удивился - как, говорит, родинка? Откуда она взялась? Я говорю, она и не девалась никуда, всегда была там, со дня рождения, потому и называется родинка. Родишься с ней. Что ты сочиняешь, что сочиняешь - кричит! Сидишь и сочиняешь сказку умирающему! Я в ответ - я жалею тебя, умирающего, а родинка настоящая, ее не сочинишь! Она или есть, или ее нет.
ГАЛИНА (не сразу). И что потом?
ОЛЬГА. Потом он умер.
ГАЛИНА (через паузу). Не пойму я тут чего-то. Вы сколько вместе жили?
ОЛЬГА. Жизнь целую, сколько. Лет пятьдесят.
ГАЛИНА. Вы что же, жизнь целую прожили, а у кого где родинка, где бородавка не видели?
ОЛЬГА. Когда же видеть-то было?
ГАЛИНА. Да ее, твою родинку, за версту видно! Он что у тебя, слепой был?
ОЛЬГА (вдруг обиделась, зашмыгала носом). Он у меня был плотником!
МАРИЯ встала, подошла к окну с видом на железобетонную стену, замерла, вглядываясь в ее трещины.
МАРИЯ. Поэзия... мать их...
ГАЛИНА (Ольге). А слезы у тебя действительно видные (приличные)!
ОЛЬГА (заулыбалась). Их бы на базаре продавать, да? Богаче нас людей бы не было?
ГАЛИНА. Уж точно, стали бы алигархами!
АВДОТЬЯ. Есс...
ГАЛИНА. Господи, все они хороши, эти мужики, все одним миром мазаны! Вот моего только возьми...
МАРИЯ (обернулась, ехидно). Это которого?
ГАЛИНА. Да которого хочешь! Говорю же, все едины! Вот первый мой. Уж на что святой человек был, ему хоть самовар на голову ставь, он не воспротивится. Но - орал! Ора-ал...
МАРИЯ. Не покричи-ка на тебя.
ГАЛИНА. О другом я. Пел он так, ором, криком. Не пел даже, тайгу пластал! И всю ночь! И все на такие темы, которых у нас официально не было, которые вы пресекали! Бывало, как выскажет про худой колодец. Уши вяли! Вот послушай-ка...
МАРИЯ. Еще что придумаешь? Попробуй только! Я тебя к коечке пристегну и врача...
ГАЛИНА. Жаль. Песня куда знатная!
ОЛЬГА. Ну, а второй? Второй кем был?
ГАЛИНА. А второй у меня был... лицом кавказской национальности.
МАРИЯ. Ты же вчера говорила, что грек он был...
ГАЛИНА. Это вчера...
МАРИЯ. Господи, у всех биография, а у этой - география!
ГАЛИНА. Эх... Как, бывало, начнет кобениться, как начнет... Вот так-то...
МАРИЯ. Эй-эй, нам в мертвый час только лезгинку осталось выкозуливать! Сядь, говорят тебе, сядь!
ОЛЬГА. Ну, а третий? Третий?
ГАЛИНА. Третий? Третьим мне бог послал... цыгана. Вот не поверите, настоящий был Будулай! Такое творил по пьяному делу, что...
ОЛЬГА (зная, о чем речь). Ну? Что творил?
ГАЛИНА. Нет, девчонки, не выпрашивайте, не сказать мне!
ОЛЬГА. Ты на ухо...
ГАЛИНА. И на ухо не сказать! Потому что слов нет таких! Изумлению моему до сего дня нет предела!
МАРИЯ. Нашла чему дивиться!
ГАЛИНА. Как же не дивиться? Ведь подумайте девки, - от трех мужиков и ни одного ребенка! Достанься такой Будулай тебе, староста, ты бы за раз тройню бы родила! И не дрогнула бы!
МАРИЯ. Ага, стала бы я с твоими будулаями рожать! Да я с ними на одну лавку бы не села!.. Господи, срамота! Жили как, а? Пели да плясали! Да еще вот стихи сочиняли!
ГАЛИНА. Ну, а вы? Вы как жили?
МАРИЯ. Мы?
ГАЛИНА. Да, вы.
МАРИЯ. Мы, милая моя, социализм строили!
ОЛЬГА. Она спросила, как жили? Строить-то мы все строили. А жили как? Расскажи?
ГАЛИНА. Похвались своим муженьком.
ОЛЬГА. Похвались. Мы вот каждый день про своих рассказываем, а ты ни разу даже не упомянула о своем-то.
МАРИЯ. А чего о нем упоминать? Так себе был мужичек. Если сказать по партийному прямо и принципиально - был он пенек!
ГАЛИНА. Вот и созналась! Значит, с пеньком жила?
МАРИЯ (сокрушенно). С пеньком.
ОЛЬГА (жалея). Как же ты жила с ним?
МАРИЯ. Даже сама не знаю, как жила!.. (Не сразу) Печником он был. За ним в очередь стояли. Клал печи, да и жил что в печи - за работу не просил, а что давали... Прямо как курица, прости господи, где ходил, там и напивался. Я на общественной работе, а он, вислоухий, на промысле. Так и жили, ни хрена не нажили!
ГАЛИНА. Темнишь, староста. Не похоже, чтобы такая державная да замуж за пенька.
МАРИЯ. Да разве угадаешь? Выходила, вроде, за кедра сибирского, переночевала, оказалось, пенек московский! Я его прибить хотела. Чтоб глаза не мусолил. Только ведь и со мной однажды вот это ваше поэтическое удивление сотворилось.
ОЛЬГА. Удивление? Чем же мог он удивить тебя?
МАРИЯ. Снарядился он как-то на очередной промысел, подошла я к нему, чтобы внушить линию, ну, промеж глаз, гляжу: а глаза-то у моего пенька как у младенца новорожденного. Ну вот прямо как... как у этого... как у олененка. Ходил неделю черный, словно в ночь родился, а тут вдруг, когда идти на работу, посветлел. И так необычно, так чудно. Словно кто свечку зажег и осветил его душу изнутри. Вот смехота! У него и печки-то все были такие же, озорные, ребячьи. С печурками да с зеркалами. Только нет уже давно печек тех... Да и зеркала все поразбились...
ОЛЬГА (тихо). Ни домов, ни печек. Будто и не жили...
Притихли женщины. Поднялась встревоженная АВДОТЬЯ, на Галину уставилась: чего, мол, вы?
ГАЛИНА. Да мужиков своих вспомнили, мужиков.
АВДОТЬЯ. Есс...
ГАЛИНА. Расскажи-ка вот и ты про своего-то, повесели нас.
ОЛЬГА. Расскажи, тетка, расскажи. Разутешь нас.
Поют.
ОЛЬГА вдруг всполошилась.
ГАЛИНА. Что, опять стихи?
ОЛЬГА. Стучатся! В дверь!..
ГАЛИНА. Кого черт носит? В тихий-то час.
Стук в дверь. Настойчивый.
ОЛЬГА. Мамоньки...
ГАЛИНА. Да сиди ты! Свои, наверное. Как к себе домой ломятся!..
МАРИЯ. Войдите же! Не заперто!
В дверях появляется ИВАН.
ИВАН. Ассалам алейкум!
ЖЕНЩИНЫ. Живем по-маленькум!..
ИВАН. Это у вас розетки обвалились?.. Что, оглохли? Я спрашиваю, это у вас розетки откололись?
Изумленные женщины смотрят на него молча. Впрочем, не все. Одна, хотя и не сразу, выдала-таки реплику.
АВДОТЬЯ. Есс...
ИВАН. Ага!
ОЛЬГА. Боже, какие ему нужны... розетки? Кто он такой?
ИВАН. Я говорю, электрика заказывали?
ГАЛИНА. А-а, так бы и сказал, что электрик новый! А то ведь напугал девок! Нам показалось - ревизия явилась, проверить, у кого розетки целы!.. Ну, чего замер, мамонт? Проходи, будешь дорогим гостем. Мы тебя тут как раз вспоминали.
МАРИЯ (решительно перехватывает инициативу). Галя, сядь на место!.. (К старику). Электрика я заказывала. Я старшая в этой комнате. А ты, значит, новый?
ИВАН. Ну, не совсем...
МАРИЯ (не дает договорить). Ладно. Приступай к делу.
ИВАН (проходя мимо Авдотьи, наткнулся на ее взгляд, непроизвольно гаркнул). Здорово, девка!
АВДОТЬЯ. Есс...
ИВАН (повернулся к Марии). Мордва?
МАРИЯ. А Бог ее знает.
ГАЛИНА. Глухонемая она. Трижды солдатская вдова. Первого мужа в японскую потеряла, второго - в первую германскую, третьего - во вторую германскую, четвертого...
ИВАН. Понятно. Героическая вдова! (Поправляет на старухе одеяло). Что ж вы за ней не ухаживаете? Нога торчит... белая... (Прикрыл ногу старухи).
ГАЛИНА. Это не нога. Это протез.
ИВАН. Да ты что? Ну-ка...
ГАЛИНА. Эй-эй, осторожнее. У нее там кругом протезы!
МАРИЯ (строго). Галя! Помолчала бы, а?
ИВАН (продолжая укрывать старуху). Озябла... Тепла не хватает...
ОЛЬГА. А кому его хватает?
ИВАН. Ну вот, спи, давай, героиня...
Отошел от старухи, но его останавливает тихий стон.
АВДОТЬЯ. Ишшо...
ИВАН. Ага! Узнаю! Это краткое слово "еще"! Свои, вижу, девки.
АВДОТЬЯ. Есс...
ИВАН. Согреешься... Вот освобожусь, я тебе еще и массаж сотворю. Только без интима. Интим мы избегаем!.. Так! С этой все ясно. А где у нас тут искрящееся хозяйство?
ОЛЬГА (показала на Галину ). Искрящееся в том углу...
ИВАН. Эт-то я вижу. Только я о другом спрашиваю, где у вас тут электрическое хозяйство? Что ж, начнем с самого простого, с выключателя!
ИВАН. Убьет, так убьет. То, что суждено было съесть, съедено. То, что суждено было выпить - выпито. (Не сразу, занятый делом). И оплакивать некому. Живем одни.
МАРИЯ. Так ты, наверное, не электриком принят в наше заведение, а очередным жильцом?
ОЛЬГА. Неужто, правда? Новенький?
ИВАН. Какой же я новенький. Я старенький. А живу я в своем доме.
ОЛЬГА. Это в какой деревне?
ИВАН. Да не в деревне. Вернее, была деревня, да сплыла. Раскатали на дровишки. Мой дом единственный сохранился. Пожалели как достопримечательность. Жалко его бросать. Как никак точка на карте. И культурная ценность. Ради этой точки и живу.
ГАЛИНА. Один посреди тайги?
ИВАН. Один. Сижу посреди целого Китая сам себе Мао Цзе Дун! Так что, если что, пишите письма.
ГАЛИНА. Мао цзе дуну?
ИВАН. Мао цзе дуну. Только без этих, без иериглофов и интима! Интим я избегаю. Так, выключатель в норме. Проверим проводку!..
ИВАН. Не избушка, дом. Сказать по-современному - коттедж! Срублен на века. Внизу дуб в три обхвата, сверху сосна, каждая с тебя. Одного мха, страшно сказать, пять возов ушло! Вру - шесть возов. Три болота осушили!
ОЛЬГА. Мамоньки, как же ты осилил такое?
ИВАН. Не я осилил - мастер! Настоящий художник! Айвазовский! Из ваших, из поселковых.
ОЛЬГА. Из наших, поселковых?
ИВАН. Ну да, из ваших. Да он один был. Весь Китай, все три Франции обустроил! Работал за десятерых. И водку кушал ведрами. А накушавшись, супругу бил. Известный кулинарный рецепт.
МАРИЯ. Рецепт?
ИВАН. Кулинарный. Он так говорил: чем шибче бабу бьешь, тем щи наваристее. Щи он любил.
ОЛЬГА (растерянно). Щи любил...
ИВАН. Ну да. Наваристые.
ОЛЬГА. Наваристые...
ИВАН. Вот перед супругой его я, конечно, виноват. Все-таки пять дней кряду поил я его. А он возвращался домой и пять дней подряд учил бабу свою щи производить. Кулинарный техникум!
МАРИЯ. Что же ты поил-то зверя, бессердечный?
ИВАН. Как же не поить, если мастер!
МАРИЯ. А про хозяйку его подумал? А вдруг бы насмерть он ее?
ИВАН. Да разве бабу жалко, когда плотник? И что с бабой станет! Вот изба - это изба-а! Не поверите - венцы лебяжьим пухом набиты!
ОЛЬГА (встрепенулась). Лебяжьим пухом? Как это?
ИВАН. А так вот. Привалишься с вечера к стене - и до самого утра утопаешь в благодати. Будто плотник этот дыханием своим греет твое тело. Будто рядом он где-то, вот-вот голос подаст. И подает ведь порой. Потолкуешь с ним, когда сон не идет...
ОЛЬГА (растерянно). Девки, что же это, а?
ИВАН. Та-ак. И здесь у нас все в порядке. Ну-ка, а что тут?.. (Начал зачем-то простукивать стену).
ГАЛИНА. Слушай, дяденька...
ИВАН. Тихо! ( Приложил ухо к стене, довольно долго слушает, затем многозначительно изрекает). Фаза!..
ОЛЬГА. Мамоньки!..
ИВАН. Фаза у вас пропала! По стене не били?
ГАЛИНА. Чем бить-то, руками?
ИВАН. Ну, иногда и головой бьются. (Еще раз обследовал стену). Сбежала! Если сбежала, придется подождать, пока обратно не прискачет. Тут мы ее и зафиксируем!
ОЛЬГА. Кого?
ИВАН. Фазу!
МАРИЯ. И сколько ждать?
ИВАН. Час, не меньше. Сбежала или не сбежала фаза? Никто не видел?
ОЛЬГА (с готовностью). Я видела! Она, это, в окно! И прямо через ту вон стену! Только хвост мелькнул!
ИВАН. Точно?
ОЛЬГА. Ей богу! Вот крест!.. Ой, девки, давайте собирать на стол. Поужинаешь с нами, дяденька? Пока фаза не вернется?
ИВАН. Поужинаю. Кто ж откажется от ужина с такими красавицами? Кстати! У меня ведь презент для вас. Из тайги! Ну-ка... (Берет рабочую свою сумку, достает подарки).
ГАЛИНА. Никак мед в баночке?
ИВАН. Мед. Дикий мед, сестрица.
ГАЛИНА. Господи, вот не думала, что он есть еще на свете. А как пахнет, как пахнет! Девки!
ИВАН. У нас его полно! В бане тело натираем.
ГАЛИНА. И где берете столько?
ИВАН. Говорю же, в тайге. Идешь за медведем и смотришь, на какое дерево полезет. Куда полез - там и мед. Остается лишь отогнать его, хозяина тайги. Покричишь, он и побежит. На тебя. Тут главное успеть вдарить его в лоб. Вдаришь, он и готов. Да.
ГАЛИНА. А в мешочке что? Табак?
ИВАН. Орехи. Лесные. Ровно сто штук. Девка дала знакомая. Сказала, как разгрызешь все, так замуж за тебя пойду.
ГАЛИНА. Ну и как? Разгрыз?
ИВАН. Один катаю во рту. Разгрызу его, девяношто девять токо оштанетша... (Улыбается, демонстрируя целые и ослепительно белые зубы). Угощайтесь!
ГАЛИНА. Орехи ядреные!
ИВАН. Грызите, грызите!
ОЛЬГА. Нет, не по силам нам.
МАРИЯ. Не по зубам!
ИВАН. То-то!.. А черт! Главное-то я забыл. У меня ведь здесь еще один презент! Только не знаю, подойдет ли размер?
ГАЛИНА. Ну, не томи душу, что там у тебя?
ИВАН вытащил из сумки новые девичьи туфли.
ИВАН. Вот.
Женщины ошарашено смотрят на туфли.
ГАЛИНА. Да это же...
ОЛЬГА. Сон или явь?
МАРИЯ. Фаза!
АВДОТЬЯ. Есс...
ИВАН. Вот. Туфли, так сказать. Заяц послал. Велел кланяться. Даром что не хрустальные. Это было бы уж слишком. Подойдут ли, не знаю. Каблуки уж больно точенные. И размер. Словно Золушке. Ну, кто померит? Кому подойдут?..
ГАЛИНА. Ну-ка... (Покрутила в руках, с сожалением). Нет, маловаты.
ИВАН. Ты бы примерила.
ГАЛИНА. И примерять не нужно, так видно. Оль, может тебе подойдут?
ОЛЬГА. Ну-ка...
ИВАН. Ну как?
ОЛЬГА. На мои-то ноги слоновьи? Смеетесь?
ИВАН (Марии). Так, может, ты примеришь, матушка?
МАРИЯ. Я, милый, в сапогах всю жизнь проходила. Что мне теперь на старости в туфлях бегать девичьих? Я и примерять не стану. И даром не надо. И так видно - не сорок шестой размер!
ИВАН. Жаль. Подвел заяц окаянный!
ГАЛИНА. Не убивайся, дяденька. Садись за стол. Чайком побалуемся. А там, глядишь, и подойдут кому твои туфельки! В тайге ведь случаются и безразмерные! Проходи, садись!
ОЛЬГА. Ой, и вправду, айдате за стол, девчонки. И вы, дяденька, садитесь. Зовут-то как вас?
ИВАН. А ты думаешь как?
ОЛЬГА. Думаю, Иван.
ИВАН. Угадала. Иван. Ну и, как водится, Петрович. Ну, а вас как?
ОЛЬГА (закрасневшись). Ольга.
ГАЛИНА (подает руку). Галя.
ИВАН. Очень приятно.
ГАЛИНА. А это у нас Мария Ивановна. Староста. Назначена присматривать за нами. Чуть что случится, приводит врача.
ИВАН. Ну, врачи, они вылечат, жди! У них один рецепт - пирамидон. А один из них советует пить мочу!
ОЛЬГА. Ой, господи!
ИВАН. Да. Натуральную. Сам читал. У нас в тайге какую только литературу не встретишь. Прибьешь иного, смотришь - а у него книга про мочу!
ГАЛИНА (разливая вино в стаканы). Чем жить, употребляя мочу, лучше умереть, употребляя это вот зелье! Домашнего изготовления. Правильно, Иван Петрович?
ИВАН. Как таежный житель, могу только подписаться. Сам я больше налегаю на травы, на мед, а также грызу орехи!
ГАЛИНА. Ну, держи, дяденька, за знакомство!
ИВАН. Э, нет, я пока воздержусь.
ГАЛИНА. Да ты что? Говоришь, таежный житель!
ИВАН. Хмельное обхожу стороной. Как и женскую часть.
ГАЛИНА. Надо же! Нет, вы гляньте, девки, гляньте на мужика, который бы и баб сторонился, и хмельного, и на здоровье бы не жаловался!
МАРИЯ. Да уж, всякое чудо на исходе встретишь.
ОЛЬГА. Неужто и на здоровье не жалуетесь, дядечка?
ИВАН. Вот только чтобы здоровье это через край не перелилось, порой позволяю себе. Капельку. Кровь погонять по организму.
ОЛЬГА. Что же теперь-то не позволите?
ГАЛИНА. Держи, айда, дяденька. Не бойся, это всего лишь виноградный сок. Сахарку только сыпанула малость, да дрожжей...
ИВАН (повернулся в сторону Авдотьи). Тяпнуть, что ли? А?
АВДОТЬЯ. Есс...
ИВАН. Ну, если женщина просит... (Выпил) Хо! Прет-то как! Ты не только сахарку да дрожжей, но и куриного помету, сдается, добавила в сок для крепости?
ОЛЬГА. Что, что ищете, дяденька? Вот закусите бананом...
ИВАН. А где капуста?
МАРИЯ. Какая еще капуста?
ИВАН. Квашеная! Я ведь сюда не за малосольными бананами пришел, я...
ОЛЬГА. Ой, прошу вас, помолчите... Вылетит, из головы вылетит... Галя! Быстрее, милая...
ГАЛИНА (подает ручку). На, на, возьми.
ОЛЬГА, отойдя к окну, торопливо записывает в тетрадочку очередное четверостишие.
ИВАН (удивленно). Что это с ней?
МАРИЯ. Поэзия.
ИВАН. Что?
МАРИЯ. Поэзия!
ИВАН. Поэзия? Стихи, что ль?
МАРИЯ (уничтожающим тоном). Стихи.
ИВАН. Иди ты! И о чем?
МАРИЯ. О любви, о чем же еще.
ИВАН. О любви? Не хрена себе... капуста!
ГАЛИНА. Ах, господи... (Взяла гитару).
МАРИЯ. Не обращай внимания. Вот проводим тебя, и вызовем врача. Укол им нужен. И той и этой. С утра напрашиваются. Прогрессирует болезнь-то. Скоро совсем свихнется. Раньше только ночами поскрипывала пером. Как Пушкин. Теперь, видишь, - и при гостях!
ИВАН. Ну, поэзия, она кого хочешь...
Тихие звуки гитары.
Едва слышный шепот Салимы - диктует себе слова. О солнце, о травке зеленой, о любви.
ИВАН. Как же без крыльца? Есть крыльцо.
ГАЛИНА. Скажи, а высокое оно, крыльцо?
ИВАН. Высокое.
ГАЛИНА. Скажи, а далеко ли видно с крыльца твоего высокого?
ИВАН. Далеко. Вся тайга перед глазами. Целый Китай как на ладони. Сижу на крыльце, ноги кренделями, сам себе Маоцзэдун, дышу и любуюсь!
ГАЛИНА. Чем? Чем любуешься?
ИВАН. Фауной, милая. И флорой. Волки табунятся. Медведи и медведицы. Кабаны...
ГАЛИНА. Господи, какой ты счастливый, Баламышкин карт!
ИВАН (горько). Счастливый, чего уж там!
ГАЛИНА. Счастливый. Ты и сам не знаешь, какой ты счастливый. Господи!.. Вот сейчас бы вышла на твое крыльцо высокое, встала бы под шатер янтарный и замерла! Кузнечики в траве стрекочут, листья над головой перекликаются, под карнизом голуби воркуют, в черемушнике воробьи. Облака плывут. А воздух. Боже, воздух-то какой. Стоишь, дышишь, и никак не надышишься!
ИВАН (почему-то пошел к Авдотье, стал поправлять одеяло на ней). Ишь, как истосковалась душа...
ГАЛИНА. Стояла бы и дышала! А потом бы разбежалась да кинулась в синь небес. И раскинула бы крылья. И полетела бы, летела... Тяжело мне, дяденька, если бы ты знал, как тяжело!
ИВАН. Вижу, не слепой. Пропадешь ты в этой клетке казенной.
ГАЛИНА (с каким-то тихим отчаянием). А ты не дай пропасть.
ИВАН. Ах, если б...
ГАЛИНА (не дает ему договорить). Ты... ты забери меня! Забери! Уведи с собой!
МАРИЯ. Галя! Слышишь ли сама, что говоришь!
ГАЛИНА (к старику). Ну, чего молчишь? Или не пара я тебе? Или не нравлюсь? Или, может, что не на месте, чего, может, не хватает? Чем я хуже других? Отчего мне счастья толику жалеют?
ИВАН. Да все на месте. И хватает. Фасон нормальный. Одним словом, красавица! Вот это, сказать правду, и смущает.
ГАЛИНА. Что смущает?
ИВАН. Понимаешь, простые мы.
ГАЛИНА. Да ведь и мы не ахти какие.
ИВАН. Ну да, не ахти какие! Кустик вишни в саду размышлений.
ГАЛИНА. Как?
ИВАН. Я говорю, кустик сакуры в японском саду размышлений. Гм...
ГАЛИНА (пораженно). Откуда ты взял... эту сакуру?
МАРИЯ. Все, пора идти за врачами!
ГАЛИНА. А я ведь знала, что ты придешь. Я во сне все видела. И дом твой. И крыльцо. И стожок сена возле твоего крыльца. Стоит стожок?
ИВАН. Стоит. Еще с прошлого года...
ГАЛИНА. Вот. Я сидела на нем.
ИВАН. Когда?
ГАЛИНА. Сегодня ночью! Ты не видел, случайно?
ИВАН (удивленно). Видел! Выходил ночью по легкому вопросу, и видел, что-то светилось на стожке. Я думал, ангел!
ГАЛИНА. Ангел! Это я была, глупенький, я! Сидела и примеряла туфельки.
ИВАН. Эти?
ГАЛИНА. Эти! И были они как раз!
МАРИЯ. Во сне они были как раз, а вот наяву - не подошли.
ГАЛИНА. Они мне и наяву впору.
МАРИЯ. Да ты же только что говорила, что они малы тебе!
ГАЛИНА. Ничего я не говорила! Они мне в самую пору. Я стеснялась только сознаться в этом. Скромность у меня такая! Понимаешь, скромность!.. Дай-ка! Обуюсь и докажу вам, что они как раз. Вот смотрите...
ОЛЬГА. Ладно, ладно, верим, покалечишься еще!
ГАЛИНА. Нет, я покажу вам! Чтобы не было вопросов!
ИВАН (растерянно). Я виноват!
МАРИЯ. Ты только что хвалился, что массаж умеешь делать, вот и покажи, что умеешь!
ИВАН. Черт! Уметь-то мы умеем... только, как
ГАЛИНА (стонет - то ли продолжая игру, то ли и впрямь от боли). О-о...
ОЛЬГА. Да помогите же!
ИВАН. Ну-ка... (Встав на колени, коснулся ноги Галины).
ГАЛИНА. Значит, заберешь меня отсюда?
ИВАН. Заберу.
ГАЛИНА. Правда?
ИВАН. Правда. Чего тут удивительного-то!
ОЛЬГА (в сторону). Не сообразила я, ногу сломать!
ГАЛИНА (нежно). Спасибо, дяденька, спасибо...
МАРИЯ. Ты бы, глупенькая, сначала с прописки снялась в ЖЭУ!
ГАЛИНА. Плевала на вашу прописку! Вот кто теперь мне ЖЭУ и прописка! (Вскочила, но тут же с криком присела). Ой! Ножки мои!
ИВАН. Нет, надо к врачу!
ГАЛИНА. Не дойду я одна.
ИВАН. Я понесу тебя...
ОЛЬГА, МАРИЯ (вместе). Нет-нет, ты сиди, Петрович!
МАРИЯ. Я сама поведу. (Галине) Ну, косолапая, пошли. Всю жизнь была с такими, как ты, морока!
ГАЛИНА. Ты уж, дяденька, без меня-то не уйди, дождись...
ИВАН. Иди, иди, не сомневайся. Дождусь. Сказано уведу, значит, уведу! Приведу домой, усажу к печи. Отогреешься. У меня такая печь дома!
МАРИЯ (пораженно). Печь?
АБУДЛЛА. Да, чему ты удивилась! Печка у меня те-еплая, настоящим мастером сложена.
МАРИЯ. Кем?
ИВАН. Из вашего поселка приезжал печник. Он один был на округу!
МАРИЯ стоит на выходе, словно загипнотизированная.
МАРИЯ. Так! Понятно! Вот что, ты, старик, сиди и жди меня, ты, Ольга, сторожи его, чтобы не смылся. Я сейчас, я мигом! Отведу вот эту и приду! И разберемся! (В зал). Раз уж помянули печь, предстоит нам сегодня... пироги спечь! (Уводит Галину).
АВДОТЬЯ. Есс...
ИВАН. Ну, Петрович, угодил ты в сети!