Павел
В тбилиском метро мне понравилась девушка – симпатичная-симпатичная такая, лет шестнадцати. Я вспомнил молодую красивую абхазскую женщину в приморской электричке, олицетворившей для меня весь абхазский народ. Теперь я встретил девушку с удивительно красивыми чертами лица и с грациозной, худенькой, словно воздушной фигурой, представившей для меня красоту грузинского народа. Но она ехала вдвоём с парнем и они были влюблены друг в друга.
Возвращался на киевском поезде - опять мимо Сочи по чёрноморскому побережью, по межгорьям Северного Кавказа, по донским степям, через Дон, Донбас, Харьков, Полтаву - в Киев. А с Киева - "рукой подать" на электричке до моего города. По дороге, выйдя из купе, подолгу стоял у открытого окна, смотрел на проплывающий солнечный пейзаж и думал: зачем нужны между народами границы, отчуждение и войны? Ведь, посмотрите, за тысячи километров вокруг живут такие же миролюбивые и трудолюбивые, замечательные люди, как и на моей Украине, и симпатичные девчонки ищут парней, чтобы влюбиться "по уши". И только "политические проститутки" насилуют народы.
Я мечтаю о политике как чистом искусстве обустройства жизни людей – и вижу в этом своё призвание. Я так хочу общения - говорить и говорить со всеми людьми! Как хочеться верить, что они меня поймут и поддержат!
* * *
И которые сутки идёт фантастический дождь.
И которые сутки летит фантастический снег.
Это было всё - боль. Оказалось, что всё это - ложь.
Оказалось, что боль - это только один человек.
Я узнаю себя по далёкому свету в окне,
по следам, по походке, по жёстким прямым волосам,
и сама не поверю - откуда такое? во сне? -
боли нет. Это правда. Ты всё это выдумал сам.
Боли нет, потому что она никому не нужна,
никогда не проходит и жадно становится всем.
Это чья-то ошибка, чудная чужая страна -
Боли нет, потому что её не бывает совсем,
и которую вечность стоит это небо в глазах,
и которую жизнь предвещает удачу и свет.
Это долго. Мы - люди. Нам здесь оставаться нельзя.
Это счастье. На это ни боли, ни времени нет.
2 августа 1988. Елена Зуева
* * *
Сегодня 8 мая 1991 года. Позавчера ездил на велосипеде в лес. В том лесу на поляне есть маленькое озеро и в жаркий день я искупался в нём. Окунаясь, потерял в воде крестик. Загорал и читал книгу. Собравшись ехать домой, нарвал в лесу заваривать чай жёлтых цветов первоцвета. Всю дорогу в мыслях придумывалась задушевная, тихая мелодия.
Приехал домой, а отец сказал, что мама поехала на велосипеде к бабушке - сестра, прийдя с парнем к бабушке, увидела её лежащей у крыльца без сознания.
Когда я зашёл в её дом, бабушка сидела на кровати, но не могла ходить и говорить. Мама сказала, что бабушка всё беспокоилась прежде: "Неужели я буду умирать, не увидев Юры?" Я зажёг потухшую лампадку и мысленно попросил Бога помочь, чтобы бабушка ещё пожила. Поел борща и котлет, приготовленных ею на обед, ещё тёплых (последний приготовленный бабушкой обед). Во дворе у крыльца в первый день расцвёл одинокий ярко-красный тюльпан. Зацветали первые цветы на вишнях.
Сестра сказала, что ей приснился сон будто она пришла с парнем к бабушке и увидела, что ей плохо, в конце наснилось, что бабушка умерла. Поэтому они пошли к бабушке... и увидели её во дворе без сознания.
Недели две до этого сестра говорила, что к ней ночью приходила "белая дама".
А два дня назад бабушка рассказывала, что ей приснился сон: идёт она по дороге и видит - с неба падает звезда, звезда упала впереди неё и ударилась о землю тяжело, словно чугунная. Бабушка сказала тогда, что, видно, пришло время ей умирать. Говорят, если падает звезда - это сгорает чья-то судьба.
С бабушкой в эти дни оставалась моя мама - её дочь. Врачи ничего не могли сделать. Утром мама пришла домой и сказала, что бабушка умерла. Говорит, ночью бабушка, как могла, позвала её к себе из соседней комнаты. Обвела взглядом кухню, в которой лежала на кровати, и по лицу потекли слёзы. Затем кивнула рукой, чтобы потушила свет. Мама выключила свет и пошла в соседнюю комнату. Слышно было, как бабушка дышала... А затем стало тихо-тихо и маме сделалось очень страшно.
Какая-то двойная боль на душе: с одной стороны, от того, что бабушка умерла, а с другой, от ощущения, которое почувствовал впервые, что такое красиво умирать. Бабушка никогда не обращалась к врачам и до последнего дня оставалась на ногах, готовила пищу и мы приходили к ней с работы на обед. Знала, что она нам нужна. И так спокойно умерла - не так, как другие старики есть лежат в постелях годами, изводя себя и близких.
Старушки завидовали такой смерти и говорили, что бабушка, значит, была праведным человеком, если заслужила такую спокойную смерть. Говорят, по ночам умирают хорошие люди.
Бабушка просила, чтобы не было траурного духового оркестра на её похоронах. Он только мешает и всех пугает. Потому тихой процессией занесли гроб в церковь по дороге на кладбище: бабушка говорила, что ей очень нравится, когда умерших перед погребением заносят в церковь. Но ей даже не обещали, потому что не знали как получится.
Звонили колокола.
...Больше не могу об этом.
* * *
Я возвратился с Тбилиси. В военкомате (подзабыв о бывшей ссоре) предложили на выбор либо идти в армию, либо учиться в автошколу, а в армию - осенью водителем. Я выбрал автошколу. И по совету военкомата восстановился на работу на райузел связи, чтобы за время учёбы получить деньги.
Перед направлением в автошколу меня направили на двухнедельное обследование в больницу насчёт повышенного давления. Трижды в день измеряли давление и каждый раз удивлялись, что оно такое высокое. Лишь в последний день моего пребывания в больнице выяснилось, что прибор неисправный и завышает результат на двадцать делений. Давление у меня всё же было повышенным, но не настолько. Однако записанных в журнале показаний менять не стали и выдали заключение с теми же цифрами. В медицине у нас всегда царило разгильдяйство.
В палате услышал по радио объявление о приёме студентов на заочные отделения факультетов Киевского государственного университета имени Т. Г. Шевченко. Поскольку вступительные экзамены на первом потоке на заочное обучение проводились на месяц раньше, чем на стационар, и в том году разрешалось поступать в несколько мест, а учёба в то время была бесплатной, то я решил попробовать поступить на какой-нибудь факультет, где экзамены такие же, как на астрономию.
Таким образом, летом 1987 года одновременно с учёбой в автошколе я поступил на заочное отделение механико-математического факультета Киевского государственного университета им. Шевченко: „про запас”, так как предвидел, что могут опять не принять документы на стационар из-за требования отработки ещё одного года после окончания училища. А также, я хотел обрести прочный математический фундамент для своей дальнейшей успешной научной деятельности по астрономии, на которую я не сомневался, что поступлю, если не в этом году, то в следующем.
Действительно, я поехал поступать в МГУ на астрономию, но у меня и на этот раз не приняли документы. Хотя в Госкомитете по профтехобразованию мне дали справку о том, что Госкомитет "не возражает", чтобы я поступал в МГУ без отработки ещё одного положенного года. С какой радостью со слезами на глазах я спешил с этой справкой в МГУ! Однако в приёмной комиссии физического факультета упёрлись в такую формулировку: "Что значит, что они "не возражают"? Ты принеси нам справку, в которой бы прямо писалось, что они "разрешают"!" Но другой справки мне не дали, ответив: "Пусть в МГУ не выдумывают!"
Я больше месяца прожил в Москве, ночуя в Центральном аэровокзале (это после недавних проблем со здоровьем), обходя разные инстанции (от Минвуза вплоть до Совета Министров), чтобы добиться разрешения поступать в МГУ в этом году.
В Минвузе потребовали предоставить заключение медобследования, по которому я был уволен со стройорганизации Москвы, будто им было мало справки об увольнении по состоянию здоровья. Но в конторе стройуправления сказали: "Ничего ты от нас не получишь, раз не захотел у нас работать, притворившись больным!" В поликлинике треста выдали справку: "Амбулаторная карта не найдена". Декан физического факультета МГУ "отрезал": "Если должен отработать год, значит, отрабатывай!"
Наконец, с приёмной Совета Министров (куда я обратился с заявлением, не зная к кому ещё обратиться за помощью) собственноручно позвонили заместителю министра высшего образования с просьбой разрешить мне поступать в МГУ учиться. Но в Минвузе, наконец-то всполошившись, ответили, что они признают, что были неправы, и нужно было сразу мне разрешить поступать, ...однако уже начались вступительные экзамены. Потому, чтобы приезжал следующим летом и поступал куда пожелаю. Но я возразил, что, если не поступлю сейчас, то, вернувшись со службы в армии осенью через два года, потеряю ещё один год. Тогда меня попросили "подойти с понедельника". Когда же я к ним пришёл, то мне неожиданно сказали, что у них имеются на меня бумаги с той больницы, поэтому либо я по добру еду домой и спокойно поступаю, когда смогу, либо они «подымут бумаги» и я навсегда лишусь возможности учиться в вузе! Тогда я впервые усомнился, был ли тот случай с больницей просто недоразумением.
<предыдущая страница