СНОВА ПУНКТИР САННОГО СЛЕДА
Над Северным полюсом пронеслись дирижабли, на полюс сели самолеты. А потом на лед, покрывающий вершину Земли, сошли люди с борта всплывшей подводной лодки.

Использовав могучую технику, человек словно бы обманул природу: не по льдам, а над ними или под ними. Или вместе со льдами — на дрейфующих станциях, где стоят теплые домики, куда можно завезти пианино, а на Новый год и зеленую елку...

Ну а по льдам? По-видимому, Кук и Пири были только в районе полюса. Неужели никто так и не дойдет по льдам до первой вершины Земли? И неужели прав известный советский исследователь вод и льдов Арктики Н. Н. Зубов, который еще а 1948 году писал: «Безвозвратно минули дни, когда отважные люди на санях, запряженных собаками... устремлялись в неведомые им северные дали, умирали от цинги и переносили невероятные лишения, не достигнув желанной цели»?

Цинга ушла в прошлое — это точно. Неведомых далей тоже, согласитесь, на Земле нет. Но остались желанные цели и лишения, которые надо преодолеть на пути к ним. Остались мужество, отвага и надежда проверить себя в тяжелой борьбе.

Ален Бомбар победил волны Атлантики. Эдмунд Хиллари и Тенсинг Норгей — Эверест. Сэр Вивиан Фукс на вездеходах пересек Антарктиду. Все это происходило на поверхности матушки-Земли в пятидесятые годы.

Льды Арктики, грохочущие дрейфующие льды, ждали новых героев.

Стихия! Ты ждешь? Человек продолжит борьбу и в новом раунде вырвет победу.

1964 год. Объявлено, что норвежцы собираются пересечь Северный Ледовитый океан на собачьих упряжках.

Начальник экспедиции Бьёрн Стайб: «Мы ставили перед собой прежде всего спортивные цели. Это здорово — показать себя способным преодолеть трудности в таких условиях, когда полагаешься только сам на себя. Каждый, отправляясь в наше путешествие, должен иметь мужество, ибо экспедиция может закончиться катастрофой».

До начала полюсного похода Бьёрн Стайб, как некогда Нансен, пересек на лыжах ледниковый щит Гренландии. Он побывал на американской дрейфующей станции «Арлис-2». С учетом опыта предшественников были разработаны пищевые рационы, подготовлено специальное снаряжение, на аукционе в Гренландии закуплены собаки. Участники экспедиции тренировались в горах Северной Норвегии.

Стайб изготовил сани собственной конструкции — комбинацию нарт и каноэ, — которыми очень гордился. Во время испытаний их с грузом до двухсот килограммов сталкивали вниз по заснеженному скальному склону. Бывало, они летели кувырком и... выдерживали!

Предполагалось, что норвежцы стартуют с военной базы Алерт (остров Элсмира), пройдя через дрейфующую станцию «Арлис-2», достигнут полюса, а затем будут двигаться либо к Шпицбергену, либо к советским берегам: Земле Франца-Иосифа или Северной Земле.

Норвежцы молоды. Бьёрну Стайбу — 25 лет, самому младшему — 19, а самому старшему — 31 год.

Мудрый первопроходец Амундсен говорил, что подбор команды — единственное дело, на которое нельзя жалеть времени. В свои экспедиции он не брал людей моложе тридцати лет. Он ждал от товарищей не только профессионального мастерства, не только здоровья и физических сил, он искал в них человеческие добродетели: жизненный опыт, терпение и терпимость, умение переносить страдания, умение подчинять себя делу и умение подчиняться.

Однако, может быть, все изменилось — и люди и Арктика? Нет, люди не изменились, а Арктика не изменилась. Еще многие и многие будут использовать опыт Руаля Амундсена...

Старт, намеченный на первые числа марта, пришлось задержать из-за болезни радиста Флёттума. Он, единственный в экспедиции, говорил по-русски и должен был обеспечивать радиосвязь в советском секторе Арктики.

Только 19 марта 1964 года одиннадцать человек с десятью собачьими упряжками вышли к полюсу. Им сразу же пришлось столкнуться с трудностями: нагромождения торосов, пятидесятиградусный мороз с ветром. На следующий день, когда температура еще понизилась, сани Стайба не выдержали, они в буквальном смысле рассыпались.

Пришлось возвращаться. Возвращение — делу не помеха. Известно, что Нансен и Иохансен дважды возвращались на «Фрам», чтобы улучшить свои сани. Но Стайбу пришлось не улучшать нарты, а делать их заново. Из толстых досок, которые норвежские парни добыли на военной базе, были сооружены обычные эскимосские нарты.

В эти дни от сердечного приступа скончался базовый радист экспедиции, прославленный Торстейн Робю. В годы второй мировой войны он был участником Сопротивления, получил медаль «За храбрость» и высшую английскую награду — орден «За выдающиеся заслуги». После войны вместе с Хейердалом он провел 101 день на «Кон-Тики». Потом работал и с Арктике.

Сердечный приступ случился, когда Робю только что закончил радиосвязь. Ему пытался оказать помощь двадцатилетний Терье Стайб, брат Бьёрна, получивший перед экспедицией некоторую медицинскую подготовку. Но ничто не помогло.

Потерю Робю горько оплакивали его многочисленные товарищи по эфиру. Они же требовали от канадских властей тщательной и компетентной медицинской экспертизы. Врачи установили: Робю умер от инфаркта миокарда, и трижды подтвердили это, прежде чем прах знаменитого радиста был отправлен на родину.

29 марта новый старт. Основной отряд из шести человек сопровождали два вспомогательных отряда по два человека.

Новые сани весили сотню килограммов, были громоздкими и неповоротливыми. Груз приходилось делить пополам и перетаскивать в два приема. За первую неделю удалось пройти только 65 километров.

13 апреля Стайб радировал: «Я и мои товарищи не в состоянии совершить весь переход... Мы завязли в глубоком рыхлом снегу, и, может быть, придется провести лето на какой-нибудь станции и лишь затем продолжить путь».

Первый вспомогательный отряд ушел назад. Дорога постепенно улучшалась. При 14-часовых переходах норвежцам удавалось пройти до двадцати километров в день.

Бьёрн Стайб еще продолжал верить в успех. 30 апреля он радировал: «Экспедиция не только дойдет до американской станции, но и достигнет Северного полюса до наступления весенней распутицы».

1 мая повернул назад второй вспомогательный отряд. К полюсу шли шесть человек и тридцать собак. Уже где-то неподалеку был ледяной остров «Арлис-2», но из-за постоянного тумана определить точно свои координаты норвежцам долгое время не удавалось.

8 мая — почти неожиданно — они услышали какие-то звуки. В тумане проступили контуры строений. Здесь, на «Арлис-2», на широте 86 градусов 36 минут норвежцы закончили поход. Покорить полюс не удалось.

Из письма Бьёрна Стайба советскому ученому Генриху Анохину: «Вряд ли я стану вновь пытаться достигнуть Северного полюса. Я понимаю дело так, что вследствие постоянно меняющейся ледовой обстановки экспедиция на Северный полюс представляет слишком большой экономический риск, чтобы я мог снова пойти на него. Я вынашиваю теперь планы трансантарктической экспедиции. Удача в такой экспедиции гарантирована тем, что она пойдет по прочному льду, а не по дрейфующему, как в Полярном море...»

Стайб не пошел в Антарктику. А в Арктику пошли другие.

Уолли Херберт, о котором речь пойдет ниже, писал: «Экспедиция к Северному полюсу Стайба была проявлением предприимчивости отважного молодого одиночки. Я не сомневаюсь, что за этой попыткой последуют новые».

Херберт оказался прав.

1967 год. От поселка Юрика (остров Элсмира) стартует на сноумобилях (мотонартах) американо-канадская экспедиция Ральфа Плейстеда.

По гладкому льду пролива Нансена машины шли превосходно, и скорость 50 миль в сутки не казалась большой. Преградой стали всторошенные льды океана. За 38 дней проехали всего 265 миль, а 5 мая поход пришлось прекратить.

Плейстед писал: «Я тяжело переживал поражение до того момента, пока мы не вернулись назад и люди не напомнили мне, что это была первая после Пири попытка достичь полюса по льду. В этот раз мы побеждены. Но на следующий год мы дойдем до полюса».

Руководитель экспедиции сделал из неудачи полезные выводы. В 1967 году путешественники стремились взять машины как можно более легкие и экономичные. Моторы имели мощность всего 10 лошадиных сил. Однако выяснилось, что этого недостаточно. Стало ясно также, что баки для горючего удобнее сделать более емкими.

После первого старта Плейстед решил уменьшить число участников. Новой отправной точкой должен был стать остров Уорд-Хант, находящийся ближе к полюсу, чем Юрика.

Итак, вторая попытка, 1968 год. Рассказывает Ральф Плейстед:

Ральф Плейстед.



Р l a I s t e d R. How I reached the North Pole on a Snowmobile. Popular Science, v. 193, n. 3, 1968, September.
Мы использовали четыре обычных сноумобиля «Суперолимпик Ски-Ду» с двигателем «Ротакс» рабочим объемом 300 кубических сантиметров и мощностью 16 лошадиных сил, которые буксировали грузовые сани. Наш главный механик Уолт Педерсон, бывший гонщик на мотонартах, внес в их конструкцию незначительные изменения.

В условиях арктических холодов обычные пластмассовые топливные магистрали становятся хрупкими. Уолт заменил их. Он установил спидометры и удалил смазку почти с каждой детали, расположенной снаружи двигателя. На гусеницы были установлены грунтозацепы от башмаков для игры в гольф с целью увеличения сцепления с поверхностью льда и снега. Лыжи были усилены небольшой полоской углового профиля. Заднюю часть сидений мы срезали, поскольку ездим обычно, стоя на коленях, а не сидя.

Но наиболее важным усовершенствованием был дополнительный бак, сконструированный Уолтом и удваивающий нашу заправку топливом. Уолт установил также фильтр, который предохранял топливо от загрязнения.

Бо́льшую часть этой работы мы выполнили в нашем базовом лагере на острове Уорд-Хант.

Наша группа поддержки состояла из четырех человек: Джона Мориарти, Джорджа Кавуриса, Уэса Кука и Энди Хортона. Они находились во фьорде Танкуэри, за много миль к югу, где хранились наши основные запасы топлива. С группой временно оставался Джерри Питцл, который должен был присоединяться к нам позже. Они были заняты перекачкой топлива из больших бочек в маленькие, которые легче было доставлять к нам на лед по воздуху.

Уолт и все остальные работали над усовершенствованием сноу-мобилей вплоть до последней минуты.

7 марта 1968 года мы вышли из базового лагеря. От полюса нас отделяли 474 мили. На самом деле нам придется пройти много лишних миль, так как мы должны двигаться по морскому льду. который непрерывно дрейфует с запада на восток.

Был такой мороз (-52°), что Уолту пришлось зажечь кусок тряпки, смоченной в бензине, чтобы разогреть карбюраторы и запустить двигатели. Мы сняли воздухоочистители, чтобы факел можно было держать как раз под карбюратором.

Езда в первый день оказалась такой тяжелой, что нам удалось выдержать всего лишь четыре с половиной часа. Многочисленные гряды торосов достигали 40 футов высоты при ширине до 125 футов. Это самое худшее, что поджидает человека вблизи берега.

Мы были вынуждены продираться через эти торосы, прорубая дорогу во льду топорами и длинными пешнями. Затем нам нужно было засыпать ямы, чтобы выровнять поверхность льда для дальнейшего продвижения.

Нас было шестеро: Жак-Люк Бомбардье, наш разведчик; Уолт Педерсон, который был замыкающим, чтобы никто не отстал из-за какой-либо неисправности в мотонартах; доктор Артур Офдерхейд, наш фотограф и временный штурман; Дон Пауэллек, помощник руководителя н эксперт по электронике; Эрнст Майкл — кинооператор и я. Двое из группы ехали в санях, которые буксировались сноумобилями.

Мы разбили лагерь в 18 часов. Две палатки стояли внутри импровизированной изгороди, устроенной из сноумобилей и саней. Оттяжки палатой, чтобы их не унесло ветром, мы привязали к сноумобилям.

В картонном ящике находились наши первый и второй завтрак и обед. Приготовление еды заняло 45 минут — нам необходимо было только растопить снег, чтобы получить воду, которая смешивалась с обезвоженной пищей.

Пайки содержали приблизительно 5000 калорий в день на одного человека. Мы все принимали витаминные таблетки. Трое из четырех человек, которые прошли весь путь к полюсу, включая меня, потеряли в весе за время путешествия по 4,5 килограмма. Уолту Педерсону каким-то образом удалось прибавить 4,5 килограмма.

Продвижение вперед было медленным. После трех дней пути горючее кончилось, и мы послали радиограмму нашему пилоту Уэлди Фиппсу с просьбой доставить топливо. Он сбросил три бочки, но одна из них разбилась — как раз та, в которой находилось топливо для печки и отопителей. Поэтому мы двигались дальше, используя для приготовления пищи то небольшое количество газа, которое еще оставалось. Чтобы сохранить тепло, доктор, Уолт и я спали в одном мешке. Так продолжалось в течение трех дней. Затем самолет вновь добрался до нас и преподнес чудесный подарок — топливо для печки, для мотонарт и даже несколько бифштексов!

На восьмой день у одной из машин сгорела катушка зажигания. Вышедший из строя сноумобиль мы отбуксировали на большую льдину и там разбили лагерь на ночь.

При этом одна из палаток разорвалась. Мы с Артуром начали сшивать ее. Было так холодно, что за один раз мы могли сделать только по три стежка. Но все таки мы зашили этот разрыв.

Ужасный шторм с пургой вынудил пас остановиться, когда мы были всего лишь в 40 милях от нашего базового лагеря. В течение недели мы лежали по 14 часов в день в своих спальных мешках.

Я слышал, как торосился лед вокруг нашей льдины. По звуку это напоминало артиллерийский заградительный огонь. Ветры со скоростью более 50 миль в час набрасывались на палатки. Мной овладело беспокойство. Я был уверен, что палатки будут сорваны или случайно загорятся — мы хранили в них топливо. Тогда у нас не было бы никаких шансов выжить.

Мы пытались забыть наши страхи, читая детективные рассказы в газетах или слушая магнитофон. У нас было всего лишь несколько кассет, и мы раз за разом слушали одну и ту же музыку.

Тем временем люди в базовом лагере встревожились: мы уже долго не выходили на связь. Мориарти и Питцл находились на острове Уорд-Хант. Джордж Кавурис, Энди Хортон и Уэс Кук по-прежнему оставались во фьорде Танкуэри, где они откапывали наше топливо из-под снега и льда. Нам был нужен Питцл, потому что он — штурман, парень, который должен точно определить полюс.

Доктор Офдерхейд решил, что он сможет принести больше пользы в базовом лагере, и предложил поменяться местами с Джерри, отказавшись от своего шанса достичь полюса. Он должен был вернуться на базу, как только Питцл сможет прибыть к нам на самолете.

Наконец шторм утих. Уэлди снова мог летать, он доставил крайне необходимый нам газ и катушку для замены перегоревшей. Доктор и кинооператор улетели с ним обратно.

Мы вновь отправились в путь. Это была увлекательная езда, хотя и тяжело было стоять на коленках. Жан-Люк ехал все время впереди, высматривая проходы в торосах и пути проезда по разводьям. Он взбирался на вершину тороса, закуривал и спокойно оценивал обстановку, попыхивая дымом. Он либо выбирал объездной путь, либо высматривал место, где было легче всего проехать через торосы.

Всем нам хотелось ехать безостановочно, чтобы нагнать потерянное время. За неделю после шторма мы прошли приблизительно 60 миль, находясь все еще в 374 милях от полюса.

Погода оставалась ужасной. Одна ночь была такой холодной, что бутылка с шотландским виски замерзла всего лишь в двух футах от моей головы. Мне было страшно подумать, что этот мороз мог бы сделать с моей головой!

Уэлди каждый раз с трудом разыскивал нас, когда он вылетал с припасами. Приемник самолета не принимал сигнала нашего маяка.

2 апреля Дон Пауэллек улетел вместе с Уэлди, чтобы отремонтировать приемник. Возникла бы серьезная проблема, если бы по мере дальнейшего продвижения к полюсу сигнал нашего маяка по-прежнему не удавалось принимать. Дон оставался в базовом лагере, обслуживая связь — нашу линию жизни. Уэлди летал, имея незначительное количество резервного топлива, и не мог позволить себе тратить много времени на поиски.

Возвращение Дона на базу сократило состав нашей группы до четырех человек, которые а должны были довести экспедицию до конца. Мы действительно стали передвигаться быстрее и к 4 апреля прошли точку, расположенную на половине пути, — 86°21' с. ш., 71° з. д.

Мы были вынуждены пересекать по тонкому льду множество только что замерзших разводьев — от восьми до десяти раз в день. Часто, в то время когда мы проносились через разводья, лед ломался. Только инерция сноумобиля позволяла продолжать движение. Если бы двигатели заглохли, мы бы провалились.

Люди в базовом лагере и во фьорде Танкуэри подбадривали нас. Каждый раз, когда мы сообщали по радио, что позади осталась очередная параллель, они устраивали праздник.

Сноумобили вели себя великолепно. Однако в очень морозные дни приводные ремни выходили из строя — до четырех в день. Они разлетались, как стекло.

Хотя наш ежедневный пробег увеличился, нам необходимо было компенсировать дрейф льда. Однажды мы из-за него потеряли восемь миль.

Джерри Питцл делал теперь очень точные навигационные измерения. Он использовал морской секстант с искусственным горизонтом.

Находясь приблизительно в четырех милях от полюса, мы остановились. Джерри хотел оставаться на одном месте, чтобы производить ежечасные определения по солнцу в течение целого дня и точно наметить путь на последние мили.

Погода, на ваше счастье, оставалась хорошей.

Когда мы достигли точки, которая, как предполагал Джерри, находилась на расстоянии нескольких минут ходьбы от полюса, мы разбили последний лагерь. Вскоре должен был прибыть самолет ВВС США, который подтвердит наше местонахождение. А после того как мы получим радиограмму-подтверждение, приземлится Уэлди, чтобы забрать нас и наше снаряжение.

Самолет-метеоразведчик прилетел и закружил над нами приблизительно час спустя. Я переговаривался с пилотом по нашему маяку, в то время как штурманы проверяли и перепроверяли наше местонахождение. Затем летчик передал хорошие новости: «Вы на Северном полюсе!»

Нам понадобилось 43 дня. чтобы пройти 474 мили между островом Уорд-Хант и полюсом. Фактически мы прошли 830 миль.

Когда мы летели обратно, я думал о том, что сделало возможным наш успех. Главное — это объединенные усилия, самоотверженная работа всех людей как в базовом лагере, так в на сноумобилях.

Смогли бы мы снова это сделать? Может быть. Арктика — свирепая хозяйка. Если вам удастся, вы можете сказать только, что вам повезло. Но нельзя сказать, что вы покорили ее.

 

Вот еще несколько подробностей с вершины Земли. Питцл и Педерсон расположились на большом ровном поле, куда мог сесть самолет. Плейстед и Бомбардье на мотонартах с санями, палаткой и маяком направились к точке, указанной Питцлом. Все четверо не сомневались в успехе, но для них (видимо, в связи с более чем полувековой полемикой относительно завоевания «большого приза») болезненно важным было «научное» подтверждение своего пребывания на полюсе — подтверждение с воздуха.

Бомбардье написал на снегу: «90° N». Плейстед включил маяк, который вскоре перестал работать. Плейстед поменял батарейки, маяк стал подавать сигналы, но через три минуты вновь отказал, затем снова ожил.

«В 10.10 я молился о том, чтобы он проработал еще хотя бы 10 минут. Они должны засечь нас», — вспоминал Плейстед. Он стоял с маяком, боясь пошевельнуться. И вот наконец-то гул самолета.

Кто же они — эти первые люди, пришедшие по льду точно к полюсу?

Ральфу Плейстеду в 1968 году было сорок лет, он работал страховым агентом в Сент-Поле. Самым младшим в основной группе был канадец Жан-Люк Бомбардье, тридцатилетний инженер-механик из Монреаля. Джеральд Питцл — ему было 34 года — преподавал географию в школе при университете. И наконец, сорокалетний священник Уолт Педерсон. Как мы знаем из рассказа Плейстеда, Педерсон — бывший гонщик на мотонартах, великолепный механик и инженер.

Начальника экспедиции в его звездный час огорчало только одно обстоятельство — лишь часть команды оказалась на полюсе. «Всякого, кто говорит о четверых, достигших полюса, мы заставим замолчать», — пишет он. Плейстед образно говорит, что экспедиция представляла собой «резиновый жгут», вдоль которого располагались 10 человек, тянувшие к полюсу, В тот или иной момент каждый становился самым необходимым в этой связке.

...В то время как на маршруте остров Уорд-Хант — Северный полюс ревели моторы четырех «Ски-Ду», в огромных пространствах между мысом Барроу и Северным полюсом бежали сорок гренландских лаек, запряженных в четыре упряжки. По льдам Северного Ледовитого океана шли четверо отважных англичан.

Почти через год после завершения моторной эпопеи — 5 апреля 1969 года — они, в свою очередь, ступили на Северный полюс. Накануне начальник британской экспедиции Уолли Херберт записал: «Успех Плейстеда, как мне думается, ничуть не умаляет наших достижений, ибо наш путь к Северному полюсу шел по самой длинной оси. Мы уже в два с лишним раза превысили расстояние, пройденное Плейстедом до полюса, и нам предстояло идти дальше по другую сторону полюса в восточное полушарие, чтобы впервые пересечь по льду Северный Ледовитый океан».

Согласимся с Хербертом: успех американо-канадского предприятия нисколько не умаляет успеха английской экспедиции. Более того, они как бы объединяются, дополняют друг друга, дают пищу для размышлений и сравнений. Сноумобиль и собачья упряжка везут примерно одинаковый груз. Преимущество сноумобилей очевидно: их легко отцепить от грузовых саней и использовать для разведки. Недостатки также видны: поломка детали может стать непоправимой, потеря же собаки — это всего лишь потеря части мощности.

Экспедиция Херберта представляется, однако, особенно интересной не потому, что ее можно сравнивать с экспедицией Плейстеда, и не потому, что она продолжалась 477 дней и по дрейфующим льдам было пройдено фантастически большое расстояние. Она интересна и важна особенно потому, что старинное санное передвижение чрезвычайно полезно сочеталось в ней с современными научными и техническими способами обеспечения — поддержанием радиосвязи, гидрометеорологическим прогнозом, использованием авиации и спутниковой информации о ледовой обстановке. Она была первой экспедицией, участники которой стремились реализовать свои уникальные научные возможности, двигаясь по поверхности малоизученных дрейфующих льдов.

Младшему из участников экспедиции, военному врачу Кеннету Хеджесу, исполнилось незадолго до старта 33 года. Он был единственным из них новичком в Арктике.

Самый старший — тридцатисемилетний геофизик Аллан Джилл — уже десять лет работал в высоких широтах.

— Джилл никогда бы не расстался с Арктикой, — шутит Херберт, — если бы его, как и других людей, не влекли приключения. Поэтому он время от времени покидает полярные районы и... совершает прогулки по Лондону.

Доктору географических наук гляциологу Рою Кернеру было 36 лет. Из них пять лет он провел в Антарктиде.

Самому Херберту было тогда 34 года. За осуществление своей мечты он начал борьбу в 1964 году. В ночь перед выходом с мыса Барроу Херберт записал в дневник: «Мечта, которой я жил, могла и не стать реальностью, если бы не вера в меня родителей и немногих близких друзей, если бы не поддержка моих товарищей».

«Уолли — романтик, но тщательно скрывает этот дефект, — говорят о Херберте друзья. — Свою книгу об Антарктиде он написал сначала белым стихом, а потом переписал прозой».

Итак, с одной стороны, приключение и романтика, с другой... профессионализм. Трое из четверки были, по сути дела, профессиональными полярниками. За спиной были и опыт, и знание, и желание добиться максимального научного и прикладного эффекта от путешествия.

Советские журналисты спросили Херберта после его возвращения в Лондон:

— Удовлетворен ли ваш аппетит к приключениям?

— Эта страсть ненасытна, — ответил Херберт. — Но знаете, я не люблю, когда нашу экспедицию причисляют просто к приключениям. Мои спутники проделали титаническую научную работу. Специалисты были поражены, когда ознакомились с ее объемом. Мы ведь ни на день не прерывали наблюдений, как бы трудно ни приходилось. К тому же мы фиксировали каждый свой шаг, каждую минуту бодрствования и сна. Приключение? Да! Но приключение ради науки.

Они стартовали с мыса Барроу 21 февраля 1968 года. В море Бофорта льды были взломаны. Бесконечные подвижки и торошения постоянно создавали опасные ситуации.

Из книги Уолли Херберта:
Уолли Херберт.



X е р б е р т  У.  Пешком через Ледовитый океан. М., Мысль, 1972.
Тускло освещенный северным сиянием надвигающийся ледяной вал напоминал обвалившуюся алебастровую стену. У ее основания бурлило черное море. Когда громадные глыбы соскальзывали вниз и тяжело ударялись о ледяное поле, мы ощущали глухие толчки. Шум становился все громче, а силуэт ледяного вала все выше. Мы чувствовали теперь запах моря. В отчаянной спешке мы побросали груз на нарты в привязали его. В одно мгновение собаки были запряжены, и под громкие крики и проклятия вереница нарт двинулась к усеянному торосами, исковерканному ледяному полю, простиравшемуся к югу от нас.

Впереди себя я видел три луча желтого света, которые подпрыгивали и качались. Каждое, даже шепотом сказанное слово доносилось до меня совершенно отчетливо. Позади я ощущал близость ледового вала и слышал, как он с хрустом перемалывал маленькую полосу гладкого льда, где только что стоял наш лагерь.

Шесть часов подряд мы вели отчаянную борьбу за жизнь, осыпая собак ругательствами, мы подталкивали парты при встрече с невидимыми препятствиями и в бесплодной попытке стремились удалиться на такое расстояние, чтобы только не слышать страшного грохота. Временами казалось, что скрежет ломающегося льда слышен со всех сторон.

 

К тому времени (10 мая), когда самолеты канадских военно-воздушных сил сбросили им первое месячное пополнение, они прошли около 900 миль.

 

Погода и ледовая обстановка ухудшились, снег стал глубоким и липким, тучи заволокли небо, Нередко приходилось прорубать себе путь вперед при такой видимости, когда лед, небо и горизонт нельзя различить. Мы продвигались по взломанному льду и торосистым полям. Это был путь, которого мы не видели даже в зоне битого льда у берегов Аляски. Через каждые несколько миль то и дело попадались разводья. В среднем мы проходили всего две мили в день; иногда были вынуждены превращать наши нарты в лодки, чтобы переправить собак и груз через разводья, которые нельзя было пересечь на ледяных плотах или перейти по мосткам из обломков льда, отколовшихся при сжатиях.

Последняя неделя, до того как 4 июля мы разбили летний лагерь на 81°ЗЗ' с. ш. И 165°29' з. д., была самой тяжелой за все путешествие. Мы пытались помогать собакам, которые проваливались в мокрый снег и в лужи талой воды, и в конце концов нам приходилось вытаскивать их оттуда одну за другой. Мы сдвоили упряжки и сами вчетвером тащили сани за постромки, спотыкаясь и надсаживая глотки до хрипоты. К этому времени поверхность плавающих льдин превратилась в настоящий мерцающий лабиринт озерков талой воды и разводий. Местами трещины попадались через каждые 15 ярдов. День ото дня озерки становились глубже, и собаки все менее охотно прокладывали себе путь через них.

...Наш лагерь представлял собой поселок из двух пирамидальных палаток и одной шатровой, на сооружение которой мы потратили пять парашютов из пятидесяти, спустившихся на нашу льдину, когда самолеты сбросили нам летнее крупное пополнение наших запасов. Из пустых ящиков мы умудрились соорудить мебель — стулья и стол.

У доктора Кёрнера была обширная программа гляциологических исследований и изучения микроклимата, Он работал над этим по семнадцать часов в сутки. Утром Фриц вставал первым и каждый вечер последним входил в палатку; он все время передвигался по льдине от одного хрупкого прибора к другому, проводя термическое зондирование сквозь четырехметровый лед под нами и отмечая малейшие перемены ветра и температуры нагреваемой солнцем поверхности.

Кен в неопреновом костюме для подводного плавания нырял на глубину десяти футов. Фриц, пользуясь теодолитом, с большой точностью произвел съемку поверхности, но он интересовался также подводными контурами льдин, и потому Кен попытался сделать несколько снимков фотоаппаратом для подводной съемки.

 

4 сентября англичане покинули летний лагерь.

 

Мы двинулись в путь с тяжелым грузом, но, пройдя всего несколько миль, были вынуждены разбить лагерь. На следующий день погода была пасмурной, и мы двигались еще медленнее, прощупывая каждый фут нашего пути. 6-го, не пройдя и 400 ярдов, наткнулись на полосу битого льда, преградившую путь к северо-западу; к тому же Аллан, пытаясь тащить свои тяжело нагруженные нарты, ушиб спину. 7-го нам не удалось продвинуться ни на шаг: битый лед был в непрестанном движении, а ветер дул не в нужном нам направлении. 8-го, решив, несмотря на погоду, выбраться из этого опасного района, мы прошли еще около 400 ярдов. И тут нам пришлось остановиться: Аллан неудачно споткнулся и упал навзничь возле нарт. Когда мы вернулись к нему, то увидели, что его стало сильно знобить. Не могло быть и речи о том, чтобы перенести его в более безопасное место. Пришлось поставить палатку. в, нескольких ярдах от нарт и буквально втащить Аллана через рукавный вход и уложить в спальный мешок. К тому времени его начали мучить жестокие боли.

Кен поместился в палатке с Алланом, впрыснул ему морфий и уложил поудобнее. Немного спустя он вышел и сказал мне, что, по его мнению, у Аллана смещение диска, хотя не исключена вероятность сильного растяжения связок.

 

Казалось, больного нужно немедленно эвакуировать. Но против этого возражал сам Джилл. Он мечтал о полюсе и не хотел расставаться с товарищами.

Начальник экспедиции надеялся, что к весне Джилл успеет поправиться. Несмотря на грозные приказы лондонского комитета, он оставил Джилла на льду.

В английской газете «Санди таймс» была напечатана статья репортера, который в те дни находился на американской дрейфующей станции Т-3:

«Несчастный случай с Джиллом вызвал громкую перепалку между Хербертом и лондонским комитетом. Когда комитет отверг план Херберта эвакуировать Джилла следующей весной, Херберт разразился градом упреков по поводу людей, которые «не понимают, какую чушь они городят». В ответ комитет возразил, что Херберт, по-видимому, страдает «уинтеритом» — полярным заболеванием, которое отуманивает сознание и может стать опасным для человека. Для некоторых наблюдателей такой диагноз представляется несколько необоснованным. У Херберта есть свои недостатки — наполеоновские драматические нотки, импульсивность и стремление думать вслух громким ясным голосом, но он, конечно, не потерял рассудка. Он хочет, чтобы Джилл остался с ними зимовать, потому что Арктика для него — жизнь и любую возможность остаться на льдине, даже если она сулит смерть, он предпочел бы позорной неудаче экспедиции.

Через сутки после того, как было получено распоряжение комитета об эвакуации Джилла, Херберт заметил, что посадочная полоса у лагеря начинает разрушаться. Даже посадочная площадка на более толстой льдине становилась непригодной вследствие сильного снегопада. «Расчистить ее будет адовой работой», — сказал Херберт. На Т-3 мы слышали, как Уолли жаловался на неполадки с ручным генератором, служившим для зарядки радиобатарей. Затем его голос исчез, и дальнейшая связь прервалась. На следующий день, достаточно светлый для наблюдений с самолета, у нас был условлен сеанс радиосвязи с Хербертом, и он должен был сообщить дальнейшие данные об обстановке вокруг лагеря. К несчастью, хотя мы слышали радио мыса Барроу, находившегося на побережье Северного Ледовитого океана в 800 милях от нас, мы не слышали Херберта, работавшего на той же частоте в 150 милях от нас. Но когда посадка стала немыслимой, с радиопередатчиком Херберта произошло «какое-то странное улучшение». В это время Херберт был в прекрасном настроении.

Теперь все было так, как того хотел Херберт. Джилл остается до тех пор, пока Херберт не пожелает, чтобы его вывезли».

Сам Херберт пишет в своей книге:

 

Джилл — один из самых покладистых людей, с какими мне приходилось когда-либо встречаться; он идеальный товарищ для длительного и тяжелого санного путешествия или для зимнего дрейфа в хижине, отстоящей на 600 миль от ближайшей земли. В критических обстоятельствах он сохраняет спокойствие и уверенность; он работает, не щадя сил, и не стремится к славе. Нашу экспедицию Джилл рассматривает как продолжение того образа жизни, какой он вел в течение последних десяти с лишним лет, и готов скорее рискнуть своим здоровьем, чем согласиться на эвакуацию, вероятно совершенно ненужную.

Он готов заниматься зимой той частью нашей научной программы, которую можно выполнять сидя, и воздерживаться от всякой физической работы, которая могла бы ухудшить его состояние, Но, несмотря на такое ограничение своих возможностей, он, несомненно, будет здесь более счастлив, чем в любом другом месте, и принесет экспедиции значительную пользу, поддерживая своим примером ее моральный дуя и помогая в выполнении научной программы.

Я заявил комитету, что выражал и выражаю готовность, — конечно, при его согласии — взять на себя ответственность за эвакуацию Джилла зимой, если в случае рецидива она станет необходимой.

 

Летчики сбросили, теперь уже в зимний лагерь, около 28 тонн различных грузов, в том числе сборный домик, отапливаемый керосиновой печкой. Вновь производились самые разнообразные научные работы — гляциологические наблюдения, гравитационные и магнитные измерения...

 

Аллан с нетерпением ждал того времени, когда сможет приступить к своей геофизической программе, которая включала трехчасовые гравитационные и магнитные измерения и промеры глубин океана. Кен уже занялся сравнительным изучением шерсти и синтетических волокон. За лето он измерил множество пар разного рода обуви; теперь он производил тщательное измерение и взвешивание разнообразных видов одежды, которую мы будем носить зимой, и завел дневник, где каждый участник экспедиции должен был записывать надеваемый им предмет одежды и отмечать свои субъективные впечатления. Все мои товарищи с энтузиазмом приступили к энергичным физическим упражнениям, которые должны были поддерживать их в хорошем физическом состоянии Вероятно, от этих-то тренировок в беге на месте и возникла вечером 20 октября трещина, которая расколола нашу льдину посредине...

Программа Кена по изучению одежды для надлежащего ее исполнения требовала огромного количества времени. Мы должны были, например, просиживать по нескольку часов в течение двадцати дней на открытом воздухе или же проводить эти часы в неотапливаемой палатке, имея на себе на один комплект одежды меньше, чем это было нужно для сохранения нормального самочувствия. Мы должны были мерзнуть, однако не настолько, чтобы дрожать. Мы охлаждались до такой степени, что начинали коченеть, и Кен снимал показания многочисленных датчиков, которые были спрятаны у нас под одеждой для измерения тепла и влажности.

В проводившуюся Кеном программу психологических тестов входили ответы на несколько стандартных анкет, содержавших в общей сложности около шести тысяч вопросов; эти анкеты мы заполняли несколько раз в течение путешествия. Такая анкета имеете с тестом для определения коэффициента умственного развития отнимала шесть-семь часов. Неизбежно появлялось легкое искушение придавать ответам шутливый характер. Я думаю, что всех нас несколько смущало то обстоятельство, что, пытаясь повторно ответить на одни и те же вопросы, мы почти никогда не могли вспомнить, что мы ответили в предыдущий раз, и испытывали раздражение, представляя себе, как будут веселиться психологи по поводу наших различных ответов.

 

За семь с половиной месяцев, проведенных на летней и зимней стоянках, благодаря дрейфу льдов они приблизились к полюсу на 420 километров.

24 февраля, находясь на широте 85°20', Херберт и его товарищи снова двинулись в путь.

 

Утренние сумерки едва начинались. Луны не было. Только Венера помогала дам ориентироваться. Пять миль в первый день нашего бегства на север мы шли по ровному льду.

Аллан был уже в хорошей форме. Во всем, что не требовало нагрузки на спину, он был, вероятно, самым приспособленным из нас.

Фриц шел первым, я вторым, затем Аллан и Кен — последним. Эта очередность не случайна: в прошлом году Фриц и я работали на пару; а за Алланом, на спину которого нельзя было вполне полагаться, следовало еще кому-то идти, чтобы помочь, если у него возникнут затруднения. Аллан, конечно, обещал никогда ничего не поднимать, не напрягаться и ждать, пока мы подойдем я поможем ему. Однако довольно часто издали мы замечали, как он, напрягая все силы, с трудом тянет нарты. Мы подходили к нему, ругали на чем свет стоит. Всякий раз к нему обращались с одним и тем же упреком: «Почему ты не подождал меня, я ведь был всего в пяти минутах ходьбы от тебя».

Аллан смущенно оправдывался — это, мол, не причиняет ему никакого вреда, он приспособился подталкивать нарты без ущерба для себя, не ощущает никакой боли и нисколько не беспокоится за свою спину. И действительно, он ни разу не пожаловался на какие-либо боли.

 

5 апреля 1969 года через 410 дней после старта они достигли полюса.

 

Попытка стать ногой на полюс напоминала попытку наступить на тень птицы, описывающей над нами круги. Здесь все в движении — сложном и многократном. Поверхность у полюса, по которой мы шли, в результате дрейфа сама движется по планете, вертящейся вокруг своей оси. Мы стояли приблизительно на этой оси и стоя засыпали, а собаки были усталые и голодные. Мы были слишком утомлены, чтобы отпраздновать наше прибытие на вершину этой сверхгоры, вокруг которой, кажется, движется солнце, описывая привычные круги, как заводной механизм.

Мы вытащили фотографический аппарат, приняли соответствующие позы и сделали тридцать шесть снимков с разной экспозицией. Нам пришлось бодриться, чтобы не казаться уставшими и озябшими. Четыре закутанные в меха фигуры сгрудились и приняли более или менее приличный вид, ибо какое другое доказательство нашего достижения полюса могли мы привезти на родину, кроме фотографии, на которой мы сняты в таких позах?..

10 мая самолет произвел последнее сбрасывание припасов, блестяще выполнив свое задание. На высоте 15 000 футов он принимал сигналы нашего маяка на расстоянии 50 миль от нас, но, спускаясь, терял их, и, как всегда, мы наводили его на себя, прислушиваясь к звукам моторов и указывая направление по радио. В тумане он снизился до 250 футов и, грохоча над нами, в два захода сбросил груз. При каждом заходе самолет показывался нам не больше чем на пять секунд. Командир корабля видел свою цель всего какую-то долю секунды, но все парашюты опустились в пределах лишь сотни ярдов от цели.

22 мая вместо сплошного льда повсюду простирался битый лед, и впервые с лета 1968 года мы ощутили запах моря. Природа внезапно пробудилась. За последние три дня мы заметили на нашем пути сорок три птицы, относящиеся к шести разным видам, наткнулись на свежие следы белого медведя, видели тюленей и стадо из шести нарвалов.

 

29 мая Шпицберген был совсем рядом. Их льдину проносило мимо острова Литл-Блэкборд.

 

Продолжая шагать взад и вперед, проверяя состояние льда, я находился рядом с Фрицем, когда мы увидели, что Кен и Аллан взбираются на остров. Мы видели, как две фигуры карабкаются вверх по скалам. Я сразу же пошел за ними, чтобы попытаться заснять на пленку момент выхода на твердую землю, но, поскольку это событие произошло несколько неожиданно, мне не удалось заранее подготовиться к нему: надо было пройти порядочное расстояние, чтобы начать фотографировать. Я старался идти как можно быстрее, но встретился с Кеном и Алланом, когда они уже были на обратном пути. Лед все же не внушал доверия, а совершить второе путешествие на остров только для того, чтобы сделать несколько снимков, было бы слишком рискованно. Пока я размышлял, Фриц крикнул, что лед начал двигаться; всем нам пришлось пуститься бегом к прежнему месту.

Мы благополучно вернулись на нашу льдину, и тут все пришло в движение, В результате нам не удалось запечатлеть на фотографии исторический момент выхода на твердую землю, но Аллан и Кен оказались достаточно предусмотрительными и принесли с собой два куска горной породы — один маленький, оставшийся у Кена, и второй побольше, величиной с чайную чашку, который они передали мне. Это были, по нашим предположениям, обломки гранита. Критически настроенные люди могут подумать, что все это сказки — камни, мол, сохранились у нас от Аляски, и мы тащили их всю дорогу через Северный Ледовитый океан! Единственным подтверждением наших сообщений, пожалуй, будет посылка на Литл-Блэкборд геолога, чтобы он убедился в истинном происхождении гранита.

 

10 июля первое в истории санное путешествие через Северный Ледовитый океан было закончено на борту английского военного корабля «Индьюренс».

В том же 1969 году попытку достичь полюса предприняла шотландская экспедиция. X. Симпсон, его жена М. Симпсон и Р. Тафт (все трое опытные полярники) стартовали с острова Уорд-Хант. Они не использовали собачьих упряжек — тяжело груженные парты путешественники тянули сами. Однако за 27 дней похода им удалось преодолеть всего-навсего 90 километров. Вышел из строя радиопередатчик, связь с берегом была потеряна, и экспедиция повернула обратно.

А вот итальянская экспедиция под руководством К. Мондзино в 1971 году закончилась успешно. План итальянцев был приблизительно таким же, как и план Пири, в экспедиции участвовали эскимосы со своими собачьими упряжками.

<предыдущая страница | следующая страница>