Глава 13: Другой пример строгого старца к благословенного послушника в той же Иорданской пустыне

В те же дни был один добродетельный безмолвник, суровый к послушникам своим; вследствие великой своей суровости он их очень сильно наказывал.

Воспитание же его было сие: после захода солнца допрашивал он послушников, что делали они сегодня; потом читали вечернее последование. Со страшным прещением испытывал он чад своих, дабы не скрывали от него ни слова, ни дела, ни помысла; когда же слышал, что кто-либо хотя мыслию, в помысле, согрешил, давал канон следующий (т. е. покаянную епитимию).

Становились они оба (т. е. и старец, и послушник) на молитву, на целую ночь, в течение трех суток; затем читал старец молитву послушнику (разрешительную), брали они рукоделье и рукодельничали.

Рукоделье же их было - четки, старец имел обычай вязать одну четку в день; рукоделье творили вместе с молитвой. Смертельным же грехом считалось сие: когда слышал он при допросе, что (послушник) без дозволения старца беседовал с кем-либо из братьев: беседою же считалось (досл.: было) и то, когда, произнося ответ (на чей-либо вопрос, послушник) не склонял главы своей к земле, но открыто (взирал) в лице; особенно испытывал он о молчании и собеседовании: каким образом безмолвствовал кто в рукоделии и как собеседовал с братиями-аскетами. Испытывал (не было ли) осуждения, взаимных взоров (досл.: зрительной беседы), злословия, праздного собеседования; и когда слыхал о сих грехах при испытании своем, то тяжко наказывал; вместе с наказуемым послушником трехдневный канон (епитимию) нес и старец. Так они совместно изнуряли себя, никто не в силах был выносить такое суровое воспитание и выстаивать со старцем канон; старец оставался один, и получил от своих учеников имя «жесточайший» и «суровейший». С течением времени пришел к нему один послушник из Палестины, был он учен всей философской науке; но, имея философские познания, испытывал и жизнь отцев-безмолвников: как безмолвствуют они и какую жизнь ведут; испытывая это, пошел он к жесточайшему старцу, одобрил его жестокость, и угодна была ему такая жизнь. Тогда присоединился он к пути жесточайшего старца - письменно и неписьменно (т. е. дав обязательство письменное и словесное неуклонно последовать и повиноваться старцу). Смиренно терпел сей послушник суровое воспитание жестокого своего старца, и мудро говорил себе: «Пшеница, если не всеется в землю, не умножится; если же и умножится в зерне, но не смелется на мельнице, не будет мукой; мука же, если не заквасится в корыте и не положится в горячую печь, не получит свойства хлеба и не назовется хлебом трапезным. Так и послушник: если не покорит себя человеку, не получит спасения, но и при сем, если не будет терпеть суровостей от спасения своего (т. е. от старца), не назовется спасающимся человеком; но и спасающийся человек, если не положит души своей на претерпение сурового воспитания, если не опалится бесчестием и поруганием человеческим - не получит свойств хорошего хлеба, не будет положен на трапезу, но будет выброшен свиньям... И тесто, если не сожмется само в себя, то не пойдет на трапезу, но сделается хлебом для свиней...

Поэтому, пусть я сам себя сожму в жестокой жизни сего честного старца, дабы не стать мне хлебом для свиней...» Так всегда говорил он и мужественно терпел суровое воспитание старца, пока не упокоился о Господе.

На утро старец пошел посмотреть его могилу и, увидав могилу, воскликнул: «Чадо мое, где ты?»

В тот час заблагоухала могила, из трещин земли вышло прекрасное благоухание; сие благоухание было ответом и говорило: «Здесь есм, отче, успокойся и не бойся, ибо безропотно и непоколебимо до конца претерпевший в заповедях старца и духовника своего не приемлет смерти, но почивает посреди ангелов, поэтому перестань, не плачь; потерпи и ты (до конца) твою собственную суровость, так же, как я терпел твою».

После сих слов могила закрылась, благоухание прекратилось, старец вернулся в келлию свою, благодаря Бога.

Видишь, как спас старец послушника и как послушник спасает старца терпением послушания и крайним смирением?..

Глава 14: Обличение людей нынешнего времени в нечувствии к духовным благам и пристрастии к земным

Дивлюсь я тому, до какой степени стали презренны книги нашей церкви днесь... Книги церковные суть истиннейшие - до (последнего) выражения, до (последней) буквы... Отчего же столь презирают их, отчего не повинуются нынешние люди книгам нашей церкви? Потому, что ныне люди упились чашею бесчувствия, не чувствуют слов книг церковных; по своему великому бесчувствию нынешние люди сократили богослужение; влияют на чувства их - сребро, злато и дела рук человеческих, посему и не дают теперь люди совершать богослужения в совершенстве, но с торопливым понуждением понуждают, как бы поскорее окончить его и выйти вон, чтобы взяться за свое рукоделье, собрать побольше сребра и злата, дабы похваляться своим богатством. Некогда (монашествующие) имели в (почете) и похваляли Великого Антония и Великого Арсения, а нынче люди восхваляют того, кто имеет больше сребра и злата. Того, кто обладает сребром и златом, имеют в предпочтении. Кого приветствуют? Того, который всех больше возделывает дела рук человеческих. И сие осталось ныне (т.е. от прежнего монашества)!.. И сие возделывают люди днесь!.. Но только не довольно нынешним людям того, что приветствуют их и почитают за труды, но стремятся они еще к тому, чтобы их славили и за дела беззаконные, стараются быть предпочтенными со своими беззакониями.

Монах, который возделывает подобное беззаконие, есть мерзость мерзостей пред Богом!.. Монах, пребывающий в обетах жизни монашеской, но имеющий (в то же время) деньги в росте, получающий барыш со сребра и злата - есть мерзость пред Богом и всеми святыми!..

Глава 15: Сравнение сердца монаха с зеркалом

Монашеская жизнь пред Богом есть как бы зеркало (т.е. в чистом сердце, как в зеркале, отражается Бог, а жизнь монашеская должна быть беспрестанным созерцанием Бога). Человек смотрит в зеркало, взирает там на лицо свое, любуется им; потом на зеркало падает дыхание человека, и зеркало солжет, человек уже не может в замутившемся зеркале зреть лица своего. (В этой притче многоразличный смысл: Богу приятно и угодно чистое человеческое сердце, отражающее в себе Лик Божий; можно видеть здесь и ту мысль, что чистое сердце мгновенно утрачивает свой блеск, как только человек допустит в себе какое-либо сомнение и горделивое самолюбие). Если от дыхания человеческого мутнеет зеркало, то не тем ли паче мутнеет монашеская жизнь от тленного дыхания сердца человеческого, устремляющегося к тленным благам. Но зеркало (легко) отирается и проясняется, монаху же затруднительно отереться, когда он загрязнится. Зеркало, когда загрязнится человеческим дыханием, отирается одним лишь тонким платком, чистота зеркала проясняется, и (снова) зрит в нем человек красоту лица своего; монах же, если загрязнится беззакониями своими, не отирается тонким платком, чтобы прояснить блеск чистоты своей, чтобы чистота его (снова) привлекла взор Божий к себе, ибо, если станет отираться тонким платком, то платок замарается и станет потом никуда не годен. (В этой притче преподобный, по-видимому, хочет сказать, что смертные грехи для монаха еще более тяжки, чем для мирянина, и требуют сугубого покаяния). Говорим: если монах впадает в грех, возделывая беззаконие волею и неволею, словом, делом, или помышлением, если он и сознается в сем, подобно блудному сыну, покается, но покается словом, а не делом, то не попользует такое покаяние его; покаяние должно осуществляться делом, а не проявляться лишь словом.

Говорим: если не положите печаль на сердце ваше, если сокрушением плача не будете тереть сердца вашего, то никоим образом не возможете обрести путь спасения, ибо отступили вы от пути спасения, взяли другую дорогу, которая не ведет ко спасению! Говорю вам: вернитесь обратно с печалью и сокрушением сердца, да обрящете путь спасения вашего, ибо путь греха есть путь погибели, но не спасения.