Глава 75: Бог послал меня к тебе (т.е. как Феофану), как скрижали Моисею

Бог, ведущий греховность человека и злое расположение людей, послал им с Моисеем скрижали с десятью заповедями; так как Моисей был косноязычный, то имел он брата Аарона, который сказывал народу заповеди, написанные на скрижалях, передавая их речью в чувство человека. Так и меня Бог послал, яко скрижаль к тебе, косноязычному в речи грамматичной, дабы ты передал это твоему советнику отцу Герасиму, как Моисей Аарону, а советник твой передал бы сие чернильным писанием в чувства слушателей, подобно тому, как Аарон.

Да, пусть передаст отец Герасим, но пусть передаст с вниманием и кратко, ибо от многого разговора и противословий слова делаются для человека великим смущением. Аминь, аминь, глаголю вам, противословия (препирательства) причиняют вред, а не пользу. Пусть сказанное передаст он чернильным писанием в чувства людей; потом пусть идет, куда ему нравится, ибо будут стараться погубить вас от лица земли, обоих вас убить (т.е.Феофана и Герасима), хотят сотворить слова мои бесовской болтовней.

Моисей, прияв скрижали, сказал их Аарону, Аарон пересказал их народу; но люди приняли сие только слухом, потом положили скрижали под стопы ног своих, вменили их ни во что. Так не вменят на сей Горе и слов моих, которые я промолвил тебе.

Глава 76: Пристрастие к исхождениям в мир, сборы. Блажен, кто не покидает Св. Горы

Блажен, кто, придя в Гору сию честную и святую, никогда не исходит вне ее до конечного успения смертного; хотя он и грешник, но Святая Гора есть охранение его; Все-царица соблюдет его от всякого осквернения - если он и сам будет блюсти себя и не покинет Св. Горы. Ныне все блюстительство спасения оставили; когда отправляются в мир, то идут, точно в рай. Да, идут; но как идут? Одни идут для того, чтобы показывать свое угрюмое лицемерие, другие идут, чтобы превращать сребро в рост на рост; миряне же, видя, как монахи возвращают свое сребро, получают о монахах столь худое мнение, что и слышать не хотят про ангельскую схиму, особенно, когда видят, как ведут себя аскеты в миру. Когда аскет бывает в миру, миряне разнообразно испытывают его. Испытали и увидели, какое он дал о себе мирянам худое впечатление пьянством, многословием, прожорством, ложью; увидав, что он таков, миряне говорят: если этот аскет таков, то и все аскеты таковы; когда кто читает о житии какого-нибудь аскета, то мирянам сейчас же припоминается и приходит на ум бесчиние аскетов, которое они видели, а житие чтомого принимают, как болтовню.

Ради этого, да не ходят аскеты в мир таким образом, чтобы не давать худого мнения. Сегодня ходят в мир под предлогом продать свое рукоделие, - цель же их та, чтобы похищать угрюмым лицемерием своим неправды мирские (очевидно деньги); потом приходят они в скит и приносят неправды мира; аскеты, увидав, что эти люди много собрали и принесли много злата, принимают их в свои объятия, и слово их бывает веским во всяком деле; такого человека они снова убеждают отправиться по сбору. Опять идет и собирает, но всего не отдает; отдает лишь часть, прочее ворует; после этого начинают аскеты впадать в заботу, как сделать бизулю, стенку для насыпки террасы, как сделать огород, как сделать церковь, как сделать погреб, чтобы холодилось вино и снедные припасы. Обуреваясь душою и телом, совершают сии дела; когда окончится постройка, снова идут в мир с угрюмым своим лицемерием, обращаясь опять к сбору.

А, лицемерящий монах, чем ты был и чем ты стал! Где суть первая твоя? Спасся ли ты тем, что облегчал мир от грехов, и что за данные мирянами тебе милостыни им прощались грехи? Да, простились им грехи, но твоя несчастная душа, что стала? Она сделалась, как дым, ветром развеянный. Сказано: «Видех нечестивого, превозносящася и высящася, яко кедры ливанские; мимоидох, и се не бе; взысках его, и не обретеся место его». Монах, который исходит из жилища своего, сообращается с миром, не может не повредиться. Также тот, который хотя и не покидает Горы, не имея возможности по должности жизни монашеской отлучиться, но всегда вожделевает мира, слыша о кружениях мира, имеет часть, подобную израильтянам, которые, освободившись от фараона, потом вспомнили чеснок и лук египетский, возроптав на Моисея, зачем он вывел их из Египта.

Глава 77: О вреде допуска юных в штатные монастыри

Если упадет горящий уголь на доску, то причинит ей вред. Если в штатном монастыре будут находиться юные, а ныне во множестве, вы своими глазами видите, наполнены ими штатные монастыри, - то есть ли от них польза? Очевидно, от них один вред, и никакой пользы. Идиоритм пред Богом стал походить на хижину лесорубов; если она во время лесного пожара сгорит, то и признака от нее никакого не остается, остаются только щепки, по щепкам лишь познать можно, что здесь стояла хижина лесорубов. Такими же ныне стали идиоритмы. Все преступили, только целомудрие оставалось еще неповрежденным и неискушенным, т. е. о послушании, нестяжании, посте - и речи уже нет; из всего монашеского обета только целомудрие открыто не нарушалось, и стояло, как одинокая хижина лесорубов в лесу стояло. Спрашиваю вас: если в штатном монастыре окажется молодой, и видеть его пред собою будут каждый день, то не осквернится ли целомудрие от взирания на молодого? Пусть бы имели целомудрие чистым, но ныне и его растлили вместе с молодыми... Что же у них остается? Остается одна черная ряса и никакого признака монашеской жизни. Черная ряса, как обуглившаяся щепка хижины лесорубов, будет показывать, что здесь была хижина; со временем и щепки истлеют, так что совсем познать нельзя будет, что здесь была хижина лесорубов. (Это сравнение штатных монастырей - картина, ибо они владеют большими лесами, занимаясь лесопромышленностию.) Такими и стали сегодня штатные монастыри; одни черные рясы означают, что они монахи, но и это свое чернорясие они погубили бесценными шубами, многоценными своими одеждами, одеждами шелковыми и бумажными, которые для монаха суть одежды разврата, распутства, сладострастия и мужестрастия. Но не одни лишь штатные это творят; келлиоты тоже завели и носят тонкие рясы, которыми наряжаются, точно какие девицы, этим наряжением погубили убогорясия, а вместе с этим пропала и монашеская жизнь.