Л.Г. Панова
Финал, которого не было:

Модернистские развязки к «Египетским ночам» А.С. Пушкина¹
1. Постановка проблемы
Как известно, фрагменты А.С. Пушкина на тему роковой Клеопатры и сопутствующую ей тему творчества, начиная с 1837 года пустили глубокие корни в русской литературе²:

• 
  «Египетские ночи» (опубл. 1837);
  
• 
  «Клеопатра» (в редакции 1828 года опубл. 1837 в составе «Египетских ночей», на месте второй импровизации);
  
• 
  «Гости съезжались на дачу…» (частями опубл. 1839, 1857, 1882, 1884);
  
• 
  «Мы проводили вечер на даче…» (частями опубл. 1855, 1857);
  
• 
  «Цесарь путешествовал…» / «Повесть из древне-римской жизни» (опубл. 1855)³;
  
• 
  «Поэт идет. Открыты вежды…» – строфы из «Родословной моего героя»⁴ (опубл. 1882, как претендент на место первой импровизации в «Египетских ночах»).
  

На этот цикл (далее ЕНЦ) ориентировались писатели всего послепушкинского времени, от М.Ю. Лермонтова, автора «Тамары» (1841), до Генриха Сапгира, автора «Шуршальника из старых газет. Египетские ночи» (1999)⁵, когда создавали образ femme fatale в ситуации смертельного накала страстей. В настоящем исследовании хронология более чем полуторавекового пушкинского влияния будет ограничена 11 писателями-модернистами, от Александра Емельянова-Коханского до поздней Анны Ахматовой, а само влияние ЕНЦ – разработкой отсутствующего у Пушкина финала к сюжетной линии «Клеопатра и ее любовники на одну ночь».

Выбор пал на модернизм по причине невероятного разброса трактовок ЕНЦ, предложенного им. Из них будут рассмотрены три: (1) домысливание финала ЕНЦ в форме критического отзыва; (2) его дописывание в соавторстве с Пушкиным; и (3) творческая переделка ЕНЦ, в новом ключе и с новым финалом, в подражание Пушкину или же соперничестве с ним.

Разнообразие модернистских трактовок ЕНЦ имеет под собой много причин. Прежде всего, в эту эпоху культ Пушкина уже достиг своего апогея, но еще не был отлит в бронзу, как в советское время, а потому литературная игра с самым именитым русским классиком дозволялась, хотя и не всегда поощрялась. Далее, одно из направлений модернизма – романтическое (мелодраматическое) – подпитывалось романтическими ситуациями ЕНЦ, другое же, историзирующее, в своей египетской ипостаси возводило себя к Пушкину как автору Клеопатры и ее египетских ночей. Нельзя забывать и о том, что модернистский образ жизни, включая жизнетворчество, и модернистская литература несли с собой сексуальное раскрепощение, эмблемой которого и стала пушкинская Клеопатра. Последнее объяснение, разнобой в публикациях ЕНЦ, ждет нас впереди (см. § 2.5).

Создатели послепушкинских Клеопатр и клеопатрообразных героинь работали с тремя пушкинскими произведениями: «Египетскими ночами», «Клеопатрой» и «Мы проводили вечер на даче». Однако в эпоху модернизма их знали не в том виде, в каком их знают сейчас. Поэтому, прежде чем реконструировать эту галерею, стоит рассмотреть эдиционную практику преподнесения пушкинского наследия, существовавшую с момента его появления в печати и вплоть до 1930 - 1940-х годов, когда сложился теперешний эдиционный канон.
2. «Египетские ночи» в эдиционной практике модернизма
2.1. «Египетские ночи». В современном каноне эта повесть состоит из прозы и двух поэтических импровизаций. В черновиках же Пушкина, вопреки предуведомлению рассказчика «Египетских ночей» («Вот они, вольно переданные одним из наших приятелей со слов, сохранившихся в памяти Чарского»), импровизации как раз отсутствовали. Под тему второй, «Cleopatra e i suoi amanti» [ит. «Клеопатра и ее любовники»], идеально подходила «Клеопатра». Это стихотворение в редакции 1828 года было вставлено в «Египетские ночи» уже при самой первой публикации в журнале «Современник» (1837, VIII. С. 5 – 24). Стихотворения же на тему первой импровизации, «Поэт сам избирает предметы для своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением», в архиве Пушкина до поры до времени найти не удавалась. Эта лакуна нередко оговаривалась в собраниях сочинений Пушкина. Поворотной стала заметка П. Б. (П.И. Бартенева) «Египетские ночи А.С. Пушкина» в «Русском Архиве» (1882):
Когда Чарский посетил импровизатора..., он ему дал тему для стихов: Поэт сам избирает предметы для своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением. ... Нам посчастливилось отыскать их:
Поэт идет. Открыты вежды,

Но он не видит никого,

А между тем за край одежды

Тихонько дергают его.

Глупцы твердят: «Он верно дремлет.

Куда, куда? дорога здесь!»

Напрасный труд! Поэт не внемлет,

Идет, куда его влекут...

(Мечты свободные)
*
Таков поэт! Как Аквилон,

Чтó хочет, то уносит он:

Увядший лист, иль прах площадный,

Иль купол...

И не спросясь ни у кого,

Как Дездемона избирает

Кумир для сердца своего⁶.
Другой материал для заполнения лакуны, близкий к бартеневскому, предложил А.Ф. Онегин в заметке «Четыре новые строфы “Родословной моего героя” А.С. Пушкина» в «Русской мысли» (1886):
XI строфа
Зачем крутится ветр в овраге,

Волнует степь и пыль несет,

Когда корабль в недвижной влаге

Его дыханья жадно ждет?

Зачем от гор и мимо башен

Летит орел, угрюм* и страшен,

На пень гнилой? Спроси его.

Зачем арапа своего

Младая любит Дездемона,

Как месяц любит ночи мглу?

Затем, что ветру и орлу

И сердцу девы нет закона.

Гордись! таков и ты, поэт,

И для тебя закона** нет.

________
*вар. – тяжел.

** вар. – условий⁷.

Черновой вариант IX строфы
Стремиться к небу должен гений*;

Обязан истинный поэт

Для вдохновенных песнопений

Избрать возвышенный предмет.

Зачем же ты без цели бродишь?

Едва достигнув высоты,

Уж взора ты с земли не сводишь

И низойти стремишься ты.

Предмет ....... минутной**

Тебя тревожит и манит,

Твоей души веселье смутно,

Бесплодный жар в тебе горит.

________
* вар. – Быть чудаком не может гений.

** Минутной (?) и слово перед ним, означенное точками, крайне неразборчиво написаны⁸.

Ставший теперь каноническим облик, с двумя импровизациями, «Египетские ночи» приобрели в конце 1920-х – 1930-х годах. В таком виде «Египетские ночи» вышли отдельным изданием в серии «Academia» (1927). Его редактор, П.И. Новицкий, выдвинул новую задачу преподнесения «Египетских ночей»: как текста для чтения⁹. Попутно отмечу, что в послесловии он обсуждал и отсутствие финалов у ЕНЦ:
Почему все попытки этого рода остались незавершенными? Потому ли, что взыскательный художник не удовлетворялся обработкой темы и построением сюжета? Или потому, что тема носила слишком мучительный и острый характер, затрагивала такие общественные и личные отношения, изображение которых угрожало гибелью автору?¹⁰
В «Собрании сочинений» Пушкина, выпущенном как приложение к «Красной Ниве» (1930), первая импровизация приводилась в комментариях¹¹. Во втором отдельном советском издании «Египетских ночей» (1934) ее опять не было. Зато она украсила парижское издание Модеста Гофмана (1935), о котором еще пойдет речь. Эти нововведения закрепило академическое «Собрание сочинений А.С. Пушкина» (т. VIII, 1940).
2.2. «Клеопатра». Это стихотворение в редакции 1828 года сразу вошло в «Египетские ночи». В XIX веке и в первой трети XX века оно публиковалось в следующем виде:
Чертог сиял. Гремели хором

Певцы при звуке флейт и лир.

Царица голосом и взором

Свой пышный оживляла пир.

Сердца неслись к ее престолу;

Но вдруг над чашей золотой

Она задумалась и долу

Поникла дивною главой...

И пышный пир как будто дремлет;

Безмолвны гости; хор молчит;

Но вновь она чело подъемлет

И с видом ясным говорит:

«В моей любви для вас блаженство;

Блаженство можно вам купить...

Внемлите мне: могу равенство

Меж нами я восстановить.

Кто к торгу страстному приступит?

Свою любовь я продаю;

Скажите: кто меж вами купит

Ценою жизни ночь мою?»

Рекла – и ужас всех объемлет,

И страстью дрогнули сердца...

Она смущенный ропот внемлет

С холодной дерзостью лица

И взор презрительный обводит

Кругом поклонников своих...

Вдруг из толпы один выходит,

Вослед за ним и два других;

Смела их поступь, ясны очи;

Она навстречу им встает.

Свершилось: куплены три ночи,

И ложе смерти их зовет.

Благословенные жрецами,

Теперь из урны роковой

Пред неподвижными гостями

Выходят жребии чредой:

И первый – Флавий, воин смелый,

В дружинах римских поседелый;

Снести не мог он от жены

Высокомерного презренья;

Он принял вызов наслажденья,

Как принимал во дни войны

Он вызов ярого сраженья.

За ним Критон, младой мудрец,

Рожденный в рощах Эпикура,

Критон, поклонник и певец

Харит, Киприды и Амура –

Любезный сердцу и очам,

Как вешний цвет едва развитый,

Последний имени векам

Не передал. Его ланиты

Пух первый нежно оттенял;

Восторг в очах его сиял;

Страстей неопытная сила

Кипела в сердце молодом...

И с умилением на нем

Царица взор остановила.
«Клянусь... о матерь наслаждений!

Тебе неслыханно служу:

На ложе страстных искушений

Простой наемницей схожу!

Внемли же, мощная Киприда,

И вы, подземные цари

И боги грозного Аида!

Клянусь, до утренней зари

Моих властителей желанья

Я сладострастно утолю,

И всеми тайнами лобзанья

И дивной негой утомлю!

Но только утренней порфирой

Аврора вечная блеснет,

Клянусь, под смертною секирой

Глава счастливцев отпадет!»

И вот уже сокрылся день.

И блещет месяц златорогий;

Александрийские чертоги

Покрыла сладостная тень;

Фонтаны бьют, горят лампады,

Курится легкий фимиам,

И сладострастные прохлады

Земным готовятся богам;

В роскошном золотом покое,

Средь обольстительных чудес,

Под сенью пурпурных завес,

Блистает ложе золотое.

........................................ ¹²
Здесь обращает на себя внимание графическое оформление финала строкой точек, маркирующих его недописанность или нарочитую оборванность, по аналогии с «Евгением Онегиным».

Импульсом к созданию «Клеопатры» послужил анекдот Аврелия Виктора:

Haec tantae libidinis fuit, ut saepe prostiterit: tantae pulchritudinis ut multi noctem illius morte emirent. [Была она так сластолюбива, что часто продавалась, и так прекрасна, что многие покупали ее ночь ценой смерти.]¹³
Поэт развернул его в многофигурную сцену роскошного александрийского пира: заскучавшая Клеопатра (выведенная полубогиней) предлагает свои ночи в обмен на жизнь; брошенный ею вызов принимают воин, мудрец и прекрасный юноша. Эта сцена обрывается клятвой Клеопатры служить Киприде простой наемницей. Далее следует описание покоев и золотого ложа, предвещающего, как минимум, ненаписанную ночь любви и сцену казни.

С 1880-х годов в печати стали появляться варианты «Клеопатры». В 1884 году в «Русской старине» (май. С. 344 – 345) В.Е. Якушкин опубликовал ее 6-стопную редакцию 1824 года:

И снова гордый глас возвысила царица.
Забыты мною днесь венец и багряница!
Простой наемницей на ложе восхожу,
Неслыханно тебе, Киприда, я служу,
Се новый дар тебе ночей моих награда.
О боги грозные! Внемлите ж, боги ада,
Подземных ужасов печальные цари!
Примите мой обет: до сладостной зари
Властителей моих последние желанья
И дивной негою и тайнами лобзанья,
Всей чашею любви послушно упою...
Но только сквозь завес во храмину мою
Блеснет Авроры луч, – клянусь моей порфирой, –
Главы их упадут под утренней секирой!

* * *

Благословенные священною рукой
Из урны жребии выходят чередой.
И первый Аквила, клеврет Помпея смелый,
Изрубленный в боях, в походах поседелый,
Презренья хладного не снес он от жены,
И гордо выступил, суровый сын войны,
На вызов роковых, последних наслаждений,
Как прежде выступал на славный клик сражений.
Критон за ним, Критон, изнеженный мудрец,

воспитанный под небом Арголиды,

От самых первых дней поклонник и певец
И пламенных пиров и пламенной Киприды.
Последний имени векам не передал,
Никем не знаемый, ничем не знаменитый,
Чуть отроческий пух, темнея, покрывал

Его стыдливые ланиты;

Огонь любви в очах его пылал,
Во всех чертах любовь изображалась,
– Он Клеопатрою казалося дышал,
И молча, долго им царица любовалась.
Впоследствии в творческую лабораторию поэта позволил заглянуть «Неизданный Пушкин» (1922), с другими вариантами¹⁴, а, кроме того, варианты публикации «Мы проводили вечер на даче» с поэтической вставкой в некоторых собраниях сочинений Пушкина.
2.3. «Мы проводили вечер на даче...». Читатель XIX века, следивший за публикациями Пушкина, мог видеть, как это произведение постепенно «составилось» из трех фрагментов. В трехчастном – достаточно редком – варианте первым шел «Мы проводили вечер на даче...», вторым – «Ах, расскажите, расскажите!»¹⁵, который дополнялся третьим – «Клеопатрой» в одной из редакций¹⁶. В XIX веке два прозаических фрагмента могли печататься и самостоятельно.

Сюжет «Клеопатра и ее любовник на одну ночь» получает развитие во втором фрагменте – «Ах, расскажите, расскажите»:

– Алексей Иванович, ... расскажите нам про Клеопатру. ...

– В числе Латинских историков есть некто Аврелий Виктор... [К]нижонка его довольно суха и ничтожна. ... Но в ней находится сказание о Клеопатре, которое так меня поразило, и, чтó замечательно, в этом месте Аврелий Виктор, сухой и скучный, силою выражения равняется Тациту: Наес tantae libidinis ...

– Какой ужас! сказали дамы.

– Как что? Кажется, одной Клеопатре вошло в голову оценить себя такой ценою...

– Какая же тут главная идея? не помните ли?

Он начинает описанием пиршества в садах царицы Египетской. На берегу четвероугольного озера, выложенного Мемфисским мрамором, Клеопатра угощает своих друзей. Гремит музыка. Евнухи разносят вина. ... Струится фимиам в кадильницах. Пир утих. Гости в недоумении.

И вдруг над чашей золотой

Она задумалась...

Зачем печаль ее гнетет?
Чего еще недостает
Египта древнего царице?
В своей блистательной столице,
Спокойно властвует она,

И часто пред ее глазами

Пиры сменяются пирами,
И величавые искусства
Ей тешат дремлющие чувства.
Горит ли Африканский день,
Свежеет ли ночная тень,
Покорны ей земные боги,
Полны чудес ее чертоги.

В златых кадилах вечно там

Сирийский дышит фимиам,

Звучат тимпаны...

Весь мир царице угождает,

Сидон ей пурпур высылает...

Вдоль Нила...
... ветрила
Она в триреме золотой
Плывет...

Она пошла

В покои тайного дворца,

Где ключ угрюмого скопца

Хранит невольников прекрасных

И юношей стыдливо-страстных.

– Этот предмет должно бы доставить маркизе Жорж–Занд, такой же бесстыднице как ваша Клеопатра. Она ваш Египетский анекдот переделала бы на нынешние нравы.

– Невозможно! ... Таковой торг нынче не сбыточен, как сооружение пирамид, как Римские зрелища, игры гладиаторов и зверей.

– ... Неужто между нынешними женщинами не найдется ни одной, которая на самом деле захотела бы испытать то чтó твердят ей поминутно любовники: что любовь ее была бы дороже им жизни.

– ... [К]аким образом можно сделать это ученое испытание? Клеопатра имела всевозможные способы заставить должников своих расплатиться. А мы? ...

– Женщина может взять с любовника честное слово, что на другой день он застрелится.

– Он на другой день уедет в чужие края, а она останется в дурах.

– Если он согласится остаться навек бесчестным в глазах той, которую любит. Да и самое условие неужели так тяжело? ... И я стану трусить, когда дело идет о моем блаженстве?...

А. И. сел подле Лидиной, ... и сказал ей вполголоса:

– Чтó вы думаете об условии Клеопатры?

Лидия (sic!) молчала. А. И. повторил свой вопрос.

– Чтó вам сказать? Иная женщина дорого себя ценит; но мужчины XIX столетия слишком хладнокровны, благоразумны, чтобы заключать такие условия.

– ... Вы думаете, что в наше время... найдется женщина, которая будет иметь довольно гордости, довольно силы душевной, чтоб предписать любовнику условия Клеопатры?..

– Думаю; даже уверена...

– Вы не обманываете меня? Скажите...

Лидина взглянула на него огненными, пронзительными глазами и произнесла твердым голосом: нет!

А. И. встал и тотчас исчез¹⁷.

В нем римскому анекдоту о Клеопатре предстоит быть разыгранным двумя представителями петербургского света – Алексеем Ивановичем [Иванычем в современном каноне] и Лидиной [Вольской в современном каноне], но как именно, остается лишь гадать.

2.4. Цикл «Египетские ночи». В Собраниях сочинений Пушкина «Египетские ночи» довольно часто печатались как ядро цикла, в который также входили «Гости съезжались на дачу», «Мы проводили вечер на даче», «Цесарь путешествовал» и некоторые другие, именовавшиеся «подготовительными отрывками к “Египетским ночам”». Так, в V томе «Сочинений и писем А.С. Пушкина» под ред. П.О. Морозова (1904) ЕНЦ опубликовано под названием «“Египетские ночи” (Клеопатра) (1835)» и включает в себя: редакторскую справку об истории создания и публикации ЕНЦ:
«Египетские ночи», в том виде, в каком это произведение сохранилось в черновых тетрадях Пушкина... состоят из пяти отрывков: 1) начало и программа повести из древне-римской жизни; 2) и 3) два варианта начала повести из жизни петербургской, в которой еще нет импровизатора; 4) вступление к рассказу о Чарском и 5) повесть в окончательной обработке, первая глава которой переделана из только что указанного вступления¹⁸,
«Повесть из древне-римской жизни» [Цесарь путешествовал]; «Мы проводили вечер на даче» и некоторые другие отрывки (все под литерой «А»); и собственно «Египетские ночи» (под литерой «Б»)¹⁹.

На изменение этой довольно распространенной эдиционной практики повлияло самое авторитетное собрание сочинений Пушкина Серебряного века – Брокгауза и Эфрона, под редакцией А.С. Венгерова. В томе IV «Поэт идет... открыты вежды... [Черновой набросок]», «Гости съезжались на дачу [набросок 1831 – 1832 гг.]», «Египетские ночи» и «Цезарь путешествовал» стояли отдельно²⁰. Два последних текста сопровождались заметками Валерия Брюсова, «Неоконченные повести из русской жизни» (о страстных женских натурах типа Вольской, героини «Гости съезжались на дачу»); и «Египетские ночи», причем в последней ЕНЦ преподносился все-таки как цикл.

Еще один пример анти-циклической подачи ЕНЦ – «Полное собрание сочинений А.С. Пушкина» 1921 года²¹, где в томе V, в разделе «Отрывки и программы», один за другим шли «Гости съезжались на дачу...», «Египетские ночи» и «Цезарь (sic!) путешествовал» и некоторые другие, но без объединяющей их «шапки».
2.5. Выводы. Итак, домодернистская и модернисткая эдиционная практика преподнесения ЕНЦ была довольно свободной. В то же время она стремилась расширить доступ к пушкинской лаборатории, через публикацию вариантов и планов. В результате писателям-модернистам был предложен целый веер возможностей для творческого осмысления ЕНЦ (кстати, больше такого шанса у русских писателей не было). Так, «Египетские ночи», «Клеопатру» и «Мы проводили вечер на даче» можно было рассматривать как самостоятельные произведения или же как главы большого неосуществленного проекта; трактовать их как завершенные или только начатые.

Как же распорядились пушкинским наследием писатели-модернисты? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся непосредственно к пушкинскому сюжету, который будет рассмотрен с точки зрения предсказуемости/непредсказуемости финала.

3. Пушкинские контуры финала
Сюжетная линия Клеопатры, как она отразилась в «Клеопатре» и «Мы проводили вечер на даче», задана следующими мотивами:
(1) Клеопатра бросает вызов своим поклонникам, предлагая провести с ней ночь любви и заплатить за это максимально дорогой ценой – жизнью [вариант с проекцией на современность: герой жаждет пережить только что описанный «опыт с Клеопатрой» и ищет партнершу];

(2) среди поклонников Клеопатры находятся готовые принять ее вызов [современный вариант: среди женщин находится та, что готова сыграть «Клеопатру»];

(3) условие Клеопатры принимает вид устного договора, заключаемого прилюдно и сопровождаемого клятвой богам [современный вариант: договор заключается с глазу на глаз, с частичным вовлечением более широкой аудитории].
Она имеет две потенциальные развязки: любовник Клеопатры либо расплачивается своей жизнью за полученное удовольствие, либо избегает платы, оставаясь в живых.

Пушкин подсказал своим последователям и отдельные нюансы таких развязок. Прежде всего, в его «Клеопатре» три любовника задают разного рода троичные конструкции. Самой «пушкинской» будет такая. Поскольку Клеопатра отличила третьего претендента тем, что остановила на нем взгляд умиления, то казнью, через отсечение головы, первых двух будет задана инерция, которая в дальнейшем будет нарушена не-казнью или же особой, нежной, руками Клеопатры, казнью третьего. В случае, если третий не погибнет, Клеопатра, по еще одной пушкинской подсказке, окажется нарушительницей клятвы богам. Соответственно, ее собственная жизнь может быть поставлена под удар. Им может стать проигранная битва при Акциуме, завоевание Александрии Октавианом или ее самоубийство.

Продолжатели Пушкина не всегда в точности воспроизводили его сюжеты, усиливая одни элементы и ослабляя или же опуская другие²². Это касается, например:

(1) торга (условия Клеопатры, его приятия героем и заключения договора), который мог игнорироваться;

(2) повышения Клеопатры до богини или же понижения до проститутки;

(3) раздвоения Клеопатры на двух (или более) героинь, скажем, «историческую» и «современную» Клеопатру;

(4) повышения социального статуса ее любовника до царя или же понижение до раба;

(5) количества ее любовников;

(6) замены ставки торга, например, честью вместо жизни;

(7) развертывание одной ночи до романа или же свертывание до платонического увлечения;

(8) Клеопатры в роли не только инициатора казни, но и палача; и

(9) замены орудия казни с секиры или пистолета на кинжал или змею.

4. Теоретическое обсуждение финала
В эпоху модернизма ЕНЦ активно обсуждался с точки зрения завершенности/ незавершенности. Так, Владислав Ходасевич, хотя и пробовавший себя в дописывании Пушкина²³, возражал против аналогичных опытов Брюсова и Гофмана, отказываясь видеть незавершенность ЕНЦ. Александр Амфитеатров в «Пушкинских осколочках», приуроченных к столетию гибели Пушкина, возвел его «осколочки», включая ЕНЦ, к особой эстетике – бытованию античных, средневековых или ренессансных художественных объектов в виде фрагментов:
Возьмите хотя бы... «Цезарь путешествовал». Всего какие-нибудь двадцать-тридцать строк, едва приступ к огромной исторической программе, а разве можно считать его «неоконченным»? Античный мир уже глядит из него во все глаза... Если это неоконченность, то разве неоконченность Ватиканскаго торса, который Микель Анджело считал самым совершенным достижением скульптуры. …Говорю об излюбленных моих «осколочках», ... из которых... каждый... высокохудожественная цельность, запечатленная «гением чистой красоты»²⁴.
По эту сторону железного занавеса на законченности ЕНЦ настаивала Ахматова (как и Ходасевич, она выступала в роли пушкиниста). В работе «Две новые повести Пушкина» (1959) в связи с «Мы проводили вечер на даче» она обсуждает Вольскую [Лидину] и Минского [Алексея Иваныча], которым предстоит, но за рамками пушкинского повествования, пережить любовные страсти:
Да и отрывок ли это? Все, в сущности, сказано. Едва ли читатель вправе ожидать описания любовных утех Минского и Вольской и самоубийства счастливца. Мне кажется, что «Мы проводили...» – нечто вроде маленьких трагедий Пушкина, но только в прозе²⁵.
Так, в сущности, проводилась охранительная политика в отношении ЕНЦ.

Она победила позже. А в эпоху модернизма более популярной была другая, разрешавшая и даже стимулировавшая поиски развязок. Одним из тех, кто ее выразил в критических статьях, был Брюсов – кстати, первый по времени писатель-модернист, выступивший в роли пушкиниста. В своей работе «Египетские ночи» (1910) он сформулировал проблему финала так:

Что могло следовать дальше? Хотел ли Пушкин представить в образах купленные три ночи? ... Может быть, хотел он... придать несколько больше человечности образу Клеопатры, остающемуся в написанной части поэмы почти бездушным олицетворением красоты и соблазна? На это намекают стихи первоначального наброска, где Клеопатра не может сдержать в себе чувства горести, видя третьего из своих «властителей»? –
И грустный взор остановила

Царица гордая на нем.

... Тайну своей поэмы Пушкин унес с собой²⁶.
Эта политика вылилась в серию дописываний ЕНЦ, одно из которых принадлежало самому Брюсову.
следующая страница>