Татаринова О.В.
ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЙ «КОД» ОБЭРИУТОВ В ПОЭЗИИ
АННЫ ГЕРАСИМОВОЙ (УМКИ)
В среде филологов Анна Георгиевна Герасимова (род. 19 апреля 1961 г.) известна как преданный делу специалист по творчеству ОБЭРИУтов (Александр Введенский, Даниил Хармс, Константин Вагинов), защитивший в Литературном институте им. Горького диссертацию «Проблема комического в творчестве обэриутов» (1989 г.), подготовивший несколько изданий их произведений со скрупулезнейшими комментариями, участвовавший в собирании и расшифровывании архивов произведений Обэриутов, опубликовавший ряд переводов литовской поэзии и переводы романов битников («Бродяги Дхармы», «Биг Сур» Джека Керуака и др.).
Человек же из мира широко понимаемого рок-н-ролла скажет, что Умка – исполнитель собственных песен, ставших во второй половине 1980-х гг. практически фольклором советских хиппи («Автостопный блюз», Стеклянная рыбка», «Господа пункера» и др.); музыкант, путешествующий по миру автостопом и пешком, при необходимости пускающий слушателей на свои концерты бесплатно.
С 1995 года А. Герасимова гастролирует уже с группой «Умка и Броневичок» по России и за рубежом. Концерты проходят в маленьких помещениях, где исполнительница непринужденно болтает с присутствующими и устраивает «перекус». Такая жизнь и такое творчество далеки от шоу-бизнеса. Здесь совпадение стиля жизни с глубинными установками сознания. В творческом поведении Анна Герасимова – человек, каким был каждый из ОБЭРИУтов при жизни. В стихах же аналогия эта работает не на всех уровнях.
Предметом анализа настоящей статьи являются именно стихи А. Герасимовой, не тексты песен, разделение которых поэтесса считает принципиальным (стихам на сайте Умки предпослано требование от читателя никогда не петь их, равно как и никогда не читать песен).
Самым устойчивым мотивом собрания поэтических произведений А. Герасимовой является мотив «кончины мира», или апокалиптический мотив:
Мир на краю потопа,
Мир на краю обрыва [3]
С темой «заката истории» («Содрогнулся мир, и грохот потряс все пределы / Завалилась вся ерунда») неразрывно связана тема утраты времени:
Дядька, привыкший к пиву,
Пусть привыкает к крэку.
Мы на краю обрыва,
Время упало в реку [3]
Наступает время, сообщает поэт, когда не будет уже «ни минут, ни слов» («Эсхатология», 1985), и здесь с неизбежностью вспоминаются слова из Евангельского Откровения Иоанна Богослова, повествующего о конце света: «И клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет» (гл. 10: 6). Подобная эсхатологическая концепция времени запечатлена в творчестве Обэриутов Д. Хармса и А. Введенского. Темпоральная структура их текстов, моделирующая всевозможные разрушения, свидетельствует о четком синониме вневременности – вечности – обретаемой за линейной последовательностью земных событий. Когда уничтожается парцеллирование времени на прошлое, настоящее и будущее, обретается возможность приблизиться к бесконечности («ин-финитуму», по Хармсу).
В стихах А. Введенского и Д. Хармса очень частотны образы разрушения – мира, жизни, времени («Вот час всегда только был, а теперь только пол часа / <…> Нет четверть часа всегда только было, / А теперь только восьмушка часа. / Нет все части часа всегда были, / А теперь их нет!») [6, 265]. Герои здесь либо исчезают, либо умирают, наррация распадается, но сюжет движения к смерти у Обэриутов парадоксально подводит к утверждению вне-конечного. Смерть как остановка во времени выводит героя за границы временных отношений, за которыми обретается вечность. Поэтому конструируемый стихами распад высветляет «сурового хармсовского Бога» [3], а не предельную точку.
Предзнаменование конца всегда было имманентной чертой науки эсхатологии (от греч. eschatos – «последний», «конечный»; религиозное учение о конечных судьбах мира и человека). Эсхатологическое свидетельство касается значимого, осмысленного «конца», соответствующего изначально заданному вектору движения. В христианской историософии за финальным аккордом существования жизни просматривается новая жизнь, на иных началах, в другом измерении (конец света – Страшный суд – вечная жизнь). В литературно преломленном варианте построения А. Введенского и Д. Хармса находятся в этой системе. Эсхатология же в поэзии А. Герасимовой представлена только как образ разрушения, смерти, распада, всеобщего небытия:
Вдруг завздрагивал воздух,
Тонкий мир поредел.
И в реляциях грозных
Написали: предел [3].
Либо как настойчивый рефрен, свидетельствующий о том, что все движется к «вселенской энтропии», хаосу:
Эсхатология за углом,
Эсхатология в каждый дом…
<…>
Эсхатология – ком в груди.
Эсхатология – Господи прости.
Эсхатология – наука умирать [3].
Субъект произнесения в приведенном тексте предстает субъектом «апокалиптизирующим», который «индуцирует страх апокалиптизируемых с тем, чтобы добиться от последних важных мировоззренческих и поведенческих изменений» [5, 26]. Читатель, которому адресовано апокалиптическое послание, должен «помолиться в тишине / За тех, кто умер, за тех, кто во тьме», должен найти то «единственное, что не рухнет / среди распавшегося мира» [3]. Такое «единственное незыблемое» в текстах Умки найдено в образе бесконечного движения, дороги:
Я живу, пока бегу –
Я иначе не могу.
Я живу, пока лечу –
Я иначе не хочу.
В состоянии езды
Все невзгоды…
<…>
Злое счастье беглеца –
Без начала и конца [3].
«Любимому городу», «уложенному в раскрашенный гробик», «трупу мира» (ср. у А. Введенского: Лежит в столовой настоле / труп мира в виде крем-брюле. Кругом воняет разложеньем» [2]), в поэтическом пространстве А. Герасимовой противопоставлено бесконечное «убегание»:
Кто покоряет пространство и время,
Кто стал хозяином неба и земли –
Над тем не властно тяжелое бремя,
С которым все мы в подлунный мир пришли.
Так, от себя и к себе убегая,
Ходить и ездить, летать и нырять –
И забывать, что реальность другая…[3]
Наблюдение «предельной перспективы» мира («Пора бы признаться уже, / друже, / Что мир становится все хуже и хуже…» [3]; ср. у А. Введенского: «Миру еще не наступил конец, / Еще не облетел его последний венец, / Но он значительно потускнел» [2]) выражается в стихах Анны Герасимовой через использование различных знаков негации: отрицательные местоимения («никого не волнует», «ничего не хотящих», «никогда не гуляли»), отрицательные частицы («не просите меня», «не самое лучшее время», «еще не окрепшие плечи», «не мой каравай», «не о том»), приставки со значением утраты, отсутствия («бес-смысленные», «без-мозглых», «бес-телых», «бес-путность»), лексика из семантического поля «забвение», «исчезновение» («отсутствующий человек», «пионеры забыли», «время прошло») [3].
Гимном концу звучит стихотворение «Это плачет земля…» (2008 г.). В центре – образ Цинцинната Ц., идущего танцевать «танец бессмертных», взглядом и слухом создающего на этом пути весь видимый и слышимый мир, являющегося из пустоты и уходящего в нее же. Не случайно одно из самых красивых стихотворений А. Герасимовой – о герое из романа с говорящим эсхатологическим названием «Приглашение на казнь» (В. Набоков).
Пораженный «зерном вселенской энтропии», поэт выбирает путь странника, «идущего мимо», идентифицирующего себя со многим («Я и кучер, я и воз, / И лошадка, и овес. / Я и кнут вам, я и пряник, / И идущий мимо странник. / <…> Я и ветер, я и свечка / <…> Валаамова ослица, / Авраамова десница. / <…> Я и это, я и то / И карета, и пальто») [3], и этой множественностью отрицающего саму возможность идентификации. Такое «незалипание» (термин школы московских концептуалистов) было характерно и для Обэриутов, создавших своей жизнью и творчеством антропологему HomoViator (человек-странник), который отказывается от всякого утверждения, всякой дефиниции, всякого знания, только выдающего себя за понимание, на деле ничего не понимающего. Обэриуты, и Анна Герасимова частично, литературные апофатики. А истина, согласно апофатическому методу, не может открыться в утверждении: «Я знаю, что это есть то-то». По-настоящему понимаемое невыразимо в слове, а за внешним логическим незнанием скрывается нелинейное знание, а потому HomoViator выбирает
…
не знать ничего ни о свободе,
Ни о буквочках, ни о фрилаве,
Ни о разнице между соулом и боди,
Ни о Боге, ни о сне, ни о яви,
Чтобы было меня настолько мало,
Чтобы мысли даже не возникало [3].
Ср. у Д. Хармса история о рыжем человеке, у которого до такой степени ничего не было (ни глаз, ни ушей, ни волос – «рыжим его называли условно»), «что и говорить о нем не стоит», - завершает повествование автор [6, 216].
Вообще же современная поэзия все чаще становится не чем-то отдельным от личности, занимающейся ею, но своего рода рифмованной биографией, автопрезентацией, «реакцией мозга на жизнь тела», по словам А. Герасимовой. Личное поражение передается как конец мира. Завершение какой-либо эпохи - как конец всего сущего.
Тексты Умки – это во многом языковая личность поэта в стихах. Биография мысли и передвижения (сюжета и фабулы) в рифме. В отличие от своих «предтеч», Хармса и Введенского, А. Герасимова – автор не эпохи синкретизма, когда авторство не имело значения. Умка наследует от Введенского (и ОБЭРИУтов) только частично темы и мотивы (в частности, эсхатологические настроения, сюжет аннигиляции), но поэтика внутренней и внешней организации ее стиха соотносится с принципами поэтики художественной модальности, когда автор становится ценен не тем, что приближает его к «отвлеченной идее человека», но тем, что отличает его от других людей, его уникальностью, его «единственной единственностью» (М. М. Бахтин) [см. 1].
Поэтическое пространство Анны Герасимовой констатирует современное состояние поэзии, когда текст необходимо связывается с именем, когда биография, воплощенная в творчестве, важнее собственно текстового послания, когда текст уже не может быть самостоятельным миром, он становится пространством личной души.
Литература
-
Бройтман С. Н. Историческая поэтика. М., 2001.
-
Введенский А. И. Всё. М.: ОГИ, 2010.
-
Герасимова А. Г. Стихи [Эл. источник] // https://www.umka.ru
-
Погребижская Е. Исповедь четырех. М.: Нота–Р, 2007.
-
Руднев В. П. Словарь культуры ХХ века. М.: Аграф, 2009.
-
Хармс Д. И. Третья цисфинитная логика бесконечного небытия // Век Даниила Хармса. М.: Зебра Е, 2006.