Десоветизация: парадигматика и прагматика Отправить на e-mail
В.В.Мацкевич

Десоветизация – процесс содержательной и структурной трансформации института власти в обществе, означающий разоформление, деконструкцию, ликвидацию того типа организации институтов власти, который известен в истории как “советская власть”, и оформление, конструирование и установление иного типа института власти, например правового государства.

Собственно, десоветизация формально может быть понята как деинституционализация. Очевидно, что десоветизация как деинституционализация – чисто негативное понятие. Обычно (по крайней мере, это можно проследить со времен Жана Кальвина и его книги “Institution de la religion Chrestienne”, которая помимо institution–наставления описывала так же и institutionalization–установление христианской церкви как института) политики, мыслители, практики, социологи и философы интересуются позитивным аспектом, т.е. институционализацией. История знает ограниченное число прецедентов деинтституционализации. Не разворачивая, чисто назывным образом, укажем несколько таких прецедентов:

- Секуляризация. Тот же Жан Кальвин, занимаясь установлением реформатской церкви в Женеве и Страсбурге, уделяя пристальное внимание позитивному процессу институционализации, на практике занимался деинституционализацией, или секуляризацией полисной структуры Женевы и Страсбурга. Особого внимания может заслуживать секуляризация во время Французской Буржуазной революции и в Советской России.

- Демонтаж института частной собственности в социалистических странах в Европейской части мира (на Дальний Восток и Среднюю Азию данный прецедент не распространяется)

- Денацификация и аналогичные процессы в странах, избавлявшихся от тоталитарных режимов во 2й половине 20 века (Западная Германия, Италия, Испания, Португалия) На страны Латинской Америки, Карибского бассейна и Африки данный прецедент не распространяется.

Естественно, деинституционализация, как изолированный процесс, может рассматриваться только абстрактно. Социальность не терпит бесформенности примерно так же, как природа не терпит пустоты. Поэтому разоформление, деконструкция или деинституционализация разворачиваются одновременно с оформлением, конструированием, институционализацией. Вопрос только в модальности позитивной части этих процессов. Т.е. осуществляется ли институционализация стихийно, или сознательно. Тем не менее, изолированное обсуждение и анализ деинституционализации имеет смысл и самостоятельное значение, поскольку исторический опыт 20 века показывает, что неуправляемой деинституционализацией для некоторых социальных форм не бывает. Тоталитарная, фашистская и коммунистическая формы социальности, будучи более простыми (в теоретико-информационном значении этого слова) являются более живучими и жизнеспособными, нежели современные демократические формы, характерные для открытого общества. Поэтому деинституционализация, в нашем случае десоветизация, не может произойти стихийно и сама собой, а должна проводится целенаправленно и технично. Технично – т.е. зная как, «know how». Именно для достижения «знания как», мы и должны разбирать и анализировать десоветизацию отдельно от позитивной части процесса, которую придется рассматривать отдельно, скорее всего, на следующей конференции.

Содержательный анализ десоветизации предполагает описание, конституирование того, что мы должны подвергнуть деконструкции, т.е. «советского». «Советское» - достаточно сложный комплексный феномен. Существует огромное множество частных описаний этого феномена. Эта множественность и частность, может быть, хороша в рамках отдельных предметов и наук, но сильно затрудняют построение практической программы десоветизации. И все же в самом феномене «советского» содержатся определенные подсказки для нас. В частности, одной из самых устойчивых словосочетаний с прилагательным «советское» - советская власть, что указывает на этатизм советского феномена. Этатизм, или гипертрофированное место и роль государства в советской социальности, позволяет выдвинуть суждение, что разгосударствление можно рассматривать как главнейшую составную часть десоветизации. Даже на уровне здравого смысла понятно, что десоветизация – это очень просто - это ликвидация советской власти. Сложно другое – сложно понять, а в чем же принципиальное отличие советской власти от любой другой, почему мы не можем рассматривать советское государственное устройство в ряду других, например, президентской республики или парламентской. А не можем мы именно потому, что советская власть противопоставляется всем и всяческим формам правового государства, или формам государственности, основанным на приоритете права. Диктатура пролетариата или культ личности, волюнтаризм, авторитарность и директивность не являются временными отклонениями или искажениями советской власти - они суть ее. Советская власть есть разновидность непосредственной демократии, когда мнение и решение абсолютного большинства ставиться выше закона, обычая, принципа, нормы и т.д. Это особый тип государственности, который восходит к первобытным формам полисной демократии, известной нам из истории Древней Греции или средневековых городов-государств, находившихся вне влияния Древнеримской Империи (и, соответственно, не знакомых с римским правом).

Еще более ранним и характерным предшественником советской власти является «военная демократия», характерная для племен, ведущих агрессивный, завоевательский образ жизни и не достигших стадии государственности. Об этом важно помнить, потому что советская власть не имеет аналогов среди форм государственности, встречающихся в цивилизованном мире после эпохи Позднего Средневековья. Мы должны отдавать себе отчет, что советская власть находится в генетическом родстве не с формами современной государственности, а с такими архаично-атавистическими формами властности, какими являются формы управления в пиратских флотилиях и поселениях и в уголовном мире. Пираты и банды являются клонами или атавизмами «военной демократии», племен, находящихся на догосударственной стадии развития и хорошо известных нам по героическому эпосу, начиная с Илиады и заканчивая сагами о норманнах. Это эстетство героического эпоса мешает современным людям обнаружить сходство отряда викингов, устанавливающего свою власть на захваченной Сицилии или в Киеве, и ватаги пиратов или разбойников Нового Времени и современности. История и поведение викингов и разрушителей Трои окутаны героическим ореолом, аналогичные же сюжеты и поведение в современности воспринимаются только в криминальных рамках. Так вот, советская власть – это и есть распространение до масштабов нации или империи норм и обычаев бандитской ватаги. В силу своей архаичности и простоты советская власть способна к самовоспроизводству, к самовозрождению, как только общество прекращает (или снижает) усилия по поддержанию современного цивилизованного порядка. Поэтому невозможно сравнить десоветизацию как процесс ликвидации некоторого типа государственности, с обычной политической реформой в современных государствах. Например, с переходом от президентской республики к парламентской или наоборот. Десоветизация в этом отношении требует гораздо более глубокой деконструкции. При десоветизации невозможно ограничится переписыванием законов (правовой и политической реформы), «ператрахиванием» персонального состава (люстрации) тех или иных властных учреждений. Не отрицая необходимости этого, мы должны усвоить, что десоветизация требует еще и изменения человеческих отношений и человеческих качеств. Это даже понимается многими нашими современниками, но обычно это понимание оформляется в мистической и магической терминологии, обсуждается изменение сознания или менталитета, как индивидуального, так и массового. Но поскольку на техническом уровне никто не знает и не умеет менять сознание и менталитет, то разговоры о десоветизации моментально скатываются к утопиям и мистике. Наша задача проанализировать феномен «советского» таким образом, чтобы построить на базе этого анализа реалистичные проекты или программы десоветизации.

Итак, один уровень десоветизации мы обозначили – это этатизм. Этатизм органически связан с целым комплексом сходных или близких аспектов и процессов, например, там, где этатизм, там и патернализм, и коллективизм. Если мы рассматриваем патернализм как ментальную характеристику или особенность сознания, то логично приходим к выводу, что работать с этим либо нельзя, либо эта работа в рамках психотерапии или мистических практик. Но если мы выйдем на правовой или структурный уровень анализа таких явлений как этатизм, патернализм, коллективизм, то мы сможем трактовать эти явления как эпифеномены отношений собственности. Тогда преодоление патернализма достигается не гипнозом, а всего лишь передачей ответственности за значимую для человека собственность от государства и коллектива ему лично. И тогда разгосударствление (преодоление этатизма) мы понимаем не как ментальную практику, а как денационализацию собственности, а реальной альтернативой патернализму становится индивидуализация, технически осуществляемая как приватизация, и, соответственно, связанные с приватизацией процессы реституции. Таким образом, рассуждая по аналогии, мы можем и другие аспекты десоветизации рассматривать не на мистическом уровне, а на уровне организации жизни и деятельности людей, понимая при этом, что мы не можем игнорировать ни один из уровней этой самой организации жизни и деятельности.

Поэтому, прекращая рассуждения на примерах и по аналогии, перейдем к структурным описаниям. Нам потребуется структура форм организации жизни и деятельности. Затем на базе этой структуры мы выделим форму советской организации, ее характерные особенности, и сможем построить программу разоформления. Двигаясь от общих схем к конкретике, обозначим три наиболее общих уровня, в которых мы можем описывать формы организации жизни и деятельности (думаю, что схема МД в этих уровнях легко опознается):

1) рационально-эпистемический уровень,

2) коммуникативно-организационный уровень,

3) материально-окказиональный уровень.

На каждом из этих уровней нам придется выделить отдельные процессы и составляющие. Выделяя их, мы можем руководствоваться существующей предметно-дисциплинарной структурой, или отнестись к этому эвристически и креативно, помня о наших целях, и тогда конечный результат такого анализа будет определятся выбранным нами методом анализа, нашей различительной способностью и ограничиваться только нашей фантазией.

На рационально-эпистемическом уровне я бы выделил:

- идеографический план,

- аксиологический

- предметно-дисциплинарный.

В идеографическом плане мы не должны увлекаться и давать волю излишней фантазии и креативности. Нам достаточно сформулировать категориальную пару идей, включающих в себя собственно две идеи – то, что подлежит замене, и то, что заменяет это. Например, десоветизация – беларусизация. В идейном плане, или на идеографическом уровне, возможны дискуссии или идеологическая борьба на базе содержательного наполнения этой самой категориальной пары. Не вдаваясь в анализ ведущихся в беларусском обществе дискуссий, обозначим несколько вариантов (или координат):

Десоветизация – беларусизация

Десоветизация – христианизация

Десоветизация – глобализация и т.д.

Иногда в этих идеологических дискуссиях вместо исходной точки десоветизации принимается идея ликвидации нации или Беларуси как таковой (проблема перхоти радикальным образом решается гильотиной), например, через объединение с другой общностью или включением Беларуси в более широкую общность, в предположении, что формы организации жизни и деятельности более широкой общности буду приоритетными в сравнении с беларусской «совковостью».

В аксиологическом плане пространство для работы и творчества гораздо больше, но здесь и наработок больше. Можно даже сказать, что наработано в этом плане даже больше, чем нужно для практики. Ценностной плюрализм современного общества благодаря СМИ доступен и широко распространен. Поэтому проблемы аксиологии решаются не на рациональном уровне, а на уровне организации жизни и деятельности, но на рационально-эпистимическом уровне нам необходимо определится с подходом к решению аксиологических проблем и выбрать приоритетные практики, через которые мы будем их решать. В качестве подходных идей можно взять «Алгебру Совести» Лефевра или идею христианизации, а в качестве практик обязательно необходимо рассматривать педагогику, андрогогику и дидактику, а также различные медиапрактики. Собственно, работа с медиапрактиками у нас предусматривается во втором кластере нашей конференции – «Экранные технологии».

Предметно-дисциплинарные аспекты десоветизации можно расписать по традиционным и распространенным дисциплинам:

- Политические аспекты десоветизации: политическая реформа государственного правления – разделение властей; административная реформа и т.д.

- Правовые аспекты десоветизации: в этом смысле помимо собственно законотворческой деятельности особое внимание необходимо уделить правоприменительным вопросам.

- Экономические аспекты десоветизации: денационализация и приватизация, реституция, ликвидация колхозов или деколлективизация сельского хозяйства.

- Социологические аспекты десоветизации: ретроспективная социология советского общества и широкомасштабная программа исследований переходного общества. Возможно, что серьезные исследования потребуют критики и фальсификации существующих социологических теорий.

- Культурологические аспекты десоветизации: исследования семантики и семиотики «советского».

- Лингвистический аспект десоветизации: исследование особенностей советского нарратива и дискурса.

На следующем уровне – коммуникативно-организационном – необходимо помимо собственно средств массовой информации рассмотреть несколько важных и принципиальных областей:

Педагогическая сфера коммуникации: общим местом является представление о том, что СМИ сильно мешают педагогике и могут сводить на нет усилия учителей. Однако нельзя закрывать глаза на тот факт, что СМИ не оказывают непосредственного влияния на содержание транслируемых в школах всех уровней идей и знаний. При этом мы не можем однозначно определить, чье влияние на умы подрастающего поколения сильнее – СМИ или всей школы. Это определяется в конечном итоге тем, что встречает выпускников школ за пределами школы и ВУЗа и их рефлексии окружающей жизни и систем деятельности. При консервации архаичных форм жизни и деятельности можно предположить, что влияние школы все же сильнее, особенно если СМИ не проводят организованных кампаний и не имеют программы собственной деятельности, а прячутся за декларативной свободой и плюрализмом. Во всяком случае, последние десятилетия беларусской школы подтверждает это суждение. Поэтому, коммуникация учеников и учителей как непосредственная, в процессе образования, так и опосредованная, через содержание учебников и рекомендованных для изучения книг, должны стать предметом особого внимания в программе десоветизации.

Круг чтения: в эпоху Перестройки общественные настроения во многом определялись обновленным кругом чтения. На сегодняшний день достижения Перестройки в этом отношении утеряны. Я не могу с уверенностью сказать, что круг чтения подвержен каким-то сознательным управляющим воздействиям. Возможно, что эта сфера коммуникации действительно отдана на откуп рыночной конъюнктуре, но в это слабо верится. У меня есть подозрение, что определенная часть книг специально «вымывается» из круга чтения, то же самое относится к фильмам и музыке. Было бы интересно проследить, каким образом молодые поколения изолированы от культовых и смыслообразующих произведений эпохи Перестройки. Например, на материалах фильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние» или книг Гросмана, Домбровского, Оруэлла и т.д.

Круг бытового общения, слухов, сенсаций и т.д.: эта сфера поддается только ограниченному воздействию, но подлежит исследованию и рефлексии.
Профессиональное общение: профессиональная среда, с одной стороны, может напоминать бытовое общение, в силу своей замкнутости или бытийствования в устных формах, но существует профессиональные журналы, язык директивных документов, тема и сюжеты публичных собраний, встреч, конференций, симпозиумов и т.д. До сегодняшнего дня в большинстве профессий эта сфера остается по преимуществу «советской» или советизированной. В первую очередь это относится к силовым профессиям (армия, милиция, КГБ) а также смежным с ними – таможня, налоговые структуры и т.д. То же самое можно сказать о государственных чиновниках всех без исключения уровней, а также о ИТР и служащих на производстве и даже в частном бизнесе. Практически тоже самое можно говорить о педагогах, врачах, работниках культуры и журналистов. Может быть, в меньшей степени это справедливо для научных работников отдельных специальностей, ВУЗовских преподавателей и работников социальной сферы и общественных организаций.
Отдельного внимания заслуживает специализированная коммуникация в сфере PR, дипломатии, трипартистских отношений профсоюзов, нанимателя и государства, и прочие переговорные практики. Сама специфика этой коммуникации делает их несоветскими, но коммуникативная компетентность гуманитарная и правовая грамотность участников коммуникации в этой сфере далеки от удовлетворительного уровня.
Материально-окказиональный уровень: С одной стороны, все процессы и аспекты на этом уровне в той или иной степени определяются положением дел на рационально-эпистемическом и коммуникативно-организационном уровнях. Но, с другой стороны, большая часть населения принимает новую реальность только через адаптацию к изменившимся условиям и обстоятельствам жизни, а не через идеи и информацию. Утверждение о том, что бытие определяет сознание, справедливо только в этом отношении. Задача десоветизации на этом уровне распадается на несколько составляющих:
1) доведение разоформления «советского» до видимых, зримых и ощутимых форм во всех областях жизни и деятельности;
2) постепенное вовлечение подавляющего большинства взрослого населения в новые отношения по всем значимым для них вопросам жизни и деятельности, преимущественно в повседневности;
3) достижение необратимости произведенных изменений.
Аспекты десоветизации на материально-окказиональном уровне очень многообразны, поэтому я перечислю только те, что лежат на поверхности, и затрагивают самое существенные стороны жизни и деятельности. Собственно, эти аспекты могут быть классифицированы по типу материала или по содержанию обстоятельств жизни и деятельности (оказий):
1) Знаки и символы. В отношении знаков и символов десоветизация принимает форму семиотической экологии. Степень радикализма и граница допустимого определяется в этом отношении только двумя факторами – глубиной советизации и требующейся скоростью десоветизации. Вопросы «разрушать или не разрушать памятники? Исправлять или не исправлять имена?» сообразуются только с этими факторами. Можно вспомнить, что решавшие соразмерные по размерам задачи якобинцы и большевики доходили в секуляризации до переименования месяцев и дней недели и даже до изменения структуры недели.
2) Люди. Ключевым процессом десоветизации по отношению к людям и наиболее пугающим филистеров, является люстрация. Именно в силу своей радикальности и пугающего характера, ни в одной постсоветской стране люстрация не была доведена до конца. И тем не менее, без люстрации десоветизация невозможна. Разновидностью люстрации является нострификация ученых степеней и званий. Не может человек признаваться ученым, если вместо поиска истины он занимался идеологическим обоснованием «советского» и получил за это соответствующее псевдонаучное звание и степень. Люстрация и нострификация не могут быть ограничены только приданием гласности имен, запятнавших себя одиозным сотрудничеством с советской властью. Запрет на профессию является необходимой точкой в проведении люстрации и нострификации. Иное дело – временные и типодеятельностные обстоятельства запрета на профессию. Можно запретить бывшим коммунистам избираться в депутаты на одни выборы или до конца жизни, можно ограничить запрет на профессию несколькими годами и только отдельными должностями или даже учреждениями.
3) Деловые и производственные отношения. В отношении этого материала десоветизация проводится, наверное, наиболее успешно. Еще в СССР через внедрение хозрасчета с последующим переходом к рыночным формам началась эрозия советских деловых и производственных отношений. Суть перехода от советских деловых и производственных отношений к рыночным состоит в изменении структуры целеполагания. Цели бизнеса и производства формируются сферой потребления, тогда как цели советского производства и всей системы деловых отношений формулировались, отталкиваясь от функционирования самого производства. Но есть один аспект в деловых и производственных отношениях, который сам по себе не устраняется переходом на рыночные отношения. Речь идет о коррупции. Такая специфически советская разновидность коррупции, как блат, легко заменяется коррупцией, характерной для рыночных отношений. При этом, если это аспект специально не контролируется, то коррупция принимает совершенно угрожающие размеры. Сегодня бытующие в Беларуси формы коррупции представляют собой гибрид советского блата и рыночного протекционизма. В наших условиях эффективная борьба с коррупцией может вестись только в рамке десоветизации.
4) Знание. Работа с этим материалом предполагает такие непопулярные действия, как переписывание истории. Вряд ли санация знания необходима в химии или математике, но в гуманитарных дисциплинах без нее обойтись невозможно. Мы совершенно загубим санацию в знаниевой сфере, если будем рассматривать ее как идеологическую борьбу и противостояние (об этом я говорил выше, обсуждая идеографические аспекты). Эта работа должна носить чисто конструктивистский практический характер – переписывание книг, входящих в число самых читаемых и общеупотребимых, в первую очередь учебников, а также детских книг, а также комментарии, сноски и примечания к авторским книгам (художественная литература или научные труды)
5) Сознание и совесть. Про работу с этим материалом можно сказать одним словом – необходимо покаяние. Но это принципиальное и завершающая часть десоветизации. Мы должна принять на себя ответственность за все «советское» и пообещать, в первую очередь, самим себе, никогда к этому не возвращаться. Уловки и увиливание в этом отношении состоят в том, чтобы взвалить ответственность за преступления и ошибки советской власти на кого-то другого, например, на оккупантов или на русских. Если мы пойдем по этому пути, мы не избавимся от «советского» в себе, в беларусах, в нации. То же самое, если мы просто не признаем, проигнорируем преступления и ошибки советской власти.
Я не могу претендовать на полноту описания содержания и структуры десоветизации. В той или иной степени я обозначил топику или парадигму того, что я понимаю под десоветизацией. Обсуждая отдельные аспекты, я также касался того, зачем и для чего десоветизация нужна, т.е. ее прагматики. За пределами данного текста остались вопросы собственно технологии, того, как и каким образом десоветизацию проводить. Однако частично вопросы технологии я буду поднимать в другом своем докладе во втором кластере нашей конференции, где речь пойдет об экранных технологиях в рамке десоветизации. В целом же технологические аспекты я считаю целесообразным обсудить на следующей конференции, темой которой стала бы позитивная часть общего процесса в паре «деинституционализация - институционализация». Но для того, чтобы сорганизоваться и сподвигнуться на следующую конференцию с формальной темой «институционализация», мы должны определится с содержательным наполнением. Одно дело – если мы определимся с тем, что логическим продолжением десоветизации Беларуси будет беларусизация всех сторон и аспектов организации жизни и деятельности людей, тогда тема следующей конференции будет «Беларусизация», или может быть христианизация, или что-то из этого разряда, скажем, более размытые – вестернизация или европеизация. Другое дело – если мы не сможем об это договориться. Правда, если мы не договоримся о позитивной части двуединого процесса «деинституционализация – институционализация», мы не сможем реализовать и негативную.
Чтобы проводить десоветизацию, мало знать, отчего мы уходим, нужно иметь сколь-нибудь отчетливое впечатление о том, куда мы идем.