Александр. Так, парни, освободите помещение, ваше время истекло. (Помогает им встать. Денису.) Ты, быстро домой! (Вадиму.) Ты- в дом! Все!

Вера Васильевна. Куда ему домой в таком виде! Мне перед его матерью стыдно. Сходил мальчик в гости, называется.

Александр. Тогда оба в дом. Живо! (Толкает их в дом, закрывает дверь.)

Перед женщинами, и без того расстроенными, появляются два, весьма помятых, мужчины. С «ахами» и «охами» их разводят по разным сторонам. Вадима Люда уводит на кухню. Дениса Таня и Анна Степановна уводят в дальние комнаты. Ольга остается одна. Некоторое время она стоит в задумчивости, затем наливает себе бокал вина, садится в свободной позе, положив ногу на ногу, и медленно пьет.

В это время на веранде.

Вера Васильевна. Саша, что ты затеял, он старый больной человек! Что он сделал плохого?!

Александр. Он приставал к моей жене.

Вера Васильевна. Побойся Бога, что ты говоришь!

Александр. Бога пусть боится этот побитый молью ловелас! (Хватает его за воротник и толкает вниз ступенькам). Иди, проспись и забудь сюда дорогу!

Вера Васильевна пыталась встать между мужчинами, но это ей не удается, она останавливается, опустив руки и плечи. Григорий Матвеевич, жалкий, униженный, сбегает вниз по ступенькам и скрывается в темноте, т.к. уже довольно поздно и на улице заметно стемнело.

Александр. Я не понимаю тебя, мама. Устроила в доме приют сирых и убогих. Ходят тут всякие. Я понимаю, что людям надо помогать, но есть же какие-то границы. Он мне сразу не понравился.

Вера Васильевна (тихо, но твердо). Это твой отец.

Пауза.

Александр….Я не понял…ты что-то сказала?

Вера Васильевна уходит. Александр остается стоять в совершенном недоумении. Затем подходит к перилам и закуривает.

Вера Васильевна входит в дом, машинально садится на свое место и застывает, глядя в одну точку.

Ольга (не меняя позы). Какие новости из театра военных действий? (Вера Васильевна не отвечает.) Вера Васильевна, что с вами? Вам плохо? (Встает, подходит к ней.)

Вера Васильевна. Что? Нет, нет, все хорошо… Ты только за Сашей присмотри. Он выпил много и …вообще.

Ольга (поспешно). Да, да, конечно присмотрю, вы расстраивайтесь, все будет нормально.

Вера Васильевна (поднимает голову, пристально смотрит на Ольгу, берет ее за руку). Сядь, Оля. (Ольга садится.) Оля, ты знаешь, я была не очень довольна Сашиным выбором.

Ольга. Этого, Вера Васильевна, нельзя было не заметить. Да я и сама от вас в восторге никогда не была.

Вера Васильевна. Я знаю. …Оля, прости меня, пожалуйста.

Ольга. Вера Васильевна, да что вы, я…у меня никаких претензий… Вы меня тоже простите. За все.

Вера Васильевна. Вот и ладно (целует Ольгу в щеку, Ольга обнимает свекровь).

Из кухни выходят Людмила и Вадим, у которого синяк под глазом и заклейка на щеке.

Вадим. В этом доме, я смотрю, бушуют такие страсти, что у Шекспира не просто выходной, у него длительный отпуск!

Ольга (смерив его оценивающим взглядом). Отпуск, похоже, не только у Шекспира.

Людмила. Мама, Саша с Матвеевичем подрались?

Вадим (усаживаясь на свое место). Не смеши: они в разных весовых категориях. Давайте лучше выпьем за мир и дружбу между народами, а особенно - между соседями и родственниками! (Наливает себе коньяк.)

Входит Александр, его не замечают. Он совершенно другой. Смотрит на Вадима.

Александр. Что ж, давайте выпьем. (Подходит к столу, наливает себе водки). За родственников. (Пьет.) Ты, я понимаю, хочешь стать нашим родственником!? Или я ошибаюсь!?

Вадим (холодно). Нет. Я имел в виду не это. На сегодня уже хватит сцены убого сватовства жалкого женишка. И давайте закончим эту тему раз и навсегда! Милочка довольно взрослая девочка, чтобы самой решать, как и с кем ей жить! (Пьет.)

Александр. Позвольте вам возразить, уважаемый. В сегодняшнем сватовстве самым жалким было положение невесты, которая, как мы видим, остается без места, но с претензиями на «большую чистую любовь». «Любимый» наш, правда, немного женат, и детишек парочка имеется. Только какие это пустяки по сравнению с «настоящим» чувством.

Людмила (запальчиво). Он разводится!

Выходят Татьяна и Анна Степановна, останавливаются в растерянности.

Александр (не обращая на внимания на Людмилу). Я тебя вспомнил. И ты меня должен помнить. Два года назад корпоративный пикничок с шашлычком, а? Ты тогда был нежнейшим и внимательнейшим мужем одной нашей сотрудницы. Всем на зависть и на удивление.

Ольга. А почему я не помню этого пикничка с шашлычком?

Александр (глядя на Вадима). Тебя там не было.

Вадим. Вот именно. Вас там, Оленька, как раз и не было. Я тоже помню, как ты там…терялся время от времени в обществе своих сотрудниц.

Ольга (Александру). В этом месте подробнее, пожалуйста.

Александр ( глядя на Вадима). Я был просто ответственным за пикник, то есть наш отдел был ответственным. Вот все и суетились.

Ольга. Конечно, понятно, чего тут непонятного. А где в это время была я?

Александр (не глядя на Ольгу). Успокойся. Ты в это время находилась в круизе. На пароходике каталась! И твое поведение, включая сегодняшнее, мы еще обсудим. (Смотрит на Ольгу, грозно). Сядь! Помолчи, пожалуйста! Это муж Марины.

Ольга. Какой Мари… ой… (Прикрывает рот рукой, медленно садится.)

Людмила (быстро подходит к брату). Саша, прекрати этот балаган! Разбирайся со своей женой, а в мою…в нашу с Вадимом жизнь не лезь!

Александр (в ярости, хватает ее за плечи и трясет). Ты понимаешь, дура, что у него двое детей, которых еще растить и растить!

Людмила (пытается освободиться). Пусти! На детей алименты положены!

Александр. Алименты будешь получать ты, когда он в очередной раз найдет кого-нибудь помоложе! Понимаешь, дура!

Людмила. Пусти меня!

Таня (быстро подходит к ним). Отпусти ее!

Александр отпускает Людмилу, она прячется за спиной Татьяны.

Людмила. Сам дурак! Что же, теперь ему всю жизнь с нелюбимой мучиться!?

Александр (устало, беззлобно). Нет, теперь он все жизнь будет мучиться с любимой. Дура ты, Людка.

Вадим (молча наблюдавший эту сцену, встает). Все! Мое терпение не бесконечно! Людмила, мы уезжаем! (Людмила быстро уходит и возвращается с сумками). Ну и семейка! Семейка Адамс, по сравнению с вами, - просто Мурзилка! Клондайк для психиатра какой-то! (Идет к двери, на пороге оборачивается). А знаете, я догадываюсь, для чего вас так поспешно собрала ваша матушка. У нее рак, и через три дня назначена операция!

Людмила (роняет сумки, отступает от него). Это неправда.

Вадим (подхватывает сумки). Это чистая правда. Вера Васильевна, я не нарочно, бумаги эти: эпикризы, выписки случайно выпали, я прочел, извините. Я не специалист, конечно, но дела-то серьезные. (Обращается ко всем.). Так что сегодня у вас, господа, что-то вроде репетиции поминок, правда, с песнями и танцами. За сим, прощайте, неприятно было познакомиться! (Людмиле) Ты со мной? (Она закрывает лицо руками). Ну как хотите. (Уходит.)

Людмила (в той же позе). Это неправда.

Вера Васильевна (очень спокойно). Это правда.
З А Н А В Е С.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Та же обстановка, только вместо большого стола - маленький, на котором стоит букет, подаренный Денисом. Букет роз исчез. На диване, под легким покрывалом, лежит Вера Васильевна. На одном из стульев висит пиджак и лежит гармонь Григория Матвеевича. В кабинете в кресле сидит Татьяна и читает знакомые нам эпикризы и выписки. На веранде молча курят Ольга и Людмила.

Людмила. Спасибо тебе.

Ольга. За что?

Людмила. За то, что нотаций мне не читаешь.

Ольга. А ты в них нуждаешься?

Людмила. Оля, что теперь будет!? Как мы без мамы!?

Ольга. Это тот самый случай, когда от нас мало, что зависит, вернее, ничего. А жить без мамы все равно когда-нибудь придется. Хуже, когда наоборот: маме приходится жить без детей.

Людмила. Ты так легко об этом говоришь!.. Хотя, конечно, ты же ей не дочь.

Ольга. Во-первых, у меня тоже есть мама, а во-вторых, я очень хочу, чтобы у Алешки была бабушка, а у Саши мать.

Людмила. Ты его любишь?

Ольга. Кого?

Людмила. Сашу.

Ольга. Почему ты спрашиваешь?

Людмила. Интересно.

Ольга. Тебе интересно, чтобы я сделала, окажись на месте жены Вадима?

Людмила. Да нет, я так просто спросила.

Ольга. Убила бы.

Людмила. Кого?

Ольга. Пока не знаю. Не решила еще.

Людмила. Понятно. (Молчание). Оля, а ты мне кто?

Ольга. Невестка, а что?

Людмила. А я тебе?

Ольга. А ты мне - золовка.

Людмила. По родству - это как?

Ольга. По родству это так: лучше деверя четыре, чем одна золовушка. Деверя у меня нет, потому что нет у мужа братьев, а золовушек аж две. Видишь, как мне в жизни повезло.

Людмила. Оля, как мне плохо, ты не представляешь! Жить не хочется!

Бросается Ольге на грудь.

Ольга (прижимает ее к себе). Ты это брось! У слов, знаешь, какая сила! Вот услышат там (поднимает глаза к небу), что кому-то жить не хочется, быстро приберут. Все пройдет, все сгладится, вот увидишь.

Людмила (рыдая). Нет, нет, нет!

Ольга (Усаживает ее на скамью) Вот что, давай-ка мы с тобой, пойдем сейчас в машину. Посидим, потолкуем. У меня там коньячок заныкан. Думаю, это то, что тебе сейчас нужно.

Людмила. А как там мама?

Ольга (загляну в дверь, шепотом). Спит!

Людмила (утирая слезы). Тогда, пошли. (Уходят.)

Татьяна, просмотрев и перечитав много раз все бумаги, сидит в глубокой задумчивости.

Таня. Господи, прости меня за то, что я никогда не молилась тебе и не знаю ни одной молитвы. Прости меня за все плохое, что я сделала в жизни, прости, что я хотела развестись с мужем, прости за все - за все. Прошу тебя об одном: пусть она выживет. Пожалуйста.

Некоторое время сидит неподвижно, затем подходит к двери, заглядывает в комнату, убедившись, что Вера Васильевна спит, тихо закрывает дверь, берет журнал и начинает читать. Из дальних комнат выходит Александр, осторожно ступая, проходит мимо матери, собираясь попасть на веранду, но она окликает его.

Вера Васильевна. Саша.

Александр. Ты не спишь!?

Вера Васильевна (садится). Сядь, посиди со мной. (Александр садится рядом с матерью, некоторое время они молчат.) Ты ни о чем не хочешь меня спросить?

Александр (жестко). Я даже не знаю, с чего начать спрашивать.

Вера Васильевна (немного помолчав). Как ты думаешь, отчего люди болеют? Я не имею в виду детей, их болезни для меня загадка.

Александр (мрачно). Не знаю. Говорят, болезни даются за грехи. Кто грешит много, того Бог наказывает.

Вера Васильевна (грустно улыбнувшись). Договоримся так: я разговариваю не с обиженным мальчиком, а со взрослым, все понимающим человеком. (Немного помолчав.) Я, когда узнала о своем диагнозе, сначала очень испугалась и растерялась. Потом думать начала, почему именно со мной это случилось. В церковь пошла, в монастырь съездила. С Анной ездили. Дай ей Бог здоровья, очень она меня тогда поддержала!

Александр. Мы бы тоже тебя поддержали, если бы знали

Вера Васильевна. Успеете еще. Придет и ваше время. (Немного помолчав.) Не Бог нас, сыночек, наказывает, сами мы себя наказываем. Он как отец говорит нам, малым детям: туда не ходи, там огонь – обожжешься, а там вода – можно утонуть. Это в заповедях его записано. Но мы упрямые. Вот и обжигаемся, тонем, пропадаем. Один монах сказал мне, что умирающие от онкологии, попадают в рай. Значит, прощаются им грехи! Я думаю, не из-за тяжести болезни, а из-за ее причины. «Рак – не прощенная обида» - сказал он мне. Это глубокая незаживающая рана. Наши беды в постоянном чувстве вины, а также унынии. Все это грехи, но кто бросит в нас камень?

Александр. Кто тебя обидел так сильно?

Вера Васильевна. Начнем с того, что я родилась в лагере.

Александр (удивленно смотрит на нее). Какой лагерь, мама, ты же родилась после войны!

Вера Васильевна. Так я не в немецком, я в советском лагере родилась.

Александр. Мама, ты меня пугаешь!

Вера Васильевна. Я сама испугалась, когда узнала. Родила меня восемнадцатилетняя девчонка. Она умерла сразу после родов, настолько была слаба.

Александр. Мама, постой, у меня сейчас голова лопнет! За что в советский лагерь попала девочка в восемнадцать лет!

Вера Васильевна. Она туда попала еще раньше. У меня есть документ о ее реабилитации: 58 статья. Почитаешь потом. Обычная статья для того времени. Теперь я хорошо это знаю. Родилась я в бараке, и меня хотели выбросить в отхожее место, но нашлись добрые люди, оставили. Потом детский дом, которого я совсем не помню, затем женщина, которая взяла меня на воспитание. Она тоже была в том же лагере, освободилась и удочерила меня, как обещала моей маме. Почти до самой своей смерти она хранила эту страшную тайну. Я очень благодарна этой женщине. Сейчас, с высоты, так сказать, своего возраста, понимаю ее, но тогда… Я так стыдилась нашей бедности и тем, что моя мать пьет. Да, да она пила…но это была не вина, а беда. (Пауза). А теперь представь: мне восемнадцать, так хочется радости, любви, ласки, которой мать меня не баловала! И вот он – красивый, веселый, разбитной, старше меня почти на десять лет. Ему бы жениться пора, а он все на гитаре играет, девок завлекает, они от него сума сходили. Как не влюбиться в такого!

Александр. Это ты о ком?

Вера Васильевна. О твоем отце. Это сейчас у него гармошка, да и то чужая. А тогда…Он любую мелодию мог на гитаре подобрать! Какая девчонка в таком возрасте могла устоять?! Я для него на все была готова! И когда он внимание на меня обратил, думала, умру от счастья. Не умерла. Счастье было слишком коротким. Засобирался он на Север за длинным рублем. Все мечтал о богатстве несметном и укатил за ним в один прекрасный день.

Александр. Уехал и с тебя одну оставил? Беременную!

Вера Васильевна. Нет он меня не одну оставил. Нас таких дурочек много было. А о беременности своей я позже узнала. Вот тогда чуть от горя и страха не умерла. Городишко маленький – стыда не оберешься, а самое горькое сознание, что не любил он меня никогда.

Александр. Мама, я не верю! Это не про тебя!

Вера Васильевна. Мне сейчас и самой так кажется. Только так было. И если сказать правду, то он был единственным мужчиной, которого я любила.

Александр. А отец!...Сергей Михайлович как же?

Вера Васильевна. Сергей Михайлович – это подарок судьбы для меня, да и для тебя тоже. Я, когда от позора перебралась в соседний городишко, на стройку пошла моляром-штукатуром, он мастером был. Молодой, холостой, симпатичный такой. Девчонки за ним увивались, а он такой строгий был, правильный. Я в своем отчаянном положении ничего вокруг не замечала, а девчонки уже хихикать, острить начали, что вот, мол, пигалица какая-то, такой айсберг растопила.

Александр. Ты ему сказала…обо мне?

Вера Васильевна. Сказала. Думала, откажется он от меня, и придется мне искать новое пристанище. Я ведь тебя рожать собиралась при любых обстоятельствах. Думала, вот вернется Гришка, а у него уже сын…ну или дочь уже взрослые. Видишь, какая глупая у тебя мать. Была. А Сережа меня «выходил», что называется, «измором взял». Сказал, что я ему всякая нужна, даже беременная. Как говорится, прикрыл грех. Если бывают настоящие мужики на свете, то это он! И он отец твой настоящий, он тебя из роддома вынес и вырастил, и образование дал. Это я всю жизнь боялась, как бы он тебя не обидел. Я жалела тебя больше девчонок! Теперь понимаю, как Танюшке обидно было. Кругом я перед вами, перед детьми своими, виновата!

Александр. Я понимаю, что Татьяне досталось, она и Людку нянчила и училась неплохо. Перед Людмилкой–то уж точно никто не виноват. Все ее очень любили.

Вера Васильевна. Я виновата. Не было бы у нас Людмилки, если бы не случай. Пойми, вас двое. Жизнь хоть и нелегкая, но как-то устроилась. Возраст уже вроде не тот, чтобы рожать. Вот я на аборт и собралась. А накануне вижу сон: подходит к нашей калитке женщина. Молодая такая и вроде незнакомая совсем, а я ее помню. Я говорю, проходите, мол, чего у калитки стоять. Она головой так помотала, что не войдет. А сама так смотрит на меня и улыбается. Сколько я в жизни улыбок видела, а эту не забыть и не передать даже. Грустная она такая, и в тоже время с такой любовью на меня смотрит… Мне вроде и жутковато как-то и хорошо. А она говорит: « Ты на аборт не ходи. Этого ребенка я помогу тебе вырастить!» И исчезает уже, как в тумане. Я успела крикнуть: «Кто ты?» Именно «ты» сказала. А она говорит: «Я мама твоя». Как после этого Людмилка не могла появиться?! И правда, сколько она нам радости принесла!.. Сейчас, я думаю, она обожглась сильно, но это тоже неплохо. Лучше такое в молодости пережить. Потом легче будет. Вторая кожа нарастет. Ты только не ругай ее больше и не оставляй, если меня не будет.

Александр (берет ее за руку). Не надо об этом. (Помолчав.) А этот…как его… фамилия у него есть?

Вера Васильевна. Фамилия у него Сидоров. Григорий Матвеевич Сидоров. Появился тут недавно, такой жалкий: ни кола ни двора не нажил. Я его сначала только по «ФИО» и узнала. Потом разглядела. А он меня не узнал.

Александр. Как не узнал?

Вера Васильевна. Да так! Сколько у него таких «верок» было!? Да и дети, наверное, где-то есть. Никого не вырастил, никому своей фамилии не оставил! Даже пенсии приличной не заработал. Мы помочь ему хотели, разослали запросы, куда могли, чтобы собрать весь его рабочий стаж, да что-то не очень получается. (Пауза.) Я бы эту тайну с собой в могилу унесла, как Сергей, да видно нельзя было. Когда ты так его…Разве это по-божески. Грех смертный с родителями плохо поступать. Я хочу, чтобы у тебя все хорошо было. Пусть это будет нашей с тобой тайной. Он о тебе не знает и не узнает никогда, а ты не бросай его, если что…похорони по-человечески. Ладно? Прости его за все и меня тоже.

Вера Васильевна обнимает сына. Он встает перед ней на колени.

Александр. Это ты меня прости.

Таня (выходит из комнаты с журналом в руках, останавливается у двери). Можно? Мама, почему ты такой псевдоним взяла: Вероника Воронова?

Вера Васильевна. Почему псевдоним. Это мои настоящие имя и фамилия. Воронова- фамилия моей мамы, Марии Александровны Вороновой, и Вероникой назвала меня она.

Александр (садится рядом с матерью). Какая такая Воронова!? Вы уморить меня хотите.

Таня (подает ему журнал). На, почитай, здесь мама все о себе рассказала. Писательница она у нас.

Александр берет журнал, внимательно разглядывает.

Вера Васильевна. Может, я бы и стала писательницей, если бы жизнь сложилась по-другому. А это (кивает на журнал), просто желание высказаться. У меня за эти годы столько горя, обиды накопилось, и своей и чужой… думала, разорвусь, если не поделюсь с кем-то.

Таня. По-моему, поделилась удачно, только это ужас какой-то!

Вера Васильевна. Этот ужас меня и съел, даже не заметила как.

Таня. Не съел, не дадим мы тебя съесть!

Вера Васильевна. Это уж как Господь распорядится.

В это время на веранду поднимаются Анна Степановна и Григорий Матвеевич.

Анна Степановна. Ты тут подожди, я вынесу. (Григорий Матвеевич кивает, присаживается на скамью. Анна Степановна стучит и, не ожидая приглашения, входит.)

Можно?

Вера Васильевна. Заходи, Степановна, проходи, садись.

Анна Степановна. Да я тут собственно по просьбе…(Переходит на полушепот.) Матвеич меня попросил гармошку и пиджак забрать. Гармошка-то чужая.

Вера Васильевна. А чего сам не пришел?

Анна Степановна. Стесняется. (Шепотом.) Он тут (показывает на дверь), заходить боится.

Александр. Кого боится, меня?

Анна Степановна (сердито). Тебя, кого же еще!

Александр (встает, идет к двери, открывает ее, Григорий Матвеевич вскакивает.) Ты, Матвеич, чего под дверью, как нищий родственник пристроился, заходи, давай!

Григорий Матвеевич (плохо соображая, что происходит, боком проходит в комнату, на ходу оправдываясь.) Да я тут… гармошка-то не моя…так получилось.

Александр. Ладно, хватит кудахтать. Садись. (Подает ему стул, Григорий Матвеевич присаживается на край стула). Беда у нас, Матвеич, понимаешь.

Григорий Матвеевич (осторожно). Слышал…Степановна говорила. Понимаю. (Вздыхает.)

Анна Степановна (садится). Как дела-то у вас?

Вера Васильевна. Вот сидим, рассуждаем о болезнях. Пришли к выводу: жить надо хорошо, всех прощать и радоваться жизни! Кто бы только научил так жить!

Анна Степановна. Не сегодня сказано: все болезни от нервов. (Понизив голос.) Правда, и от удовольствия бывают. (Очень серьезно.) Что делать-то будем, ребятушки?

Вера Васильевна. Что тебе делать, мы уже решили. Дети тоже знают. А остальное…не знаю. Как тут без меня,… Все так неожиданно.

Входят Людмила и Ольга.

Людмила (возбужденно). Вы, наверное, будете смеяться, но я знаю, что надо делать!

Александр (устало). Что? Смеяться мы, точно, не будем.

Людмила. Мама, ты ела сегодня освященное яблоко?

Вера Васильевна. Нет.

Людмила. Так надо съесть! Я слышала, что эти яблоки помогают именно во время болезни, только надо их съесть с глубокой верой в выздоровление. ( Решительно подходит к буфету, отбрасывает салфетку. Яблок на блюде нет. Она беспомощно оглядывается.) А где яблоки…? Их было много, я помню.

Все молча переглядываются.

Григорий Матвеевич (радостно). Так у меня есть! (Роется в карманах брюк, ничего не находит, растерянно.) Было же… батюшка, отец Михаил, меня угостил, я в карман…Да не в этот карман-то, балда. (Встает, подходит к стулу, на котором висит пиджак, достает из кармана яблоко.) Вот оно!

Людмила (берет у него яблоко). Вот спасибо! Вымыть надо.

Анна Степановна. Бог с тобой, какое вымыть! Освященное ведь!

Людмила. Тогда, мама, съешь так. (Протягивает Вере Васильевне яблоко.)

Таня (перехватывает его). Нет! Будет мама есть за свое здоровье, как же! Она только о нашем здоровье заботится. Нельзя ей доверять.

Выходит заспанный, «помятый» Денис. Смотрит на окружающих непонимающим взглядом. Встряхивает головой.

Анна Степановна. Выспался, милок?

Денис. Кажется.

Анна Степановна. Помнишь, чего тут учудил?

Денис. Кажется.

Анна Степановна. Креститься надо, когда кажется. Я бы на твоем месте…

Денис (перебивает). Не надо, тетя Аня, и так тошно… Я извиниться хочу.

Вера Васильевна (очень по-доброму). За что?

Денис. За все.

Александр. За сватовство?

Денис. Нет, за это – нет! За все остальное, простите меня, пожалуйста, я так больше не буду.

Александр. Ладно, и на том спасибо, садись. (Денис садится на стул.)

Таня. Я придумала. Мы сейчас разрежем это яблоко на…(оглядывается), раз, два, три, четыре…на восемь кусочков и съедим с одним пожеланием: здоровья нашей маме! (Прижимает руки с яблоком к груди, поднимает глаза к небу.) Господи, помоги! (Ставит блюдо из-под яблок на стол, кладет яблоко. Уходит на кухню, возвращается с ножом, режет яблоко на восемь частей. Все молча наблюдают за происходящим.) Подходите, берите по кусочку, только пока не ешьте!

Первым подходит Александр, затем Людмила, Ольга, Анна Степановна, смущаясь походит Григорий Матвеевич. Все берут по кусочку, отходят, никто не садится.

Денис. Мне тоже можно?

Таня. Нужно! (Денис подходит, берет свой кусочек. Татьяна подносит блюдо матери.) Это тебе, мама. А это мне. (Ставит блюдо на стол.) Теперь всем надо сесть, как перед дорогой.

Все рассаживаются, при чем так, что рядом оказываются Людмила и Денис, Александр и Григорий Матвеевич. Татьяна садится рядом с матерью, с другой стороны – Анна Степановна. Ольга рядом с Татьяной. Александр, стараясь незаметно, разглядывает Григория Матвеевича. За ними внимательно наблюдает Вера Васильевна, она улыбнулась, слушая их разговор. Денис бросает на Людмилу влюбленные взгляды, она старается их не замечать.

Александр. Ты… отец, прости, если что не так.

Григорий Матвеевич. Это вы меня простите, Александр Сергеевич! Неловко вышло.

Александр. Забыли! Если что понадобится – обращайся. (Григорий Матвеевич кивает.)

Вера Васильевна. У меня просьба к вам: не ругайте Вадима. Он сегодня очень меня выручил. Я никак не могла решиться рассказать правду, а он смог. В данном случае форма не имеет значения.

Денис (тихо Людмиле). Что случилось-то?

Людмила (не глядя на него, так же тихо). Мама заболела.

Денис смотрит на Веру Васильевну, на свой кусочек яблока, слегка пожимает плечами.

Таня. Хватит разговоров! Все сосредоточились. (Закрывает на секунду глаза.) Все!

Все старательно жуют.

З А Н А В Е С
<предыдущая страница