2. УХОДЯЩАЯ НАТУРА

* * *
Облако белобоко.

Белый объём боков.

Вкралось и в нас глубуко

что-то от облаков.
Что-то от этой сини,

от облаков благих.

Словно плывём мы с ними

до берегов других.

Облюбовали боги

и облекли в века

синие эти дороги,

белые облака.

1988 г.

Пульсар
В мирозданьи –

рожденья

и смерти.

Век живём,

а приходим на час.

Вы часы свои с вечностью сверьте –

каждый миг уже вечен для нас.

Гаснут звёзды,

а свет

сквозь

потёмки

к нам

идёт

ещё

тысячи

лет!
Вам, сверхдальние наши потомки,

я

стихи

излучаю

как свет.

13 декабря 1987 г.

* * *

Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы, –

С раскосыми и жадными очами!

А. Блок
Муза, муза, туман отстелился.

Проницая века без цепей,

я не спился и не застрелился,

и живу по скрижалям степей.

Уцелев при развале Союза,

как в полынной степи истукан,

моя добрая старая муза,

за тебя подымаю стакан.

Всё и вся, и везде развалилось!

Разъярилось ворьё и хамьё.

Половина страны разорилась.

Не забыла ты сердце моё.

Потому что – какие тут споры –

звездопевной вселенной звеня,

не для этой вот бешеной своры

ты плескала мне в сердце огня.

Казино, кабаре и канканы

с золотым отупелым тельцом –

гибнет всё!

Но стоят истуканы

с понимающим вечность лицом.
Говорю, что под стать истуканам,

обернувшись лицом на зарю,

я встаю и стою со стаканом,

в честь тебя я стою, говорю.

Воскреплюсь этой яростной крепью,

восхвалю этот пламенный яд

и над скифской недрёманной степью

устремлю крепкокаменный взгляд.

Применяясь к шакальему вою,

я во мраке кляну этот вой:

я по пояс уже под травою.

Но по пояс ещё над травой.

Свищет ветер в степи, как тетивка.

Ковыли!

Облака как столпы.

Муза, муза, степнянка и скифка,

отняла ты меня от толпы –
подняла над толпой – истукана,

и толпы истукан не тупей.

Муза, пью за тебя из стакана

всю ковыльную горечь степей.

11 марта 1995, 2008 гг.

* * *
Быть знаменитым некрасиво.

Борис Пастернак
Красиво быть незнаменитым,

забытым и судьбою битым.

Я счастлив – я не знаменит!

И слава вслед не семенит.

Незнаменитым быть приятно.

Под локоть не берут приватно

и панибратски на пиру

не приближают ко двору.

Незнаменитым быть красиво.

В моей глуши стоит крапива,

разлапистые лопухи

так лопоухи и тихи!

Стихи мои не знамениты,

но крепко сбиты. И сумей

хотя бы слово замени ты

вот в этой же строфе моей.

Незнаменитым быть – отрада.

Судьба моя – моя награда.

Другим ничем не знаменит.

Звезда моя меня хранит.

Комедия почти финита.

Трагедия в канве судеб.

Жизнь вообще не знаменита.

Как летний дождь. Как честный хлеб.

5 ноября 2006 г.

Мои стихи, мои учителя

Владимиру Воронину
Я делаю стихи. Они меня

воссоздают. В них есть меня частица.

От них мне никогда не откреститься:

мол, я не я и вы мне не родня.

Они мои! И этим хороши.

В них узнаю свой острый глаз и сметку.

Ведь вкладывает даже в табуретку

мастеровой большую часть души.

И пусть кого-то греет элитарность.

Скакать я не приучен по верхам.

Мне дорога моя утилитарность:

как воздух нужен я моим стихам.

В них глубина моя и обалдуйство.

Но и во мне огонь их обалдуйств.

И без меня они не обойдутся,

как я без них уже не обойдусь.

При блеске звёзд и треске фитиля,

при солнце и ночном свечном огарке

они даны мне небом как подарки –

мои стихи, мои учителя.

10 января 2008 г.

* * *
Строчка рыхлая и строчка,

и ещё, ещё. Стихи.

Нет огня в них, кипяточка.

Оттого они плохи.
Вы бумагу пожалейте

и попробуйте сперва

ну хотя б сыграть на флейте.

Это вам не дважды два.

Это Божий дар. Везуха.

Изнурительный тренаж,

прежде чем за гранью слуха

бездны духа передашь.

Мы не боги тут. Но часто

посреди гульбы, пальбы

у поэта нет начальства

кроме слова и судьбы.

В выкладке любых тематик

о добре или о зле

лирик, словно математик,

точен в слове, как в числе.

Стих не блещет позолотой,

а пьянит живым огнём,

если с точностью до сотой

слово высчитано в нём.

Бросьте ваш туман и рифмы.

Не морозьте чепухи.

Потрудней, чем логарифмы

настоящие стихи.

23 января, 15 июня 2008 г.

ГРОЗА
Сел на камень, ноги свесил в речку.

Вижу: разгорается гроза

и швыряет в огненную печку

молнии,

слепящие глаза.

Резкий

беглый

гром

трещит

дуплетом.

Вижу: тучи чёрного полны,

и в реке блестят тревожным светом

влажные литые валуны.

Воздух полон мрака и удушья.

И сквозь ливень хлынувший

в меня

хлещут электрические ружья

залпами и ветками огня.
1 мая 2005 г.

НЕСТАБИЛЬНОСТЬ

Подозрительны мне да и странны

кто стабилен в стабильном краю.

Не люблю я стабильные страны.

Нестабильную дайте мою!

Дайте ненависть, любвеобильность.

Камнем в пропасть и в небо орлом.

У кого постоянно стабильность,

у того и дебильность при нём.

Без глупца был бы мир наш бессилен

разглядеть и семь пядей во лбу.

Я живой. Потому нестабилен.

А стабилен лишь мёртвый в гробу.

26 июня 2009 г.

* * *
Когда созвездья блещут в небосводе,

я признаюсь при мертвенном огне:

гармония присутствует в природе

лишь если есть гармония во мне.
А так – он дик, дремуч и своенравен,

косматый космос, косный и слепой.

Он сам в себе. Он ничему не равен.

И правит нами и самим собой.

И в том как бездна звездная повисла

и как в своей несметности царит,

ни разума, ни тайны нет, ни смысла,

пока с ней сердце не заговорит.

Когда один выходишь на дорогу

в безмерную мерцающую тьму,

тебе пустыня внемлет, словно Богу,

разверзнутая всем и никому.

18 апреля 2009, 2011 гг.

МУРАВЕЙ
Лист плывёт – упал в бассейн,

когда дунул суховей.

По нему, семьёй посеян,

пробегает муравей.

Муравей – formiсa rufa –

по-латыни, вспомнил я.

Обыскалась, видно, друга

муравьиная семья.

Суетится, бедолага,

ткнувшись в мокрый край листка.

А вокруг большая влага

широка и глубока.

Хорошо хоть чужд он мистик

и не может знать того,

что остался только листик

в этой жизни у него.

Я, жилец малоизвестный,

homo sapiens простой

тоже тщусь пред чёрной бездной,

перед вечной пустотой.
16 сентября 2008, 2011 гг.

ПОДСНЕЖНИКИ

Они за мной из-под снега подслеживали,

сами, как снег, холодны и чисты.

Я тебе в город принёс подснежники –

лицом в их свежесть уткнулась ты!

Во мне не осталось былой угрюмости.

Меж сердцами сомкнула мост

весна в зелёной прозрачной рюмочке

с жёлтыми рыльцами белых звёзд.

Вечное средь суеты и поспешности –

тихие маленькие подснежники.

6 апреля 2011 г.

ПАДАЕТ С ТОПОЛЯ ПУХ

Падает

с тополя

пух

снегом над росной полянкой,

белит разлапый лопух

с мягкой ворсистой изнанкой.

Клейкая плещет листва,

глупая и молодая.

Кругом идёт голова

в солнечной яркости мая.

Радугой росы блестят

в миге от скорого лета.

Полон распахнутый взгляд

зелени, сини и света.

Глушь – чтоб была хороша

и вдохновенье дарила –

ты, моя птица-душа,

разом одухотворила.

Дышат тобою одной

трепетность и быстротечность.

А без тебя под Луной

только пустыня и вечность.

Ветреный ход облаков

соединяешь ты с тайной –

майского мига веков

краткий свидетель случайный.

28 марта 2011 г.

ЗНАК
Мирно женщины сидят с детскими колясками –

знак, чтоб полчища солдат затворами не лязгали.
26 июня 2010 г.

* * *
В Лондоне, Одессе и Ванкувере

родственники близкие живут.

И по скайпу вечером воркуем мы,

позабыв про быстрый бег минут.
Одесситы, лондонцы, ванкуверцы,

Бог не выдаст вас – свинья не съест.

Задушевно с вами нам воркуется

из тмутараканских наших мест.

И в Канаде, Великобритании,

в Украине и в Бишкеке в кайф

происходит русское братание,

правда, виртуально, через skype.

Расстояньями любовь обкрадывается.

Всех пораскидала нас судьба.

И свиданье наше всё откладывается,

очень может статься, навсегда.

И глядим мы в лица ненаглядные

на экранах, словно бы в кино.

До общенья ненасытно жадные

люди, разлучённые давно.

8 марта 2011 г.

РАЗГОВОР С ФИНИНСПЕКТОРОМ

– Скажи-ка, дядя, ведь недаром

инспекция взялась пожаром?

– Как вспомню, верится с трудом!

Уже по городу, как мухи,

ползли назойливые слухи,

что толпы взяли «Белый дом»,

сгорела генпрокуратура.

Но такова моя натура,

что не по вкусу ей халтура.

И я сидел в конторе хмуро

и славил родину трудом.

Финансы штука непростая.

Они романсы не поют.

Но тень у нас царит густая

там, где нашли они приют.
– Ты их вытаскивал из тени?
– Да ты совсем, браток, не в теме.

Я лишь инспектор, не сыскарь.

В тот день влетают восемь харь,

все в чёрных масках, с «калашами»,

и с ходу нам: «Уйдёте сами?

Или с конторой всех спалить?»

Они бензинчик стали лить,

а мы, конечно, дали ходу,

давясь, по узкому проходу.

Всем, извини, хотелось жить!

Едва мы выскочили кучно,

как за спиной рвануло звучно,

и пламя гулко загудело.

И я стоял, и обалдело

глядел, как «красный петушок»

в конторе мечет гребешок.

И занялось, и полыхнуло,

и чёрной гарью потянуло,

и небо в дыме потонуло,

и жаром шугануло нас.

Я в стороне торчал понуро,

лишившись заработка враз.

– В районе много нуворишей?
– И все они, браток, под крышей.

Инспекция им – в горле кость.

Теперь анархия в районе.

Концы в воде...

– А ты в загоне...
– В карманах ветер, в сердце – злость.

Как справлюсь я с таким ударом?

Недаром, нет, браток, недаром

огнём всё это занялось.

– Скажи-ка, дядя...
– Что резинишь?

Сказал бы – лучше помолчу.

А то сболтнёшь чего – и сгинешь.

А я пожить ещё хочу...

– А «финн инспектор Бабкихаппала»?
– He брал. Спокойно вижу сны.

Мне в мой карман исправно капало

из нашей тощей госказны.
10 февраля 2011 г.

* * *
В Бишкеке, где весной цветёт урюк,

в подоблачной долинной панораме

все улицы, летящие на юг,

венчаются высокими горами.
Без моего Бишкека мне каюк.

Вернее, без заоблачных громадин

в сиянье ледников. И взгляд мой жаден,

когда он в грани гор вопьётся вдруг.

Тот – любит лес, а тот – степной простор,

тот – шёпот волн. А я воспитан высью.

И потому, как горец, с давних пор

без поднебесных гор себя не мыслю.

18 февраля 2011 г.

* * *
Схолодали закатные дали.

Обступила плотней тишина.

Краски вечера поувядали.

Сизой дымкой округа полна.
Талый снег покрывается коркой.

Надвигается тьма на село.

Только облачко рдеет над горкой,

за которую Солнце ушло.

11 декабря 2010 г.

СОНЕТ
Все лета ждут – я по зиме тоскую.

Рискую быть непонятым. Из всех

лишь я зову в просторы белый снег

и не приемлю лета ни в какую.
В глуши кукую. Сыплет с тополей

не снег, а белый пух. И всюду вьётся.

И это означает: остаётся

смириться. Дальше будет всё теплей.

А о былых снегах не сожалей.

Минувшего отрадней перспектива.

Неведомое нам всего милей.
Все лета ждут – я зиму жду строптиво.

Мне белый снег – что нб сердце елей

в морозный день среди пустых полей.
30 мая 2006 г.

* * *
По стреляющему трещинами льду,

в толстых вязаных носках на босу ногу,

к полынье, во льдах чернеющей, иду.

И дошёл, нырнул и выплыл, слава Богу.
Здесь экстрим на горной речке в январе,

лёд, как лезвия, босые режет ноги.

И стоят деревья в ярком серебре

вдоль реки и вдоль заснеженной дороги.

Но я опытный купальщик, и носки

шерстяные надеваю, и перчатки,

чтобы лёд колоть, сплавлять его куски

и порезов избежать уже в зачатке.

Мне жена перчатки эти собрала,

эти толстые носочки, как две печки,

чтоб сама она спокойная была,

чтоб я цел и невредим вернулся с речки.

Окунаюсь, выбираюсь, невредим –

обжигает жаром кровь невероятно,

и окутывает пар меня, как дым,

и по льду в носках я шлёпаю обратно.

И опять стреляет трещинами лёд.

Поспешаю, чтоб носки не прикипели.

И душа ликует, просится в полёт

после жгучей окрыляющей купели.

А повсюду стынут белые снега.

Под снегами каждый куст подобен чуду.

И минута эта сердцу дорога,

и на сердце белоснежно, как повсюду.

16 января 2011 г.

* * *
Успокой моё сердечко,

нетревоженная тишь,

промороженная речка.

Я люблю, как ты журчишь.
Как вгрызаешься ты трудно

в ледяные берега,

как мерцает изумрудно

на струе твоей шуга.

Окунусь в твою остуду,

в обжигающую течь.

И уйду, и не забуду

наших пылких зимних встреч.

Пока сердцем не остыну

будем вместе мы всегда –

ты, летящая в долину,

я, спешащий в города.

30 декабря 2010 г.

ШУГА
Шуга в реке, нырнёшь – шумит в ушах,

шуршит шуга и шумом глушит уши.

А вынырнешь – и надо сделать шаг,

а то и два через шугу до суши.
Горит морозный воздух голубой,

искристый снег иголки в кровь вонзает.

И вязкая, в тиши шурша шугой,

как чешуёй, река переползает.

14 ноября 2009 г.

* * *
Эта радость мне знакома,

еду с нею налегке:

в пять часов я буду дома,

в полшестого – на реке.
На реке пейзаж просторный,

белый снег на берегу.

Я водой студёной горной

своё тело обожгу.

Тихо сумерки сгустятся.

И омытому рекой

все грехи мои простятся.

В сердце вселится покой.

Галки сядут на деревья,

и у галок на виду,

полный света и доверья,

в шумный город я уйду.

25 ноября 2010 г.

* * *
Тело пропахло солнцем и речкой.

Мысли крылаты

и крылья крепки.

Жизнь ощущается чистой и вечной

возле гремящей горной реки.

Речка

стремится

под резким

уклоном,

быстрый поток говорлив и бурлив.

А вдоль реки и повыше по склонам

розовых каперсов рясный разлив.
Струй леденящих пронзительный иней

ломит суставы до стона. Кругом

заросли мяты и жёлтых патриний

в этом альпийском углу всеблагом.

Ветер и ярость студёной водицы,

свежесть и сыть изумрудной травы.

И махаоны, как райские птицы,

к мяте летят из густой синевы.

Бездна небес

и реки быстротечность,

лбы валунов, ледяная вода –

это и есть звездоглазая вечность.

С нами на миг

и без нас навсегда.

30 августа 2008 г.

ЗАТИШЬЕ
Вытягивают по-детски шейки субтильненькие,

на каждой по аккуратной стриженой голове,

пуховые

одуванчики –

матовые

светильники

в зелёной густой траве.

Их коротки мгновения –

перелетят в века

от первого дуновения

майского ветерка.

3 мая 2011 г.

ЭКЛОГА – XXI

Говорит пастух пастушке

на опушке возле пушки:

– Когда вышел я в дорогу

по стране и по войне,

думал я потрафить Богу,

а потрафил сатане.

Я без шума и без крика

положил своих врагов.

Но в бряцании блицкрига

нет благого, нет богов.

И пастушка пастуху

говорит как на духу:

– Ты остыл к крестам и ригам,

позабыл родимый дом.

Обуян ты был блицкригом,

был ты дьяволом ведом.

Нет в раскаяниях блага.

Нет огня в твоей золе.

И тебя избавит плаха

от терзаний на земле.

Нет печальнее эклог.

Видит дьявол. Видит Бог.

16 декабря 2010 г.

ИНТИМ
Демонстративны силиконы

из безразмерных декольте.

И толпы пагубно влекомы

к бесстыдной этой наготе.
А, собственно, откуда знать им,

что я пленён совсем иным –

когда объёмы скрыты платьем,

угадываясь вдруг под ним.

Я помню бунинские строчки

в наскоке рыночных идей:

«А под сорочкою – две точки

стоячих девичьих грудей».

Быть может, я впадаю в ересь,

но есть в ней доля лепоты:

задрапированная прелесть

волнует больше наготы.

Безумия не остановишь

в слепом разгуле естества.

И бюстом Ани Семенович

ночами грезит пацанва.

Держаться б нам устоев древних!

А мы интимного хотим.

Когда-то вырос я в деревне.

Там девки прятали интим.

10 июля 2008, 2011 г.

ВЫ И Я
Вы не можете не видеть

как легко меня обидеть.

А раз вы это видите,

вы меня обидите.
Не могу и я не видеть,

что могу я вас обидеть.

Но раз я это вижу,

вас я не обижу.

26 ноября 2010 г.

NEVER MORE* 

(*Never more (англ.) – никогда)
сила силу сокрушая

демонстрирует размах

сшибка чуется большая

на просторах и в умах

если мысль материальна

то в один прекрасный миг

неотвратно и реально

воплощается в блицкриг

в душах много негатива

позитива ни шиша

оттого и перспектива

далеко не хороша

и однажды может статься

чёрный ворон в глад и мор

нам на шанс в живых остаться

харкнет в душу never more

3 июля 2008 г.

* * *
Завёл меня, и я завёлся,

запрягся, как засел за вёсла,

загрёб не вспять, а супротив,

тем заводившего смутив.
Он, заводивший, был уверен,

что я покладист и умерен,

и что завод его стерплю.

Но я давно себя леплю.

Я не люблю, когда заводят,

без спроса в душу мне заходят.

Я завожусь, как заводной,

на несчитавшихся со мной.

Я жесткий бой даю без правил

тому, кто боя и не ждал,

тому, кто в грош меня не ставил

и заводиться понуждал.

19 октября 2010 г.

ДЖАЛАЛ-АБАД

Витинаю
Нас привезли на хлопок.

На рассвете

мы вышли из вагонов.

На вокзале

встречали нас.

В толпе

бил

бойко

бубен,

играла на дутарах молодёжь

в расшитых ярким шёлком тюбетеях.

Ей помогали длинные карнаи –

из раструбов, расширенных вверху,

отрывистые зычные зигзаги

мелодий андижанских вылетали.

В узорных платьях девушки-узбечки,

ритмично, то ступая на носок,

а то на пятку, двигаясь по кругу,

все в водопаде тоненьких косичек,

для нас творили танец, улыбаясь,

как будто собирали виноград:

их ловкие вертлявые ладошки

взлетали к лицам, словно осевую

обозначая вдоль живого тела,

и головы то вправо отклонялись,

то влево от условной осевой…

И мы, студенты университета,

мы, городские жители столицы,

уставшие от песен и бессонниц

в быту вагонном, от высоких тем,

курили и смотрели, как танцуют

в узорных платьях девушки-узбечки,

и слушали, как бубен бьёт,

дутары

звенят,

карнаи зычные трубят…

Потом всё стихло.

В синеве рассвета

с приездом нас поздравил башкарма…
Нас разместили в поле на кирмане

в тени зелёных тутовых деревьев.

Мы ели плов с айвою – по-узбекски,

смотрели в снежно-белые поля

и слушали седого бригадира

в видавших виды пыльных сапогах,

с камчой, торчащей из-за голенища…
1988 г.

* * *
В чужих краях пойдёшь к посольству

своей отеческой земли.

А птицы вылетят по солнцу

туда, где крылья обрели.
Пускай ты волен, словно птица,

и обладаешь высью лба,

но в край родимый воротиться

тебе бывает не судьба.

Пускай ты спел немало песен,

огнём свободы опалён,

но слишком ты неподнебесен,

бескрыл и слишком приземлён.

А птицам высь своя нужна лишь –

они несут в себе туда

свой курс. Но ты его не знаешь

и не узнаешь никогда.

24 ноября 2010 г.

* * *
Я люблю как сгущаются сумерки,

зажигается звёздный огонь

и сверчок свои смутные зуммерики

посылает в плывущую сонь.
Ночь неслышно и мягко подкрадывается

на сверчковый таинственный скрип.

Зодиак неотступен от градуса

золотых Козерога и Рыб.

Ночь всё ближе и даль всё туманнее.

И пока надвигается тьма,

невозвратней всё дальнее, раннее,

что когда-то сводило с ума.

24 ноября 2010 г.

* * *
Вот и листьев не осталось на чинарах.

В голых ветках стало больше синевы.

Всё как будто бы удачно начиналось,

да плачевно завершается, увы.
Птицы чёрные не улетают в страхе.

Под чинарами, где ржавых листьев хлам,

крылья за спину – как чёрные монахи

руки за спину – и ходят тут и там.

Всюду признаки заката и ухода.

Уходить в свой срок придётся и тебе.

Просто выдалось такое время года –

осень – всюду и в самой твоей судьбе.

19 ноября 2010 г.

ПОКОСЫ
Скосили травы – сено тонким слоем

поверх стерни пестреет у ручья

и пахнет терпким мёдом, ярким зноем

и краткостью земного бытия.
А сверху синева без дна и края

и льётся жар сияющих высот.

Лежат и пахнут пряно, умирая,

тысячелистник, клевер и осот.

Всему свой век, и скошены растенья.

И у покоса грусть меня нашла:

как коротка у них пора цветенья!

Да и моя недолгою была.

Кузнечики стрекочут, вьются осы,

и веет в сердце с вянущей стерни,

что радовали в юности покосы

и горечи полны теперь они.

12 июля 2009 г.

* * *
Заповедь хвалёная

есть на все лады:

ты ведь ел солёное,

так попей воды.
Но придётся с зорькою

о былом тужить –

горькой горечь горькую

кинешься крушить.

В домике со ставнями

жил ты молодым

днями стародавними.
Так напейся в дым!
Тут и выявляется

в поздние года:

жажда – утоляется.

Горечь – никогда.

4 ноября 2010 г.

* * *
Оставьте мне моё. Мне вашего не надо.

Его не жажду я. Моё оставьте мне –

укромный уголок заброшенного сада,

и в нём почти как днём всё видно при луне.
И чтоб сверчал сверчок, и веяла прохлада,

и тени по траве пестрели от листвы.

Оставьте мне моё. Мне вашего не надо.

Мне станет моего. Своё возьмите вы.

5 ноября 2010 г.

А ЛУНА КАНУЛА

(перевертни)
Лун хор грохнул.

А луна как скаканула! И не трогала гор тени. И лун тени не тонули – лунотоп потонул.

«Я с лун, – Хол Е Шен не шелохнулся. – Нуль лун. Луны – нуль. Ищи нуль лунищи!»

Ангел лёг на телополёт. Летел. Летев, светел летел: «Ищи лун нулищи!» А лёг на храм архангела.

Акал Бог: «Облака!» Луны вынул. И луны сынули. Вокал Бог облаков лепо пел. Зело лез манул к лунам, не воя: «Овен!» И лунно. Сон. Нули.

Нули лун. Лунит и нуль. Лунят утянул, и лунята тянули: «А луна канула!»

А мама: «Цыц! Я-то вот я!» И лунят-то оттянули.

И луноход сдох, о нули ударясь. Я рад. У!

Конец сценок. И иголок экологии.
28 октября 2010 г.

НАБРОСОК
Густой бордовый лез нахрапом

и всюду в зелень был накрапан,

на листья, ветви и стволы.

И сумерки из-под полы

ночной

уже густели низом

по паркам гаснущим и сизым.

Сквозь лапы мрачных пихт и ёлок

жглись острия лучей-иголок.

Но и они по одному

с бордовым канули во тьму.

28 октября 2010 г.

ТЕПЛЫНЬ
и к жёлтым бархатцам подпархивает бражник

26 октября 2010 г.

РИМ КАК МИР

(перевертень)
Тесен мир, а Рим несет

толп овал и лав оплот.

Миру Рим и Риму мир,

Риму к нови вон кумир.

Рим как мир, а мир как Рим!

Мир за Рим у мира зрим.

7 октября 2010 г.

* * *
Глянешь и взгляд отводить неохота

от этой неброской земной красы:

на длинных зелёных клинках осота

жемчужины рясной сырой росы.
Дымчатой влагой травища омыта.

Зябкая синь залегла под кусты.

Чистое тихое утро. А мы-то

так же ль душой чисты?

6 октября 2010 г.

* * *
Ощущенье жизни краткой,

как отцветшие сады

и на стеле за оградкой

укрепившейся звезды.
Всё минуло и промчалось,

отгорело, отцвело,

повстречалось, послучалось,

было и произошло.

Спичкой чиркнувшей скатилась,

в бездну канула звезда

и назад не возвратилась.

В камень вбилась навсегда.

Мирозданья и погосты.

Век мгновению сродни.

И горят другие звёзды.

И кипят другие дни.

18 августа 2010 г.

* * *
Жизнь меня гнула и гнобила,

но не сломала, не убила,

а только сделала сильней.

Благоговею перед ней.
Дар быть живым ниспослан небом

с бесхлебьем и насущным хлебом,

чтоб пировал я и говел,

и перед ним благоговел.

22 июля 2010 г.

* * *
Если б спросили: «Как жизнь у поэта?»,

я бы ответил на это:

«Мой друг!

Дышится трудно

и пишется скудно.

В рыночный век

так паскудно вокруг!»

Всех задавила, как спрут, эта проза –

самая страшная в мире угроза.

4 июля 2010 г.

ОСТАНОВКА

Нам было хорошо

в советской обстановке.

В сегодняшний бардак

с убийствами в досыл

я вспоминаю нас на этой остановке:

Никсдорфы с детворой

да мы с тобой, да сын.
Как мирно жили мы!

Как верили мы в завтра!

Сегодня мы с тобой не верим никому,

не верим ни во что, лишённые азарта

жить для родной страны по духу своему.
Весь благодатный юг

бандитами изранен,

разграблен и сожжён.

Прах всюду и зола.

Никсдорфа нет. Жена уехала в Израиль.

С ней дочь. А сын их здесь. Семья была-сплыла.

Нет ни страны,

ни нас -

тех прежних.

В отсвиновке

с дерьмом смешали нас,

пошли на нас войной.

... Всего-то и прошёл я мимо остановки,

где ждали мы автобус той весной.

Под Богом были мы,

остались мы под Богом.

Но стоит наша жизнь

не больше, чем пятак.

И остановки нет

ни бедам, ни тревогам.

И всё вокруг не то,

и всё вокруг не так.

25 июня 2010 г.

НАКЛАДНО

Мотаюсь в общественном транспорте.

Очень хочется стать

пенсионером по возрасту,

инвалидом 1, 2, 3 групп общего заболевания,

а то и вовсе увечным с детства

или дитём до семи лет,

тоже имеющим право на бесплатный проезд.
25 июня 2010 г.

ПАУТИНКА
Непогода поутихла.

И, летя наискосок,

радужная паутинка

прилепилась на висок.
Тянет в небо паутинка:

полетим-ка, полетим-ка!

Волосок высоких радуг,

мне тебя не надо на дух.

Я тяжелый пустячок,

не взлечу, как паучок.

Я иду себе ладком,

воспарить веду попытки,

паутинным проводком

в высь включившись для подпитки.

В синях просверк паутин.

Полетим?
наверно небеса перепортачили

душа и телеса в телепортации
Много у судьбы болот.

Но кончаются болота.

Важно верить в свой полёт,

даже если нет полёта.

17 июня 2010 г.

УЛИЦЫ
иду по бывшей Советской

пересекаю бывшие

Мира

Дружбы

Пролетарскую

Крестьянскую

Колхозную

Совхозную

Гражданскую

Конституционную

Коммунистическую

Двадцати шести бакинских комиссаров

Маркса

Энгельса

Ленина

Сталина

и другие

переименованные

в Милитаристскую

Террористическую

Шовинистическую

Националистическую

Безработную

Мигрантскую

Олигархическую

Нуворишскую

Анархическую

Воровскую

Мародёрскую

Уркаганскую

Тюремную

Криминальную

Вито Корлеоне

Лёньки Пантелеева

Япончика

Двадцати шести бандитских эмиссаров

Беззаконную

Бесправную

Беспредельную

Диктаторскую

Мракобесовскую

Инквизиторскую...
иду
9 июня 2010 г.

* * *
Духовен был я и единокровен

с поэзией. Знал высь её и ширь!

Неровен час – а час теперь неровен –

меня вы подвели под монастырь.
И оттого мой стих болюч и бросок,

что в античеловеческой войне

был хулиган, а стал я отморозок,

каких теперь немало по стране.

Гнобителям Косыгина и Босха,

содравшим с нас три шкуры вдругорядь,

хриплю вам в хари: бойтесь отморозка,

которому уж нечего терять.

14 мая 2010 г.

ШОКоладное

Россия разом в зарубежье нас отторгла.

Но я в восторге от «Восторга» из Мосторга!

«Восторг» Мосторга дарит мне восторг,

чтоб я с Россией сердца не расторг.

Мы дружно разбежались шока ради.

Тот шок горчит в российском шоколаде.

27 мая 2010 г.

ПОЭТ
Где-то под Нижневартовском

Оза листает Playboy.

Что называлось новаторством

оказалось судьбой.
Ты сразу пришёл застрельщиком

в поэтическое совшапито.

На десятибалльных стрельбищах

выбивал все сто.

Пришёл, как раб на галеру,

в жизнь – пастернаковскую сестру.

Свеча твоя почти догорела

на виртуальном ветру.

Пришёл противником тусклого,

поэтому наверняка

в тебе было больше русского,

чем в директивах ЦК.

Тебя, как Россию, наверно,

не понять умом.

Ты как поэт всегда Первый

(не первый – смердит дерьмом).

Ты рисовал в натуру

размах души и страны.

Отечественную литературу

спас от отечественной войны.

Лютует нацкапинтервенция.

В бою отдаю честь:

есть, русская интеллигенция!

Андрей Вознесенский, есть!

Страну захлёстывают литфекалии.

Но светят мне, высоки,

филиалы неба – твои фиалки,

твои шагаловские васильки.

В 75 без Нобеля.

На порядок выше в цене

нюх поэтического шнобеля

на главное в нас и в стране.

2 августа 2008 г.

* * *
Рыночный, прожжённый, бизнесменский

век по городам и на селе.

Нынче, чтоб напомнить о себе,

надо умереть, как Вознесенский.
Словно не сгорело много лет,

снова мир стихи его листает.

А чем дольше здравствует поэт,

тем сильней забвеньем зарастает.

2 июня 2010 г.

НА СМЕРТЬ ВОЗНЕСЕНСКОГО

1

ты свой теперь для русских и для басков

киргиз и друг степей калмык начнут тебя читать

прости

андрей андреич

нету баксов

на панихиду к тебе слетать
2

ты теперь в тенях Аида

и пронзил обратный стих

ад и хина – панихида

скрымтымным и октоих
2 июня 2010 г.

БИШКЕКСКИЙ МАЙ

над автобаном синий чад
синицы кормят синичат
кричат ни ада и ни чада

не разбирают синичата

24 мая 2010 г.

НЕДОЛГОВЕЧНО В ЛУГАХ ЦВЕТЕНИЕ

Роса на клевере, краса по зелени –

желть одуванчиков, синь васильков –

в лугах посеяны, во мне поселены

до окончания моих деньков.

Недолговечно в лугах цветение –

с далёкой юностью в нём сходство есть.

Но всякий раз как цветут растения

душа пытается опять расцвесть.

Всё васильки мои да одуванчики,

да небо синее, да облака.

Я вновь прощаю вас, мои обманщики,

в лугах прохаживаясь через века.

30 апреля 2010 г.

АКВАРЕЛЬ
Прогулялся сквозняк по селенью,

свежесть в сердце вселил на лету.

Веет дождиком, пахнет сиренью.

Всё в сиренево-сизом цвету.
В эту пору цветенья сирени

даже туч несиреневых нет.

И сошлись, и столпились в смиреньи,

и набряк в них сиреневый цвет.

Свет пригашен. И шумом зелёным

полон ветер, по веткам сквозя.

И, наверное, быть невлюблённым

под сиренями просто нельзя.

27 апреля 2010 г.

* * *
Вот ветра подули круто

и надули в сердце нам:

безнаказанность и смута

разгулялись по умам.
Наготове чёрный ворон –

хищным клювом щёлк да щёлк

там, где кто-то сыт, как боров,

кто-то голоден, как волк.

10 января 2011 г.

* * *
Бесновались, сжигая и руша

то, что рушить и жечь не резон.
Отцвела и осыпалась груша

белым снегом в зелёный газон.

Вопреки мародёрам и ворам,

и ночам до рассвета без сна,

снова солнца полно по просторам,

снова буйствует всюду весна.

Чужды ей наши бойни и войны,

революции и грабежи.

Её краски чисты и свежи,

в неспокойную пору спокойны.

Провопишь в эту зелень и светь:

ну за что нам все наши невзгоды!

Но ответа не жди от природы.

Сам боли. Сам за всё и ответь.

14 апреля 2010 г.

* * *
Бишкек разграблен и растоптан,

и кровью обагрён в бою.

По грязным мусорным раскопкам

спешу в редакцию свою.
Всю ночь стреляли и орали,

и мародёрствовали всласть,

бандитской низменной морали

в потёмках насаждая власть.

Она опять в ночи воскресла

и нам ударила под дых,

пока верхи делили кресла,

под пули бросив молодых.

Кто был ничем, тот всем не станет.

И с мостовой не смыта кровь.

Осколки стёкол, гарью тянет.

И ночь тревог подходит вновь.

8 апреля 2010 г.

* * *
Всё повернулось не в лучшую сторону.

Стало привольно чёрному ворону,

мрачному дьяволу и сатане

в Богом забытой родной стороне.
Самозахватчики и автоматчики.

Гранатомётчики и снайпера.

И состраданья от родины-мачехи

ждать перестать нам пора, брат, пора.

21 апреля 2010 г.

* * *
He всё у нас гладко

в разгул мародёрских годин.

Кирпичная кладка

заместо сиявших витрин.
Апрельские драмы

изранили уличный вид.

Залечивать раны

Бишкеку ещё предстоит.

Разграблено много

и сгублено в жадном огне.

Нет в городе Бога.

Нет Бога и вне.

21 мая 2010 г.
* * *
В эпоху «Филипсов» и «Нокий»,

всемирных липких паутин

белеет парус одинокий,

и мы душой к нему летим.

Она всё так же просит бури,

мятежно парус видит свой,

не поддаваясь масскультуре

в своей любви нецифровой.

7 марта 2010 г.

ПЭР И РЭП

(перевертень)
Пэра на рэп.

Пэру рэп.

Пэр в рэп.

А пэр да ад рэпа.

А пэр рэпа

дал в лад.

Рэпил и пэр.

Рэпь, пэр!

Лепо пел.
Пэра за рэп

ценю, как юнец.

Пэра да рэп.
10 марта 2010 г.

* * *
Нету моря, нету суши.

Виртуальность суш и вод.

Оцифрованные души.

Ошельмованный народ.
Наподобие примата,

получает, глух и слеп,

электронного формата

электронный ширпотреб.

Ни трагедий, ни мистерий.

Виртуальна старь и новь.

И шумит в ветвях артерий

оцифрованная кровь.

7 марта 2010 г.

* * *
На кого теперь нам путь ориентировать?

Был тут в парке монумент, а нынче нет.

Или власти приказали демонтировать?

Или жулики стащили как цветмет?
Как слепые, бой ведём с азами вечными:

переписывать историю – табу!

Те, кто были нам героями,

развенчаны.

А других видали тоже мы в гробу!
Испокон вот так живём, воюем, мучимся.

И не скинем эту кару с наших плеч

до тех пор, пока лелеять не научимся

свои корни

и историю беречь.
19 февраля 2010 г.

* * *
Пьянили сны, пленили грёзы,

пока я долго-долго рос

и жаждал гроз.

Да только розы

мне грели сердце больше гроз.

Они пытали ароматом

и совершенством красоты.

И в мире алчном, вороватом

питали все мои мечты.

По розам белым, розам красным

мороз бил чёрною каймой.

И одержим я был прекрасным,

как горький пьяница корчмой.

Возможно, был объектом басен

мой бзик и многих раздражал.

Но мир был груб и не прекрасен,

и я его преображал.

Когда ж ударили морозы

лютующих житейских проз,

в живых остались только грёзы –

чисты, как розы после гроз.

Назло всем прозам и морозам,

неврозам жизненных угроз

я вверил сердце только розам

и грёзам о бессмертье роз.

4 января 2010 г.

* * *
Я глянул в высь -

там в полдень надо мной

летят

пушинки

белые

по сини.

Они воздушной теплою волной

опять по свету бережно носимы.
Они летят

в потоках ветровых,

белы, как снег,

сквозь солнечные нити.

И вдруг одна какая-то из них

застрянет высоко,

почти в зените.
И долго там витает налегке,

охваченная радостью паренья.

Потом, сорвавшись,

тает

вдалеке,

как спутник,

уходя

из поля зренья.

Высь глубока и солнечно блистает,

и непреложность есть в её канве:

однажды и душа моя истает,

как белая пушинка, в синеве.

15 августа 1999, 4 января 2010 г.

* * *
Мы шли с тобой. Катилось в дали,

садилось Солнце за поля.

А впереди для нас блистали

листвой зеркальной тополя.
И верилось, что вышла в дамки

судьба, спаявшая с тобой.

И тополя, летя, как замки,

блестели плещущей листвой.

4 июня 2010 г.

* * *
Так наша жизнь когда-то протекала:

ты палочкой капусту протыкала

заквашенную – чтобы вышел газ.

Ты квасила капустку про запас.

А я в те времена уже не квасил,

не куролесил да и не колбасил.

На квашенную кислую капустку

смотрел как на еду, а не закуску.

Я прежде столько выпил! Съел капуст!

Ты палочку втыкала – резок, густ,

зело вонюч капустный дух броженья.

В любой победе привкус пораженья.

Капуста та же. Я уже не тот.

Зима по волосам моим метёт.

Заквасится капустка, съестся с хрустом.

И хватит рассусоливать о грустном.
24 декабря 2009 г.

* * *
Непредсказуемо и прихотливо,

где-то на грани надрыва, наива

сделал художник своё полотно.

Нас навсегда потрясает оно.
Что-то от дьявола, что-то от Бога,

и от себя, от Винсента Ван Гога,

и от того,

кто заявится вслед,

и от того,

чего, может, и нет.

Вечная эта земная загадка –

как бы играя, ни валко ни шатко,

вспыхнуть,

сгореть

и воскреснуть!

И враз

запечатлеть космогонию в нас.
Это удел одержимых немногих,

и гениальных, и вместе убогих.

Это от их рокового огня

так ретивое горит у меня

в звёздных ветрах, на пороге наитий,

хлопаний дверью,

отлётов,

отплытий

в ту заповеданную страну,

где неизведанное на кону.

18 февраля 2011 г.

* * *
Пленительно плетение из лент!

Ты эти рукотворные шедевры

плела и успокаивала нервы,

когда им спуску нет ни на момент.
Когда бушует масскультурный вал,

как хороши подсолнухи Ван Гога!

В них много есть от Солнца и от Бога.

Ван Гог их для тебя нарисовал.

Божественно в тебе желанье плесть

подсолнухи средь рыночного мрака,

когда не знает ни одна собака

чту будем мы назавтра пить и есть.

Когда вокруг все хапают и рвут

под чёрной сенью крыльев Азраила,

подсолнухи твои в тебе живут.

Ты им себя до капли раздарила.

Сквозь серость будней, беспросвета полных,

не то чтобы во сне, а наяву

твоё мне сердце светит, как подсолнух.

И я надеюсь, верю и живу.

20 декабря 2009 г.

ГАЛАКТИКА

Л. Ш.
Накинь свой цветастый халатик

и тихо присядь у окна –

одна из наземных галактик,

подруга моя и жена.

Не надо ни жестов галантных,

ни стёршихся слов про любовь –

я рядом с тобою талантлив,

как был бы талантлив любой.

Помыта на кухне посуда,

уснул наш ребёнок в тепле.

Красиво и просто, как чудо,

присутствуешь ты на земле.

Забыты друзья и дороги,

заботы и радости дня,

когда ты в любви и тревоге

поднимешь глаза на меня.

За окнами сумерки мая.

Мы снова с тобою вдвоём.

И снова, светя и сияя,

восходишь ты в сердце моём.

Предстанет глазам астрономов,

обживших космический куст,

как яркая вспышка сверхновой –

энергия вспыхнувших чувств.

И миг этот исповедальный

бесценен на тысячи лет:

в тебе как в галактике дальней –

любви излучившийся свет.

Затеряны мы во Вселенной.

Но ты отовсюду видна –

в квартире по улице энной,

со мной у ночного окна.

1988 г.
* * *
Спасибо, что есть неизбежность

друг друга учить наизусть.

Нежнее меня только нежность.

Грустнее меня только грусть.

11 ноября 2008 г.

ЛЮБОВЬ
Я бета тебя. Ты прима.

В сердце моём негасима.
Я втора. Ты первая скрипка.

Божественная улыбка.

Фигляр, стихотворец и клоун,

на воле цен я не целован.

Влюблён и грущу, как ни шкодно.

Моя Беатриче. Джоконда!

Жена моя, спутница, дева,

вкусившая с райского древа.

Меж нами нетленное нечто.

Останься в стихах моих вечно.

А гений и нега поэта

дадут тебе нового света.

12 марта 2008 г.

* * *
Вспомню: ты у меня есть.

Знаю: думаешь обо мне.

Крест свой мне легче несть

с этим вдвойне и втройне.
Впрочем, в горячке дней

кто знает, во сколько раз

делают нас сильней

женщины, ждущие нас.

20 августа 2010 г.

ЧУМА
Чума

царила на планете.
Друг друга так любили мы,

что позабыли всё на свете

и не заметили чумы.
Чума

безжалостно губила

любого. Бог людей забыл.

И только ты меня любила.

И только я тебя любил.
Исчез в мученьях и проклятьях

народ с поверхности земной.

И только мы спаслись в объятьях,

не зная, чту там за спиной.

15 ноября 2007 г.

* * *
Жизнь ушла на стихи и на песни.

Ты в огне поэтических лепт,

может, пушкинской славы наперсник,

а быть может, бесславья адепт.
Но пока не забьёт тебе глотку,

словно кляпом, сырая земля,

будешь петь по всему околотку,

как паяц, сам себя веселя.

15 ноября 2009 г.

* * *
Поэт не славится доходом.

Он пару истин с языка

роняет как бы мимоходом.

Они бесценны на века.
И только.

Нет другого толка

в крутых витках его судьбы.

Тираны мира не трепещут.

Не внемлют, мужеством не блещут

всё так же падшие рабы.

10 ноября 2010 г.
НОВЫМ
Нынче думка мне пришла нетривиальная:

превратив державу в рыночный бедлам,

вы захапали добро материальное.

Но высоты духа вам не по зубам!

20 января 2011 г.

МОРОСИТ
Роскоши летней сырое отрепье –

мокрые кроны, трава и кусты.

Красок осеннее великолепье –

ржави и золота, и красноты.
Влажным туманом округа наволгла,

хмарью пыльца дождевая висит.

Осень явилась всерьёз и надолго,

и моросит,

моросит,

моросит.
Вьётся крикливая галочья стая.

Чту там за хмарями – не увидать.

Сердце застала пора золотая –

пылко прощально гореть, увядать.
Воля спесива, а осень плаксива,

но навязала свою мне игру.

Как это грустно и всё же красиво –

ярко пылать, угасать на ветру.

9 октября 2010 г.

УХОДЯЩАЯ НАТУРА

Я уходящая натура.

По рубежу

ушли наука и культура.

Я ухожу.
Прощально свечи закадили.

Не зря я жил:

когда другие уходили,

я к вам спешил.
Когда вам уходить приспеет

в полубреду,

моя душа вас вновь согреет.

Я к вам приду.

Всё в этом мире преходяще.

Но, может быть,

к ушедшим вам я буду чаще

приходить.

14 ноября 2009 г.

* * *
Я пишу пером, человеки,

чтоб не вырубили топором.

Я живу в двадцать первом веке,

а душа моя – в двадцать втором.
6 ноября 2009 г.

ЦЕНЮ, КАК ЮНЕЦ

(перевертень)
Уж и сижу,

уж и вижу:

на полене Пенелопа Н.

А попа!

Попа поп!

И с репу перси.

Бородач-чадороб,

бабай, а баб

ценю, как юнец.
27 августа 2008 г.

* * *
Где ты, наша большая культура?

Нынче, глядя бесстыдно в упор,

оголтелая хлещет халтура

изо всех новоявленных нор.
Мы палат золотых не нажили.

Нынче жаждут все этих палат.

Чем сильнее их тяга к наживе,

тем пустее бесчувственный взгляд.

Может статься, не так всё и плохо?

Но страшна мне, глуха и слепа,

бездуховная эта эпоха,

бескультурная эта толпа.

И покамест, башка моя дурья,

как маньяк, я веду этот бой,

грязевая река бескультурья

погребает меня под собой.

И за то, что пришедшее племя

объявило былому войну,

ненавижу я новое время

и безумно люблю старину.

Ведь надежда ещё остаётся,

что однажды, как перед концом,

век нахапается и нажрётся,

обернётся к культуре лицом.

15 апреля 2009 г.

* * *
Фортуна капризная дама.

А время к расплате идёт.

Я видел: казнили Саддама.

И казни Милошевич ждёт.
Христос не имел бодигардов.

И не восседал, как орёл.

Он пал за удел миллиардов

и в душах обрёл ореол.

А эти садятся на троны,

забыв, что расплата близка.

У них «калаши» и патроны,

у них палаши и войска.

Встают на отца и на брата,

толкают народ на народ.

А время идёт, и расплата

с петлёй или пулей грядёт.

Фортуна кровавого вкуса.

Суд скорый. Расправа быстра.

Снимите с распятья Исуса!

Где кровь, там не ждите добра.

1 января 2007, 2008, 2011 гг.

КОМЕТА
Полоса рассеяного света

в тёмном небе, видно, неспроста.

Говорят, такая же комета

стала провозвестницей Христа.
Вещий знак?

Да ты в своём уме-то!

Что же это? Справиться мне где б:

Божья или дьявольская мета

мировых запутанных судеб?
Что же нам грядущее подарит?

Кто во тьме нацелился на люд

и включил кармический фонарик?

Тот, кто добр? А может, тот, кто лют?

7 апреля 1997 г.

* * *
Гнули меня беды, не сломали.

Я стою назло житейским зимам

и умею выразить словами

ставшее для вас невыразимым.
Мне открылось тайное от Бога

и вошло в мои стихотворенья.

Потому что бедовал я много,

потому что выстрадал прозренья.

Потому что я нашёл слова там,

где порой вы слепы. Видно, всё ж

не прозреешь в счастье глуповатом.

Погорюешь – многое поймёшь.

23 ноября 2010 г.

В ПАРКЕ
Ты не пропал, пока умеет

твой быстрый взгляд приметить, как

на планках крашеных скамеек

бликует золотом закат.
10 января 2011 г.

ПРОРОК
Далеко ушёл ты от порога.

Дальше века сердцем забеги!
Бьёт в подошвы мёрзлая дорога.

Стукают по глине сапоги.

И змеится белая позёмка

вдоль корявой ржавой колеи.

Ни села, ни малого посёлка

не содержат пустоши твои.

Заслонясь от ветра на секунду,

чиркнешь спичкой в сигаретный чад.

И опять по вымерзшему грунту

мёрзло сапоги твои стучат.

Нет в своём отечестве пророка

как сердца глаголами ни жги.

Бьёт в подошвы мёрзлая дорога,

стукают по глине сапоги.

Недостало малости – уменья

созерцать бесстрастно белый свет.

Прямо в сердце бьют тебя каменья,

в озвереньи брошенные вслед.

26 января 1988 г.

САМОСОЖЖЕНЦЫ

Наивные!

Сгорая с потрохами,

надеются добиться правоты!
Я тыщу раз

сжигал себя

стихами.

Но мир

плевал на это с высоты.
Живой вопящий факел – Блок, Есенин,

Ахматова, Высоцкий, Пастернак.

Но толпы их забыли средь веселий,

предпочитая нал и master card.

Они алкают не духовной жажды,

на золоте едят, смердят на нём.

Как спичкой,

рифмой

чиркну я однажды,

осатанев.

Гори оно огнём!
И, может быть, случайная гражданка,

одна крестясь на огненный мой Спас,

прошепчет в полушоке: «Ах как жалко!»

Но это всё не переменит нас.

11 апреля 2004 г.

* * *
Ушла великая эпоха.

Ушла великая страна.

И мне без той эпохи плохо,

мне без страны моей хана.
Сквозь дикорыночные беды

ещё мы верим той звезде,

и даже песни в День победы

поём советские везде.

Страну, где мы счастливо жили,

мы умудрились проморгать.

А новых песен не сложили.

Да их и не о чем слагать.

Как в пропасть, в рынок мы шагнули,

и полон страха новый путь.

Нам песни молодость вернули,

но той страны нам не вернуть.

Высокий наш порыв придушен.

Поникли наши паруса.

И нагляком из всех отдушин

гремит тюремная попса.

9 мая 2010 г.

* * *
И теперь, когда уже погибла

светлая былая соцмечта,

расплодились всякий сброд и быдло,

занимая выбывших места.
Выбывшие, бывшие соцлюди!

В никуда привёл нас долгий путь.

Всё кругом запродано Иуде

и толпе, распнувшей нашу суть.

26 марта 2009 г.

ЯМА
Взятки, блядки и навары,

кулуары наглых свар.

Не хватает Че Гевары

вбить вам в глотку ваш навар.
Не купить вам покаянье

за наличку грязных тыщ.

Вечно противостоянье

тех, кто сыт, и тех, кто нищ.

Яму роете вы сами

для себя с глухих времён.

Берегитесь тех, кто вами

до предела разъярён.

2 июля 2008 г.

* * *
Проходят надо мною облака –

причудливой фантазии примеры –

неспешно и несметно, как века

минувшие, как будущие эры,

плывут куда-то вдаль издалека.

Уносит их воздушная река

и плещет им в пушистые бока,

и синева речная глубока

и широка. И нет ей равной меры,

как нет её у совести и веры.
И я лежу, гляжу на облака,

под головой – затекшая рука,

но двигаться не хочется, пока

душа летит в заоблачные сферы

и проницает дали и века,

где вместе астронавты и шумеры.

Душа всегда к бессмертию близка!

И если бы не едкий запах серы,

не присное присутствие химеры

рогатой, как козлы, – наверняка

она бы, как века и облака,

была всегда, их переняв размеры.

1988, 2007 гг.

* * *
Надо трезво на вещи смотреть.

Предназначено так с сотворения:

твой огонь перестанет гореть,

но вселенский не сбавит горения.
Как бы ни был Овидий далёк,

трепетал огонёк у Овидия.

И душа эту искру увидела

и пришла, как ночной мотылёк.

И сама занялась, ожила,

сокровенно таясь в мироздании.

И кого-то к огню на свидание

в свой черёд, трепеща, позвала.

Ничего, что кромешная ночь!

В ней и зиждется света субстанция.

Между ними ничтожна дистанция.

Друг без друга им просто невмочь.

А когда воссияет заря,

мы сольёмся с её колоссальностью.

Для неё мы за дальнею дальностью

как предтечи горели не зря.

5 ноября 2006 г.

РАЗРЫВ
Радио вдали играет Баха.

Фатум догорает, как свеча.

Убегает от меня собака,

раненую лапу волоча.
На груди болтается ошейник.

След трехлапый страшен на снегу.

Я и сам – бродяга и отшельник –

от толпы в поля мои бегу.

Всё живое в мире – только эхо

боли, что пьяняща и тупа.

Как собаку кто-то переехал,

так по мне проехалась толпа.

Перед болью я срываю шляпу!

Принимаю боль, как анашу.

Как собака раненую лапу,

раненую душу уношу.

14 февраля 1988 г.

ИВЫ
Пришёл я к проливным плакучим ивам –

к их двум холмам в косицах на лугу.

«Я не могу всё время жить с надрывом!

Тужить, как над обрывом, не могу!»
Мне дали тень в узорах листьев – ивы,

сквозь их шатёр светила синью высь.

И отступили все мои обрывы

и все мои надрывы посрослись.

Плакучим ивам впрок пришлась плакучесть

моей живой приникшей к ним души.

Они мою былую злую участь

в себя вобрали в луговой тиши.

Я жаворонка слушал переливы,

объятый единеньем бытия,

в котором заодно сплотились ивы,

а может, Бог, а может быть, и я.

8 января 2006 г.

СНЕЖНЫЙ МИГ

Снега хлёсткая извёстка

белит землю с высоты.

Много света, много лоска,

лепоты и чистоты.

Да и сам ты среди бега

и забот своих простых

чем-то чистым вроде снега

полон в этот снежный миг.

Чем-то вроде детских святок

и колядок, и утех.

Тем, что выпало в осадок,

и растаяло, как снег.

15 января 2009 г.
* * *
Мне Пушкин или Окуджава

привили избранную роль,

чтоб ваши боли остужала

моя сочувственная боль.

Вас обездолит, обезволит

боль, словно стужа февраля.

Но вашу душу обезболит

моя душа, о вас боля.

Сквозь все века и все метели

ночами свет в окне не гас.

И сонмы душ ко мне летели,

чтоб пожалел я их и спас.

Чтоб защитил их от недоли

и к свету вывел через тьму.

Чтобы страдания и боли

не выпадали никому.

6 октября 2010 г.

SMS
я кого-то согрел ненароком

и кого-то обидел в сердцах

и побрёл

по пустынным

дорогам

где пространство стоит на часах
и в огромности этой нетленной

без начал и концов

без имён

стал я малой песчинкой вселенной

и унёс меня

ветер

времён
кем я был и потрафил я веку ль

без ответа истаял мой след

в стуке атомов

визге молекул

и холодном

сиянье

комет

3 апреля 2011 г.

A3 И ШИЗА

(перевертень)
Я с лун. Хе, рехнулся!

Я с лун, ревя, вернулся.

Я – с лун аз. И шизанулся.

Я лопот тополя.

Я око покоя.

Я ор роя.

Я славы рано нарывался.

Я славен, Мося. Сомневался?

Я, славен, гневался.

Я бесил и себя.

Я ига магия.

Я и закон? Оказия.

Я, регалии и лагеря.

Я и мама мия.

Я и я.

Я и нега гения.

Я и не пик кипения.

Я и не в базе забвения.

Я на воздух. Худ зов, Аня:

я Анна, лежу желанная!

Яга! Наг я.

Я следом оделся.

Яиц нет. О, потенция!

Я на Луну дунул, Аня.

Я дох уходя.

Я накатил и так, Аня.

Я и намок. Рань и я. Я и наркомания.

Я с лун кокнулся.

Я бета тебя.

Я рад даря.

Я рад не лаку календаря.

Я не моден. Не до меня.

Я сед здеся.

Я стар драться.

Я стар собой. Обосраться!

Я реву, веря.

Я верю, ревя:

я и ты будем в меду бытия.

Аз – за.

Аз и шиза.

Я лопух у поля.
31 марта 2011 г.

* * *
Я видел высь! Я знаю дело

в возвышенном. И я стою

за беспредельность, у предела

открывшуюся вдруг свою.
Вот трудный хлеб, судьбы невнятность,

всему начала и концы.

Но только высь и необъятность

мои верховные истцы.

7 марта 2011 г.

* * *
Облака и птицы, и

вечность в гроздьях звёзд –

Божьи инвестиции

в мой духовный рост.
16 сентября 2008 г.

<предыдущая страница | следующая страница>