Е.И. Шейгал

Перформативные речевые действия

в структуре политического дискурса
Выходные данные: Шейгал Е.И. Перформативные речевые действия в структуре политического дискурса // Чествуя филолога: к 75-летию Ф.А. Литвина. Орел: Изд-во НП «Редакция газеты «Орловская правда», 2002. С. 97-104.
Тип дискурса с точки зрения типологии языковых личностей отличается специфическим речеактовым представлением. Так, например, в исследовании А.А. Пушкина показано, что типичный авторитарный дискурс в своем речеактовом представлении включает в себя следующие речевые акты: категорические акционально ориентированные директивные акты без права свободы на альтернативное действие со стороны адресата, акты положительной самооценки, в том числе акты хвастовства, акты отрицательной оценки партнера, включая акты отрицательной оценки его деятельности, компетентности, акты унижения, оскорбления, угрозы, иронии, издевки [Пушкин 1990].

Мы предполагаем, что институциональный тип дискурса, его базовые целевые установки (в случае политического дискурса – это борьба за власть), независимо от типа языковой личности агента дискурса (в данном случае – политика), обладает инвариантной речеактовой спецификой (набором речевых актов), которая пересекается с речеактовым представлением, обусловленным языковой личностью того или иного конкретного политика. Этот инвариантный набор речевых актов включает, с одной стороны, речевые акты, высокочастотные для данного вида общения (например, призывы, обещания, опровержения), а с другой стороны, речевые акты, специфические для данного вида общения – политические перформативы.

Как известно, перформативами называются высказывания, произнесение которых и есть осуществление действия; такие высказывания истинные в силу факта их произнесения [Остин 1986]. Соответственно, политическими перформативами являются высказывания, само произнесение которых является политическим действием, формой политического участия. К наиболее значимым политическим перформативам относятся перформативы доверия и недоверия, поддержки, выбора, требования, обещания.

Реализация данных речевых действий в соответствующем институциональном контексте является формой политического участия, которая может привести к вполне реальным политическим последствиям. Например, акт официального выражения недоверия правительству со стороны законодательного органа может повлечь за собой правительственный кризис. Данный акт традиционно закреплен за специфическим жанром политического дискурса – вотумом доверия/недоверия, адресантом которого является парламент, а адресатом – правительственные структуры и их отдельные представители.

Значимость факта доверия к власти настолько велика, что нередко этот вопрос является предметом специальной рефлексии: Но когда вы, Геннадий Андреевич, говорите о доверии, о правительстве народного доверия, кого вы имеете в виду? Уж не свое ли правительство? Уж не думаете ли, что вам будет доверять народ? Народ показал летом 1996 года, кому он доверяет, а кому не доверяет (А. Старовойтова).

П. Бурдье безусловно прав, говоря, что политический деятель черпает свою политическую силу в том доверии, которое группа доверителей в него вкладывает. «Особое внимание политических деятелей ко всему тому, что создает представление об их искренности или бескорыстии объяснимо, если подумать о том, что эти качества предстают как высшая гарантия того представления о социальном мире, которое они стремятся навязать, тех «идеалов» и «идей», внушение которых есть миссия политических деятелей» [Бурдье 1993: 210].

Перформативы доверия /недоверия весьма частотны в акциях протеста, где они исходят от граждан и адресованы власти: Выражаем недоверие Ельцину и всем тем лицам в структурах власти, которые поддерживают деструктивное и дестабилизирующее общество решение.

Для акций протеста также характерны перформативы категорического требования: Требуем немедленной отставки Ельцина. Требуем от Государственной Думы отрешения Ельцина от должности президента.

Если акты требования и выражения недоверия носят преимущественно рациональный характер, то перформатив возмущения является эксплицитным эмотивно-маркированным средством выражения протеста.

Крайне возмущены действиями президента по отставке единственного за последние 10 лет правительства, которое пользовалось доверием Совета Федерации, Думы, простых людей.

Я хочу обратиться к Лукашенко Через средства массовой информации и передать ему следующее: я возмущен его действиями. Хочу, чтобы он объяснил, что происходит (Б. Ельцин).

Эмоциональные предикаты нередко используются в политическом дискурсе, в частности, в дипломатической сфере, не просто в качестве формульных средств выражения «политических» эмоций (выразить серьезную озабоченность, испытывать глубокое удовлетворение, обеспокоенность и др.), но в качестве совершения определенных шагов в политической деятельности, на которые ожидается определенная политическая реакция (далеко не всегда речевая).

Акции протеста нередко носят двусторонний характер: они одновременно направлены против одних и в поддержку других, поэтому еще одним видом политического перформатива, с которым приходится сталкиваться при анализе политической коммуникации, является перформатив поддержки: Дорогой Евгений Максимович! Президиум Сибирского отделения РАН в эти смутные для России дни обращается к вам со словами поддержки и благодарности.

Для протестных акций характерны выраженные перформативно лозунги-требования. Выделяются следующие структурно-коммуникативные разновидности требований-перформативов:

• 
  полные перформативы: Требуем добровольной отставки президента! Требуем национализации! Вариантом полного перформатива является представление коллективного «я» в третьем лице: Ярославцы требуют (= мы, ярославцы, требуем): ярмо позорное – Ельцин. Снимите!;
  
• 
  редуцированные перформативы с опущенным, но легко восстанавливаемым перформативным глаголом (Требуем ... !): Конституционные гарантии человеку! Прекратить пляску доллара!;
  
• 
  квазиперформативы поддержки /протеста с дискурсными словами да и нет: Да – единству русского народа! Нет – полицейскому режиму! На наш взгляд, их можно рассматривать как косвенное выражение требования, поскольку в данном случае имеет место синкретизм двух интенций: (Поддерживаем /не поддерживаем ... и требуем, чтобы власти этого добивались).
  

В рекламных лозунгах используется перформатив выбора, представляющий собой непрямое выражение интенции понуждения к выбору: Выбираю Яблоко! Мы выбираем свободу! Знаем, верим, изберем! Перформатив выбора здесь используется как манипулятивная уловка: он озвучивает выбор, как бы уже сделанный избирателем: Подобная формула обладает сильным суггестивным потенциалом, поскольку не вызывает такого сопротивления внешнему давлению, как в случае прямого императива. Справедливости ради, следует отметить, что перформатив выбора не является самым ходовым приемом предвыборной рекламы. Вероятно, именно вследствие своей «незатертости» и акцентирования момента личного выбора, он приобретает определенную фасцинативность.

Характер интенциональности, будучи ведущим критерием идентификации типов речевых актов, одновременно лежит и в основе выделения разных типов речевых жанров. Идея о классификации текстов на основании иллокутивной силы по аналогии с речевыми актами высказывалась В. В. Богдановым, который предлагает, исходя из известной классификации Дж. Серля [Серль 1986], выделять тексты – ассертивы, директивы, комиссивы, декларативы и экспрессивы [Богданов 1993]. Тексты перформативного типа, однако, в этой связи не упоминаются.

Если проводить параллель между типами жанров и речевых актов в рамках политического дискурса, то к политическим перформативам прежде всего следует отнести жанр инаугурационной речи, поскольку произнесение инаугурационной речи одновременно является актом формального введения нового президента в должность.

Основу перформативности инаугурационной речи составляет клятва президента, которая также представляет собой текст-перформатив. Она же является и структурным ядром речи, а саму речь можно рассматривать как расширение, развитие этой клятвы. Это положение подтверждается тем фактом, что в истории президентской риторики США существует речь (правда, единственная), текст которой практически целиком сводится к президентской клятве – это второе инаугурационное обращение Дж. Вашингтона.

С перформативным характером инаугурационной речи связаны основные жанровые признаки, отличающие ее от других жанров эпидейктической риторики. К. Кэмпбелл и К.Джеймисон выделяют следующие характеристики: а) объединение аудитории в единый народ, единую нацию, как свидетеля и полноправного участника церемонии легитимизации нового президента; б) обращение к прошлому как источнику традиционных ценностей нации; в) провозглашение политических принципов, которыми будет руководствоваться новое правительство; г) придание законной силы самому институту президентства [Campbell, Jamieson 1986]. Последняя характеристика и составляет сущность перформативности данного жанра.

Поскольку инаугурационная речь составляет основу официального ритуала введения президента в должность, то аудитория ожидает от президента, что он будет выступать в своей статусной роли, а не как личность; что он продемонстрирует свою готовность и способность выступить в качестве лидера великой страны, а также понимание своей ответственности и признание ограничений, накладываемых на исполнительную власть [Campbell, Jamieson 1986: 216]. Своим ораторским мастерством новый президент должен убедить всех, что он способен успешно сыграть символическую роль лидера нации.

Перформативная функция инаугурационного обращения реализуется в трех основных топосах: топос вступления в должность, топос достойного лидера и топос законопослушности.

Топос вступления в должность заключается в том, что президент эксплицитно констатирует, что принимает на себя бремя лидерства: With this pledge taken, I assume unhesitatingly the leadership of this great army of our people dedicated to a disciplined attack upon our common problems (Ф. Д. Рузвельт). To that work I now turn with all the authority of my office (Б. Клинтон).

Топос достойного лидера. Инаугурационное обращение призвано убедить публику в том, что лидер обладает необходимым знанием, мудростью и видением перспективы, достаточными, чтобы защитить нацию от внешних и внутренних врагов и успешно вести нацию в будущее [Joslyn 1986: 316].

Так, например, Ф. Д. Рузвельт предстает перед согражданами как сильный, открытый лидер, у которого достаточно мужества и мудрости, чтобы решать самые сложные, «нерешаемые» проблемы: In every dark hour of our national life a leadership of frankness and vigor has met with that understanding and support of the people themselves which is essential to victory. I am convinced that you will again give the support to leadership in these critical days. … There is no unsolvable problem if we solve it wisely and courageously.

Употребление в речи Дж. Кеннеди таких аффективов, как сила, энергия, вера, преданность способствует созданию имиджа отважного, волевого человека, мужественного лидера, умеющего брать на себя всю полноту ответственности: The energy, the faith, the devotion which we bring to this endeavor will light our country and all who serve it <…>Ask of us the same high standards of strength and sacrifice which we ask of you. <…> I do not shrink from this responsibility – I welcome it.

Топос законопослушности. Одно из качеств, которое американцы, как чрезвычайно законопослушная нация, ожидают увидеть в достойном лидере нации, – это готовность к безусловному следованию букве и духу Закона. Чтобы развеять страхи перед возможными злоупотреблениями властью, новый президент должен заверить сограждан, что он не будет стремиться к узурпации власти, что он осознает и уважает конституционные ограничения своей роли: I take the official oath to-day with no mental reservations and with no purpose to construe the Constitution or laws by any hypercritical rules (А Линкольн).

В речи не должно быть высокомерия и снобизма, наоборот, новый президент должен продемонстрировать смирение и покорность перед лицом народа и Всевышнего. С этой целью ораторы нередко прибегают к намеренному принижению своего статуса:

I assume this trust in the humility of knowledge that only through the guidance of Almighty Providence can I hope to discharge its ever-increasing burdens (Г. Гувер). Your strength can compensate for my weakness, and your wisdom can help to minimize my mistakes (Дж. Картер).

Перформативность инаугурационной речи тесно связана с ее ритуальным характером: она жестко привязана к определенному политическому событию, фиксирована во временном и пространственном плане, однозначно маркирована единичным адресантом, но адресована сверхмассовому адресату (всей нации). В содержательном плане она включает определенный, традиционный набор «общих мест» (топосов).

Р. Джослин характеризует инаугурационное обращение как «безопасную»риторику, (riskless rhetoric – букв. «риторика без риска») [Joslyn 1986: 316]. Это означает, что оно не содержит полемических высказываний (в них трудно найти утверждения, которые вызывали бы чье-то несогласие, возражение), в них нет ничего, что стимулировало бы мысль или бросало вызов, ничего, что предполагало бы альтернативные ценности или программы. Все это свидетельствует о высокой степени ритуальности данного жанра, о преобладании в нем фатики над информативностью. Отсутствие новизны в сообщении, неизбежно переключает фокус внимания участников коммуникации на другие его компоненты: важным оказывается не столько содержание высказывания, сколько сам факт его произнесения. В этом состоит важнейшая и уникальная особенность инаугурационной речи как жанра: она является не просто речевым действием, но действием политическим.

ЛИТЕРАТУРА

1. 
   Богданов В.В. Текст и текстовое общение. СПб., 1993.
   
2. 
   Бурдье П. Социология политики. М., 1993
   
3. 
   Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. М., 1986
   
4. 
   Пушкин А.А. Способ организации дискурса и типология языковых личностей // Язык, дискурс и личность. Тверь, 1990
   
5. 
   Серль Дж. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. М., 1986
   
6. 
   Campbell K.K., Jamieson K.H. Inaugurating the Presidency // Form, Genre and the Study of Political Discourse. Columbia (S. Car.), 1986].
   
7. 
   Joslyn R. Keeping Politics in the Study of Political Discourse // Columbia (S. Car.), 1986.