Бадмаев В.Н.

д.филос.н., зав. кафедрой философии и культурологии Калмыцкого государственного университета

badmav07@yandex.ru
ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ РОССИЙСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ¹
Интерес к этнокультурным аспектам российской ментальности был всегда велик в отечественной философской и общественной мысли. По-видимому, это определялось как многонациональностью, полиэтничностью России, так и ее стремлением найти свою идентичность.

Выявление концептуальных основ российской ментальности предполагает современное прочтение тех дискурсов идентичности, которые были характерны для прежних эпох. При всей неоднозначности их сегодняшней оценки они выражали определенные стороны национального культурного самосознания своего времени. И особенно важно то, что применительно, скажем, к России они выдвигались в период социального разлома, т. е. период, типологически сходный с современной модернизацией.

Вот почему особый интерес представляют философские поиски в России второй половины XIX - первой половины XX в., обусловленные процессом вхождения страны в новый исторический этап и новую цивилизационную структуру модерного типа, а также срывом постепенной модернизации и революционными событиями 1917 г. Обращение к ним показывает, что вопросы, которые волновали людей того времени, аналогичны вопросам, занимающим нас сегодня.

В данном контексте представляют интерес взгляды философов российской эмиграции 1920-1930-х годов. Подходы к осмыслению проблемы национальной самоидентификации проводились с разных точек зрения. Сама проблема порождала крайние точки зрения, напряженность идейно-теоретических дискуссий в российском зарубежье. Почти все деятели пореволюционной эмиграции, так или иначе, поднимали те вопросы, которые в свое время были поставлены в спорах между «западниками» и «славянофилами». При этом они были актуализированы революцией 1917 г., которая вызвала необходимость переосмысления исторического опыта России, определения путей ее дальнейшего развития.

В этой связи особого внимания заслуживают идеи евразийского движения, возникшего в среде российского зарубежья. Евразийцы рассматривали развитие России-Евразии как «историю сообщества различных народов на почве Евразийского месторазвития, их взаимных между собою притягиваний и отталкиваний и их отношения вместе и порознь к внешним (внеевразийским) народам и культурам»¹. При этом данное сообщество различных народов рассматривалось ими как «особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом». Эту нацию они называли «евразийской, ее территорию - Евразией, ее национализм – евразийством»².

Главным лейтмотивом их изысканий явилось обращение к народам, населяющим Россию-Евразию, в противовес идеологии и политике европоцентризма. Евразийцы считали ошибочной мысль о том, что европеизация – это всеобщий закон и что все народы, чтобы достигнуть высокого уровня цивилизации, должны пойти по этому пути. Такой подход, считали евразийцы, нивелирует и упраздняет национальные различия. Ломая духовные устои жизни и культуру других народов, европеизация не может заменить их никакими ценностями.

Ошибочным представлялось евразийцам мнение о том, что нивелирование культур устраняет перегородки между культурами разных народов. В действительности это ведет к моральному одичанию и развитию эгоизма.

Следует отметить, что это вовсе не означало полного отказа от европейской культуры, «европейского элемента», призыва к «востокоцентризму». Суть их концепции – во внимании к азиатской, восточной составляющей России-Евразии. Евразийцы стремились преодолеть многолетние европоцентристские традиции, игнорировавшие «туранский элемент» или заведомо приписывающие ему однозначно негативную роль.

Между тем, согласно Трубецкому Н.С., «видеть в туранском влиянии только отрицательные черты - неблагодарно и недобросовестно. Мы имеем право гордиться нашими туранскими предками не меньше, чем предками славянскими, и обязаны благодарностью как тем, так и другим. Сознание своей принадлежности не только к арийскому, но и к туранскому психологическому типу необходимо для каждого русского, стремящегося к личному и национальному самопознанию»³.

«Таким образом, - заключает Н.С.Трубецкой, - в этнографическом отношении русский народ не является исключительно представителем «славянства», Русские вместе с угрофиннами и волжскими тюрками составляют особую культурную зону, имеющую связи и со славянством, и с «туранским» востоком, причем трудно сказать, которые из этих связей прочнее и сильнее. Связь с «туранцами» закреплена не только этнографически, но и антропологически, ибо в русских жилах, несомненно, течет, кроме славянской и угро-финской, и тюркская кровь. В народном характере русских, безусловно, есть какие-то точки соприкосновения с «туранским востоком». То братание и взаимное понимание, которое так легко устанавливается между нашими и этими «азиатами», основано на этих невидимых нитях расовой симпатии» ¹.

В этом с ним соглашался П.М. Бицилли, отмечая в своей статье «Два лика евразийства», что русская нация и пространственно и духовно «есть нечто неизмеримо более широкое и многообразное, нежели ее этнический субстрат - великорусская народность»².

В итоге своих размышлений евразийцы вполне обоснованно приходят к пониманию России-Евразии как единого пространственного общего дома для всех населяющих ее народов. Следует отметить, что вопросы национального обустройства народов в России вызывали самую оживленную дискуссию в среде российского зарубежья.

Подходы к решению обсуждаемой проблемы были самые разные. С одной стороны, это лозунги унитарной «единой и неделимой» России, или национал-шовинизм, который всячески отвергался «малыми» народами как монархическая, имперская модель обустройства российского многонационального государства. С другой, - идеи полного государственного отделения от России некоторых национальных и этнических общностей, или национал-сепаратизм, который, в конечном счете, вел к гибели российской целостности. В обоих случаях Россия, по мысли выдающегося философа российского зарубежья Г. П. Федотова, представлялась некоей «национальной пустыней, многообещающей областью для основания государственных утопий» ³.

Однако существовали и другие позиции, которые отстаивали многие лидеры национальных движений российской эмиграции. В данном контексте они представляют безусловный интерес. Так, например, известный представитель калмыцкой национальной интеллигенции в эмиграции С. Баянов отмечал следующий факт: «Для решения национального вопроса народов России мы останавливаемся на федеративной форме, как на таком синтезе, который должен быть признан единственно целесообразным между воинственным империализмом великих держав с одной стороны и идеалистически-национальными движениями малых народов с другой стороны. В борьбе за самое широкое самоуправление малые народы не одиноки. В этой борьбе они могут опереться на демократические силы самого русского народа… Только федеральный строй, допускающий большую эластичность в зависимости от компактности той или иной национальной группы, есть предельный идеал, определяемый исторической действительностью»¹.

Полиэтничность, многоконфессиональность, культурное разнообразие – вот те специфические особенности российского государства, которые необходимо было учитывать в решении национального вопроса в России. При этом уважение к правам, самобытности, «культурному многоголосию» всех народов понималось ими как главное условие целостности России, ее существования в будущем. В связи с этим Федотов Г. П. предупреждал, что наше национальное сознание должно быть сложным, в соответствии со сложной проблемой новой России, иначе примитив ее будет губителен.

В политическом плане Федотов выступал за создание гибких и в то же время твердых юридических форм национального устройства, которые выразили бы единство и «многоплеменность» России. Причем это не означало строительства «законченной и симметричной» федерации (конфедерации). Более того, в России должны быть «мыслимы все оттенки взаимоотношений, начиная от областного самоуправления, национальной автономии, кончая чисто федеративной связью»².

В этом плане красноречиво и образно высказался активный участник евразийского движения доктор Э. Хара-Даван: «Усвоение прикладных знаний Европы, одухотворение Востоком на самобытной почве Евразии - вот те основы, на которых должна быть построена Евразийская культура, созданная общими усилиями всех ее народов, и эти условия, как самые здоровые для их развития, должны быть приветствуемы всеми народами Евразии.

Программа евразийцев не хочет все народы стричь под общую российскую гребенку и тем обезличивать их; дается право и возможность каждой из наций Евразии внести свою индивидуальную национальную культуру, как частицу общей национальной культуры евразийской, - чем из более разнообразных цветов и запахов составлен будет букет, тем будет он пышнее и ароматнее»¹.

Н.С. Трубецкой, обосновывая идею евразийской сообщности, писал: «Между народами Евразии постоянно существовали и легко устанавливаются отношения некоторого братания, предполагающие существование подсознательных притяжений и симпатий... Одних этих подсознательных чувств, разумеется, недостаточно. Нужно, чтобы братство народов Евразии стало фактом сознания, и притом существенным фактом. Нужно, чтобы каждый из народов Евразии, сознавая самого себя, сознавал себя именно, прежде всего как члена этого братства, занимающего в этом братстве определенное место. И нужно, чтобы это сознание своей принадлежности именно к евразийскому братству народов стало для каждого из этих народов сильнее и ярче, чем сознание его принадлежности к какой бы то ни было другой группе народов. Ведь по какому-нибудь частному ряду признаков отдельный народ Евразии может входить и в какую-нибудь другую, не чисто евразийскую группу народов: так, русские по языковым признакам входят в группу славянских народов; татары, чуваши, черемисы и проч. - в группу так называемых «туранских» народов; татары, башкиры, сарты и проч. по религиозному признаку входят в группу мусульманских народов. Но эти связи для всех названных народов должны быть менее сильными и яркими, чем связи, объединяющие эти народы в евразийскую семью: ни панславизм для русских, ни пантуранизм для евразийских туранцев, ни панисламизм для евразийских магометан не должен быть на первом плане, - а евразийство. Ибо все эти «пан-измы», усиливая центробежные силы частнонародных национализмов, подчеркивают одностороннюю связь данного народа с какими-то другими народами только по одному ряду признаков и потому не способны создать из этих народов никакой реальной и живой многонародной нации-личности. В евразийском же братстве народы связаны друг с другом не по тому или иному одностороннему ряду признаков, а по общности своих исторических судеб. Евразия есть географическое, экономическое и историческое целое. Судьбы евразийских народов переплелись друг с другом, прочно связались в один громадный клубок, который уже нельзя распустить, так что отторжение одного народа из этого единства может быть произведено только путем искусственного насилия над природой и должно привести к страданиям» ².

Поэтому при всей нашей полиэтничности и поликультурности перед народами Евразии стоит задача осознания совпадения своих коренных интересов и принадлежности к общности более широкого порядка. Идеей-правительницей такого подлинно идеократического государства, по мнению евразийцев, могла быть только «совокупность народов, населяющих хозяйственно самодовлеющее (автаркическое) месторазвитие и связанных друг с другом не расой, а общностью исторической судьбы, совместной работой над созданием одной и той же культуры или одного и того же государства». При этом данная «совокупность народов» не только не исключает, а наоборот, утверждает поддержку своеобразия каждого народа, поскольку такое своеобразие не является разрушительным. Осознание своей принадлежности к «многонародному целому» должно включать в себя вместе с тем и осознание своей принадлежности к определенному народу, составляющей части «многонародного целого» ¹.

Н.С.Трубецкой рассматривал теорию евразийства как программу будущего Евразии. Конечно, с его терминологией можно спорить. Справедливо и то, что концепция евразийства не охватывает, да и не может охватить все стороны социальной действительности России-Евразии. Однако, бесспорно, практически ценным является как утверждение единства многонародной евразийской общности, так и гуманитарные пути самопознания, предлагаемые Трубецким. Такой, говоря словами Н.С. Трубецкого, «общеевразийский национализм» сегодня необходим нашему российскому государству в определении своей национальной идентичности.

Следует отметить, что российская философская мысль, исследуя национальную проблематику, ставила вопросы не только методологического, общетеоретического, но и конкретно-исторического характера. И вполне понятно, что эти вопросы в особенности касались культурно-исторического развития России. При этом на первый план выдвигается проблема целостного осмысления национальных особенностей России как основ для построения российской истории. Эту направленность отечественной философской мысли можно обозначить как проблему национальной самоидентификации России.