Изображение страстей в «маленьких трагедиях»
«Маленькие трагедии» - одни из самых насыщенных действием и накалом страстей произведения русской литературы. Сюжеты о Дон Жуане или о Моцарте и Сальери были известны и до Пушкина, не только он использовал их в своем творчестве, но именно Пушкин сумел преподнести эти легенды так ярко и выразительно, что они стали непреложной истиной. Очень сильна эмоциональная сторона трагедий. Характеры героев, их поведение представлены чрезвычайно ясно. Читатель вместе с ними переживает их внутреннюю борьбу, страхи, гнев и любовь. Не зря «Маленькие трагедии» на протяжении многих лет вдохновляли режиссеров, композиторов, мыслителей. Это творение Пушкина вдохновляет своими сильными образами, красивыми и жуткими сценами. Многие фразы стали афоризмами, например «пир во время чумы», а имена - нарицательными, как сальери, скупой рыцарь.

В этом сочинении мне хочется подробно остановиться на одной из «маленьких трагедий» - пьесе «Моцарт и Сальери». Смерть великого Моцарта была предметом разных произведений, есть различные интерпретации этого сюжета. Пушкин в своей версии взял за основу одну из человеческих страстей - зависть. Именно завистник Сальери является ее главным героем. Именно его мучительные переживания, страшная зависть не бездарного, но «второразрядного» творца - завязка сюжета.

На первом плане мы видим беззаботного гения, который с одинаковой легкостью предается простым земным наслаждениям и пишет божественную музыку. Фигура беззаботного Моцарта восхищает и возмущает Сальери. С одной стороны, он понимает, что перед ним гений, но с другой - он не может простить такой несправедливости судьбы:

Все говорят: нет правды на земле.

Но правды нет и выше.

Сальери трудился всю свою жизнь, чтобы добиться лишь части того, чем владеет Моцарт. В начале пьесы Моцарт, чтобы позабавить Сальери, приводит с улицы слепого бродягу-скрипача. Тот, страшно фальшивя, исполняет произведение Моцарта, что страшно смешит автора. Но Сальери приходит в негодование:

Мне не смешно, когда маляр негодный

Мне пачкает Мадонну Рафаэля...

В этом же заключается отношение Сальери к образу жизни Моцарта. Моцарт между делом исполняет ему несколько «новых своих мыслей», и Сальери снова удивлен и возмущен:

Ты с этим шел ко мне

И мог остановиться у трактира

И слушать скрипача слепого! - Боже!

Ты, Моцарт, недостоин сам себя.

Никогда раньше Сальери не было причины завидовать, но Моцарт возбуждает в нем это черное чувство:

А ныне - сам скажу - я ныне Завистник.

Я завидую; глубоко, Мучительно завидую.

- О небо! Где ж правота, когда священный дар,

Когда бессмертный гений - не в награду

Любви горящей, самоотверженья,

Трудов, усердия, молений послан -

А озаряет голову безумца,

Гуляки праздного? О Моцарт, Моцарт!

Муки Сальери, его нестерпимая душевная боль, его страсть, зависть к Моцарту закручивают сложнейшую интригу. С одной стороны, они братья по музе, по цеху и должны разговаривать на одном языке, но выясняется, что между ними лежит глубокая пропасть. Сальери с одинаковой легкостью мог и возненавидеть, и полюбить более талантливого композитора, но его черная страсть перевешивает. Рождается страшное решение. Сальери решает отравить своего кумира и мучителя, выставляя это как свой долг:

Нет! Не могу противиться я доле,

Судьбе моей: я избран, чтоб его

Остановить - не то мы все погибли,

Мы все, жрецы, служители музыки,

Не я один с моей глухою славой...

Здесь есть параллель с евангельским сюжетом об Иуде и Христе. Моцарт предчувствует свою смерть, по странному совпадению он пишет заказ - реквием. Последний ужин с Сальери - это тайная вечеря. Сальери подает Моцарту бокал с ядом и в ответ получает фразу: «Ах, правда ли, Сальери, что Бомарше кого-то отравил?» И далее следует одна из самых значительных фраз трагедии:

Он же гений,

Как ты да я. А гений и злодейство -

Две вещи несовместные. Не правда ль?

Зависть погубила великого Моцарта, а удовлетворение этой страсти и не принесло счастья Сальери. Можно ли было спасти Моцарта или трагедия была неизбежна? «Неизбежна», - отвечает автор. Там, где есть злое стремление, где нарушается христианская заповедь, не будет ничего, кроме зла.