Мой край. Мои земляки.

Эссе

Когда великий русский композитор Сергей Рахманинов уходил из жизни, он, по воспоминаниям очевидцев, видел все время одну и ту же картину: места, в которых он родился и вырос, где прошли его детство и юность.

Наша планета огромна. Двадцать первый век дал возможность людям жить в разных концах земного шара, путешествовать по городам и странам, учиться и работать в самых разных точках мира. Но когда встречаешь такого путешественника в аэропорту или на вокзале и задаешь вопрос: «Куда направляетесь? – с улыбкой ответит: «К себе на родину, подышать свежим воздухом». Вот что такое – место, где родился и вырос.

Есть милая поговорка: на чужбине и звезды из олова. Не правда ли? Хороша природа за морем, да она не наша и кажется нам бездушной, искусственной. Нужно упорно вглядываться, чтобы ее прочувствовать и полюбить. А здесь, на родине, дорого какое-нибудь невзрачное болотце за селом. Дорого потому, что заставляет вспомнить о многовековой истории России.

Север..Архангельский край… Вряд ли Север нуждается в рекомендациях.

Дали необъятные, тихие озера, порожистые реки, глушь лесная, родная старина – свидетель давних времен, потемневшие бревна срубов…Во всем чувствуется поэзия: она в природе, такой простой, но такой лиричной.

Путь на Север – путь к поэзии, к настоящей красоте. Удивительное дело! Годы бегут. Множество незаурядных событий и лиц уносятся в безмолвную бездну забвения; исчезают, не оставив по себе доброй памяти. Уходит многое. Но он остается. Федор Александрович Абрамов. Талантливый писатель… Мой земляк…Ф. Абрамов и его дорога…Деревенская дорога… Сколько она подала писателю (излюбленный образ русских писателей). Раньше пылилась и месилась она от скорых спешащих крестьянских ног – не приучены по ней ходить вразвалочку. Местные жители в любой конец ее бегали бегом, всегда по спешному делу: то поле сжать, то к детям, домашнюю живность накормить. А в страду только прибавляли ходу.

Жизнь человеческую сравнивают с дорогой. Став на ноги, человек отправляется в путь. Далеко ли, близко ли он уйдет от начала пути, после смерти вернется к началу: здесь его родина, здесь прорастает о нем память и будет вечнозеленой, ее человек ее заслужил.

В далеком 1938 году ранним летним утром снарядили в путь-дорогу деревенского юношу, крестьянского сына Федю Абрамова, проводила его мать, братья и сестры, и пошел он из родного села Веркола в большой мир. Мы не знаем, какие чувства теснили его сердце в столь ранний час. Может статься, впервые сел он на пинежский пароход, и «долго-долго шлепали плицы колес по тишайшей водной глади, оставляя на реке недолгий след»…

Мы можем только предполагать, что синела широкая Пинега под ясно-звонким северным небом, уходила увалами за горизонт на все стороны бескрайняя лиственничная тайга и ставленые на века, толстостенные, как крепости, избы Верколы провожали Федора «глубинно-темными взорами своих высоко прорубленных окон». И деревянные кони на крышах еще не знали тогда, что предстоит им стать действующими лицами нашей литературы, что так назовет писатель Федор Абрамов одно из лучших своих произведений, пронизанное душевной искренностью, наболевшей памятью сердца, - «Деревянные кони».

А в рассказах первая дорога была «В Питер за сарафаном». Бесхитростное повествование о хождении юной пинежанки за полторы тысячи верст. Для Филиппьевны – это воспоминание на всю жизнь, хотя «сейчас вся дорога в дыму. А раньше-то что? Как начну вспоминать, каждый кустик, каждую ямочку вижу».

И снова дорога. «Пути-перепутья», «Дом», повести «Пелагея», «Алька», звучащие живыми голосами, поведали нам о том, как долог, труден путь от военного лихолетья до послевоенных будней с новыми нерешенными проблемами.

Открываю очередную страницу. «Трава-мурава»

Хожу я по травке, хожу по муравке.

Мне по этой травке ходить не находиться,

Гулять не нагуляться….

Это один из эпиграфов к циклу рассказов, которыми очень дорожил писатель. Кто вырос в деревне, того трава-мурава заставляет вспомнить о деревенской околице, о тропинке, бегущей вдоль домов. Когда я читала цикл этих рассказов, казалось, что иду по старой деревенской улице (какую я видела в деревне у бабушки), прислушиваюсь к разговору стариков и старух, сидящих на скамеечке под окнами, и узнаю их истории: поучительные, трудные, иногда смешные, иногда суровые. А окна домов как бы подмигивают мне, говоря: «Прислушайся, все это истинная правда, отсюда и твое детство началось». И кажется вдруг, что «по утоптанной, хорошо нагретой обочине песчаной улицы бежит Надька-зоотехник». Круто тормозит и снимает с ног красные босоножки. «…босиком пробежать решила. Шла-шла да вспомнила, как в детстве бегала». Думается, что ощутить тепло родной земли захотела. Я в детстве тоже по травке-муравке родного двора Бережной Дубровы босиком бегать любила.

Дорога –путь – путик – тропинка… Да, и свой путик у абрамовских героев есть. Через Широкий холм пролегал когда-то охотничий путик Максима Матвеевича. Не имел тот путик себе равных. Племянник уговаривал дядю показать путик. Жалко было Максиму Матвеевичу «вводить в свои угодья другого человека, хоть и доводился он ему самой близкой душой, потому что путик этот – вся его жизнь, вся его радость за восемь десятков лет». Когда же надумал дядя раскрыть тайну племяннику, поздно было. Так и «задичали угодья». Видимо, 2наказал господь за жадность», - заключает сам герой. С ним перекликается еще один герой, молодой скульптор Коненков, который огорчился от того, что до сих пор это была только его красота, а теперь ее разглядел кто-то еще (об одной из своих деревянных скульптур). Наверно, Абрамов с иронией или грустью пишет об этом? Не может он согласиться с тем, что красоту прятать надо. Вспомним всем известную формулу «Красотой спасется мир»…

Или откроем последние страницы цикла: «Улыбнись и миру станет лучше», «Сотвори мир в душе и пошли его людям». Вот и ответ самого Федора Александровича.

Снова дума о бесконечно дорогой своей малой родине, о деревеньке и доме, где ты родился и встал на ноги, о дороге к родному очагу. Остро чувствует Абрамов запахи северного леса, скупые краски северорусского пейзажа, особый говор северорусских деревень. О деревенском труде он пишет настолько осязаемо, что кажется: человек, ни разу в жизни не державший вил, сможет, прочитав картину сенокоса в «Братьях и сестрах», метать стога.

Деревенская дорога. След на земле… Всплывают в сознании прекрасные озера, северные реки с их изменчивым характером, то тихие и приветливые, то неспокойные и неугомонные, множество полевых и лесных дорог, лесных и побережных тропок, деревни и поселки, рассеянные вдоль них, избы, церкви, часовни – и душа полнится благодарностью к суровому и прекрасному краю и начинают звучать в душе поэтические струны.

Север не даст забыть о себе, будет звать на новые «дороги к прекрасному»…