О.Г. Щитова

Томский государственный педагогический университет

Наименования селений в русских говорах сибири XVII в. в аспекте межкультурной коммуникации
Начальный этап формирования русских говоров Сибири связан с иноязычным окружением. Исследование лексики сибирских говоров XVII в. с точки зрения ее происхождения позволяет определить зоны межъязыкового и межкультурного взаимодействия. Иноязычная лексика является результатом этнических контактов русскоязычных первонасельников Сибири с носителями местных языков аборигенов этого края и составляет особенность языкового континуума, сложившегося в результате неповторимого синтеза столь различных языков и культур на границе между Западом и Востоком.

Конец XVI–XVII вв. – начальный период активного заселения русскими огромного сибирского пространства. В конце XVI – начале XVII в. были возведены остроги обско-енисейского междуречья: Нарымский (1596–1598), Мангазейский (1601), Томский (1604), Кетской (1605), Туруханский (1607), Кузнецкий (1618), Маковский (1618), Енисейский (1619), Красноярский (1628) и др., поэтому говоры Среднего Приобья и Приенисейской Сибири XVII в. находились на границе между Западом и Востоком и отражали состояние пограничья, взаимопроникновения культур и языков европейской России и сибирского автохтонного населения. В результате такого взаимопроникновения зародился качественно новый языковой континуум. Исследование корпуса иноязычных номинаций, входящих в лексический состав данного пограничного языкового образования, позволяет выявить не только характерные для него в XVII в. новые направления языкового контактирования, но и изменения, произошедшие с унаследованными от материнских говоров лексическими элементами в новых условиях [Щитова 2008, 2009].

В статье выявляются региональные особенности, детерминированные диалогом русской и соседствующих культур на территории сибирского пограничья XVII в., свойственные иноязычным наименованиям селений в русских говорах Сибири XVII в.

Обозначение временного поселения, созданного в военных целях – таборы (табары), мн. (редко ед. табор, м.) ‘военный походный лагерь’: «Учинивши с пешими людьми с киргизами бой, киргиз от таборов сперли», Томск, 1636 г. [Панин 1991: 147]. Лексема заимствована из тюрк.; ср. тур., кр.-тат. tabur ‘укрепление из повозок’, чагат. tapkur ‘укрепление’, tabγur ‘пояс, ограда’.

По Фасмеру, др.-русск. табар ‘турецкий лагерь’ впервые зафиксировано в повести о взятии Азова XVII в. [Фасмер, т. 4: 6]. Сибирские письменные памятники позволяют уточнить хронологию заимствования анализируемой номинации и отнести ее к XV в.: «Того же лета в великий пост прииде Карача со многими воинскими людьми, и облегоша град Сибирь обозами, и табары поставиша», 1484 г. (Румянцевский летописец) [Панин 1991: 153].

В томских деловых бумагах отмечена форма табор и иллюстрируется более широкое значение данного слова по сравнению с ранним ‘турецкий лагерь’ – ‘военное укрепление в виде лагеря, становище’, соотносимое не только с турками или другими воинственно настроенными по отношению к русским народностями, но и с самими русскими воинами. Это видно по текстам грамот, написанных томскими служилыми людьми и содержащих описания военных действий: «А с ними мугальские люди-куяшника пришло на помочь х киргизам 400 человек, подпадаючи к нам под таборы, билися с нами 4 дни», Томск, 1636 г. [Там же]. В данном случае «мы» – томские служилые люди, укрепившиеся в походных условиях, поставившие таборы – укрепления из повозок.

Модификация семантики заимствования табор, связанная с обозначением одного из видов оборонных укреплений, походного лагеря русских, становится очевидным из контекста, иллюстрирующего его дериват табориться, семантизируемый как ‘создавать таборы’: «Отряд Просовецкого был окружен киргизами, и ему пришлось в крепком месте табориться», Томск, 1636 г. [СНРРТ: 280].

Таким образом, семантика заимствования табор в сибирских памятниках XVII в. свидетельствует о заимствовании культурном: в процессе межкультурной коммуникации русские насельники сибирского края так же, как и тюркоязычные воины, устраивали временные поселения из повозок с целью защиты своих рубежей от враждебно настроенных народностей.

Слово улус, досибирское заимствование (XIV в.) из тюрко-монгольских языков, в период татаро-монгольского нашествия выступало в значении ‘стоянка кочевников’, ‘селение (татар)’ [Фасмер 4: 160]. В XVII в. данная номинация имеет общерусский характер, употребляясь в памятниках восточной группы севернорусских (Белозерье, Верхнее и Среднее Прикамье), восточной группы среднерусских (Москва, Казань, Астрахань) и южнорусских говоров (Азов, Дон, Пятигорск, Терский городок): «Жалоба … мне Белозерского уезду Кемозерския волости Оржальсково улуса на крестьянина на Панку», 1619 г. [Чайкина 2005: 66]; «Остяцкiе улусы», 1623–1624 гг. [Кунгур. п. кн.: 125];

«А иныя воинники удалыя послати на улусы казанския», XVII в. [Ив. Пересветов. Чел., л. 98]; «Улусы ихъ кочюют межъ Волги и Яика, и они колмацкiе люди хотятъ приходить на Едисанскiе улусы… и под Астрахань, и около Астрахани хотятъ улусы воевать», 1635 г. [ДАИ II: 145];

«В том озере емлют соль азовцы и черкасы пятигорския и Казыева улусу тотаровя», 1627 г. [Кн. Б. Чертежу: 86]; «Се яз … с своею женою Зиновею с Никитиною дочерью, а родом татарка Казыева улусу, занел есми у Иванова человека… 6 руб. денег», 1673 г. [Д. холоп.: 503]; «Стенька Разин с товарыщи … татарский улус громили и ясырь побрали», 1670 г. [Разин. восст. I: 139]. В данном случае приведены материалы Картотеки ДРС.

В севернорусских говорах «для XVII в. оно (слово улус – О.Щ.) уже явный архаизм, поскольку сохраняется в употреблении только в некоторых глухих районах Белозерья» [Чайкина 2005: 66].

В пермских говорах во второй половине XVII в. анализируемое заимствование сохранилось как обозначение административно-территориальной единицы и поселения тюркоязычных и угроязычных народов в Прикамье: «Пыскорского мнстря сылвенские земли Рожина улусу», Соль Камская, 1686 г. [Полякова 1993–2001, 6: 58].

В отличие от севернорусских говоров, в разговорной речи Среднего Приобья XVII в., как и в других сибирских говорах, активность функционирования заимствованной номинации улус не снижается, а напротив, увеличивается; слово приобретает коммуникативную актуальность, вследствие чего происходит развитие значения лексемы улус – ‘поселение местных народов Сибири’ [СНРРТ: 291]. Данная семантическая особенность заимствования детерминирована региональной спецификой существования русских поселенцев в Сибири, связанной с необходимостью общения с тюрко-монгольским населением: «И в киргиских де гсдрь улусех тот Егалачко … не сыскан», Томск, 1636 г. (РГАДА, ф. 214, стб. 252, л. 40); «А киргиских людей Ереначка и его улуса на кочевьh не застали, ушли до нас по примhтам и по сакмh дней за пять или за шесть», Томск, 1680 г. [Сб. Хилк., № 100]. Распространению тюркизма улус в Сибири могли способствовать заимствования из местных тюркских и монгольских языков [Аникин 2000: 583].

Модификация семантики заимствования улус в сибирских говорах проявляется и в особенностях его синтагматики. Если на материнской территории данный апеллятив сочетается в основном с прилагательными татарский, казанский и входит в состав топонимов (типа Оржальский улус), то в сибирских говорах он имеет атрибутивы киргиской, калмацкой, мугальской, братцкой. Контекстный анализ сибирских деловых документов позволяет сделать вывод о том, что жителями улусов были белые и черные калмаки, киргизы, желтые мугалы, кучегуты, орчаки и другие сибирские народности и племена, в основном кочевые. «А комацкие, гсдрь, люди кочюют под Томским городом блиско», Томск, 1646 г.; «А Киргиския земли, гсдрь, от Томсково блиско во шти днищах, а белыя калмыки кочюют в трех днищах», Томск, 1657 г. [СНРРТ: 92]. «Твои гсдрвы ясашные люди … сложилися с киргизцы за одно и кочюют с ними вместе» Томск, 1611 г. [СНРРТ: 95]. Ядром киргиз были приенисейские племена, бытующие в XVII в. в окрестностях южнее Красноярского острога. Поселения татар, по материалам деловых документов Среднего Приобья, не называют улусами, возможно, потому, что в XVII в. татары в основном перешли на оседлый образ жизни.

Внутриязыковой причиной несочетаемости апеллятива улус с прилагательным татарской является то, что в качестве обозначения татарского поселения в сибирских говорах функционировала иноязычная номинация юрт: «Потонул де тот дощаникъ пониже Нандриных юртъ», Томск, 1620 г. (РГАДА, ф. 214, ед. хр. 381, л. 243); «юртовской тотарин», Томск, 1646 г.; «подгородные юртошные татары», Кузнецк, 1656 г. [СНРРТ: 311].

Результатом функциональной активности заимствования улус является продуцирование дериватов, а также их употребление в составе устойчивых словосочетаний. Деривационная активность тюркизма иллюстрируется производными, отмеченными в сибирских деловых документах XVII в.: улусной, улысной, уласной, улусишной [СНРРТ: 291]. Последняя языковая единица является словообразовательным сибиризмом (регионализмом Сибири), не отмеченным на материнских территориях российской метрополии – европейской части Руси, Прикамье и др. «Брацких людеи задрали воиною и улусишна князца Иланка повоевали», Томск, 1646 г. (РГАДА, ф. 214, стб. 252, л. 28).

Дериват улусной входит в состав устойчивых сочетаний улусной человек, улусные люди, обозначающих местное тюрко-монгольское население. В задачи сибирских воевод входило склонить кочующие племена к мирному сосуществованию с русскими и платить ясак в пользу российскогоо государства: «В томъ статеином списке написано, что в орчаках князец Коготhи и лутчие ево улусные люди и тебh великому гсдрю црю и великому кнзю Алексhю Михаиловичю всея Русиi шерть дали», Томск, 1650 г. (РГАДА, ф. 214, ед. хр. 381, л. 247). Словосочетания улусной человек, улусные люди активно функционируют в сибирской письменности XVII в., например: «В ннешнем гсдрь во 156 году июля в 23 де(нь) присылал из бhлых колмаков князец Кока в Томскои улусново своево члвка калмака Чоту Битенева», Томск, 1646 г. (РГАДА, ф. 214, стб. 252, л. 16); «Черты таиша присылал в Томскои улусных своих людеи с торги и со всякими товары», Томск, 1620 г. (РГАДА, ф. 214, ед. хр. 381, л. 152).

Усиление функциональной активности, особенности синтагматики и деривационной продуктивности – таковы специфические черты досибирского заимствования улус, приобретенные им в говорах сибирского фронтира XVII в. (о понятии фронтир см. [Щитова 2008]).

Таким образом, досибирские заимствованные наименования поселений, унаследованные от говоров российской метрополии, под влиянием лингвистических и экстралингвистических факторов, обусловленных межкультурным контактированием, приобретают в говорах Сибири семантические, синтагматические, словообразовательные, функциональные особенности.

Список сокращений

КДРС = Картотека Древнерусского словаря Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН (г. Москва).

л. = лист

об. = оборотный

РГАДА, ф. 214 = Российский государственный архив древних актов, фонд 214 «Сибирский приказ» (г. Москва).

Сб. Хилк. = Сборник Князя Хилкова. СПб., 1879.

стб. = столбец
Список литературы

1. 
   Аникин А.Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири: Заимствования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков. М.; Новосибирск, 2000.
   
2. 
   Панин Л.Г. Словарь русской народно-диалектной речи в Сибири XVII – первой половины XVIII в. Новосибирск, 1991.
   
3. 
   Полякова 1993–2001 = Словарь пермских памятников XVI – начала XVIII вв.: в 6 вып. / Сост. Е.Н. Полякова. Пермь, 1993–2001.
   
4. 
   СНРРТ = Словарь народно-разговорной речи г. Томска XVII – начала XVIII века / Авт.-сост. В.В. Палагина, Л.А. Захарова [и др.]; под ред. В. В. Палагиной, Л. А. Захаровой. – Томск, 2002.
   
5. 
   Словарь русского языка XI–XVII вв. / Гл. ред. Г. А. Богатова, В. Б. Крысько [и др.]. М., 1986–2008. Вып. 1–28.
   
6. 
   Указатель источников Рукописной древнерусской картотеки (Картотеки ДРС) и Словаря русского языка XI–XVII вв. // Словарь русского языка XI–XVII вв. Справочный выпуск / Под общ. ред. Г.А. Богатовой. М., 2001. С. 263–389.
   
7. 
   Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. 2-е изд. М., 1986–1987. Т. 1–4.
   
8. 
   Чайкина Ю.И. История лексики вологодской земли (Белозерье и Заволочье). Вологда, 2005.
   
9. 
   Щитова О.Г. Неисконная лексика в русской разговорной речи Среднего Приобья XVII века: Монография. Томск, 2008.
   
10. 
    Щитова О.Г. Комплексный анализ неисконной лексики в русской разговорной речи Среднего Приобья XVII века: автореф. дис. … д-ра филол. наук. Томск, 2008.
    
11. 
    Щитова О.Г. Методологические подходы к изучению лексических заимствований (на материале сибирских деловых документов XVII в.) // Славянский мир Сибири: новые подходы в изучении процессов освоения Северной Азии: Кол. монография / Под ред. О. Н. Бахтиной, В. Н. Сырова [и др.]. Томск, 2009. С. 145–167.
    

Сокращения языков и диалектов даны в соответствии с [7].

Сокращения источников см. [6].