В.К. Вислогузов1
О поэзии Виктора Цоя
В современной отечественной литературе не столь давно появился особый культурный феномен – рок-поэзия. Именно она стала в конце прошлого века той трибуной, с которой личность могла открыто заявить о существующих проблемах, показать свое отношение к действительности и просто самовыразиться.
Мой выбор пал на рассмотрение творчества В. Цоя как одного из самых ярких представителей этого рода поэзии. Сразу стоит оговорить, что рок сам по себе – явление синкретическое, воздействующее силой текста, музыки и манерой подачи материала одновременно. Однако анализ текстов, которые, на мой взгляд, можно считать стихотворениями, представляет литературный интерес и в отрыве от самих песен.
Для анализа были выбраны стихотворения «Звезда по имени Солнце» и «Легенда». Они способны отразить некоторые важные особенности лирики поэта, выделить характерные черты лирического героя Цоя.
Звезда по имени Солнце
Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом – желтый дым.
Городу две тысячи лет,
Прожитых под светом звезды
По имени Солнце.
И две тысячи лет война,
Война без особых причин.
Война – дело молодых.
Лекарство против морщин.
Красная-красная кровь – через час уже просто земля,
Через два на ней цветы и трава,
Через три она снова жива.
И согрета лучами звезды
По имени Солнце.
И мы знаем, что так было всегда:
Что судьбою больше любим,
Кто живет по законам другим
И кому умирать молодым.
Он не помнит слова «да» и слова «нет».
Но не помнит ни чинов, ни имен.
И способен дотянуться до звезд,
Не считая, что это сон.
И упасть опаленным звездой
По имени Солнце.
Легенда
Среди связок в горле комом теснится крик,
Но настала пора: и тут уж кричи не кричи.
Лишь потом кто-то долго не сможет забыть,
Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи.
И как хлопало крыльями черное племя ворон.
Как смеялось небо, а потом прикусило язык.
И дрожала рука у того, кто остался жив.
И внезапно в вечность вдруг превратился миг.
И горел погребальным костром закат,
И волками смотрели звезды из облаков,
Как, раскинув руки, лежали ушедшие в ночь.
И как спали вповалку живые, не видя снов.
А жизнь – только слово.
Есть лишь любовь, и есть смерть.
Эй, а кто будет петь, если все будут спать?
Смерть стоит того, чтобы жить.
А любовь стоит того, чтобы ждать.
Одной из ведущих тем творчества Цоя является тема героя, убитого бессмысленной милитаристской авантюрой. Война лирическим героем поэта воспринимается не только в прямом значении, но и как некая модель существования. Отсюда и различные преобразования временной канвы текстов: автор намеренно гиперболизирует ее («две тысячи лет война»), доходя иногда до предельного растяжения («в вечность вдруг превратился миг»).
Конечно, лирического героя не устраивает окружающая действительность. Однако война – не тот способ, с помощью которого можно решить все проблемы, и поэт неоднократно подчеркивал это в своих текстах («Я никому не хочу ставить ногу на грудь», - альбом «Группа крови»).
Все дело в том, что «война без особых причин» началась настолько давно, что она становится неотделимой частью бытия, фатальной неизбежностью. «Ты б мог умереть, если б знал, за что умирать», - так определяет сам поэт свое отношение к этой проблеме в стихотворении «Подросток».
Лирический герой предстает перед нами своего рода потерянным человеком, который осознает суетность бытия, переходящую в абсурдность и бессмысленность. Именно он «живет по законам другим» и предпочитает жизни любовь и смерть. Лишь он один способен петь среди царства мертвых. Он не принимает войну, но уже этим невольно участвует в ней.
Рассмотрим пространство стихотворений поэта. Одним из вариантов интерпретации образа поля брани и образа города является некое сотворение собственного мира автором. Герой Цоя абсолютно свободно перемещается в мирах, как реальных, так и созданных. Интересен тот факт, что искусственно созданное автором место действия произведения напоминает реальность, с той лишь разницей, что ирреальное гораздо сильнее высвечивает все стороны – как положительные, так и отрицательные – естественного мира. Поэтому и картины, которые рисует поэт, могут поражать и удивительной гармоничностью (например, в стихотворении «Малыш»), и ужасом изображения некоторых пейзажей, как видно из приведенных выше текстов. Трагический пафос произведений появляется потому, что порой для постижения иных жизненных сфер необходимо оставить земную жизнь. Отсюда и формулы, которые, на первый взгляд, кажутся непонятными и страшными («Смерть стоит того, чтобы жить»).
Категорию времени в произведениях проследить трудно. Сотворенные автором миры отличаются статичностью, способом передачи действия является ретроспекция, изображение завершенности событий. Так, о масштабах боя можно судить лишь по зарисовке состояния поля непосредственно после него.
На мой взгляд, в лирике Цоя можно выявить некоторые черты метафизической поэзии. Пространственно-временные отношения говорят о желании охватить все сферы бытия, существовать в мире, созданном самостоятельно и отражающем особенности восприятия мира естественного. Метафизическое не противопоставляется земному: они сосуществуют, и каждое является ключом для понимания и осмысления другого.
В цветовой гамме необходимо выделить обилие темных и мрачных красок, связанных с изображением трагического, - серый, черный, «погребальный». Это лишний раз развеивает расхожий миф о приверженности героя поэта к войне. Вообще символика цветовой палитры поэта крайне интересна и заслуживает внимания. Если проследить, для примера, как воспринимается белый цвет, то можно обнаружить довольно негативное отношение к нему. В творчестве поэта он символизирует пустоту и безжизненность. А в совокупности с холодным серым он передает довольно мрачную панораму безымянного города. Теплых красок, символизирующих положительные эмоции, практически нет. Это говорит о неком декадентском видении картины мира.
Стоит отметить особые композиционные приемы построения стихотворений. Зачастую произведение начинается яркой, но при этом очень точной и конкретной зарисовкой – быта, пейзажа, иногда даже настроения. Затем следуют размышления героя по поводу нарисованной картины, частью которой в некоторых случаях он сам и является. Подобные рассуждения чаще всего предстают как поток сознания, словесная медитация, причем они идут уже в области запредельного, ирреального пространства. Четкого перехода между настоящей действительностью и областью метафизического нет, это ощущение приходит на подсознательном уровне. Финал представляет собой крайне простой, логически завершенный, но от этого не менее парадоксальный вывод («Смерть стоит того, чтобы жить…»). В связи с этим и основную смысловую нагрузку несет последняя строфа.
Лексику текстов нельзя назвать бедной. Отсутствие «высоких», «книжных» слов можно связать с биографией поэта (высшей ступенью его образования стало ПТУ). Но это самое отсутствие никак не сказалось на художественности его произведений. Действительно поражает образность в целом и сила каждого образа в частности – закат горит «погребальным костром», город расположен «одеялом лоскутным» «в дорожной петле», война ощущается как «лекарство против морщин», эвфемизмом смерти является уход в ночь.
Необычные сравнения, антитезы, метафоры строятся на простом, «заземленном» языке, понятном каждому его носителю, образы запечатлевают знакомые всем явления окружающей действительности и быта (например, строка из стихотворения «Перемен!»: «Но на кухне синим цветком горит газ»), аллюзии и реминисценции просты. Такая оболочка для выражения сути песни вполне обусловлена. В то время, в которое Цой творил, именно такая речь была лучше всего понятна и воспринималась довольно легко. При этом автор стремится передать в малой форме глубокий смысл, расширив границы значения слова на уровне ассоциаций. Сам поэт писал: «Мне кажется, что песни, тексты, которые я пишу - они очень многозначные, очень ассоциативные, могут рассматриваться с очень многих углов зрения и каждому человеку могут дать то, что он хотел бы взять из этой песни».
Разговор автор и его лирический герой ведут не только с элитарным читателем/слушателем, который тоже найдет для себя много интересного (к примеру, трансформацию поэтической формулы «Все во мне» в «Больше нет ничего. Все находится в нас»), но и с обычным человеком. Да и сам жанр песни предполагает максимальное сближение акцептора и реципиента; не жесткую дидактику, но доверительную беседу. Именно в этом, по моему мнению, и состоит мастерство Цоя-поэта: он одновременно доступен и недостижим, прост и непонятен. Он как бы возносится над окружающим миром, но в то же время протягивает ему руку. Поэтому и песни его не теряют своей актуальности и в наши дни, он перешагнул временные рамки.
Его поэзия представляет собой уникальное сплетение романтизма, символизма и метафизического восприятия мира, направленное на как можно более полное постижение жизни во всех ее проявлениях. При этом каждый из созданных образов имеет прототип в реальной жизни, сотворение нового мира идет путем синтеза «вещественного», естественного пространства и чувства, эмоции. Лирический герой обеими ногами стоит на земле, но существует в потусторонних сферах.