Глава 14: Почему святой избрал именно Феофана для передачи слов его

После того, как святой пересказал Феофану множество духовных и монашеских поучений, также обличений и воззваний к покаянию с возвещением того, какая кара постигнет святогорцев, если не покаются, святой снова перевел речь на Феофана и высказал ответ на могущий возникнуть вопрос: почему именно избрал он для передачи воли своей такого падшего и всеми презираемого человека, как Феофан. «Искал я и смотрел кругом, чтобы найти человека, кому бы передать такие глаголы, но никто не озарил очей моих, только этот мертвый (т. е. на нем остановился выбор мой). Вчера в могиле погребенный, в расположении оскверненный, во тьму страстей ввалившийся; о нем живые не радели, мне же озарили его мои очи. Увидав его лежащего во прахе при смерти, я уразумел, что внутренне он мертв, а наружно жив; я порадел о нем, чтобы внутренне воскресить его. Я наставлял его, как восстать с одра болезненного, но он познать сего не хотел. Я все же (продолжал) руководить им, а он на боку лежал и вставать не хотел (доел.: только на кровать свою смотрел). Я ему проповедывал слова мои, но он нерадел о том, что я ему говорил. Тогда вёлиим гласом я промолвил: "Дерзай и не бойся. Встань и гряди вон со смертного одра твоего, ходи в путь спасения". Услыхав глас мой, он восстал и спросил меня: "Чего ты от меня хочешь?" Я сказал ему: "Восстань с одра твоего и ходи". Услыхав глаголы мои, он восстал с одра своего и стал ходить. Когда же он еще малое время ходил на пути спасения, некоторые, непотребные нравом, восстали против него, стали оскорблять его и не только оскорбляли, но изобидели совсем. Довели они его чуть не до смерти, душевною смертию умертвили его. Кто же они? Люди недуховные сотворили ему такую смерть душевную, а глаголы мои обесценили и обесценивают (досл.: промотали или растратили и проматывают), в болтовню вменяя и пренебрежительно о них между собою болтая, не ведая они, что такое суд Божий.

Не вынося оскорбительного обесчещения, забушевал сей мертвец, не в силах будучи противоборствовать обуревающим его помыслам. Ожесточился он и положил себе на ум уйти в царствующий (т. е. Царьград), разоблачиться от убора своего крещального, сменить его на одежду чуждую (т. е. магометанство принять) ради отомщения, чтобы при этом своих врагов оклеветать и навлечь на них турецкий гнев. Бог же, воззрев на такую его погибель, послал меня к нему для того, чтобы помешать ему, да возбраню ему в уготовлении его к отомщению.

Не только для того пришел я, чтобы ему помешать (погибнуть), но да реку и крайнейшее монашеской жизни (т. е. падения ее и близость погибели), да реку что есть монашеская жизнь и что такое жизнь монахов (т. е. какова она быть должна, и как ныне живут).

Глаголал же я для пробы (т. е. попытку сделал, согласно повелению Божьему, не исправятся ли от слов этих и не покаются ли). До салепийного зернышка я сказал (т. е. до мелочи разобрал); имею еще сказать немного, а в другой раз таковых глаголать не буду.

Глаголал я мертвецу сему ради пользы, вы же глаголали ему ради вреда. (Эти слова понять можно двояко: св. Нил вещал на пользу монашествующих, а несмысленные стали словами его соблазняться; другой смысл: грозно и немилостиво обличал преподобный все пороки в Феофане ради исправления его, люди же по ненависти хулили его.) Да, грешник есть мертвец. Вы же не только не пожалели его, но еще изобидели и преставили его оскорблениями своими на путь безнадежия. Мертвец отчаялся. Слыша вопли отчаявшегося мертвеца, постарались мы воскресить его, бывшего при последнем издыхании от умерствия адского, ибо мы до конца жизни не гнушаемся им, что он мертв есть (т. е. святые не гнушаются прежде содеянными грехами, как бы тяжки они ни были, если только сердце грешника сокрушилось и раскаялось в них).

Да, мертвец он, но мы милосердуем о нем, до последнего издыхания терпим ему. Если он исправляться не будет, то лукавая смерть похитит его; тогда мы возгнушаемся им; но до тех пор не гнушаемся.

Да, гнусен он вам, но разве знаете вы, чем он будет при последнем издыхании? Многим из тех, которыми мы гнушались, поклонились мы потом при последнем издыхании их.

Спрашиваю я тебя, чисто ли твое сердце, ибо ты гнушаешься другими. Не другого осуждаешь, но осуждаешь самого себя.

О умерщвлении же сего мертвеца вот что я говорил и говорю: мертвец этот насильно был отправлен на некое монастырское послушание, говорим: на метох; там, во время служения своего, осквернился с сосудом женским (досл.: Драхили) -оженился (досл.: одрахилился) и растлился с нею. Вкушая там плотское наслаждение, порабощен был любовию к плотским страстям; плененный в эту болотную пропасть, валяется он в ней и поныне. Спрашиваем мы вас. Кто из вас искупил его из этого плена? Не только нет у вас желания искупить его, но вы еще убиваете его непрощающим нравом вашим, говорите, что он осквернен и не подобает с ним сообщаться. С таким глаголом вы все не прощаете ему. Да, вы не отпускаете ему, но я служу ему опорою на пути спасения; до смертного издыхания его буду его ободрять и порадею о нем, чтобы он не погиб, как погибал доселе.

Но почему же в таком случае, скажешь ты, должен он уходить с Горы сей, если печешься ты о нем? Аминь, аминь глаголю вам, несмысленные и косные сердцем! Не мы его принуждаем уходить, но действия зависти вашей, ибо действия зависти вашей побуждают вас убить его. Вы все против него возмутились и подвиглись на лукавый умысел убить его, а глаголы мои сотворить, якобы лукавые гнусности (т. е. распустить молву, что слова небесного посланника Нила были словами диавола, который и задушил в конце концов Феофана). Из-за этого и побуждаем мы его уйти вон, чтобы не приобщились вы к делу сему* и не сотворили бы сего лукавого деяния. Итак, мы побуждаем его уходить, чтобы вы кровию брата сего вашего не осквернили себя, подобно Каину».

___________

*Т. е., обвиняя Феофана в союзе с диаволом, вы сами можете дойти как раз до союза с диаволом, до диавольского дела, - убить Феофана.

Глава 15: Заключительные слова святого и его исчезновение

Никого я не оскорбляю, но все, что проглаголал, проглаголал ради исправления. Имеющий уши да слышат. Если же не послушаетесь, останетесь безответными в день суда: и не только в день суда, но и в час обвинения (т.е. предварительного посмертного суда и прохождения .чрез мытарства).

Да, высказал я и о попе твоем (т. е. Герасиме), но ты не говори ему ничего (т. е. до времени, и то, что может быть лестно ему), потому что он немощен и бедствовать будет, несчастный, из-за глаголов моих, которые я высказал. Иди же, ибо час минул».

Феофан, услыхав, что упомянул святой о попе Герасиме, сказал святому: «Разве ты заходил к нему в дом» (т. е. о нашей ссоре узнал). Сказал святой: «Проходил мимо, но внутрь не заходил». Говорит Феофан: «Где же тогда ты нашел попа, что разговаривал с ним?» (Т. е. все узнал, что у нас было.) Говорит святой: «Что спрашиваешь о сем, где я его нашел? Не хочешь ли (опять) оправдываться в смущении, которым ты смутил его». Сказал Феофан: «Нет, только я тебя спрашиваю». Говорит святой: «Нет нужды спрашивать, а лучше пойди, примирись с ним, так как ты смутил его, не стой нагруженный». Потом сказал: «Смотри, будь осмотрителен, чтобы не возненавидели тебя человеки» (т. е. не обличай без нужды и кого не подобает). Феофан же сказал: «Теперь я пойду в каливу». Феофан пошел в скит и тут познал, что нагружен дровами (т. е. почувствовал тяжесть их на своих плечах, раньше же не ощущал тяжелой вязанки на плечах, пока беседовал со святым, не замечал даже и продолжительности сей беседы). Прошел он некоторое расстояние ко скиту, оставил дрова и вернулся к каливе, чтобы повидать еще святого, все еще думая, что это о. Матфей, но не нашел его больше; ждал, не придет ли кто, но никто не явился. Потом вернулся, пошел в скит, увидал, что солнце уже восходит, и удивился; ибо, когда он начал разговаривать со святым, было 8 часов дня (т. е. четыре часа до захода солнца по-зимнему, как здесь принято считать; по-нашему - около часа дня). Потом пошел он к попу Герасиму и, когда все рассказал ему, то они оба узнали в являвшемся святого Нила.

Пояснение упоминания о хульном рукописании Феофана. «Эхмалотос» сей (прежде называвшийся Феофан), преследуемый главным лицом скита, т. е. духовником, не в силах будучи переносить сего, решился идти в Константинополь, там потурчиться и отречься от Христа, чтобы злосотворить противникам. Диавол, боясь, как бы Феофан не раскаялся в сем умысле, вложил ему мысль написать хулы, чтобы, если Феофан не пойдет в Царьград, то из-за этих многих хулений стал бы он чужд Христа и предан в руки диавола. Феофан сделал так, как внушил диавол, многие и разные хулы написал на бумаге, привязал к сухой траве и подбросил на воздух. В это мгновение налетел бес во образе ворона и схватил рукописание. Феофан, думая, что это ворон, тронулся и пошел к себе в скит, где принялся за рукоделье, чтобы на вырученные деньги отправиться в Царьград. Святой, намекая на это, и говорил во время сего собеседования, что пастыри умертвили его душевно, то есть тот духовник. Относительно же того, что прп. Нил советовал Феофану уходить, святой объяснил, что необходимо уходить со Св. Горы, чтобы не убили его и телесно, как убили душевно (т. е. те же лица). Велел Феофану удалиться с Горы, говоря, что уготовал и жилище ему.