Многие литературные критики и писатели И. Золотусский, И. Дедков, К. Чуковский и другие высоко отзывались о повести В.Н. Сёмина «Ласточка-звёздочка». Одну из ярких и полных характеристик этого произведения мы находим у русского критика и литературоведа А.Н. Макарова.
А. Макаров
ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ЛЕТ
Биография этого человека начинается в повести «Ласточка-звездочка», появившейся в журнале «Дон» спустя три года после выхода первой книжки молодого писателя. В повести рассказывалась история подростка Сергея Рязанова и его друзей в дни войны. Светел и беспечен был мальчишечий мир, связанный узами дружбы, той крепкой дружбы, которая обычно возникает среди ребят одного двора, выросших вместе, знающих как свои пять пальцев и друг друга и все семейные и соседские взаимоотношения в своем дворе. Точно и лаконично изображена Семиным эта сторона жизни — такой вот «Двор» (с большой буквы «Двор»!), где образуются связи куда более прочные, чем школьные, и даже нередко, чём семейные, где дворник Максим Федорович (по прозвищу Мекс) становится для мальчишки фигурой не менее значительной, чем члены собственной семьи, а уж о матери близкого друга и говорить: нечего. Славный, славный мир беспечного детства!; И какие невероятной огромности: события происходят в нем! По сравнению с ними какое-нибудь прерванное объявлением войны объяснение в любви, которым; любят начинать у нас книги и фильмы о войне,—мелочь, пустяки, просто плюнуть и растереть! Для Сергея Рязанова первому военному дню предшествовало событие необычайное. Ему исполнилось четырнадцать лет! А это означало, что отныне «Сереженька, ласточка, звездочка», как называла его мать, получает в собственность отцовский велосипед, право возвращаться домой не в десять, а в одиннадцать часов вечера… Это означало… ах, да помним ли мы что такое наши четырнадцать лет! Некогда нам об этом вспоминать. Но вот однажды открыл я – в который раз – поэму большого русского поэта и был потрясен: глава о днях революции, о первой битве рабочего класса с царизмом в 1905 году начиналась строкой: «Мне четырнадцать лет». Уж не знаю, почему так получается, но обычно в четырнадцать лет с человеком происходят вещи самые необычайные, и он сталкивается с совершенно непредвиденными обстоятельствами. Конечно, не на каждого четырнадцатилетнего сваливается, как на Пастернака, революция 1905 года, или как на семинского Сергея Рязанова – Великая Отечественная война, однако я больше чем уверен, что если вы читатель, покопаетесь в своей памяти, то непременно окажется, что с этого сакраментального возраста начались события, как-то изменившие вашу жизнь, пусть за неимением исторических более скромные, ну хотя бы то, что из вчерашнего пионера, вы стали комсомольцем. Удивительный возраст! В мальчишеской психике происходит бурный переворот: вчерашний ограниченный, по преимуществу созерцательный мир подростка становится миром активного действия, возникает чувство ответственности за свои поступки, в сознании идет своего рода постоянная, непрекращающаяся сшибка отходящего в прошлое детского отношения к явлениям с нарождающимся взрослым к ним отношением. Сознание подростка начинает принимать сигналы энергии большого мира и обнаруживает способность заряжаться ею, и от силы внешних токов зависит скорость возмужания подростка. Конечно, подобный процесс может начаться и раньше, так, например, благодаря особым личным обстоятельствам в повести Рекемчука «Товарищ Ганс» повзросление Саньки Рымарева началось раньше, но вряд ли оно начнется позже, и коли не подвернутся внешние обстоятельства, психика подростка в эти годы взрывается изнутри по естественным законам.
Начальные страницы повести «Ласточка-звездочка» рисуют эту сшибку детскости и взрослости так, как это могло происходить в мирное, обычное время. Вот Сергей и его друзья, уже полагая себя самостоятельными, разочарованы и присутствием «утомительно многочисленных взрослых» и «тем, что на детской половине стола не поставили вина», а вот он совсем по-детски переживает ужасное событие — ехал на велосипеде и сшиб ребенка. Он охвачен ужасом перед собственным проступком и остается глухим к тому, что крутом уже звучит страшное слово война и даже отец ушибленного ребенка не обращает никакого внимания на юного преступника, покорно приготовившегося к наказанию.
С первых сцен повести охватывает то нечастое, отзывающееся холодком в спине предчувствие, что перед тобою не заурядная повесть о военном детстве и никак не повесть для детей, что ее автор обладает даром изображения характеров в динамике, в противоречиях.
Сам по себе сюжет повести несложен: большая часть ее посвящена тому, как. Обыкновенные советские мальчишки, оказавшись перед лицом суровых испытаний, проявили незаурядное мужество, решительность, патриотизм. Сергей и его товарищи-школьники побывали и на полевых работах, участвовали и в уличных боях за город, и. наконец, он и его друг, хрупкий мальчик, книжник Эдик Камерштейн, решают бежать из занятого врагом города на фронт.' Все это, как говорится, более или менее привычно. И даже подробный пересказ не дает никакого представления об истинном содержании книги. Богатство ее содержания составляет прослеженный автором процесс диалектики душевного возмужания подростка. Как верно заметил критик И. Гринберг, автор «не ограничивается характеристикой умонастроений», самое ценное в повести — отражение в юных душах героев, сообразно с их возрастом, того общенародного, что и решило исход войны,— нарастания патриотического душевного сопротивления по мере усиления угрозы существованию Родины и советского строя. Идейная сила становилась силой материальной, воплощаясь в подвиги солдат на фронте и в трудовые подвиги в тылу.
Для автора повести народный подвиг не исчерпывается деяниями тех, кто вложил реально ощутимую долю в победу, и число потерь не сводится для него к фронтовым сводкам. В общем ходе войны поступок дворника Максима Федоровича, упорно не пускавшего немцев в дом, который он считал долгом охранять, казалось бы, не имел ровно никакого значения. Ну, не пускал, три раза не пускал, потом его застрелили, и «тело Максима Федоровича до рассвета пролежало в подворотне». А немцы спокойно вошли.
Недавно мне пришлось случайно стать свидетелем спора среди молодых ребят о подвиге Александра Матросова. Очень милые мальчишки говорили, что, мол, поступок Матросова не имел смысла, подождать бы солдату десять минут, и дзот все равно был бы взят, и уж, во всяком случае на ход войны его поступок не повлиял. Конечно, в истории с Матросовым опровергнуть это мнение нетрудно. И это сделал их же товарищ – он сказал, что на примере Матросова наша печать воспитывала в сотнях и тысячах бойцов чувство героизма и самопожертвования. Однако оппоненты, легко согласившись с ним, тут же возразили: «Ну, а если бы подвиг не был замечен печатью?» и вот тут-то и пригодился мне семинский Максим Федорович и то, какое влияние оказало его поведение на Сергея Рязанова.
«Сергей никогда не думал, что Мекс – храбрый человек… Конечно к Мексу и раньше обращались, если кому-нибудь из жильцов казалось, что на чердак забрались воры или какие-то подозрительные молодые люди слишком внимательно рассматривали чью-то парадную дверь. И Мекс поднимался на чердак и без колебания ходил к подозрительным молодым людям. Во время бомбежек Мекс часто поднимался на крышу, следил за парадными дверьми. Но и это казалось само собой разумеющимся. То же, что Мекс сделал сейчас, не было само собой разумеющимся. Сергей сегодня насмотрелся на всеядность той самой смерти, картавое «эр» которой недавно бушевало в подворотне. Он насмотрелся за эти дни на смерть, на ее цвет – цвет человеческой кожи, от которой отхлынула жизнь… Вот такого цвета было и лицо Мекса, когда он не торопясь возвращался из подворотни. Мекс знал, куда ходил!»
Знал и ходил! Мечтательный паренек с жалостливым характером, Сергей Рязанов, становясь бойцом, обязан этим и Максиму Федоровичу, и той женщине, которая из-за болезни девочки отказалась эвакуироваться, и потрясению, вызванному смертью этой девочки и смертью тех жителей двора, которых, «естественно никогда не заносили в списки военных потерь».
Не знаю, насколько я был понят спорщиками, но, думается, какой-то луч сознания удалось бросить в их души, омраченные всевозможными предположениями о якобы ничтожности человеческой единицы в современных войнах.
Пока существует человечество, личный подвиг всегда будет светить ему в часы испытаний. Пусть свидетелями его станут единицы, пусть даже на время он остается безвестным. Подвиг обладает тем же свойством, что и правда: рано или поздно он обнаружит себя, пусть даже в случайных отголосках, в слухах, в вере в возможность его. Даже непроницаемые стены одиночных камер для него не преграда. Тысячу раз прав был армянский поэт Ованес Туманян:
Пройдет любовь. Уйдет краса.
Всем тропам свой черед.
Для смерти смертный родился.
Но подвиг не умрет!
И повесть «Ласточка-звездочка» - это и повесть о цепной реакции самого скромного, самого, казалось бы, непримеченного подвига, о благородном влиянии на человеческую душу возвышающих поступков и зрелища человеческих страданий. Семину удалось объяснить смысл личного примера с тем большей правдивостью, что основные герои его книги, Сергей Рязанов и Эдик Камерштейн, - живые характеры, люди с чувствительной душой, чуткие, восприимчивые сердцем. Свойственная Сергею жалостливость, «которую он знал и не любил» в себе, считая, что «это мать испортила его в детстве своей необузданной ласковостью», та жалостливость, что «была чувством хлопотливым, толкавшим Сергея на ссоры с ребятами, озорными, ловкими драчунами», - на самом деле двигательная черта его характера, оборачивающаяся в дни испытаний высокой человечностью, устремляя его обладателя на путь активного сопротивления врагу.
В журнальной публикации повесть «Ласточка-звездочка» заканчивалась уходом героев на фронт. Сергей и Эдик, уходя, оставили записку: «Мама, мы ушли на фронт, чтобы воевать против кровавых немецких захватчиков. Мы не можем иначе. Прости нас и не беспокойся, мы будем очень осторожны. Записку уничтожь!!!»
Я читал когда-то эту повесть в журнале, и у меня осталось впечатление, которое, пожалуй, тогда и сам себе не мог бы объяснить. Мне показалось, что характер героев намекал на что-то большее чем такой бодрый, но и привычный конец.
И скорее удовлетворение, чем удивление, испытал, читая в отдельном издании повести («Советский писатель», 1965)сразу же после слов «Записку уничтожь!!!» абзац, начинавшийся так:
«Они недалеко ушли – добрались до соседнего города – и попали в большую облаву…» мальчики не были осторожными и их увезли в Германию. Четырнадцатилетние подростки проявили дерзкую отвагу – попытались бежать. Потеряли друг друга. Эдик убит. Сергею удалось забраться в вагон товарного эшелона, который, по его предположению, немцы собирались гнать на восток…
Кончились ли на этом злоключения Сергея Рязанова? Автор обрывал повесть, не желая утешать читателя, оставляя его в неведении, ничего не обещая… однако, когда повесть появилась с новым концом, уже была известна дальнейшая история Сергея Рязанова.
Полный текст см. Макаров А. Через пять лет /А. Макаров//Знамя.- 1966.-№ 3. С.224-243.
ВОПРОСЫ К КНИГЕ В. Н. СЕМИНА «ЛАСТОЧКА-ЗВЕЗДОЧКА»
1. Почему повесть названа «Ласточка-звездочка»?
2. Какой эпизод в книге произвел на вас самое сильное впечатление? Почему?
3. Был ли, по-вашему, героем дворник Максим Федорович (Мекс)?
4. Кому из героев повести вы отдаете предпочтение? Почему?
5. Какие чувства у вас вызвал Гришка Кудюков? Вы смогли бы представить его дальнейшую судьбу?
6.Почему после разговора с комендантом, Эдик Камерштейн (Тейка), пересказывая его Сергею, плачет?
7. Чему могут современные мальчишки научиться у героев повести «Ласточка-звездочка»?
8. В чем, на ваш взгляд, проявился талант писателя?
9. Какие чувства вызвала у вас прочитанная книга?