Перейти на главную страницу
В середине XVI века возникает новый жанр романа, которому предстоит долгая и плодотворная жизнь. Плутовской роман жанр, который вскоре распространился с успехом по всей Западной Европе и даже в странах Латинской Америки. Н. Томашевский замечает, что хронологические границы жанра порой раздвигались совершенно неправомерно. Он пишет: «…Плутовской роман жанр исторически завершенный, то есть имеющий определенные временные пределы… Плутовской роман прожил почти столетнюю жизнь, окончательно исчерпав себя к середине XVII столетия. Все, что последовало потом в этом жанре, было пустым эпигонством»1. По мнению Томашевского, верный признак завершения исторической жизни жанра разобщение формы и содержания, что и произошло с плутовским романом.
Но настоящим прообразом плутовского романа в Испании является замечательное произведение Фернандо де Рохас «Селестина», написанное в конце XV века. Это история пылкой и чувственной любви двух юных существ, оканчивающаяся трагически. Здесь автор впервые в Испании дал вполне реалистическое изображение любовной страсти, чуждое всяких прикрас и идеализации, и в то же время превосходно обрисовал ту среду, на фоне которой развертывается главное действие.
В «Селестине» дана картина общественных низов и их жизненной практики. Специальную разработку эта тема получили в плутовском романе. Для его появления потребовались особые условия.
Плутовской, или пикарескный (от исп. рicaro «ловкач», «пройдоха», «прихлебатель») роман — порождение и свидетельство кризиса Испании. Вот что пишет А.А. Смирнов: «К середине XVI века в Испании … образовались целые полчища лиц деклассированных, без определенных занятий, мелких аферистов, шулеров, плутов всякого рода»3. Это произошло вследствие обнищания широких слоев населения, а также распространившейся склонности к авантюризму и страсти к легкой наживе. Широкие массы населения страны в условиях застоя экономики были лишены возможности заниматься производительным трудом и обречены на нищету и бродяжничество. Томашевский замечает: «Огромные дворянские поместья приходили в упадок, так как работали там почти исключительно рабы и мориски, а с окончательным выдворением последних (1609 – 1614 гг.) была уничтожена трудолюбивая прослойка тогдашнего испанского общества. Работать стало фактически некому»4. Бродяги пополнялись и за счет идальгии, испытавшей на себе губительные последствия «революции цен». Короли, хотя и издавали законы против бродяжничества, в сущности, не были заинтересованы в искоренении зла, ибо в нищих и бродягах видели резервную армию, которая могла служить интересам абсолютизма и за океаном, и в бесконечных войнах в Старом Свете. Формированию слоя пикаро способствовала политика ограбления колоний, порождавшая иллюзорную веру в возможность быстрого обогащения и презрение к труду.
Поскольку жанр плутовского романа развился на стыке Ренессанса и барокко и должен быть как-то соотнесен с обоими культурно-художественными направлениями, то ни одно из них не может трактоваться в качестве стилевого «субстрата» этой жанровой разновидности. Е.М. Мелетинский отмечает: «Наиболее «историческим» в плутовском романе является его сатирическая направленность, а не сам образ плута… Образ плута в романе сам по себе не был только непосредственным рефлексом массового бродяжничества и преступности; скорее наоборот: бродяжничество и преступность поддерживали популярность этого типа героя»5.
Эти размышления, так же как и конечный вывод самого автора, крайне пессимистичны. В плутовском романе обнажаются все язвы испанского общества того времени и с ясностью раскрывается порочность общественной системы, приводящей к торжеству лицемерия, плутней и корысти. Здесь предстает картин страшной нищеты и разорения, в которые ввергнута основная масса населения, и то больное состояние общества, в которое его привела великодержавная политика испанского абсолютизма. Читателя и автора не радуют относительные удачи «героя», так как они сопровождаются нравственным его развращением.
Вот что пишет Мелетинский: «…Плутовской роман не столько сатира (средневековая городская и уже ренессансная), обогащенная исторически свежим типом плута, сколько архетип плута, реактуализованный в обстановке распада патриархальных связей … и введенный в рамки подлинно сатирической нравоописательной и нравоучительной прозы, использующей большую романную форму»6. В таком виде плутовской роман является антиподом рыцарского романа.
Рождение пикарескной литературы как жанра связано с повестью «Жизнь Ласарильо с Тормеса, его невзгоды и злоключения». Автор первого в России обстоятельного труда, в котором рассматривается это произведение, Н.И. Стороженко связывает возникновение реального романа именно с «Ласарильо». З.И. Плавскин в книге «Литература Возрождения в Испании» утверждает: «…Нельзя не согласиться с теми, кто видит в повести о Ласарильо одно из первых и ярких проявлений реалистического искусства в Испании»7. Плавскин показывает, что во всей книге автор верен жизненной правде, что «эта достоверность повествования обнаруживается … в точном воспроизведении мельчайших деталей окружающего быта … и находит свое высшее проявление в искусстве портретирования…»8. Н. Томашевский замечает: «Мнение о том, что плутовской роман является романом реалистическим, по всей вероятности, справедливо… В плутовском романе фигура пикаро представляет собой не столько реального пикаро, сколько литературную его транскрипцию. Вот с такими оговорками и можно говорить о реализме плутовского романа, поскольку в его основе лежит все же определенная историческая действительность, хотя и несколько преображенная»9.
Хотелось бы отметить, что повествователь в «Ласарильо» один — сам герой повести, толедский городской глашатай, родившийся на мельнице на реке Тормес, в детстве потерявший отца и отданный матерью в услужение к слепцу-побирушке, сменивший затем еще восьмерых хозяев и получивший, в конце концов, «коронную службу», на которой он благоденствует под покровительством настоятеля храма Спасителя, женившего Ласаро на своей наложнице. Мы не знаем, где и как Ласаро научился читать, и даже писать.
С.И. Пискунова пишет: «Считая автобиографическую форму «Ласарильо» попросту «формой», то есть тем, чем при анализе достовернейшего рассказа о жизни Испании XVI века можно попросту пренебречь, не различая по существу образы и функции автора и повествователя, в роли которого выступает герой…»10.
Ласарильо, переменив многих хозяев и испытав немало превратностей, из простодушного мальчика превращается в закоренелого плута. Его школой было знакомство с образом жизни и мыслей своих хозяев, в которых он видел воплощение морали всего общества. Как бы ни отличались друг от друга нищий слепец и продавец папских булл, бедный, но чванливый идальго и священник, — все хозяева Ласарильо обладают одним общим свойством: их сущность находится в полном противоречии с тем, за кого они хотят себя выдать.
Здесь, таким образом, появляется одна из основных тем позднего Возрождения — противоречие между сущностью и видимостью. Слепец притворяется добрым, на самом деле он жесток; священник предстает перед всеми человеком щедрой души, хотя в жизни он скупердяй, морящий голодом Ласарильо; продавец папских булл, притворяясь набожным, нагло эксплуатирует веру в своих корыстных целях; за внешним благочестием последнего «покровителя» Ласарильо, настоятеля храма Спасителя, скрывается отвратительный разврат. Только один персонаж выведен с некоторым сочувствием — идальго, презирающий засилье фаворитов, но и тот, будучи нищим, поддается искушению казаться обеспеченным. Не «полезные советы» хозяев Ласаро, а пример их жизни способствует воспитанию из бедняка, вынужденного прибегать к уловкам, чтобы не умереть с голоду, закоренелого пройдохи, готового во имя материального благополучия поступиться человеческим достоинством и после женитьбы на любовнице настоятеля покорно терпеть супружескую измену.
С.И. Пискунова отмечает, что Ш. Оберэн и независимо от него К. Гильен первыми заметили, что «Ласарильо» — «не что иное, как «рассказанное письмо», а не просто ряд эпизодов фольклорного и литературного происхождения, нанизанных на нить судьбы героя»11.
Главной подоплекой послания толедского глашатая является гордость, похвальба, самовозвеличивание человека выходца из низов, добившегося благодаря собственным усилиям, уму и житейской хватке, ценой многих испытаний и унижений устойчивого социального положения и материального благополучия. И теперь он хочет славы в потомстве, о чем заявляет в прологе: «Рассудил я за благо, чтобы столь необычное и, пожалуй, неслыханные и невиданные происшествия стали известны многим и не были сокрыты в гробнице забвения, ибо может случиться, что, прочтя о них, кто-нибудь найдет здесь нечто приятное для себя, и даже тех, кто не станет в них особенно вдумываться, они позабавят»12.
Ласаро не понимает неуместности и беспочвенности своего самоутверждения, позорности своего социального положения. Этим и образуется иронический подтекст повести, рисуемый анонимным автором, спрятавшимся за фигурой героя-повествователя. Тем самым похвальное слово Ласаро о самом себе естественно встает рядом с «Похвальным словом Глупости» Эразма.
«Жизнь Ласарильо с Тормеса» встраивается в однозначную фиксацию жанровой традиции: это эпистолография, а точнее, эпистолярная автобиография. Рассказ героя о своей жизни с момента его появления на свет и есть то фабульное и структурообразующее начало, которое объединяет разрозненные темы и эпизоды вокруг судьбы героя и создает единую повествовательную перспективу. Именно это и превращает автобиографическую эпистолу в роман. Пискунова отмечает: «…Хотя в содержательном аспекте «Ласарильо» является пародийной парафразой споров о «новом человеке», сама повесть не является пародией ни на какой из существовавших в то время литературных жанров»13.
Роман насквозь пропитан духом разочарования, духом полного отрицания социальных и официально-религиозных ценностей мира. Этот дух С.И. Пискунова определила как «апофатический эразмизм».
Все в повести предстает в двойном, даже тройном освещении. И в то же время все остается единым, неразделенным, переплетенным, все отражает гротескный строй сознания героя в его обеих ипостасях, структуру народного сознания, не различающего верх и низ, материю и дух.
Несомненным достижением реалистического искусства автора является образ центрального персонажа. Прежде всего образ лишен статичности, показана эволюция характера Ласарильо. Вначале он изображен с сочувствием, в его характере на первый план проступают активность и находчивость, умение не унывать при любых неудачах. В своих поступках он движим естественным чувством голода, инстинктом самосохранения: «Сколькими добродетелями должен обладать человек, чтобы подняться из низкого состояния! восклицает Ласаро. Я сирота и должен уметь постоять за себя»14. В конце книги открывается оборотная сторона этих качеств, автор иронически разоблачает хищническую, паразитическую мораль своего героя, хотя самый процесс перерождения Ласарильо показан недостаточно детально и убедительно. Герой становится плутом в процессе возмужания и приспособления, вследствие некоей «инициации» самой жизнью: например, когда хозяин-слепец заставляет Ласаро удариться о каменного быка, чтобы научить его необходимой в жизни хитрости, поскольку «слуга слепого должен быть похитрей самого черта»15.
Нелицеприятное повествование Ласаро о развратной жизни и проделках его хозяев не может заслонить того факта, что его собственное благополучие куплено ценой приобщения к их образу жизни. За физическим воскрешением-исцелением Ласарильо-ребенка следует очередное испытание, за социальным возвышением Ласаро-глашатая таится его духовная смерть. В судьбе героя повести есть три поворотных момента: первый жестокое «посвящение» его слепцом в законы жизни, второй спасительное вмешательство соседок после бегства «идальго» и третий поступление героя на «коронную» службу.
Горькая ирония анонимного автора по отношению к действительности порой умеряется нескрываемой симпатией к жизненной силе героя, столь близкой и понятной человеку Возрождения.
Главное завоевание реализма в повести это показ активного воздействия среды, общества на формирование характера центрального персонажа. Реализм автора, окрашенный иронией и скепсисом, обладает большой разоблачительной силой.
Но никаких реальных исторических фактов в романе нет. Но два точных исторических указания все же содержатся: сражение у острова Джерба, упоминаемое в начале книги («я сын честного человека, павшего за веру в походе на Джербу»16), и вступление «победоносного императора» в «славный город Толедо» в конце.
Еще очень интересный момент то, что имя героя повести напоминает о двух евангельских персонажах, также носящих имя Лазарь (исп. Ласаро): о Лазаре, умирающем от голода на пороге дома богача, и о Лазаре, которого воскресил Иисус Христос, единственном из смертных, пережившем собственную смерть. Образы обоих Лазарей сливаются в повести в образе Ласарильо. С темой воскрешения героя связан и напоминающий о таинстве причастия сквозной в повести мотив вина. Оно не раз, по предсказанию слепца, «дарует» герою жизнь.
В жанровой структуре «Ласарильо с Тормеса» просматривается связь почти со всеми жанрами современной ему испанской прозы, равно как и с традициями античной прозы. Эта небольшая повесть, написанная в форме автобиографического послания, пародирующая исповедь и отдельные мотивы Священного Писания, выстроенная как контр-жанр по отношению к житийной прозе, вобравшая в себя множество разговорных и полулитературных жанров от божбы до новеллы, оказалась, по мнению Пискуновой, в литературе эпохи Возрождения «в жанровом отношении бесприютной» (образ М. Бахтина).
Итак, плутовской роман возник как своеобразная антитеза жанрам «высокой» ренессансной прозы. Все, что в рыцарском и пасторальном романах возвышалось и облагораживалось, в романе пикарескном последовательно снижалось и вульгаризовалось. Мелетинский пишет: «Плутовской роман противостоит рыцарскому и диахронически (следуя за ним), и в какой-то мере синхронически, т. е. парадигматически и типологически как его противоположность, альтернатива, дополнительный объект в той же системе, как анти- или контрроман с антигероем или контргероем»17.
В повести о Ласарильо в концентрированном виде представлены существенные черты плутовского жанра. Определилась преимущественно «автобиографическая» форма пикарескного романа: плут составляет собственное жизнеописание, после того как достиг благополучия. Подобная форма предопределяет как бы раздвоение образа героя: с одной стороны, это пикаро, проходящий суровую школу жизни; с другой рассказчик, умудренный жизненным опытом извлекающий из этого опыта назидания. На эти две точки зрения накладывается, не совпадая ни с одной из них, авторская позиция, находящая выражение в «Жизни Ласарильо с Тормеса» главным образом в ироническом освещении событий и персонажей.
Начиная с «Ласарильо», плутовской роман строится как своеобразный «роман воспитания» героя, где «школой» выступает сама жизнь, с которой герой сталкивается в ее различных проявлениях, переходя от хозяина к хозяину либо от приключения к приключению. Отсюда довольно элементарная конструкция повествования, в котором отдельные эпизоды связаны между собой образом центрального героя, единственного персонажа, проходящего через всю книгу. Вместе с тем именно «открытость» композиции позволяет развернуть панораму действительности, создать галерею социальных типов. Показ общественной среды становится одним из существенных элементов идейного содержания романа, подчеркивая социальную обусловленность образа пикаро и его эволюции. Изображение среды приобретает по преимуществу сатирическую направленность, а поскольку автор плутовского романа изображает главным образом изнанку жизни, то этой сатире присущ нередко грубый, «физиологический» характер. Часто сатира окрашена в мрачные и безысходно пессимистические тона.
Плутовской роман это «воспитательный роман» наизнанку, ибо в конечном итоге совершается примирение героя с ужасной, гнусной действительностью либо «возвышение» ее с помощью религиозного назидания.
Книга о Ласарильо горькое, ироническое «введение в жизнь», показательная автобиография, руководство по искусству жизни среди «невзгод и злоключений». Образ Ласарильо это один из типов пикаро, которого можно назвать «плутом поневоле», только в конце он становится закоренелым мошенником.
Значение плутовского романа для развития мировой литературы огромно. Умерев как конкретно-исторический жанр, он повлиял на становление и развитие большинства повествовательных жанров нового времени.
Все, что последовало потом в этом жанре, было пустым эпигонством По мнению Томашевского, верный признак завершения исторической жизни жанра разобщение формы и содержания, что и п
07 10 2014
1 стр.
Работа выполнена на кафедре филологии и методики преподавания педагогического института
25 12 2014
3 стр.
«Социально-экономическая специфика наименее развитых стран на примере Судана и Йемена»
11 10 2014
1 стр.
На примере разных жанров и видов искусства "натюрморт, портрет, жанровая живопись, предметы народных промыслов" показать особенности некоторых национальных традиций и выразительнос
09 09 2014
1 стр.
Одно дело журнальная страница и другое -плакат, стенд. Все специфические особенности изобразительной рекламы наиболее ярко и многогранно отражаются в плакате, поэтому мы и рассмотр
27 09 2014
1 стр.
Основной темой романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» является борьба двух противоположных «лагерей»: либерального дворянства и революционно настроенных молодых демократов
10 09 2014
1 стр.
Диалогизм романа Д. Дидро «Жак-фаталист и его Хозяин» в аспекте специфики жанра философского романа
08 10 2014
1 стр.
17 12 2014
2 стр.