Гусаковская Надежда
ПОЛИТИКИ СУБЪЕКТА: ПОДЧИНЕНИЕ КАК (РЕ)ФОРМИРОВАНИЕ

(заметки к критикам)
Критика субъекта в основе своей всегда политична. Проблематизировать понятие субъекта значит подвергать сомнению, деконструировать эпистемологические основания, незыблимые предпосылки существования политического. Эту ловушку “политического” — “установить заранее, что любой политической теории необходим субъект” — делает видимой Джудит Батлер в статье «Случайно сложившиеся основания: феминизм и вопрос о “постмодернизме”», где она описывает и деконструирует “сложившуюся форму существования политики, требующую, чтобы эти понятия оставались не подвергаемыми проблематизации аспектами ее собственного определения”¹.
Понятие субъекта является незыблимым основанием идеологии. Как писал Луи Альтюссер: «Нет никакой идеологии, кроме той, которая существует благодаря (функционированию) категории “субъекта”». Она создается для субъектов и через категорию «субъекта»². Категория эта является универсальной и формо-образующей. Она представляется залогом существования идеологии и лежит в основе (социального/политического) бытия индивидов. Это место, с которого индивид может быть видим и может говорить, место в котором может осуществиться идеология, место, которое фантазматически возникает в момент называния-оклика, “пустое место, которое в то же время ниспровергается и является условием существования любой идентичности”³.
Идеология, по Альтюссеру, и есть то обыкновенное чудо, которое функционирует только в присутствие субъектов — для них и благодаря им. Это чудо дает им возможность социального (политического) действия. Обеспечивает им существование в ситуации узнавания и повторения, то есть в ситуации стабильности и спокойствия. Она интерпеллирует к конкретным индивидам как к конкретным субъектам, и только благодаря идеологическому запросу конкретные индивиды (как «уже-всегда» субъекты) распознают себя (через практики и ритуалы) и утверждаются как действительно конкретные индивидуальные субъекты. И только в той степени, в которой идеология конституирует конкретных индивидов как субъектов, категория субъекта является для нее конституирующей⁴.

О конституирующей силе категории субъекта говорит Джудит Батлер, которая неразрывно связывает жизнеспособность субъекта с признанием тех позиций, которые ему предложены властной матрицей: «“я” выстроено этими позициями, и эти позиции являются не всего лишь теоретическими продуктами, но организующими принципами, полноправно управляющими материальными практиками и институциональными соглашениями, теми матрицами власти и дискурса, что производят меня как жизнеспособного “субъекта”»⁵.

Критика субъекта, которую стали целенаправленно осуществлять (пост)феминистские теоретики, направлена в первую очередь против формирования субъектов через механизмы подчинения. Деконструкция категории приведет к деконструкции действительности — полагают они. Те, кто занимается практической деятельностью, чаще всего испытывают вполне понятные трудности с тем, чтобы поддержать теоретиков в их ожесточенной борьбе с понятием субъекта. Практики все еще остаются на эссенциалистских субъективных позициях, понимая и принимая, что для того, чтобы кто-то был репрезентирован, “этот «кто-то» должен удовлетворять основному требованию — «быть субъектом»”⁶.
Возможный выход из создавшегося положения, когда власть полагает своим незыблемым основанием бытие индивида в качестве субъекта, был предложен Джудит Батлер: в статье “Случайно сложившиеся основания…” она призывает деконструировать этот концепт посредством постоянного его переозначивания (“мобилизация означающего в условиях альтернативного производства”⁷) повторять его, и повторять его против него самого, смещая его из контекста, в котором он был развернут как инструмент подавляющей власти⁸. Реализация ее теории, однако, входит в противоречие с практиками конкретных индивидов (которые тем не менее все еще остаются всегда-уже субъектами (always-already subjects)). Теоретическое переобозначение субъекта не всегда может влиять на его функционирование и его бытие во власти в условиях реального производства.

Я хочу сказать, что единственный способ избегнуть универсального концепта — предложить ему альтернативу. Не в виде альтернативного значения, а в виде альтернативного понятия.

Такое альтернативное понятие предлагает другая постфеминистская теоретик Рози Брайдотти — понятие номадического субъекта. Именно номадическое сознание она делает эпистемологическим и политическим императивом критического мышления, а номадический способ передвижения — единственно альтернативным способом “периферийного сопротивления гегемоническим формациям”⁹.

Альтернатива эта является смелой находкой Жиля Делеза. Правда, имя новому понятию он выбрал другое — “номадическая сингулярность” (несводимая к набору определенных фиксированных черт единичность).

Как мне кажется, сам Жиль Делез ввел понятие доиндивидуальной кочующей единичности для того, чтобы заменить им как классические теории субъекта, так и структуралистские теории, связанные с анализом означающего¹⁰. Выбор для термина “номадическая сингулярность” именно такого существительного был обусловлен желанием избежать слишком многозначного (а по сути, слишком однозначного) термина “субъект”.

Расхождение с аутентичной номадической концепцией Делеза обнаруживается уже в названии книги Розы Брайдотти — “Nomadic Subjects: Embodyment and Sexual Difference in Contemporary Feminist Theory ”. “Потребность в размещенности (situational need)”¹¹, о которой постоянно говорит Рози Брайдотти, вскрывает имплицитное тяготение к стабильности, некоторой (пусть и временной) закрепленности, фиксированности. Как видим, закрепленность за местом все еще является основной характеристикой субъекта (пусть и номадического).

Номадическое сознание, которое понималось Делезом как интенция пересекать границы и двигаться независимо от точки назначения, “из одного пункта в другой только в силу фактической необходимости — в силу смежности этих пунктов на трассе”¹², трансформируется в интерпретации Розы Брайдотти в отчетливое осознание подвижности границ, передвижение в поисках размещенности, где можно было бы воссоздать свой дом, свою базу, набросать карту местности для таких же как ты номадических субъектов, которые после смогут ее прочесть¹³.

В таком виде концепция Брайдотти напоминает мне проект номадического туризма. Теория, созданная для одиночек-интеллектуалов, превратилась в проект спасения для масс. Капитализм экспроприировал и этот, казалось бы, уж совсем неудобоваримый для него концепт, чтобы внести номадического субъекта в свои картотеки. Роза Брайдотти сослужила хорошую службу, обозначая по тексту характерные отличительные черты номады, чтобы ее/его всегда можно было найти (обозначить): номада — субъект, что оставляет всякую идею, желание или ностальгию по закрепленности; имеет определенные, сезонные паттерны движения по довольно устойчивым маршрутам; траектория номад — контролируемая скорость; их память активирована против потока; они обладают суровой непреклонной силой; двигаются быстрее и выдерживают более длительные путешествия, чем остальные, так что ассимилировать их нелегко; не требуют оснований для эффективной политической деятельности (это препятствует полету номадического сознания); устанавливают связь со всем на свете¹⁴.

Таким образом, номадический субъект представляет собой выведенный в срочном порядке вид субъективности в условиях ускоренной глобализации, когда возникает и становится всеобщим “новое ощущение мира, который словно “сжимается” во времени и в пространстве (так называемая глобальная «компрессия»), воспринимается в сознании отдельного индивида как глобальный и целостный, а не ограниченный конкретным местом проживания”¹⁵. Власть, которая требует “формирования универсальной системы координат, позволяющей, описывать некие феномены (экономику, политику, культуру) в общих рамках, применять к ним некие общие критерии оценки”¹⁶ нуждается в контролировании поднадзорных субъектов в такой системе координат.
Сложившаяся ситуация требует создания теории, которая бы ввела в поле власти всех разбредшихся было и потерявших чувство собственного места субъектов, обеспечило бы их контролируемость и вменяемость даже в условиях стремительно изменяющейся системы. Такой удобной теорией и является концепция номадической субъективности (по крайней мере, в том виде, в котором она озвучена Рози Брайдотти). Ее никак нельзя назвать “формой политического сопротивления гегемоническим и эксклюзивистским взглядам на субъективность”¹⁷: она представляет собой своевременный востребованный продукт (в первую очередь, академического) знания, который под формой соблазнительного возможного сопротивления не просто поддерживает изменяющуюся систему власти, но отражает и концептуализирует происходящие шокирующие перемены в мировом со-обществе, давая (прежде всего) интеллектуалам, а затем и массам возможность пережить коллапс перехода в процессе глобализации к универсальной системе координат и какое-то время пребывать в иллюзии того, что они наконец-то нашли способ избежать ловушек власти. Здесь как раз стоит процитировать проницательную Джудит Батлер, которая предупреждает, что “обращение к позиции, помещающей себя вовне игры власти, есть, возможно, наиковарнейшая уловка власти”¹⁸.
Мы видим, что субъект хоть и критикуется в постклассическую эпоху и переопределяется, все же никак не исчезает, и суть его остается той же или почти той же — он все еще незыблем и представляет собой основание для политической, социальной и любой другой активности, он все еще означает место, из которого любой индивид говорит, он все еще возникает как мираж из идеологической интерпелляции и является залогом социального бытия индивида. Я говорю о том, что по прочтении множества текстов, которые критикуют категорию субъекта, я все же вижу, что он не только не сдает свои позиции, но укрепляет их. И причина такой устойчивости, стабильности и живучести кроется в том, что сам субъект есть позиция, место. Это само воплощение место-положенности. Субъект — не субстантивная категория, а категория обстоятельства места (если использовать лингвистическую терминологию). Исчезновение (смерть) субъекта (то, что предлагают постмодернисты) ведет к потере места в структуре, где основополагающим все еще пока остается именно место, с которого ты (как конкретный индивид под спасительной личиной субъекта) можешь говорить и быть видимым. Отказаться от субъекта (категории и позиции) невозможно, потому что в этом случае мы теряем точку опоры и точку зрения и не имеем больше возможности ни смотреть, ни быть видимыми.
В таких условиях, возможно, то, что предлагает Джудит Батлер (не смотря на всю ее “теоретичность”), является единственным выходом, по крайней мере, из универсальности (одномерности) субъектной позиции¹⁹. Деконструировать сам концепт, сделать его номадическим, лишить его универсальности, сдвинуть его с позиции основания всякого действия, сделать его открытым для переопределения и переозначивания — путь либерального (академического) сопротивления. Пусть он не кажется столь радикальным как проект номадического мышления, но на данный момент, как это не парадоксально, представляет собой единственный чистый пример такого мышления.
Работать внутри существующих систем (а не вне), осознавая свое место в них и собственную сконструированность по требованиям этих систем, возможно, как отмечает Батлер, есть предусловие нашей свободы действия²⁰. И вместо того, чтобы создавать иллюзию автономного передвижения вне границ и форм, заданных властью, может быть, стоит формально подчиниться заведенным правилам и попытаться подорвать, реформировать систему изнутри, освоив автономность и свободу действия (передвижения) как функции подчиненного и зависимого субъекта²¹.


Список литературы:

1. 
   Althusser L. Ideology and ideological apparatuses, in Zizek S., ed. Mapping Ideology (Verso, 1994), pp. 100-140.
   
2. 
   Батлер Д. Гендерное беспокойство // Антология гендерной теории. Под ред. Е.Гаповой, А.Усмановой. Минск. Пропилеи.2000. С. 297-346.
   
3. 
   Батлер Д. Случайно сложившиеся основания: феминизм и вопрос о “постмодернизме”// Введение в гендерные исследования. Часть II: Хрестоматия. ЦХГИ, Санкт-Петербург: Алетейя, 2001. С. 235 – 257
   
4. 
   Брайдотти Р. Путем номадизма// Введение в гендерные исследования. Часть II: Хрестоматия. ЦХГИ, Санкт-Петербург: Алетейя, 2001. С. 136 – 163
   
5. 
   Делез Ж. Гватари Ф. Трактат о номадологии. https://www.prometa.ru/kpr/frames/nmd.htm
   
6. 
   Можейко М.А. Делез Жиль // Большая философская энциклопедия М., 2001.С. 295-300.
   
7. 
   Муфф Ш. Феминизм, гражданство и политика// Введение в гендерные исследования. Часть II: Хрестоматия. ЦХГИ, Санкт-Петербург: Алетейя, 2001. С.214 – 233.
   
8. 
   Салецл Р. Из любви к народу: Диснейленд Чаушеску (глава 4) // (Из)вращения любви и ненависти. Худ. Журнал. М., 1999. С. 89 – 107
   
9. 
   Усманова А.Р. “Критические интеллектуалы” и культурная политика в эпоху глобализации” (распечатка из Центра Гендерных Исследований)