Пятое и шестое столетия до нашей эры были замечательной эпохой в истории человеческой мысли — эпохой, давшей в Индии Гаутаму Будду, в Греции (около 535-475 гг. до н.э.) Гераклита из Эфес, сформулировавшего одно из лучших опреде­лений диалектики, и бессмертного философа древнего Китая Лао-цзы (V век до н.э.). ²⁰ Исключительность эпохи составили имена этих трех исполинов, в учениях которых явно прослежи­вается определенное родство мысли.

Буддизм в своем распространении на Азиатском континенте обладал двойственной притягательной силой — огромным воз­действием его философской мысли и доступностью учения для всех людей. Буддизм, если он правильно интерпретируется, обнаруживает удивительное родство с современной мыслью. В сфере чисто философской мысли — утверждение единства сознания и материи, или .энергии и материи, выраженное в формуле «нама-рупа». В сфере социально-этической — служение человечеству в целом и духовный подъем масс.

Эта направленность буддизма как учения для всех людей, усиленная возвышенной философией, в течение многих столетий вдохновляла философию, искусство и литературу стран Азии. Являясь прогрессивным учением, буддизм повсюду благоприятст­вовал новому развитию творчества и принес народам Азии самые лучшие достижения индийской мысли. Куда бы Будда ни направлялся, он прежде всего обращался к народу, стремясь вступать в контакт с простыми людьми, стоящими вне косной социальной системы.

Буддизм, таким образом, стал могущественным социальным движением освобождения. Общеизвестно, что Будда и его ученики проповедовали свое учение на простом языке, только на общедоступных наречиях, на которых говорил народ. Так устано­вился распространенный обычай, рассчитанный на то, чтобы сделать учение доступным широким массам народа. Именно эта направленность учения к народу и была одной из главных причин, способствовавших широкому распространению буддизма как в соседних странах, так и среди иностранных завоевателей, которые вторглись с северо-запада и для которых Индия стала их родиной.

Буддизм, таким образом, помог стране, в которой он возник, ассимилировать завоевателя, и, следоваельно, решить проблему, которую было бы не так просто решить в обществе, где господствует косная кастовая система.

Политические факторы

Принятие этими чужеземными пришельцами: иранцами, гре­ками и турками Центральной Азии буддизма сделало возможным быстрое распространение его через Центральную Азию на Дальний Восток. Учение, которое переступило расовые и географические границы Индии, не могло не быть притягательной силой и не могло не оказывать огромного влияния на соседние страны. Исторически сложилось так, что распространение буддиз­ма в Индии совпало с двумя политическими событиями первостепенного значения в истории Древнего мира — образованием Империи Маурьев и образованием Кушанской империи, в которую входили обширные районы Центральной Азии.

Эти события в политической жизни древней Индии способст­вовали распространению миссии Будды за пределами Индии на Запад, к Средиземноморскому бассейну, и на Восток, к Тихому Океану. Это взаимодействие культурных и политических событий достойно символизируется знаменитой Колонной Ашоки, которая с 1947 года стала официальной эмблемой независимой Индии.

Буддизм распространялся тремя мощными волнами: через Центральную Азию в Китай и со временем в Японию, морским путем в юго-восточную Азию и через гималайский горный барьер. В истории был период, когда вся Центрально-Азиатская зона, от Каспийского моря до Тихого Океана, была преимущест­венно буддийской. Последние раскопки советских ученых на территории древнего Хорезма в Узбекистане и Казахстане в Средней Азии СССР обнаружили многочисленные следы буддий­ского прошлого — замечательные фрески, лепные изображения и развалины храмов или вихар.

Находки в Китае

И как бы перекликаясь с этими археологическими открытиями, поступают сообщения об имеющем важное значение откры­тии большого ансамбля буддийских пещерных храмов в юго-восточном Гансю в западном Китае. Эти храмы, украшенные изумительными фресками, как утверждают, превосходят по своему высокому мастерству знаменитые Дунь-Хуанские пещер­ные храмы в западном Гансю на самом краю Такламаканской пустыни.

В своем победоносном шествии буддизм не только преодоле­вал пустыни, ему также было ведомо, как преодолеть море. Могущество индийского торгового флота в раннем периоде Средневековья способствовало распространим буддизма морским путем в юго-восточную Азию и Индонезию начала эпохи Средних веков, Суварнадвипу, которая считалась крупным центром буд­дийского учения. Здесь также общечеловеческая направленность буддизма способствовала тому, что индийская культура распространялась и создавала те культурные связи, которые действенны и сильны до сих пор, несмотря на изменившиеся условия.

Начиная с седьмого столетия н.э. новая волна влияния буддизма распространялась на север через гималайский горный барьер. В этом случае влияние активизировалось вторжением мусульман в северную Индию: это вторжение мусульман привело к тому, что буддисты вынуждены были спасаться бегством в пограничную страну или за ее пределы. Эта последняя волна была достаточно мощной, и к девятому и десятому столетиям н. э весь Тибет принял буддизм. И его движущая сила не ис­сякла, когда тибетский буддизм распространился в Монголии в XVI веке, вместо более раннего проникновения через уйгуров, и вызвал к жизни замечательное явление — литературный ренес­санс в XVII-XVIII столетиях. Это был период, когда кристаллизовалась классическая форма монгольского языка, впитавшего в себя многие особенности санскрита и тибетского языка.

Путешествие Сюан-Цзана

Не будет преувеличением сказать, что на протяжении первого тысячелетия н.э. буддизм смог создать культурную общность, что благоприятствовало свободному потоку идей и привело к небы­валому развитию искуссва и литературы, что и дало Индии право занять исключительное место в истории культуры Азии. Эта общность мировоззрения сделала возможным в седьмом веке н.э. путешествие в Индию знаменитого китайского буддийского ученого и паломника Сюан-Цзана. И куда бы он ни направлялся в своих длительных переходах, будь то пустыни Центральной Азии, или оазисы Таримского бассейна, или заходил в юрты кочевников центрально-азиатских турков — повсюду он находил понимание и желание помочь ему в его поисках. Такое исклю­чительное достижение стало возможным благодаря буддизму.

В нашем мире раздоров и столкновений мудро помнить о великом объединяющем воздействии, которое проявляется в учении Гаутамы Будды. Во время пробуждения трудящихся масс, стремящихся добиться улучшений в области культуры и условиях социальной жизни, уместно вспомнить Гаутаму Будду, первого известного «ганапати», или вождя трудящихся масс, чье пламен­ное послание было адресовано народным массам, который стре­мился возвысить их и устранить социальные и духовные преграды, вселяя в них неустрашимую жажду стремления к свободе мысли, утверждая знание и осуждая слепую веру

Во многих зарубежных странах, в особенности в России и Франции, исследования в области буаддизма стали традиционной областью индологии. Большинство русских индологов предшест­вующего поколения - Минаев, Ольденбург и именно маха-пандит Ф. Щербатской - были учеными, изучавшими буддизм. В советский период Обермиллер, ученик Щербатского, очень пло­дотворно работает в области буддийской философии. Более тесные культурные контакты между Индией и Советским Союзом несомненно будут способствовать возрождению этого традицион­ного интереса русской индологии.

Во Франции сохраняется превосходство в области исследова­нии буддизма на протяжении XIX и начала XX столетия, а за последнее время были опубликованы работы очень высокого порядка.

В Индии наблюдаются признаки нового возрождения интереса к буддизму и буддийской культуре, и основание нескольких исследовательских институтов, предназначенных для исследова­ний буддизма, вселяет надежду на новое возрождение буддологии.

Основа культурной общности, заложенная буддизмом, дает возможность современной Индии играть выдающуюся роль в благородной борьбе за мир и взаимопонимание между народами, наследие, которому индийский народ остается верным.

ПИСЬМА Ю.Н.РЕРИХА К Р.Я.РУДЗИТИСУ

(материалы предоставлены И.Р.Рудзите)

13.05.58

Дорогой Рихард Яковлевич.

Хочу кратко рассказать Вам о наших делах. Выставка все еще открыта, как говорят, «народ не отпускает». Действительно, все слои общества отдали должное ей. Как говорят: «грандиозный успех». Подготовляется монография с цветными репродукциями, будет выпущена серия открыток и подготовлен фильм. Имел беседу с писателем Н.И.Панферовым. Подготовлен номер «Ок­тября» со статьями о Николае Константиновиче и его творчестве. Как говорил Панферов — «нужно воссоздать образ Великого Труженика, человека громаднейшей души». «Искусство его— неореализм». «Молодежь должна учиться». «Пусть будут после­дователями Репина, Сурикова и Рериха». «Пусть подражают». Несколько раз говорил по радио; и очень много раз по музеям и институтам, И вот хочется поделиться с Вами и со всеми Ва­шими нашей радостью. Говорил о музее (Москва или Ленинград) с отделом-филиалом в Сибири, на Алтае, Часто говорим о Вас.

Привет душевный всем от всех нас. Всего Вам Светлого!

Дорогой Рихард Яковлевич.

Очень обрадовало нас нежданное посещение Гунты Рихардовны, которая и расскажет Вам о всех наших делах, о нашем житьи-бытьи. Тема «Космичности в творчестве Н. К. » была особенно близка Е. Ив. и она всегда говорила, что именно Вы это могли сделать, хотя бы для будущего. О большой монографии уже думаем, и Вс.Ник.Иванов писал мне, что очень думает об этом. На днях выходит альбом произведений в изд. «Изогиз». Спрос на него очень большой. Сейчас идут очень ответственные переговоры о Музее, как в Ленинграде) так и в Сибири. Знаю, что дойдем, и эту уверенность хотелось бы передать и Вам. Часто вспоминаем всех наших друзей; и всем шлем наши самые сердечные пожелания. Да будет всем светло в наступающем году.

Духом с Вами.

Дорогой Рихард Яковлевич.

Спасибо Вам за Ваши письма. Очень нас всех порадовал неожиданный приезд Гунты Рихардовны в наши края. После ее отъезда обнаружили приумноженные грампластинки и долго не могли объяснить это явление. Ваша присылка как будто объяс­няет это. Спасибо Вам! Особенно за «Заклятие Огня» — любимая вещь Елены Ивановны. От Гунты Рихардовны Вы знаете о всех наших делах. Был в Киеве. Встретил очень теплый прием со стороны художественной общественности. Многие «болеют Рери­хом». Провел три беседы. Была хорошая тел. передача, в которой показали 51 картину. Выставка в Киеве продлится до начала января. Затем пойдет в Тбилиси, после чего предстоит организа­ция Мемориального музея — Ленинград и Сибирь (Алтай).

К концу года всегда много работы, особенно заседаний. Но во всем идет поступательное движение. Советую прочесть книгу Мелюхитина «Проблема конечного и бесконечного». Госполитиз­дат 1958. Шлю Вам и всем Вашим мысли крепости в наступаю­щем году.

Всего Вам Светлого.

Ю.Р.

Альбом репродукций еще не вышел. Вышел журнал «Вокруг Света» №12 — с тремя репродукциями.

Дорогой Р. Як.

Радовались приезду Е. Я. и Вашему письму. Весь переписан­ный материал для книги получили. Спасибо Вам большое! Остается подобрать статьи. Несколько задержал грипп, т.е. те мои друзья, которые мне помогали с материалом, заболели. Будем ожидать Вашу статью. Пишите так, как звучит она внутри Вас. Выставка сейчас пошла в Тбилиси. Затем вернется в Москву и тогда предстоит отбор вещей на Ленинград и Сибирь (Ново-Си-бирск). Вышли еще открытки и ожидается альбом, который несколько задержался. О Зн.(амени) М. (ира) известный Вам Conlan написал статью, которую думаю пустить в нашу прессу. И к этой проблеме прудем. Ожидается и сборник по истории движения Знамени Мира. Как видите действуем по мере сил и, возможностей. Летом брат мой будет в Кулу организовывать Дом-Музей. Всего Светлого Вам и всему дому Вашему. Духом с Вами.

Ю. Р.

Статьи Н. К. собираются издавать с репродукциями. Спасибо сердечное всем потрудившимся с рукописью.

Дорогой Рихард Яковлевич.

Хочу кратко сообщить Вам наши новости. Выставка закрылась в Тбилиси, где прошла с большим успехом. Теперь картины пойдут в Москву, где предстоит сортировка вещей на Ленинград и Сибирь. Возможно, что несколько вещей останутся в Третья­ковке (конечно, при условии экспозиции). Последнее решение Министерства: автономная экспозиция при Русском Музее и Музей в Новосибирске. Начинаю получать письма из разных музеев с требованием картин. Переписанная рукопись передана в издательство. Скоро предстоит совещание по этому вопросу. Альбом репродукций еще не вышел, но ожидают. Если у Вас сохранились экземпляры сборника «Мысль», хотелось бы иметь. Специально можно не посылать, ибо вероятно будут оказии. Предстоит большая выставка работ моего брата в Дели. Затем и Москва. Надеюсь, у Вас все благополучно. За последнее время было несколько хороших встреч. Работы много и видимо она будет нарастать. В Апреле буду в Ленинграде, читать лекции в ЛГУ. Снова зовут в Киев. А осенью четыре международных съезда. Шлю Вам и всему Вашему дому пожелания самого светлого. Привет Гаральду Феликсовичу. Рад, что у него все устроилось. Сестры мои приветствуют Гунту Рихардовну и всех друзей.

Духом с Вами.

Был у меня Б. Н. Абрамов, который также вернулся на Родину. Книгу «7 лет в Индии» читал еще в рукописи, но книгу не имею. Автор обещал послать мне экземпляр, но видимо забыл это сделать. Бывает.

Дорогой Рихард Яковлевич.

Спасибо за письмо от 30/XI и за память. Рад был узнать, что у Вас все благополучно. О намерениях Вашего музея пустить некоторые картины в обмен еще не слыхал, но побеседую по линии Министерства. Делать это они во всяком случае не имеют права, так как передача картин в Музей не оформлена юриди­чески. Об этом мне здесь говорили, и если находящиеся у них на складе картины им не нужны, их возьмет Музей им. Н. К. Пусть Иг.А. посмотрит за этим. Вышел первый каталог с цветными репродукциями. Посылаю Вам несколько экземпляров через Е.Я. Скоро должен выйти номер «Сов.Союз», с цветными репродукциями. Как идите, работа идет и все движется вперед. Скоро выйдут несколько новых книг на Будд. темы под моей редакцией  перевод Дхаммапады и «Гирлянда Джатак». Пошлю Вам. Решена и выставка моего брата в Апреле - Мае будущего года. Будущий год вообще обещает быть значительным. За последнее время было много знаков. Было несколько моих выступлений о творчестве Н.К. В начале года выйдет альманах, посвященный горам, в котором пойдут 5 репродукций картин Н.К., статья Н.К. «Гималаи» и моя статья. Тираж - 120000. Крепко жму руку. Большой привет вашим дочкам.

Духом с Вами.

— Леопольд Романович, расскажите нам, пожалуйста, о Ваших встречах с Юрием Николаевичем Рерихом.

— Встреч было не много, но впечатлений очень много, а размышлений еще больше. Если мы хотим понять облик Юрия Николаевича Рериха, то должны знать, что это не так просто сделать. Это не просто знание каких-то фактов биографии, каких-то моментов его жизни, деятельности, выступлений и т.д. Мы сами должны как бы подняться сознанием до того уровня, на котором жил он. Это можно сравнить с альпинизмом. Например, мы можем читать о горных вершинах массу книг, можем слушать, как другие рассказывают об этом. Но если мы сами не дышали горным воздухом, не стояли на вершине, не видели перед собой этой прелести, которая есть, мы не сможем это понять в полной мере. Вот так он жил миром Духа.

Он осуществил то, о чем говорил его отец, Николай Констан­тинович: «Идти под знаменем духа», — он этим дышал. Встреча с ним, контакт с ним были счастьем, это было нечто удивитель­ное, незабываемое, но как это объяснить, как это понять... Надо самому подняться до того уровня, когда человек внутри счастлив, счастлив от того, что он живет не на уровне интеллекта, или эмоций, или каких-то методологических знаний, систем и т. д., в которых можно запутаться и потеряться, а когда он перед единым, цельным, вечным и прекрасным. Контакт с ним был незабываем и прекрасен. Я могу сказать, что более прекрасного человека на Земле я не встретил.

Что я могу рассказать конкретно о встречах с ним? Встреча состоялась в 1957-м году, когда Юрий Николаевич только что приехал в Советский Союз. Известно, что он добивался визы и после первой поездки Хрущева в Индию он, наконец, осуществил свою мечту вернуться. Мы с Илзе Рихардовной были в Москве,потом приехали Гунта Рихардовна и Рихард Яковлевич Рудзитис, который раньше не видел Юрия Николаевича, но переписывался с ним. И вот, Гунта Рихардовна, Рихард Яковлевич и я пришли к Юрию Николаевичу. Мы теперь много рассуждаем о духовном взгляде, о восточном взгляде и т.д. И вот — самая первая встреча в квартире на Ленинских горах. Мы заходим, и впускает нас женщина, для нас пока незнакомая. И вдруг я чувствую, что меня кто-то видит, притом видит полностью, насквозь, все, что со мной было, все, что будет и какой я есть на самом деле. Надо сказать, чувство не очень приятное. Я всполошился, посмотрел и совсем не понял, кто на меня смотрит. Я только видел человека небольшого роста, видел глаза, и глаза, которые все во мне видели. Но это был только миг. Это мгновение, кратчайшее мгновение. Тут же взгляд изменился, он подошел, мы поздоро­вались, познакомились. И только тогда я понял, что это действительно был Юрий Николаевич. А по своей наивности я почему-то представлял, что великий человек должен быть вели­кого роста.

И вот, если мы говорим о земном Учителе, то мне кажется, что земным Учителем может быть только тот, кто видит все прошлое и все будущее человека, который к нему подходит. Конечно, Юрий Николаевич обладал этим, но эти свойства совершенно не были заметны постороннему глазу, то есть можно было этого взгляда и не заметить, а потом встреча проходила как обычно, как интеллектуальная, светская встреча: разговоры, беседы.

Он очень посоветовал мне поехать на Алтай. Для меня что Алтай, что Саяны, что Урал — все это было одно и то же, я жил в Риге, учился в Академии художеств. Он поинтересовался, где я учусь. Я ответил. Он сказал: «Вот окончите и поезжайте на Алтай». Я улыбнулся, несколько, может быть, скептически. Он сидел за столом, пил чай. И повторил: «Нет, нет, я Вам серьезно советую, при случае не откажитесь поехать». Вот буквально его слова.

Вот это то, что вмещает и свободу выбора и все-таки указ: при случае не откажитесь поехать. Он сам хотел там жить, он интересовался Академгородком и сказал, что если бы там была кафедра востоковедения, он обязательно приехал бы сюда. Тогда, в конце 50-х годов, намечалось, построить научный городок между Барнаулом и Бийском, но это не состоялось.

Он очень хотел жить именно на Алтае. Много рассказывал о том, как они были на Алтае, как с крестьянами общались. К сожалению, эти пленки, которые он снимал на Алтае, пропали во время наводнения в Монголии, не сохранились ни фотогра­фии, ни кинопленки. А поэтому нужно очень много рассказать.

Он был человеком, который вмещал в себе как бы все грани отношения к жизни. Разговаривая с ним, никогда не испытывал чувства, что перед тобой человек великих знаний, который был там, где никто не был, прошел такими тропами, где только можно мечтать пройти. Не было совершенно чувства, что я студент, молодой человек, малосведущий, а вот это человек, который стоит на сто голов выше тебя. Нет. Это был очень близкий человек. С другой стороны, когда касались других вопросов, например, какие сейчас работают Ашрамы, какие есть серьезные проблемы духовного плана, он говорил скороговоркой, и инте­ресно, что потом, когда мы с Гунтой Рихардовной сверяли то, что мы помнили и записали, оказалось, что один уловил что-то одно, другой другое... Это метод восточный, когда говорится без подчеркивания, и если сознание готово, оно воспринимает, если сознание не готово, оно не воспринимает.

Он нам говорил, во время других встреч, что надо стараться рассматривать предмет, проблему, явление жизни по возможно­сти с разных точек зрения, тогда мы приближаемся больше к Истине. С научной точки зрения, и национальной, и исторической, социологической, психологической и т.д.

И все-таки сам он был выше этих точек зрения. Он был человеком, который не только обладал синтезом, так сказать, интеллектуального плана, скажем, как мыслитель, как эрудит, как полиглот и т.д., но совершенно свободно жил в этой стихии высокого разума, когда этот разум находится на уровне духовно­сти, и мне кажется, что Юрия Николаевича как ученого надо рассматривать с тем подходом к науке, каким подход был во времена Ренессанса. Например, у Джордано Бруно, у Галилея, потом у наших ученых российских, у Ломоносова. Если мы послушаем оды Ломоносова, мы можем почувствовать, что для него наука была светлым познанием материи. Но, познавая материю, ее прекрасные законы и этот физический мир, который основывается на них, он был за то, чтобы точно познавать законы, чтобы не было никакой партизанщины, никакого обре­ченного пути в науке, никакого форсирования знаний , никаких кратких курсов. Знания должны быть совершенно точные, фундаментальные, определенные, основанные на опыте, на зна­нии, притом на первоисточниках.Вот через точные знания и точность познавания реальности материи, какая она есть, он подходит к этапу восторга Божественности и вечной Беспредельности мироздания.

Юрий Николаевич не был кабинетным ученым, который пользуется трудами других и только пожинает плоды и, как это часто у нас бывает, и звания. Как мы знаем, когда он приехал в Союз, ему предложили присвоить степень доктора без защиты и кандидатской, и докторской диссертаций, потому что то, что он сделал, этого было уже достаточно вполне, но не в этих званиях дело. Дело в том, что таких ученых действительно мало...

Работал он много, совершенно не признавая никакой спешки, никакой халтуры. Если ему давали книгу или рукопись на рецензию, то он все читал, как положено, от начала и до конца. Читал быстро, и очень основательно работал, не жалея себя, не жалея здоровья, времени, он делал все на высшем уровне.

Он никогда не торопился сделать быстрее. Для него главное:

не количество, а качество, самое высшее качество. У него на столе, когда он ушел из жизни, остались рукописи, которые он просматривал. Как мы знаем, «Дхаммападу» он успел просмот­реть, она вышла под его редакцией, одна из лучших книг в этой серии. Также он работал и в Институте Востоковедения.

Он был очень чутким, и эта чуткость, на мой взгляд, стоит выше таких способностей, как телепатия, передача и восприятие мыслей и т.д. Все эти способности, которые несомненно были, не выставлялись напоказ, но были направлены на то, чтобы помочь тем людям, которые с ним находились рядом.

Он был чужд той мысли, чтобы идеи Живой Этики, теософии проповедовать, зачитывать доклады, чтобы распространять эти идеи широко, в массы. Он считал, что важнее помочь духовно человеку, который с тобой рядом, с которым ты живешь. Ты, рядом находящийся, должен в себе самом открыть духовное начало, чтобы помочь ближнему, — и стать духовно счастливым.

На это были направлены и те его свойства, о которых я уже сказал. Помню такой случай. Я был студентом 2-го курса Академии художеств, не привык в светском обществе много общаться, сижу, заложил ноги за ножки стула, потом опомнился, что неприлично так сидеть и не успел убрать ноги, глянул, как же он сидит, а он уже успел свои ноги поставить точно так, как я поставил. Хотя ничего не говорил. Понимаете, он поймал мысль, что человек чувствует себя неудобно. Этого он не мог допустить, что человек чувствует себя в его присутствии неудоб­но, ущемленно. Нет, он должен чувствовать себя равным.

Прежде чем человек подымется нравственно, он должен верить в себя, он должен быть свободным. Юрий Николаевич был свободным человеком. Над ним не довлело ничто: ни учение, ни теория, ничего, потому что для него это учение было как плот, чтобы пересечь поток, потом этот плот можно оставить и идти дальше.

Он жил этим, и он был выше буквы. Вспомню такой эпизод. Была одна очень добрая женщина из Риги, она помогала убирать квартиру Богдановых, которым в большом городе трудно было жить, особенно стоять в очередях наших российских, они от этого были в ужасе, не могли этого видеть совершенно, они плакали, приходили домой и плакали: их в очереди отругали.Юрий Николаевич шел, стоял в этих очередях и потом нам рассказывал, как его тычут в спину: «Эй ты, старик, двигайся»,— его женщина какая-то подгоняла. В этих условиях он хотел, чтобы именно духовность, духовная работа воплощалась реально. Ни теориями, ни докладами, а реально — в самой жизни. Если ты рядом с ним находишься, ты должен иметь реальные результаты. Надо сказать, что результат действительно был.

Взгляд его глаз был изумительный. Посмотрит, а глаза улыбаются, красивые темно-карие глаза с поволокой, темные ресницы, красивые брови, белый лоб. Глядя на него можно было представить его мать Елену Ивановну. И как он глянет на тебя, то глянет одновременно с очень красивой, поощряющей улыбкой,— эта улыбка неподражаема. Эта улыбка от того, что человек на самом деле живет в мире, где полное спокойствие, уверенность в будущем, где нет мелочевки, нет передряг наших, наших проблем, в которых мы иногда тонем, торопимся, а здесь именно Красота, Любовь, Истина. Надо сказать, что действительно контакт с ним поднимал человека. Можно много об этом говорить.

— Леопольд Романович, к Юрию Николаевичу приезжало много людей, спрашивали, как работать, как заниматься Учени­ем. Какие советы он давал им на этом пути?

— Приезжало, кстати, не очень много. Задавал вопросы Рихард Яковлевич Рудзитис. Конкретный вопрос о духовном совершенствовании задавала Бируте Валушите из Литвы, из Каунаса. Что же он отвечал? Очень часто он отвечал так, как принято отвечать на Востоке, — улыбкой, своим личным воздействием. Мы знаем, например, что Елена Ивановна своего двоюродного брата Митусова просто однажды обняла, и после этого он почувствовал, что он духовно загорелся.

Духовный путь у каждого человека совершенно индивидуален. Он об этом не говорил, но его облик об этом говорил, то есть если мы поворачиваемся к правильному пути, выбор можно сделать в одно мгновенье. В одно мгновенье человек обращается к духовному пути. Идти по нему, может быть, придется очень долго, но выбор — в один момент. И в этот момент происходит зажжение духа. Это может быть встреча с духовным учителем; это счастье, если такое произошло, потому что от одного светильника можно зажечь массу светильников. Это происходит иногда без слов, просто ты в его присутствии был, ты почувствовал...

Например, такой случай был с Фосдик Зинаидой Григорьев­ной. В Нью-Йорке открывалась первая выставка Николая Рериха.

Там была Елена Ивановна и Николай Константинович Рерихи. Она посмотрела на них и увидела: какие прекрасные люди! И, сразу к ним потянулась. Она была пианистка, вообще ничего общего не имела с философскими исканиями, вдруг она загоре­лась, и все, этой встречи было достаточно. Понимаете, возжже­ние духа! Но это происходит с каждым человеком совершенно по-своему, у всех по-разному.

Если идет духовное руководство, оно идет индивидуально, не повторяясь. Руководить может только духовный человек или духовный учитель. И когда шла речь о самосовершенствовании, Юрий Николаевич, конечно, давал определенные советы. Их записала Бируте Валушите. Они не совсем точно записаны, он повторял это нам немножко в другой форме, но эти советы содержали как бы подготовительный этап, то есть интеллектуаль­ный, строительство колонн и вертикалей мыслей. Если мы каждое утро, каждое мгновенье вспоминаем какую-то истину, за которую мы должны держаться, то мы строим как бы колонну, а хаос, который все сносит, он образует неконкретные, волнооб­разные формы, но колонны должны стоять, укрепляться. И второе, что он советовал, что тоже подчеркивалось — оставлять каждый день время для молчания духа. Но какое это должно быть молчание? Это не просто так называемая внешняя медита­ция, когда человек скорее попадает под астральные или какие-то другие влияния.

Понимаете, надо иметь то мужество, которое было у Рерихов. Ведь если подумать: Николай Рерих — всемирно известный, гениальный художник, которому ничего не стоило жить в любой столице, писать свои прекрасные картины, жить совершенно обеспеченно, и ведь все они бросили и ушли на тропы, где их арестовывали, в них стреляли. Стреляли в Юрия Николаевича. Юрий Николаевич сам рассказывал, что он в Монголии сидел в палатке за столом при свечах и работал. И вдруг появляется у него. мысль: «Наклони голову». А он человек очень четко мыслящий, он никогда не поддается эмоциональным воздействи­ям, импульсам, он все подвергает сознательной проверке. И еще мысль: «Нагни голову». А потом как бы его с силой толкнули к столу, и в это время прозвучал выстрел, и пуля пролетела сквозь палатку. Он быстро потушил свечу, но больше ничего не было. Вышли смотреть, искать кто стрелял, но никого не нашли. Понимаете, мысленное воздействие его охранило.

Рерихи двинулись по этому пути, понимаете, что это значит? Что для них ни собственная жизнь ничего не значила, ни авторитет, ни общественное мнение. Многие считали Николая Константиновича коммунистом, другие, в нашей стране, считали его шпионом империализма, это не буду рассказывать, это слишком длинная история. Им важно было стоять перед Вечно­стью, перед Истиной, а то, как о них будут думать в мире, осудят ли их самые лучшие друзья или нет, им было не важно.

Нужно особенное бесстрашие — загореться духом. Личность должна исчезнуть, должно исчезнуть все, что касается личности, Юрий Николаевич этому не учил на словах, но сама биография и сам облик его говорили об этом. Ведь он знал, ему Елена Ивановна сказала, и он знал из других источников, что возвращается в Россию на три года, не больше; что он уйдет из этой жизни, но ведь совершенно не торопился. Он имел силу улыбаться, смотреть с прекрасной улыбкой в глазах, совершенно спокойно работать над книгами, над трудами, без суеты. Это и есть восточный метод, ведь по сути не слова учат. А мы все хотим облегчить, все облечь в слова, в формулы, заучить и делать, но у нас не получается, дух не загорается.

Дух загорается от удара, когда камень о камень ударит, вылетает искра. Так вот, древние библейские отшельники камнем били себя в грудь, то есть пытались разжечь в себе то, что стоит выше личного.

И вся жизнь Юрия Николаевича — в этом горении. Вдумайтесь, какая жертва. Приехал он сюда, в эти жуткие климатические условия, в этот смог московский, в эти заседания. Он, кстати, жаловался, что курят на заседаниях академики, что ему трудно выдержать. Он же болел, у него малокровие появилось. И в конце концов он умер, и есть разные гипотезы, не буду об этом говорить, от чего он умер. Может и насильственной смертью, понимаете? То есть в жертву он принес себя. В жертву кому? Нам. И вот в последних встречах с Рихардом Яковлевичем проскальзывала у него такая мысль, что задание выполнено. Какое задание? Вернуть имя отца России, провести выставку, издать хотя бы часть трудов отца и дать представление современной молодежи, что есть духовность, что есть духовный человек. Это громаднейшее знание и полный набор всех этиче­ских свойств: бесстрашие, радость, доверие, и кроме этого, то неуловимое, о чем, кстати, он не говорил.

Он не говорил, но его облик этому учил: бесстрашие встать перед собственным духом, перед Мирозданием, зажечься духом. Это и есть, как я понимаю, путь Живой Этики. Надо действительно жить духом, не читать про дух, не говорить и не докладывать о духе, и не пытаться вывести формулу духа, потому что не получится, потому что, где начинается дух, начинается Беспредельность, Вечность, микромир, Беспредельность микроми­ра, и там теряются наши три измерения. Тогда время было не очень спокойное, некоторые еще сидели в лагерях за имя Рериха. Он говорил так: «Собираться не надо, встречаться надо. Единение очень нужно». Это буквально его слова.Он считал, как и его мать Елена Ивановна, что духовное строительство происходит с глазу на глаз, в духовной беседе.

— Леопольд Романович, сейчас некоторые лекторы, проповед­ники, говорят что Живая Этика уже устарела, что появляются новье учения. Что говорил Юрий Николаевич об учении Живой Этики?

— Юрий Николаевич говорил совершенно недвусмысленно, что Агни-Йога дана для будущих столетий, по меньшей мере, для нескольких будущих столетий. Нового послания для человечест­ва, нового учения не будет. Человечество обязано воплотить в жизнь, каждый сам в себе, то, что уже дано. И дано несравненно больше, ведь много вообще неопубликованного.

Разные попытки новых учений или новых каких-то толкова­ний, комментариев, продолжений это может быть и неплохо, может это кому-то помогает, но это не Живая Этика, это не послание Махатм. Это он сказал совершенно ясно, и дано столько, что дай Бог, чтобы человечество в несколько столетий могло это усвоить. Ведь впервые слова Учителя записаны открытым текстом, записаны на русском языке, на котором мы читаем, и никогда, по сути дела, так не было, потому что учение Христа, учение Будды, учение Сократа записывали ученики. Так что все подобные рассуждения являются умалением и ничего общего с истиной не имеют, это Юрий Никрлаевич подчеркивал совершенно твердо.

Мы говорили, что Юрий Николаевич обладал удивительной чуткостью к человеку, но я наблюдал, как он может быть твердым, тверже любого. И так же твердо он сказал: «Никаких новых учений, слишком много дано человечеству, пока все это не будет осуществлено, нового не появится».

Ю. Н. Рерих