Социал-демократия в Швеции

Социал-демократы управляли Швецией как плюралистической согласительной системой с 1932 по 1991 г., исключением явился лишь шестилетний период (1976-1982). Политические деятели старались примирить конфликтующие стороны, структурные ус­ловия и стили руководства для проведения эгалитарных преобра­зований и мирного разрешения политических разногласий.

Политические убеждения

Концепции политической легитимности соединяют нравствен­ные ценности с материальными интересами. Шведы считают се­бя «прагматичными идеалистами» и «принципиальными прагма­тиками». Избиратели оценивают государственных деятелей в со­ответствии с их успехами по снижению уровня безработицы, ин­фляции, возрастанию реальных доходов и равенства в доходах. В ряду названных экономических целей приоритет принадлежит полной занятости. Приверженность прагматическим, эмпириче­ским, гибким и честным способам решения социально-экономи­ческих проблем отражает важную роль инструментальной рацио-

78

нальности. Политики оценивают повышение технической ком­петентности как эффективную стратегию управления плановой экономикой. Кроме того, шведские лидеры и рядовые граждане придерживаются нравственных идеалов. Забота о социальной справедливости и этической правоте, сострадание к людям по­двигли правительственных чиновников на реализацию гумани­тарных социальных программ в своей стране и на проведение ми­ролюбивой политики за рубежом, особенно в развивающихся странах. Социализм означает для них сотрудничество, солидар­ность и заботу о нуждах людей, а отнюдь не классовую борьбу, безжалостную конкуренцию и возвышение государственной вла­сти над индивидуальными возможностями.

Большинство шведов не чувствуют противоречия между ин­дивидуализмом и коллективизмом в процессе проведения поли­тического курса. Индивидуальная ответственность находит вы­ражение в общем контексте. Согласно национальным выбороч­ным исследованиям, около половины населения Швеции счита­ют, что не индивид, а общество несет основную ответственность за обеспечение экономической безопасности и достойного жиз­ненного уровня. Большинство шведов одобряют государствен­ную политику, гарантирующую высокие пенсии, широкие воз­можности для трудоустройства, отличные школы, детские посо­бия и развитие многосторонней системы здравоохранения. Эти­ми социальными программами должны руководить не частные предприниматели, а правительственные учреждения — централь­ные, региональные или городские. Шведы предпочитают, чтобы такие программы финансировались через налогообложение и за счет взносов работодателей. В то же время они, будучи индивиду­алистами, высоко оценивают такие качества, как трудолюбие, ре­зультативность, инициативность и свобода выбора. Поэтому шведы хотят, чтобы правительство поддерживало систему част­ного предпринимательства, поощряло практику личных сбере­жений, совершенствовало программы профессиональной подго­товки и способствовало увеличению реальных доходов населе­ния, что, в свою очередь, увеличит потребление. Стремление к обретению личной независимости вопреки ограничениям, нала­гаемым патерналистскими семейными отношениями, находит выражение в политике по созданию детских учреждений, опла­чиваемых отпусков по уходу за ребенком, организации системы здравоохранения и назначению высоких пенсий.

В шведской интерпретации взаимоотношений правящих и уп­равляемых налицо смешение популизма и элитизма. Шведы реа­лизуют гражданские свободы в рамках политической системы:

79

все граждане, независимо от их социального статуса, участвуют в различных организациях, через которые их требования доходят до политических деятелей. Благодаря свободе средств массовой информации и общественным объединениям люди получают возможность критиковать своих лидеров. Кроме участия населе­ния в принятии решений, элитизм также оказывает влияние на процесс принятия политических решений. Большинство граждан с уважением относятся к экономистам, чиновникам и ученым. Противостояние населения авторитету государства здесь слабее, чем в Соединенных Штатах или в Великобритании, где наиболь­шей поддержкой пользуются классические доктрины либерализ­ма¹³.

Политические структуры

В функционировании шведских политических институтов цент­рализация сочетается с децентрализацией. Управляя единым го­сударством, шведские политики вместе с тем передают ряд власт­ных полномочий региональным администрациям, муниципаль­ным ведомствам и общественным объединениям. На уровне цен­трального правительства кабинет и государственные органы вы­рабатывают важнейшие политические решения. Эти ведомства отвечают за работу общественного транспорта, судебной систе­мы, полиции, за программы развития рынка труда и политику в сфере занятости. Правительство контролирует осуществление политики на уровне региональных и местных органов, чтобы их деятельность соответствовала национальным правовым стандар­там. Если на региональные советы возложена забота о здравоох­ранении, то городские руководят учреждениями народного обра­зования (начального и среднего), детскими учреждениями и про­граммами ухода за престарелыми. Оба типа советов имеют в сво­ем распоряжении средства, поступающие в виде местных про­порциональных подоходных налогов; правда, закон 1991—1992 гг. ограничил размеры этих налогов. В муниципальных структурах 50% государственных служащих; в региональных 30% от общего числа служащих. Проводя в жизнь государственную политику, чиновники высшего и местного уровней участвуют в обсуждении наиболее эффективных путей решения проблем. Лишь незначи­тельная часть директивных распоряжений исходит от централь­ной бюрократии, обладающей правом делать исключения из об­щенациональных правил. В реализации пенсионных, связанных с занятостью, здравоохранением и жильем программ принимают участие также общественные объединения: профсоюзы и ассоци-

80

ации промышленников и бизнесменов. Национальная служба за­нятости, состоящая из государственных чиновников, представи­телей бизнеса и профсоюзных лидеров, принимает решения, ка­сающиеся профессиональной подготовки, профориентации мо­лодежи, выделения средств на переподготовку, обмена трудовы­ми ресурсами и трудоустройства инвалидов. Выдача пособий по безработице, несмотря на то, что финансируются они правитель­ством, находится в ведении профсоюзов. Для создания новых ра­бочих мест представители частного бизнеса работают в сотрудни­честве с региональными и муниципальными администрациями¹⁴. Политика в Швеции снижает потенциальное напряжение между либеральным плюрализмом (дифференциацией) и инсти­туциональной координацией (интеграцией). Этнические, рели­гиозные и экономические объединения функционируют вне сферы правительственного контроля. Многочисленные обще­ственные организации выражают групповые интересы турок, югославов, христиан, мусульман, промышленных рабочих, «бе­лых воротничков», представителей свободных профессий, рабо­тодателей, банкиров, фермеров, потребителей, собственников, арендаторов, студентов, молодежи, домохозяек, автоводителей, наркоманов и даже заключенных. В современной Швеции такие группы отличаются высокой степенью ролевой дифференциа­ции. Как же Швеция добивается интеграции этих многочислен­ных групп? Выработкой политического консенсуса занимаются несколько политических институтов — суды, парламент, коали­ционные политические партии и общеобразовательные школы. Придерживаясь шведской поговорки «страна должна строиться по закону», суды занимаются улаживанием споров. В главных су­дебных инстанциях, таких, как Верховный суд, работают высоко­профессиональные юристы с университетским образованием. В Судах по трудовым спорам, прерогативой которых является со­гласование противоречивых толкований тех или иных пунктов трудовых договоров, заседают представители ассоциаций бизне­са и профсоюзов. Опираясь на правовые процедурные нормы и предоставляя общественным объединениям возможность участ­вовать в политическом процессе, институты права вносят свой вклад в достижение консенсуса. Аналогичным образом сплоче­нием плюралистического общества занимаются общеобразова­тельные школы. В частности, в средних общеобразовательных школах шведских подростков учат нормам жизни в обществе рав­ных возможностей, принятию решений на основе консенсуса, использованию гражданских свобод и правовых процедур при разрешении споров. Индивидуальная конкуренция протекает в

81

соответствии с нормами консенсуса, с которыми частично знако­мятся в школе¹⁵.

Институционализацией конфликта также занимаются коали­ционные политические партии, играющие ключевую роль в зако­нодательных органах: однопалатном парламенте (риксдаге), ре­гиональных и муниципальных советах. Правящая Социал-де­мократическая рабочая партия Швеции (СДРПШ), стоявшая у власти самостоятельно или в составе коалиции с 1932 по 1991 г. (за исключением шестилетнего периода), всегда особое значение придавала согласованию различных интересов. В ряды своих из­бирателей она привлекла представителей разных классов; основу ее электората составили промышленные рабочие, «белые ворот­нички», профессионалы и даже люди, имеющие собственный бизнес. Из-за того, что закон о выборах опирается на принцип пропорционального представительства, социал-демократы редко добивались большинства мест в парламенте. В период с 1932 по 1988 г. они обычно получали от 44 до 48% голосов избирателей; и лишь на выборах 1940, 1944 и 1968 гг. они имели более 50% мест в законодательных органах страны¹⁶. Это означает, что социал-де­мократы нуждались в создании коалиций и компромиссах с дру­гими партиями. В начале 50-х годов. СДРПШ вступила в союз с Партией центра. На протяжении 70-х и 80-х годов левая партия — коммунисты — выступала вместе с СДРПШ против «буржуазно­го блока» (консервативной партии Союз умеренных, либераль­ной Народной партии, Партии центра), несмотря на то, что ком­мунисты вовсе не получили мест в кабинете правительства. Все­ми партиями были продекларированы политические расхожде­ния с их оппонентами, но одновременно признана необходи­мость диалога, консенсуальных процедур и переговоров. Основ­ным предметом дискуссий явилось соотношение между социа­лизмом и обществом, ориентированным на рыночную экономи­ку. Как и ожидалось, коммунисты и социал-демократы с наи­большим жаром отстаивали равенство доходов и развитие сферы социального обеспечения. В отличие от них Партия центра, ли­бералы, и особенно консервативная партия Союз умеренных, предпочитали рыночную политику: уменьшение равенства в до­ходах, снижение ставки подоходного налога, приватизация ряда национальных корпораций и больниц. Несмотря на разногласия по этим вопросам, правящие социал-демократы часто приходили к компромиссным решениям с Партией центра, либералами и представителями частного бизнеса, в результате чего все участни­ки политического процесса получили определенные выгоды¹⁷.

82

Политическое поведение

В Швеции политические лидеры стараются преодолевать проти­воречия путем достижения консенсуса, проведения консульта­ций, убеждением и заключением соглашений. Лидеры традици­онного типа — конституционный монарх и епископы официаль­ной лютеранской церкви играют ритуальные, церемониальные роли, способствующие сохранению единства шведского обще­ства. Политики-практики, технократы и государственные чинов­ники проводят прагматическую общественную политику. Пред­приимчивые лидеры «обменивают» конкретные выгоды, предус­мотренные их программами, на политическую поддержку. На­пример, с начала 30-х годов находившиеся у власти социал-де­мократы в обмен на оказание им поддержки предлагали ощути­мую помощь как бизнесменам, так и рабочим. Они проводили по­литику, направленную на сохранение промышленности в частной собственности, поддержание низкой ставки налога на корпора­тивную прибыль и минимальной ставки налога на прибыльные предприятия, субсидировали развитие экспорта, перед лицом грозящей депрессии инвестировали частные промышленные предприятия и даже склоняли профсоюзы к принятию ограниче­ний на рост заработной платы. Эти политические меры были вы­годны в первую очередь крупным олигополиям. Социал-демокра­тическая политика удовлетворяла и промышленных рабочих: низ­кий уровень безработицы, равенство в доходах, повышение зара­ботной платы низкооплачиваемым категориям, организация пе­реподготовки, создание новых рабочих мест, а также введение си­стемы всестороннего социального обеспечения — пенсии, до­ступность образования и здравоохранения, детские сады, пособия на детей. Несмотря на высокий уровень налогов на личные дохо­ды, социальное обеспечение и потребление (добавленная сто­имость), от 43 до 50% избирателей Швеции поддерживали соци­ал-демократов на выборах в парламент в период с 1948 по 1988 г. Шведы оценивали правление СДРПШ как высококомпетентное, так как оно представляло интересы рабочего и среднего класса и добилось благоприятных политических результатов: снижения безработицы, создание широкомасштабной системы социального обеспечения и согласия в отношениях труда и капитала.

Шведы активно участвуют в политической жизни. Как уже было сказано, почти каждый принадлежит к той или иной обще­ственной организации, которая доводит его требования до поли­тиков. Принадлежащие к среднему классу мужчины являются более активными участниками политической жизни, чем жен­щины; уровень участия достаточно высок у людей с низкими до-

83

ходами или у этнических меньшинств, таких, например, как эмигранты из Югославии. Социализм для социал-демократов оз­начает щедрое социальное обеспечение, расширение политиче­ских прав граждан и демократизацию производства. В профсою­зах состоит свыше 80% всех работающих по найму. Следуя прин­ципам экономической демократии, СДРПШ проводит политику, позволяющую профсоюзам в учреждениях и на предприятиях контролировать охрану здоровья, соблюдение техники безопас­ности непосредственно на рабочих местах, иметь своих предста­вителей в руководстве компаний и вести переговоры с управляю­щими относительно условий найма, дизайна помещения, кадро­вых перемещений и выделения средств на исследования, про­граммы развития и обучение работников. Эти программы на­правлены на создание в рамках правительственных учреждений и частных фирм отношений сотрудничества и взаимопомощи меж­ду руководителями и рядовыми сотрудниками¹⁸.

Процесс осуществления политики и его результаты

В период с 50-х до начала 70-х годов «демократическая корпора­тивная» модель шведской согласительной системы действовала с большей эффективностью, чем в 1976-1991 гг. До 1975 г. Швеции удавалось поддерживать равновесие между дифференциацией и интеграцией. В структурном плане правящая СДРПШ руководи­ла единым социал-демократическим государством. Центральное правительство контролировало финансовые институты. И част­ный бизнес, и профсоюзы были достаточно централизованы. Коллективные договоры между двумя этими организациями за­ключались на общенациональном уровне. Конфликтуя и сотруд­ничая, бизнес и профсоюзы действовали как партнеры, догова­ривающиеся об условиях межклассового компромисса. Сильные профсоюзы обеспечивали равенство зарплат рабочих. В культур­ном плане главные ценности шведов заключались в осуществле­нии материальных интересов с помощью прагматических страте­гий. Большое значение придавалось и коллективизму — нацио­нальной солидарности, состоянию семьи, процедурному консен­сусу — и личной свободе. Представления шведов о взаимодейст­вии между правителями и управляемыми включали одновремен­но равенство и свободу. Они желали равного доступа к полити­кам, но вместе с тем признавали авторитет специалистов, плано­виков, техников. С поведенческой точки зрения основные руко­водящие роли принадлежали специалистам, посредникам и дей­ствующим политикам. Отдельные индивиды активно участвова-

84

ли в политической жизни. Массовую поддержку шведской согла­сительной системе обеспечивали тесные связи с экономически­ми группами влияния и стабильные партийные предпочтения, особенно СДРПШ.

Однако в 80-х годах примирению разногласий стали препятст­вовать структурные, культурные и поведенческие трения. Равно­весие между дифференциацией и интеграцией было нарушено, результатом чего явилось усилившаяся разобщенность. Струк­турные взаимоотношения между трудом, бизнесом, политиче­скими партиями и правительством стали более конфликтными. Во всех этих организациях ослабло стремление к солидарности. Политический процесс свидетельствовал о возросшей разнород­ности и разобщенности общества.

Разобщенность особенно отразилась на профсоюзном движе­нии. После децентрализации процесса заключения трудовых до­говоров в 1982 г. возросло неравенство в зарплате. Такие крупные объединения, как Конфедерация шведских профсоюзов (КШП), практически перестали заключать коллективные договоры со Шведской конфедерацией работодателей (ШКР). Отраслевая со­лидарность грозила подорвать общенациональное классовое единство. Компании предоставляли рабочим — членам профсо­юза конкретные выгоды: премии, пенсии, медицинские страхов­ки и долю в корпоративных прибылях. Между профсоюзами, представляющими государственные и частные структуры, нача­лись конфликты. Профсоюз муниципальных рабочих требовал повышения заработной платы работникам муниципального под­чинения, увеличения ассигнований на социальное обеспечение, большего равенства доходов и возврата к централизованному за­ключению коллективных договоров. В противовес ему влиятель­ные профсоюзы (Центральная организация профсоюзов служа­щих, Шведская конфедерация профессиональных ассоциаций, Федерация государственных служащих), а также профсоюзы, объединяющие квалифицированных высокооплачиваемых рабо­чих (металлургов, механиков), работавших в частных экспортных корпорациях, поддерживали неравенство в заработных платах и децентрализацию — заключение коллективных договоров на уровне отдельных фирм. Часто профсоюзы соперничали между собой, стремясь привлечь в свои ряды больше членов. Раскол за­тронул местные профсоюзы, КШП, СДРПШ и ШКР. Если мест­ные члены профсоюза выступали за повышение зарплат и полу­чение права на забастовку, то общенациональные лидеры КШП и ШКР стремились избегать забастовок и желали ограничить рост зарплат и снизить темпы инфляции. Предприниматели тре-

85

бовали расширения полномочий, например права увеличивать дифференциацию зарплат, гибко подходить к отдельным рабо­там, рационализировать работу фирмы и увеличивать ее конку­рентоспособность за рубежом. Некоторые рабочие выстояли против подобных попыток ослабить их профсоюзы. В 1980 г., а также с 1985 по 1989 г. был проведен целый ряд забастовок.

Ослабление влияния профсоюзов в 80-х годах способствовало разрушению делового сотрудничества. До 1976 г. работавшие как на внутренний, так и на внешний рынок промышленные пред­приятия занимали одинаковое положение; затем доминирующую роль стали играть транснациональные корпорации, экспортиру­ющие автомобили, средства телекоммуникаций и электрообору­дование. Происшедшие слияния укрепили шведские корпора­ции, ставшие собственниками многочисленных зарубежных фирм. Увеличился объем экспорта. Начался отток капитала из Швеции в виде прямых частных капиталовложений, особенно в Западную Европу и Северную Америку. По мере того как вла­дельцы частного финансового капитала освобождались от госу­дарственного контроля, росли их зарубежные инвестиции. Пла­нируемое вступление Швеции в ЕС породило озабоченность шведских корпораций собственной конкурентоспособностью по сравнению с европейскими фирмами. Вследствие этого руково­дители предприятий уже не так охотно сотрудничали с КШП и СДРПШ, так как такое партнерство приводило к росту зарплат и расходов на социальное обеспечение.

Если 60-е годы являли собой эру консенсуального принятия решений, то после 1975 г. между политическими партиями обост­рились идеологические конфликты. По мере снижения темпов экономического развития, увеличения цен на импортируемую нефть и дефицита правительственного бюджета рост экономиче­ского «пирога» остановился. Конфликты стали приобретать идеологический смысл. Левые в коммунистической партии, СДРПШ и ШКР призывали к установлению рабочего контроля над управлением. Консервативная партия Союза умеренных вы­ступала за снижение налогов, сокращение расходов на социаль­ное обеспечение, уменьшение влияния профсоюзов на предпри­ятиях и ускорение приватизации. Фракционные трения внутри каждой из партий ослабляли их влияние на процесс принятия по­литических решений. Разногласия возникли также вокруг поли­тики в отношении атомной энергии, экологии, иммигрантов и членства в ЕС.

Структурные разногласия между государственной бюрокра­тией и общественными организациями вызвали сомнения в

86

действенности социал-демократической согласительной моде­ли. Не только среди ориентированных на рынок «правых», но и у части популистски настроенных «левых» возникло убеждение, что чрезмерное доверие к образованному, профессиональному меритократическому государственному правлению снизило степень народного участия, социальную самостоятельность, личную инициативу и творческий подход. Частные врачи вы­ступили с критикой системы здравоохранения, обвиняя ее в бю­рократизме, волоките, слишком долгом ожидании таких серьез­ных операций, как операции на сердце, тазобедренном суставе или по удалению катаракты. Убийство в феврале 1986 г. пре­мьер-министра Улофа Пальме усилило скептическое отноше­ние к бесконфликтности шведской согласительной системы. Левые интеллектуалы выражали сомнения по поводу способов ведения расследования убийства Пальме такими бюрократизи­рованными ведомствами, как Шведская полиция безопасности и вооруженные силы.

С середины 70-х годов напряженность ситуации оказала вли­яние и на сферу культуры. Социал-демократические лидеры не могли соединить воедино противоположные ценности: рыноч­ную деятельность и социальное равенство, индивидуальное са­мовыражение и коллективную солидарность, конфликт интере­сов групп влияния и национальный консенсус. Поддержка диф­ференцированной оплаты, индивидуального выбора и усиление группового конфликта возрастали за счет отказа от равенства в доходах, общественной солидарности и межклассовых компро­миссов. При демократическом корпоратизме различные группы влияния — профсоюзы, отраслевые ассоциации, определенные категории бизнеса, кооперативы, организации арендаторов — выступали с конкретными требованиями по улучшению своего материального положения. В 80-х годах доминировали движе­ния, выступающие за духовно-нравственные ценности: женские организации, ассоциации «зеленых», нелютеранские евангели­ческие протестантские церкви, а также группы, боровшиеся против предоставления политического убежища беженцам, осо­бенно эмигрантам из мусульманских стран, таких, как Иран, Турция и Сомали. Эти движения утверждали ценности, в отно­шении которых не так легко было прийти к компромиссу, как с выдвигаемыми экономическими группами материальными тре­бованиями.

В поведенческом аспекте в 80-х годах между элитой и массами усиливалась напряженность. Специалисты уже не вызывали та­кого уважения и не имели такого влияния, как раньше, большую

87

роль стали играть дилетанты. Люди более скептически относи­лись к авторитету государственной бюрократии. Росло отчужде­ние от правительства и правящих партий, что привело к измене­нию предпочтений избирателей. На выборах в риксдаг многие граждане голосовали уже за другие партии. Смена политических пристрастий чаще наблюдалась при выборах в общенациональ­ные законодательные органы, чем при голосовании за места в ре­гиональные и муниципальные органы управления. В результате политические лидеры перестали понимать логику поведения граждан¹⁹.

К моменту выборов в сентябре 1991 г. в законодательные ор­ганы структурные, культурные и поведенческие разногласия настолько усилились, что социал-демократическая партия по­теряла лидерство в правительстве. От недостаточной поддержки избирателей пострадали все три левые партии — СДРПШ, «зе­леная» (экологическая) партия и левая партия (бывшие комму­нисты). Количество мест в парламенте, принадлежащих СДРПШ, снизилось с 43% в 1988 г. до 38% в три последующих года — минимальное число со времени выборов 1928 г. Левая партия получила около 6% голосов в 1988 г. и только 4,5% в 1991 г. «Зеленые», получив менее 4% голосов (по сравнению с 5,5% в 1988 г.), вовсе не попали в парламент. Представительст­во двух центристских партий — либералов и центра — сократи­лось на 3%. Победили правые партии. Консервативная партия Союз умеренных увеличила свою долю с 18 в 1988 г. до 22% в 1991 г., две другие консервативные партии — Христианско-де-мократический союз и Новая демократия — впервые получили места в законодательном органе. Каждая набрала по 7% голосов или 25 из 349 мест в риксдаге. Союз умеренных как вторая по ве­личине парламентская партия, имеющий 80 мест, возглавил ко­алиционное правительство. Лидер консерваторов Карл Бильдт стал премьер-министром; в состав его кабинета вошли либера­лы, лидеры Партии центра, христианские демократы и члены его собственной партии.

Результаты выборов 1991 г. частично объясняют отношение избирателей к государственной политике. Как мы уже видели, социал-демократы во время предшествующих выборов получали поддержку благодаря успешному снижению уровня безработи­цы, обеспечению нормальных трудовых отношений и борьбе за интересы как среднего, так и рабочего класса. Еще до выборов 1991 г. снизилась поддержка избирателями политики высоких налогов и вмешательства бюрократического государства в управ­ление экономикой. Некоторые считали, что субсидии на местные

88

нужды, жилищные субсидии и пособия по безработице выделя­лись без достаточных на то оснований. В 1990—1991 гг. правящие социал-демократы приняли ряд решений, заставивших многих отвернуться от них. Пытаясь ускорить экономический рост и снизить инфляцию, правительство прибегло к «неолиберальной» политике: снизило общенациональный подоходный налог, от­числения в региональные и городские бюджеты и размер бюд­жетной надбавки, повысило налог на добавленную стоимость. Правительство СДРПШ выступило с предложением временно запретить забастовки и заморозить зарплаты и цены, но потом отказалось от этого. Такая политика вызвала возмущение боль­шинства электората СДРПШ: членов профсоюза, отождествляв­ших себя с рабочим классом и относившим себя к левым и при­держивавшихся эгалитарных убеждений. Она уменьшила попу­лярность социал-демократов. Безработица возросла с 1,5 в 1990 г. до более 3% в августе 1991 г. Высокой оставалась и инфляция, рост цен на потребительские товары был выше 8%. Темпы эконо­мического развития оставались низкими. Банки становились банкротами. Рынок недвижимости развалился в 1991 г. Большин­ство граждан ощутили увеличение разрыва в доходах, явившееся следствием политики регрессивного налогообложения, роста цен на продукты питания, биржевого бума (1985-1989) и высоких прибылей частных предприятий (1986-1989). Проведя политику жесткой экономии, СДРПШ лишилась поддержки «синих ворот­ничков». На выборах за период с 1956 по 1988 г. социал-демокра­ты получали около 73% голосов «синих воротничков» и 40% голо­сов «белых воротничков»; однако в 1991 г. СДРПШ получила только 57% голосов первых и 37% вторых. Некоторые из прежних сторонников СДРПШ, особенно молодежь, не стали голосовать за нее или отдали голоса новым демократам или христианским демократам.

Из ухудшающейся экономической ситуации три консерватив­ные партии извлекли для себя выгоду. Созданная в 1990 г. новая демократическая партия воспользовалась неприязненным отно­шением к иммигрантам из неевропейских стран, особенно из Турции и Ирана. Как партии прогресса в Дании и Норвегии, шведские новые демократы не могли примириться с тем, что из-за оплаты жилья для иммигрантов, предоставления им экономи­ческой помощи и рассмотрения их просьб о предоставлении убе­жища они должны платить высокие налоги. Партия Союз уме­ренных воспользовалась отрицательным отношением к бюрокра­тизму службы социального обеспечения и высоким налогам, осо­бенно налогу на продукты питания. Обещав обеспечить более

89

четкую работу системы социального обеспечения и снижение на­логов, Союз умеренных получил поддержку тех, кто придержи­вался менее эгалитарных убеждений. В число этих избирателей входили молодые специалисты, работающие на предприятиях с передовыми технологиями. Христианско-демократический со­юз, апеллирующий к протестантам-евангелистам («пятидесятни­кам») и некоторым активистам, принадлежащим официальной лютеранской церкви, получил голоса избирателей, выступавших за ограничения абортов, за передачу службы социального обеспе­чения в ведение правительства, а также против строительства но­вых атомных станций²⁰.

Неудачи социал-демократов на выборах в начале 90-х годов вряд ли вызваны их неспособностью осуществить важные рефор­мы. Социал-демократическое правительство стремилось придать шведскому социализму большую эффективность и человечность. Политика всестороннего социального обеспечения приносила пользу всем гражданам. Несмотря на довольно высокую инфля­цию и незначительные темпы экономического роста, шведы жи­ли в обстановке беспрецедентного равенства доходов и наиболее низкого для промышленно развитых капиталистических стран уровня безработицы. Уровень жизни в Швеции стал значительно выше с появлением широких возможностей для получения обра­зования и введения общедоступного здравоохранения. Согласно индексу человеческого развития, введенному Программой разви­тия Организации Объединенных Наций, в 1990 г. Швеция входи­ла в пятерку стран с наиболее высоким уровнем и продолжитель­ностью жизни, значительным процентом грамотного населения и продолжительностью общего курса образования. По этим кри­териям впереди нее оказались Япония, Канада, Норвегия и Швейцария. В проведенном ООН анализе мер по распределению доходов в зависимости от пола, состояния здоровья и уровня об­разования отражено улучшение положения Швеции. Что касает­ся обеспечения прав человека, за 1991 г. лишь у Финляндии более высокий рейтинг²¹. Короче говоря, с помощью согласительных процедур социал-демократии Швеции удалось реализовать свой идеал свободы и равенства.

Либеральная демократия в Великобритании

Служа принципам «свободного рынка», администрация пре­мьер-министра Маргарет Тэтчер в Великобритании добилась меньших политических успехов, чем шведские социал-демок­раты в 80-х годах. Под ее руководством (1979-1990) правящая

90

консервативная партия сумела соединить некоторые черты классического консерватизма с рыночным либерализмом. Ос­новные политические задачи заключались в ускорении эконо­мического роста, снижении уровня инфляции, повышении про­изводительности труда и увеличении конкурентоспособности британских товаров на мировом рынке. С точки зрения Тэтчер, достижение этих целей означало бы восстановление капитализ­ма в Великобритании. По мере того как правительство тори пы­талось ослабить влияние профсоюзов, лейбористской партии и их сторонников в университетах, средствах массовой информа­ции, на государственной службе и даже в англиканской церкви, противостояние пересилило консенсус. Несмотря на проводи­мую политику, мощь государства, управляемого Тэтчер, и ее си­ловой стиль руководства, к началу 90-х годов Великобритания не смогла осуществить свои политические планы. Как видно из табл. 4.1, по большинству социально-экономических показате­лей Швеция ее превосходила. С 1980 по 1990 г. Великобритания достигла более высокого среднего прироста ВПН: только за 1985—1987 гг. он рос быстрее, чем в среднем по ОЭСР. На про­тяжении 80-х годов в Великобритании наблюдался более высо­кий рост цен, чем в Швеции. Безработица в Великобритании была в четыре раза выше, достигнув между 1981 и 1987 г. уровня, выражавшегося двузначными цифрами. Увеличился разрыв в доходах между бедными и богатыми. По таким показателям, как продолжительность жизни, младенческая смертность и число студентов в высших учебных заведениях, результаты шведской политики выглядят более впечатляющими, чем британские. И если в рейтинге соблюдения прав человека Швеция занимает одну из верхних ступеней, то Великобритания находится в ниж­ней части таблицы.

Различие проводимых политических курсов и их последствия объясняются культурными ценностями, структурными условия­ми и методами руководства, присущими этим согласительным системам. Швеция достигла лучшего баланса между дифферен­циацией (конфликтом) и интеграцией (консенсусом). Уделяя меньше внимания интеграции, правительство Тэтчер обострило конфликты. В результате возникла большая, чем в Швеции, по­ляризация общества.

Политические убеждения

Если шведская социал-демократия взяла курс на приспосо­бительную политическую культуру, Тэтчер провозглашала более

91

Таблица 4.1 Социально-экономические показатели в Швеции и Великобритании

Параметры Годы Швеция Великобритания

Среднегодовой прирост ВНП 1980-1990 1,9% 2,1%

Среднегодовой прирост

потребительских цен 1980-1990 8,2% 7,6%

Среднегодовой уровень

безработицы 1980-1990 2,4% 9,7%

Индекс Джини равенства 1981 196 —

в доходах 1979 — 263

(чем ниже показатель, тем 1987 213 —

выше равенство в распределении 1986 — 299
реальных доходов в расчете на
1 члена семьи)

Средняя продолжительность

жизни (в гг.) 1990 77,4 75,7

Младенческая смертность

(в возрасте до 1 года на

1000 живых младенцев) 1990 5,9 7,9

Учеба в высших учебных
заведениях (процент от
населения в возрасте 20—24 лет,
посещающих институты
и университеты) 1990 33,4% 25%

Индекс прав человека

(диапазон от 17 до 99%) 1991 98% 93%

по мировой классификации 4,0 16,0

Индекс человеческого развития

(диапазон от 0,45 до 983) 1990 977 964

по мировой классификации 5,0 10,0

Источники: International Monetary Fund, International Financial Statistics Yearbook 1992, vol. 45 (Washington, DC: International Monetary Fund, 1992), 105, 149; OECD Economic Outlook 52 (December 1992); 218; John Fritzell. Income Inequality Trends in the 1980s: A Five-Country Comparison. — Acta Sociologica 36, no. 1 (1993): 47-62, esp. 52; OECD in Figures, 1992'Edition. — OECD Observer, no. 176 (June-July 1992): 47; The World Bank, World Development Report 1993: Investing in Health (New York: Oxford University Press, 1993), 295; Charles Humana. World Human Rights Guide, 3d ed. (New York: Oxford University Press, 1992), xvii-xix, 3-10, 306-308, 346-349; United Nations Development Programme, Human Development Report 1991 (New York: Oxford University Press, 1993): 135-137.

жесткие ценности, противопоставляющие капитализм социализ­му. Она соединила традиционные консервативные принципы с рыночными идеалами. Из классического консерватизма она взя­ла на вооружение сильный контроль со стороны централизован-

92

ного государства за профсоюзами, местными органами управле­ния, Би-би-си и университетами. Управляемая властной рукой, Великобритания должна придерживаться как принципов коллек­тивизма, так и —- особенно — индивидуализма: самостоятельно­сти, трудолюбия, бережливости и инициативности. Во взглядах Тэтчер на взаимоотношения между правящими и управляемыми объединились консервативная склонность к сильному единолич­ному правлению и либеральное тяготение к свободе. Уважение к авторитету государства сформировало ее представления о «зако-нопорядке», в частности о необходимости мощных армии и по­лиции, высшей меры наказания и длительных сроков заключе­ния. «Свобода» означала для нее свободу выбора для потребите­лей и свободу наживать состояние, самостоятельно распоряжать­ся собственными деньгами — для предпринимателей. Премьер-министр Тэтчер одновременно отстаивала духовно-нравствен­ные ценности и материальные интересы. В ее речах превозноси­лись такие викторианские ценности, как национальная гордость, преданность семье, чувство долга и самодисциплина. Однако наибольшую славу снискала ей приверженность «культуре пред­принимательства», основанная на принципах классического ли­берализма: личная конкуренция, свободный рынок, экономиче­ская эффективность, монетаризм, приватизация и снижение ро­ли «патерналистского государства всеобщего благоденствия», ставящего людей в зависимость от правительственной опеки. Важнейшими политическими задачами- она считала контроль за инфляцией и достижение богатства, а не полную занятость и ра­венство в доходах²².

Политические структуры

Для осуществления своих приоритетных задач премьер-министр Тэтчер сформировала более сильное центральное правительство, чем то, что существовало в Швеции. Как мы видели, шведские социал-демократы децентрализовали процесс проведения в жизнь политики, в основном передав власть сильным региональ­ным и муниципальным органам управления. Профессиональная, но неавторитарная бюрократия была открытой, более гибкой. Нерепрессивные военно-полицейские силы не препятствовали забастовщикам, демонстрантам, диссидентам выражать недо­вольство проводимой политикой. В отличие от этого правитель­ство Тэтчер в 80-х годах централизовало государственную власть, расширило свои права на принудительные меры по отношению к населению, установило более жесткую координацию политиче-

93

ских мероприятий и сократило плюрализм в политике, особенно для профсоюзов, церкви и даже торговых союзов. В связи с при­ватизацией ранее национализированных предприятий экономи­ческая деятельность правительства снизилась. Не желая прово­дить эгалитарную политику, британское государство сократило свои полномочия, но при этом сделало их более жесткими.

Централизация государственной власти ослабила влияние лейбористов на местах, особенно в вопросах образования, жи­лищной политики и развития территорий. Несколько законов, принятых в 80-х годах, расширили полномочия кабинета в отно­шении местных органов управления в Англии и Уэльсе. Консер­вативное правительство упразднило Совет Большого Лондона и еще шесть муниципальных советов, являвшихся местными орга­нами власти и контролировавшихся лейбористской партией. Центральное правительство, кванго (квазинеправительственные организации) и частные предприятия взяли под свой контроль более половины из тех служб, которые раньше находились в веде­нии этих семи советов. Помимо сокращения государственных субсидий региональным властям и ограничения их прав на сбор местных налогов, палата общин ввела коммунальный сбор: ре­грессивный налог, заменивший поимущественный. Местные ор­ганы власти были лишены права контролировать ренту, находив­шуюся в ведении Советов по недвижимости. Центральное прави­тельство проводило политику, позволявшую арендаторам выку­пать местное муниципальное жилье; дотации на оплату муници­пального жилья выдавало оно, а не местные власти. Политика в сфере образования также была централизована, местные органы больше не управляли системой образования, не осуществляли контроль над школами. Министерство по образованию и науке получило полномочия утверждать общенациональные програм­мы обучения, устанавливать оклады учителям, численность уча­щихся в каждой школе и выделять гранты для школ, ставших не­зависимыми учебными заведениями. Помимо упразднения орга­нов управления системой образования в Малом Лондоне были выведены из-под контроля политехнические учебные заведения и колледжи. В результате этой тенденции к централизованному управлению наибольшие выгоды получили богатые люди, земле-и домовладельцы. Бедняки и арендаторы понесли убытки²³.

Центральное правительство расширило свою власть над сило­выми ведомствами. Министерству внутренних дел, отвечающему за работу полиции, были даны полномочия осуществлять кадро­вую политику, а также устанавливать дисциплинарные нормы для главных констеблей на местах. Кроме министерства, деятель-

94

ность полиции на местах контролировала Надзирательная ко­миссия Ее Величества. Значительного ограничения действий по­лицейских со стороны судебных и местных властей не предусмат­ривалось. В 80-х годах были расширены полномочия сотрудни­ков полиции. Совместно с армией и службами безопасности они участвовали в подавлении забастовок, контролировали пикеты и разгоняли демонстрации. Согласно закону 1986 г. об обществен­ном порядке, полиция могла запрещать выступления и забастов­ки, создающие угрозу возникновения «массовых беспорядков» и наносящие «моральный урон», т.е. действия, которые могут иметь самые вольные толкования. Органы национальной без­опасности, такие, как Эм-Ай-5, Эм-Ай-6 и Особое подразделе­ние, также осуществляли надзор за различными объединениями для предотвращения «массовых беспорядков». Возможности контроля за этими силовыми ведомствами со стороны парламен­та и средств массовой информации были ограничены. В результа­те изменения законодательства в период правления Тэтчер были урезаны гражданские свободы. Государство контролировало средства массовой информации, включая Би-би-си, Независи­мую радиовещательную корпорацию, левые журналы типа «Нью Стейтсмен» и книги, рассказывающие о секретных агентах. За­кон 1990 г. о государственной тайне ограничил право государст­венных служащих предоставлять информацию широкой публи­ке. Основными объектами репрессий стали левые организации: шахтерские профсоюзы, организации, выступающие за ядерное разоружение, средства массовой информации, замеченные в симпатиях к левым объединениям или дававшие наиболее пол­ную информацию об Ирландской республиканской армии. Эти меры отражали страх администрации Тэтчер перед угрозой заба­стовок, расовых волнений и особенно насилия в Северной Ир­ландии²⁴.

По сравнению со шведским социал-демократическим правле­нием в 80-х годах администрация Тэтчер добилась большей со­гласованности в проведении государственной политики. Швед­ские чиновники принимали коллегиальные решения: премьер-министр предоставлял членам кабинета широкую автономию в руководстве подчиненными им департаментами. Тэтчер устано­вила режим господства над кабинетом. Она редко колебалась пе­ред увольнением министра, не разделявшего ее политических пристрастий. В составе ее кабинета наибольший авторитет имело министерство финансов. При объединении политического про­цесса Тэтчер, не располагая большим аппаратом, опиралась на советников из личной канцелярии и отдела политики. Опасаясь,

95

что государственные служащие поддерживают коллективизм и курс на создание общества всеобщего благоденствия, советники Тэтчер отвели им менее значительную роль, чем в предыдущих консервативных правительствах²⁵.

Несмотря на приверженность рыночному плюрализму, пра­вительство Тэтчер ограничивало возможности участия групп влияния в формировании правительственных решений. Швед­ские социал-демократы привлекали к процессу выработки и осу­ществления политики самые разные объединения. Лидеры обще­ственных объединений заключали между собой компромиссные межклассовые соглашения. При Тэтчер общественные объедине­ния были исключены из участия в политике. Обострились клас­совые конфликты. Отвергая корпоративный стиль в политике, Тэтчер допустила фрагментацию гражданского общества. Член­ство в британских тред-юнионах сократилось с 51% от общего числа рабочих в 1980 г. до 41% в 1988 г. (Число членов в профсо­юзах Швеции за этот же период возросло с 80 до 85%.) Наиболь­шее падение численности было отмечено в профсоюзах обраба­тывающих отраслей промышленности, транспорта и коммуника­ций. Несмотря на то что профсоюзы в 80-х годах добились сни­жения высокого уровня безработицы, политика Тэтчер внесла свою лепту и в ослабление их влияния. Профсоюзное законода­тельство урезало права профсоюзов на забастовки, пикетирова­ние, регулирование их внутреннего функционирования и на уча­стие в выработке управленческих решений. Лидеры Британского конгресса тред-юнионов (БКТ) не имели доступа к политикам команды Тэтчер. К концу 80-х годов правительство не принима­ло на службу в государственные учреждения представителей БКТ. В то же время и бизнес имел лишь ограниченное влияние на формирование экономической политики. Ни профсоюзы, ни Конфедерация британских промышленников не оказывали ак­тивного влияния на выработку экономической политики. Каби­нет министров предпочитал проводить консультации с отдельны­ми руководителями бизнеса. Сложилась ситуация, при которой не управляющие оказывали влияние на государство, а централь­ное правительство руководило частным сектором, пытаясь повы­сить эффективность экономики, производительность труда и конкурентоспособность британских товаров на мировом рынке. Большинство рекомендаций по реструктуризации британской экономики в направлении «свободного рынка» исходило от уни­верситетских профессоров, в особенности от неоклассических экономистов, сторонников партии общественного выбора. По­литику, проводившуюся такими министрами, как Найджел Лоу-

96

сон и Кейт Джозеф, вырабатывали Центр политических исследо­ваний, Институт экономики и Институт Адама Смита. Экономи­сты этих институтов пропагандировали рыночные теории Мил-тона Фридмена и Фридриха фон Хайека, оппонентов кейнсиан-ской теории всеобщего благоденствия с ее политикой регулиро­вания. По их мнению, реализация таких неолиберальных идей, как нерегулируемый рынок, приватизация, свобода торговли и рыночная эффективность, — это главный путь к укреплению британского капитализма²⁶.

Премьер-министр Тэтчер, несмотря на то, что в ее руках со­средоточивалось управление мощным государством с усиливши­мися централизацией и институтами принуждения, координации и контроля, стремилась к ослаблению роли национализирован­ных предприятий. Правительство полностью или частично рас­продало пакеты акций предприятий транспорта (авиалинии, компанию по грузоперевозкам, автотранспорт, автобусные ли­нии), средства связи (радио- и телекоммуникации), сталелитей­ных заводов, а также системы нефте-, газо-, электро- и водоснаб­жения. Кто же выиграл от этой приватизационной политики? До­ля акций частных корпораций, находящихся в руках отдельных лиц, действительно повысилась с 6 в 1984 г. до 25% четырьмя го­дами позже. Тем не менее в выигрыше оказались в основном бри­танские финансовые институты и иностранные корпорации, ску­павшие эти приватизируемые предприятия на бирже по относи­тельно низким ценам. Вместо создания большого числа мелких инвесторов и возвращения конкуренции программа приватиза­ции привела на деле к дальнейшим слияниям и увеличению чис­ла олигополии²⁷.

Политическое поведение

Резкие различия между Швецией и Великобританией в 80-х годах обусловлены противоположными стилями руководства. Стиль премьер-министров Швеции, особенно Ингвара Карлссона (1986-1991), отличался стремлением к достижению консенсуса, коллегиальностью и прагматизмом. Правительство соглашалось на политические компромиссы с оппозиционными партиями и различными объединениями. В отличие от них Маргарет Тэтчер вела диалог с большим нажимом, демонстрировала силу воли, предлагала целостные политические программы и добивалась поддержки своей политики. В этом смысле она больше походила на харизматического лидера, чем на организатора. Как политик-просветитель она пыталась внедрить свои прокапиталистические

4 Чарльз Ф. Эндрейн ^7

взгляды в массовое сознание. Однако своей властью она была обязана не только личной силе, но и слабости своих политиче­ских оппонентов. Как и шведские социал-демократы, англий­ские тори имели дело с расколовшейся оппозицией. В 80-х годах СДП объединилась против раскольнического «буржуазного бло­ка». Консерваторы вели кампанию против расколовшейся лей­бористской партии, социал-демократов, либералов и региональ­но-этнических партий Уэльса и Шотландии. Голосование по ма­жоритарной системе дало консерваторам подавляющее боль­шинство в палате общин. Например, на парламентских выборах 1987 г. они победили, набрав лишь 42% голосов, но при этом по­лучили 60% мест в палате общин. Союз либералов и социал-де­мократов, имея поддержку избирателей во всех частях страны, получил 23% голосов, но только 3% мест в палате общин главным образом потому, что в большинстве избирательных округов они были вторыми. Лейбористы получили 31% голосов и 35% мест²⁸.

При всем том, что ее лидерство имело исключительно авто­ритарный характер, насколько успешна оказалась «революция г-жи Тэтчер»?²⁹ Своей политикой она добилась некоторых фун­даментальных преобразований: ослабления профсоюзов, ин­тенсификации приватизации, проведения рыночной экономи­ки. Вследствие приверженности Тэтчер к монетаристским ме­тодам, частный сектор значительно усилился по сравнению с государственным. Если предшествующие правительственные программы пытались стимулировать совокупный спрос с по­мощью кейнсианских фискальных мер, то политика тори 80-х годов главный упор делала на ограничение роста денежной мас­сы, снижение подоходного налога с состоятельных людей и уре­зание расходов по социальному обеспечению, в частности, на программы по строительству жилья, образование, пособия на детей и страховые выплаты безработным. Поддержка консерва­тивной партии росла в рядах тех, кто покупал дома и приобретал акции приватизированных предприятий; к таким новым сто­ронникам тори относились наиболее обеспеченные из высо­коквалифицированных рабочих. Критика институтов истэб­лишмента — англиканской церкви, гражданских органов управ­ления, элитарных университетов, Би-би-си и даже монархии — ослабила их легитимность. Уделяя большое внимание личным достижениям и вертикальной мобильности, Тэтчер способство­вала ослаблению аристократического влияния в британской классовой структуре.

Несмотря на все эти преобразования, попытки премьер-ми­нистра Тэтчер как политического просветителя изменить отно-

98

шение общественности к правительственному финансированию социальной сферы потерпели неудачу. Исследования обществен­ного мнения в 1987-1988 гг. показывают, что более 50% избира­телей предпочитали использовать доходы на создание новых ра­бочих мест, а не оставлять их в виде увеличения прибыли корпо­рации. Около двух третей, выбирая между повышением расходов на социальное обеспечение и снижением налогов, предпочитало первое. «Заботе о других» было отдано предпочтение (80 против 16%) перед выделением вознаграждения предпринимателю за то, что он наживает богатство. Общество преимущественно капита­листического типа, поддерживающее свободу предприниматель­ства, частный интерес и опору на собственные силы, выбрали только 40%³⁰.

Процесс принятия политических решений и его результаты

Администрации Тэтчер не удалось решить поставленные ею кон­кретные экономические задачи. Правда, инфляция была уже не такой высокой, как в 70-х годах. Реальные темпы роста действи­тельно увеличивались, особенно с 1985 по 1988 г. Вместе с тем по­сле 1988 г. объем ВНП упал. Потребительские цены вновь под­скочили чуть ли не вдвое. В Англии началась стагнация. Рост без­работицы, а также неравенство в доходах ослабили народную поддержку «культуры предпринимательства». Крестовый поход по изгнанию социализма с Британских островов захлебнулся, не­смотря на то, что приверженность капитализму вызвала уваже­ние к Тэтчер в странах Восточной Европы и у разочаровавшихся в социализме лидеров Чили.

Такой экономический итог правления отчасти объясняется проводившейся ею внутренней политикой, ее организационным курсом и положением Великобритании в мировой капиталисти­ческой системе. Высокие темпы экономического роста и низкий уровень инфляции в период с 1983 по 1988 г. являлись следстви­ем незначительного повышения стоимости труда в обрабатываю­щих отраслях. Высокая почасовая производительность вкупе с умеренным уровнем зарплаты дали в Англии на данный период более низкую, чем в Швеции, цену труда на единицу продукции. Обострились проблемы, связанные с безработицей и неравенст­вом в распределении доходов. Между 1981 и 1987 г. количество безработных осталось на уровне 10—11%.

Различия в соотношении труда и капитала являются причи­ной разных показателей Великобритании и Швеции в 80-х го-

4* ₉₉

дах. В шведских профсоюзах состояла большая часть рабочих; они поддерживали довольно тесные отношения с СДРПШ. Ка­питализм в Швеции объединил промышленный и финансовый сектора. Банки не обладали таким влиянием, как промышлен­ные предприятия, занимавшиеся экспортом продукции, пере­довой в технологическом отношении (электронного оборудова­ния, автомобилей, средств телекоммуникаций) на международ­ные рынки. Благодаря альянсу СДРПШ и профсоюзов швед­ское правительство выделяло щедрые ассигнования службе за­нятости населения, курсам профессиональной переподготовки, на создание рабочих мест для инвалидов и общественному не­производственному сектору. Частные транснациональные ком­пании извлекали выгоду благодаря низким корпоративным на­логам, а также с помощью инвестиционных фондов, стимули­ровавших технологический прогресс. Рос экспорт промышлен­ных товаров. Программы переобучения, предлагаемые службой занятости, помогали рабочим приходящих в упадок отраслей найти новую работу, поэтому уровень безработицы в Швеции оставался низким. Британские профсоюзы в период правления Тэтчер имели незначительное влияние. Их руководство распро­странялось на разрозненные организации, власть профсоюзов проявлялась лишь в пределах предприятий. Между лидерами лейбористской партии, желающими декларировать классовые интересы перед всем электоратом, и профсоюзными лидерами, выступающими за сохранение высоких зарплат в таких убыточ­ных отраслях, как угледобыча, судостроение, автомобилестрое­ние, возник конфликт. Капиталисты разделились на произво­дителей и финансистов; последние заняли господствующее по-' ложение в британской политике. В качестве ведущего мирового финансового центра капиталистической экономики Лондон стал также центром транснациональных капиталовложений фи­нансового и физического капитала. Вместо того чтобы инвести­ровать средства в отечественную промышленность, Банк Анг­лии предоставлял займы коммерсантам и промышленникам, которые вели операции за рубежом. Банк Англии и министерст­во финансов определяли экономическую политику, в частности особо высокие процентные ставки на недвижимость и завыше­ние валютного курса. Это затрудняло британским промышлен­никам экспортировать свои товары. С 1979 г. экспорт промыш­ленных товаров как часть общего экспорта резко упал; возрос импорт промышленных товаров. В условиях деиндустриализа­ции британские рабочие имели все меньше шансов получить ра­боту в обрабатывающих отраслях. Росла безработица, особенно

100

в таких бывших промышленных северных регионах, как Йорк­шир, Северо-Запад, Уэльс и Шотландия. Правда, в южных рай­онах, окружающих Лондон, безработица была не столь велика; они являлись центрами банковско-финансового дела, страхова­ния, деловых услуг, лизинга, оборонной и электронно-комму­никационных отраслей. Следуя политике «культуры предпри­нимательства», правительство тори заложило меньший процент ВНП на финансирование общественных служб занятости, про­фессиональной подготовки на рынке труда и создания рабочих мест в общественных/непроизводственных сферах в отличие от социал-демократической администрации Швеции. Из-за этого уровень безработицы в Великобритании оказался в четыре раза выше, чем в Швеции.

Регрессивные британские расходы и налоги вызвали бурный рост неравенства в доходах в 80-х годах. С 1979 по 1988 г. доля ВПН, приходящаяся на 20% беднейших жителей страны, уменьшилась, а доля богатейших 20% — возросла. По сравне­нию со Швецией в Великобритании больший процент составля­ли люди, чьи реальные денежные доходы были меньше полови­ны среднего уровня по стране. Беднейшими британцами стали безработные, пенсионеры, неполные или имеющие иждивенцев семьи. В Швеции зарплаты мужчин и женщин были более рав­ными, чем в Великобритании.' Так как равенство доходов не входило в число приоритетов тэтчеризма, такая политика не предполагала особых шагов по его сокращению. В 80-х годах были уменьшены правительственные ассигнования на жилье и образование, особенно университетское, политехническое, а также на гранты студентам. Снизился процент ВНП из расчета на душу населения, выделяемый на пособия по безработице. Ужесточились условия выдачи пособий. Заработная плата со­трудников частных фирм по сравнению с получаемой работни­ками государственных учреждений — например, учителями, младшим медперсоналом и промышленными рабочими — резко возросла. Регрессивные налоги увеличили разрыв между бога­тыми и бедными. Люди с высокими и средними доходами пла­тили более низкий подоходный налог. Владельцы частных до­мов получали возможность исключать из налогооблагаемого до­хода сумму выплачиваемых ими банковских процентов по ипо­течной ссуде. Приобретавшим акции приватизированных пред­приятий дали право на налоговые скидки. Снизился налогооб­лагаемый доход и для независимых школ. Между тем ставки ме­стных налогов, налог на добавленную стоимость и платежи в фонд социального страхования возросли.

101

В результате этой экономической политики британское обще­ство разделилось на неимущих, имущих и «многоимущих». Про­играли безработные, неквалифицированные рабочие, арендато­ры, бездомные, работники с неполной занятостью, работающие на маргинальных предприятиях сферы обслуживания, женщины, надомники, а также население Северо-Запада и Северной Ир­ландии. В число выигравших вошли владельцы собственных до­мов, высококвалифицированные рабочие, специалисты-компь­ютерщики, служащие оборонных предприятий, жители южных пригородов Лондона. Управляющие частными фирмами, менед­жеры и финансисты, особенно банкиры, вошли в категорию «многоимущих». Как и следовало ожидать, наиболее обеспечен­ные слои населения активней всех поддерживали на выборах консервативную партию. Электорат тори состоял из владельцев частных домов, обладателей высоких зарплат и противников со­циалистической политики и социального обеспечения. Электо­рат лейбористов включал квартиросъемщиков, низкооплачивае­мых работников и сторонников увеличения ассигнований на со­циальное обеспечение, считавших, что такая мера смягчила бы неравенство в доходах³¹.

В начале 90-х годов Великобритания столкнулась с классо­вой дифференциацией и фрагментацией общества. Влияние ин­тегрирующих институтов — коалиционных политических пар­тий, гражданской службы, школ и судов — не было в этой стра­не таким сильным, как в Швеции. Конфликт взял верх над кон­сенсусом. Дифференциация подавила интеграцию. И все же нельзя сказать, что Великобритания оказалась расколотой на «две нации». Скорее, дифференциация породила многополяр­ность, которая как бы перекрывала линии раскола. Экономиче­ское расслоение восстановило богатых против бедных, квали­фицированных рабочих против неквалифицированных, высо­кооплачиваемый персонал частных фирм против низкооплачи­ваемых работников государственных предприятий, корпорации против профсоюзов, промышленный капитал против финансо­вого. Региональная дифференциация разъединила жителей се­вера и юга. Африканцы и азиаты хотели иной, чем белое населе­ние, иммиграционной, образовательной политики, иного под­хода в сфере занятости. Элитарные и массовые институты по-разному готовили молодежь к взрослому ролевому поведению. Эти взаимосвязанные общественные конфликты отражали по­литические разногласия между лейбористской и консерватив­ной партиями³².

102

Многоплановые конфликты породили в 90-х годах тягу к ук­реплению национальной интеграции Великобритании. К концу 1990 г. темпы экономического роста упали ниже 1%. Уровень безработицы возрос почти до 7,5%, потребительские цены вы­росли на 10%. Перед лицом экономической стагнации лидеры консервативной партии, представлявшие ее в палате общин, из­брали более склонного к компромиссам премьер-министра, призванного сплотить нацию на пути к экономическому воз­рождению. Тэтчер ушла в отставку, ее место занял Джон Мейд-жор. В отличие от предшественницы консерватизм Мейджора стал более «заботливым, сострадательным». Его правительство отменило непопулярный регрессивный местный сбор (подуш­ный налог) и провело снижение налогов для граждан с низкими доходами. Во внутренней политике он призывал к установле­нию партнерских отношений между бизнесом, трудом и госу­дарством ради того, чтобы Британия вышла из экономического застоя. Во внешней политике он выступал за более тесный фи­нансовый союз с ЕС, чем Тэтчер. Премьер-министр Мейджор не ставил во главу угла необходимость приватизации сферы со­циальных услуг и восстановления рыночной конкуренции и провел избирательную кампанию 1992 г. под лозунгом «Богатст­во рука об руку с всеобщим благоденствием». Программные по­ложения лейбористской партии тоже стали более умеренными. Отказавшись от таких социалистических требований, как наци­онализация тяжелой промышленности, она выступила в под­держку денационализации не всех прежде национализирован­ных предприятий, а только отвечающих за водоснабжение в масштабах всей страны. Во внутренней политике партия требо­вала большего социального обеспечения, финансируемого го­сударством на основе прогрессивного подоходного налога. В области внешней политики лейбористы призывали к тесному взаимодействию Великобритании и ЕС. Парламентские выбо­ры 1992 г. консервативная партия выиграла, получив 42% голо­сов избирателей и 52% мест в парламенте. Несмотря на расту­щий уровень безработицы, большинство из «избирателей-пере­бежчиков», отколовшихся от лейбористской партии в 1987 г., и в 1992 г. продолжали оставаться на стороне тори. Новые домо­владельцы, акционеры и квалифицированные рабочие противо­стояли политике введения прогрессивного налога и эгалитар­ным финансовым программам, выдвигаемым лидерами лейбо­ристов.

В общем, к концу XX в. согласительные системы Великобри­тании и Швеции мало чем отличаются друг от друга. Шведские

103

социал-демократы осуществили ряд неолиберальных политиче­ских проектов в экономике. Премьер-министр из партии Союз умеренных Карл Бильдт, подобно Тэтчер, выступал за «культуру предпринимательства». Однако необходимость находить комп­ромисс с другими политическими партиями в составе коалици­онного правительства умерила его стремление радикально сокра­тить расходы на социальные нужды; в 1992 г. основные политиче­ские преобразования свелись к сокращению дотаций на жилье, пособий по временной нетрудоспособности, а также налога на добавленную стоимость на продукты питания, размеров гости­ничных и ресторанных счетов. Обе нации пережили рост безра­ботицы — к началу 1993 г. он превысил 7% в Швеции и 10% в Ве­ликобритании. Столкнувшись с серьезными экономическими проблемами, премьер-министр Бильдт попытался наладить эф­фективное управление такой согласительной системой, которая учитывала бы самые разные интересы³³.

Заключение

Современные согласительные системы отличает ряд фундамен­тальных принципов, политических стилей и методов осуществле­ния социальных преобразований. Суть согласительной системы заключается в поиске путей согласования различных интересов. Она проводит разделение между духовно-нравственными ценно­стями и материальными интересами. Государственная политика сосредоточена на предоставлении пособий различным социаль­ным группам. В таких плюралистических обществах, обществен­ные организации в значительной степени независимы от прави­тельственного контроля. Коллегиальное руководство распреде­ляет власть между правительственными учреждениями. Полити­ки вместе с юристами — законодателями и судьями — увязывают между собой различные интересы, служат посредниками в за­ключении сделок, играют роль арбитров в политических дискус­сиях и устанавливают правила политической игры. Отдельные индивиды удовлетворяют свои политические амбиции, активно участвуя в группах влияния, оказывающих давление на прави­тельственных чиновников. Основные участники этой политиче­ской деятельности — децентрализованные правительственные учреждения, коалиционные партии, общественные объединения — устраивая торг друг с другом и оставаясь открытыми для самых разных информационных служб, способствуют осуществлению маргинальных социальных преобразований. Подчеркивая необ-

104

ходимость прагматических компромиссов, лидеры стремятся удовлетворить максимум притязаний на долю в политическом «пироге». Как показал анализ плюралистических демократий в Швеции и Великобритании, первая, особенно с 1950 по 1975 г., более эффективно функционировала в качестве согласительной системы; она достигла наибольшего равновесия между диффе­ренциацией и интеграцией.

На исходе XX в. согласительные системы рассматриваются как своего рода окно в будущее. Согласно Френсису Фукуяме, «перед нами разворачивается некий фундаментальный процесс, диктующий всем обществам единый путь эволюционного разви­тия — короче, речь идет о том, что к либеральной демократии движется чуть ли не сама Всеобщая история человечества»³⁴. Признавая, что еще не во всех политических системах произош­ла институционализация либерально-демократических принци­пов, Фукуяма вместе с тем утверждает, что согласительные идеи уже одержали победу над соперниками. Либерально-демократи­ческие идеи — свобода, равенство, человеческое достоинство, электоральные выборы, власть закона, всеобщее избирательное право — заняли господствующее положение в мировой культуре. Экономический либерализм, основанный на рынке и частной собственности, побеждает государственный социализм. В 1990 г. большее число государств придерживалось либерально-демокра­тических ценностей, чем в 1900 г.

Другие аналитики более пессимистичны в оценке перспектив всеобщего принятия согласительных систем³⁵. Идеалы либе­ральной демократии главенствуют в надстройке. Однако в боль­шинстве стран на процесс принятия политических решений все еще влияют бюрократические-авторитарные тенденции. Такие силовые учреждения, как полиция, армия, служба безопасности и частные военизированные формирования держат под контро­лем противостоящих интересам элиты действия политических диссидентов. В ситуации растущей ролевой специализации ис­конная тяга народа к единому сообществу также время от време­ни проявляется в терпимости к характерному для согласитель­ных систем многообразию групп влияния. И даже несмотря на то, что мировая капиталистическая экономика расширяет сферу своего влияния, отдельные общинные (этнорелигиозные) конф­ликты представляют угрозу для существования слабых нацио­нальных государств. Особенно мало шансов на выживание оста­ется у согласительных систем при спаде экономического роста, углублении неравенства в доходах, усиливающейся фрагмента­ции общества и нарушений внутреннего равновесия в результате

105

иностранного вмешательства. В таком случае для проведения со­циальных преобразований необходимы мобилизационные сис­темы, как это имело место в России, Германии, Китае, Вьетна­ме, Северной Корее, Иране и на Кубе. Мощные, обладающие органами принуждения государства, уничтожившие старый строй, добиваются осуществления своей политики при помощи методов, являющихся отрицанием либерально-демократических принципов согласительных систем.

<предыдущая страница | следующая страница>