Глава 5

Мобилизационные системы

Если лидеры согласительных систем стремятся к революцион­ным реформистским общественным преобразованиям, то воз­главляющие мобилизационные системы политики борются за быстрое достижение фундаментальных изменений в обществе и управлении им. Основополагающий принцип мобилизационной системы — активное участие масс в политической жизни. В иде­ологическом плане их лидеры ожидают от масс политического подхода ко всему происходящему в обществе, т.е. предполагают, что массы будут ставить во главу угла общие, касающиеся всех за­дачи и рассматривать свои частные интересы в зависимости от благосостояния всего общества. Борьба за общее благо — нацио­нальную независимость, экономический рост, всеобщую грамот­ность, здоровое общество — выступает здесь одновременно как внутренняя потребность и как средство разрешения личных про­блем. В структурном плане контроль над ресурсами получают партии, армия, партизанские формирования, милиция и массо­вые организации для их активного использования при проведе­нии фундаментальных преобразований. В поведенческом плане харизматические лидеры — пророки, мудрецы, военачальники, партийные вожди — ведут нацию по пути осуществления идеоло­гических задач реконструирования общества. С точки зрения платонизма, идеологические цели выступают как telos (потенци­альные цели), реализация которых возложена на лидеров. Широ­комасштабные преобразования мобилизационные лидеры осу­ществляют с помощью идеологических призывов, политической организации и вовлечения масс в политический процесс.

Проводимая политика предполагает преодоление конфлик­тов. Выступая против примирения групповых различий, мобили-

107

заторы стимулируют конфликты и столкновения. Вместо того чтобы прийти к соглашению, они эксплуатируют конфликты, разгорающиеся по поводу несовпадения ценностных установок. Господствующим стилем мобилизационного политического про­цесса является не приспосабливание, а поляризация. Имеющая определенную идеологическую цель мобилизационная система стремится возбудить в массах стремление, веру и чувства, необхо­димые для разгрома политических врагов. Для этого движения, которое борется за независимость от державы-колонизатора, ве­дет революционную гражданскую войну за свободу или добивает­ся успешной индустриализации страны, характерно решение по­литических вопросов военными методами. Выступая за всеоб­щую грамотность или здоровье всех членов общества, политики объявляют войну социальному неравенству и отсталости.

Мобилизационные системы возникли в XX в. вследствие ак­тивного участия масс в политической жизни. Обычно это проис­ходило в обществах с экономическим неравенством и политиче­скими конфликтами. Расслоение общества по этническому, ре­лигиозному и экономическому признаку усиливало политиче­скую поляризацию. В подобной взрывоопасной ситуации моби­лизационное движение сулило освобождение от всех невзгод. Приходя к власти, мобилизаторы не проявили большого почте­ния к демократическим процедурам. Организованное участие масс оттесняло на второй план институционализированную кон­куренцию. Следование «воле народа» считалось более важным делом, чем выражение различных интересов.

Элитарные мобилизационные режимы проводили как капи­талистическую, так и государственно-социалистическую эконо­мическую политику. Так в «третьем рейхе» нацисты (Национал-социалистическая рабочая партия Германии) осуществляли про­граммы, направленные, несмотря на антикапиталистическую ри­торику на парламентских выборах 1932 г., на сохранение капита­листической системы. В частности, с середины 1934 г. экономи­ческая политика проводилась в интересах главным образом круп­ных промышленников и их военных союзников, а не рабочих или мелких предпринимателей. На практике национал-социализм означал скорее контроль со стороны правительства за деятельно­стью частных фирм, чем государственную собственность на ка­питал и перераспределительную политику социального обеспе­чения. И наоборот, в странах, где правила коммунистическая партия, термин «социалистический» означал широкое развитие государственной собственности, государственного планирова­ния экономического развития и всестороннего социального

. 108

обеспечения со стороны партийно-государственных органов. Коммунистическая партия стремилась мобилизовать массы на ускорение промышленного развития под руководством государ­ства. Так, в частности, в СССР в 30-е годы капиталовложения, создание тяжелой и оборонной промышленности рассматрива­лись как более важные задачи, чем производство продуктов пита­ния и товаров народного потребления. Вместе с тем рабочие и го­родские жители выиграли от программ, направленных на расши­рение среднего образования и повышающих доступность здраво­охранения. При всей политической элитарности в СССР в эпоху сталинизма были созданы условия для высокой социальной мо­бильности масс¹.

Популистские и элитистские мобилизационные системы

В течение XX в. делали попытки проводить социальные преобра­зования две мобилизационные системы: популистская и элити-стская. Для популистских систем характерен низкий уровень ро­левой специализации. Пытаясь привить некоторые черты народ­ных систем в дифференцированных обществах, популистские лидеры стремятся создать систему, при которой возможно мак­симальное равенство между людьми, и привлекают всех к уча­стию в этом. При таком устройстве идеальным участником про­цесса принятия политических решений становится не професси­онал, а простой гражданин — человек, способный исполнять раз­нообразные роли. Напротив, в элитистской мобилизационной системе решающую политическую роль играют лица, исполняю­щих специальные роли. К ним принадлежат бюрократы, профес­сионалы, технические специалисты, эксперты, менеджеры, пла­новики, армейские офицеры, сотрудники тайной полиции, кад­ровые партийные функционеры и руководители общественных организаций, связанных с авангардной партией — профсоюзов, крестьянских, молодежных и женских организаций и т.п.

Популистская и элитистская мобилизационные системы от­личаются друг от друга структурой и стилем руководства. В идео­логическом плане обе ставят на первое место коллективизм и со­единение идеологических ценностей с материальными задачами, обретающими благодаря этому особое значение. В элитистском мобилизационном режиме идеологические отношения между лидерами и массами характеризуются большей политической иерархичностью. Согласно такой трактовке, авангардная партия или авангардное движение должны править, просвещать и на-

109

ставлять массы, не обладающие политическим сознанием, кото­рое необходимо для того, чтобы играть активную роль в приня­тии политических решений. Популистский тип характерен для более слабого государства с коллегиальным руководством. Эли-тистская мобилизационная система подразумевает мощное (цен­трализованное, силовое, монистское, координированное) госу­дарство с харизматическим лидером. Он — верховный правитель, пророк, главный идеолог, военачальник и политический лидер. Партийные функционеры, государственные чиновники и тех­нократы представляют собой довольно обезличенное руководст­во на нижних ступенях иерархической лестницы. Они придают основное значение не идеологической чистоте, а прагматизму и проводят большую политическую работу по сохранению систе­мы, обеспечению экономического роста и оказанию социальных услуг индивидам.

Элитистский мобилизационный тип во многом напоминает модель тоталитарной системы. Изначально термин «тоталита­ризм», предложенный в 1925 г. фашистским диктатором Бенито Муссолини и его советником Джованни Джентиле, имел поло­жительное значение. Муссолини и Джентиле позитивно оцени­вали идеологию всепоглощающей «неистовой воли», которая воплощается в «lo stato totalitario» (тоталитарное государство). В 1930 г. немец Эрнст Юнгер связал тоталитаризм с нацистской стратегией тотальной мобилизации общества на вооруженную борьбу за восстановление господства немецкой нации. Однако во время второй мировой войны и после нее этот термин приобрел негативный смысл. Объединенные нации вели борьбу против то­талитаризма нацистской Германии. А после возникновения в Во­сточной Европе и Азии государств коммунистической диктатуры западные демократические лидеры стали противопоставлять соб­ственные конституционные, плюралистские режимы коммуни­стическим тоталитарным диктатурам. Когда в конце 80-х-начале 90-х годов восточноевропейские коммунистические партийные государства распались, пришедшие к власти чиновники анти­коммунистической ориентации обвиняли прежнюю коммуни­стическую элиту за причастность к системе, стремящейся к то­тальному контролю над обществом. Даже М.С. Горбачев, ушед­ший с поста Президента СССР в декабре 1991 г., заявлял, что но­вая избирательная система, представительные законодательные органы, многопартийность, свобода вероисповедания, привати­зация и рыночная экономика уничтожили тоталитарную систе­му². По мнению Горбачева, его правление с 1985 по 1991 г. поло­жило конец сталинистскому мобилизационному режиму, осно-

110

ванному на проводимой под руководством государства политике индустриализации, милитаризации, а также на конфликте с плю­ралистическими демократиями Запада.

По определению политиков Карла Дж. Фридриха, Збигнева К. Бжезинского и Раймона Арона, для тоталитарных диктатур ха­рактерны определенные культурные, структурные и поведенче­ские черты, отражающие господство партии-государства над об­ществом. В культурном аспекте — это тоталитарная идеология стремящаяся к радикальной реконструкции общества и транс­формации поведения людей. В структурном — единая, возглавля­емая профессионалами партия, монополизирующая проведение политики, устанавливая контроль над массами и правительствен­ными чиновниками. Партия и силы безопасности широко при­меняют террор, в особенности идеологический, против инако­мыслящих, объявляя их «врагами» режима. Партия-государство контролирует средства массовой информации: телевидение, ра­дио, газеты, журналы и даже межличностный обмен информа­цией внутри малых групп. Кроме того, партия-государство де­ржит под контролем всю экономическую деятельность. С пове­денческой точки зрения — это руководство политическим про­цессом со стороны единоличного лидера. Поддерживая «культ личности», он организует массовое участие в политике своих сто­ронников, составляющих партию авангарда. Для того чтобы до­биться эффективности руководства, тоталитарный диктатор по­лагается на разветвленную сеть специализированных организа­ций: господствующую политическую партию, органы пропаган­ды, идеологические институты и правительственные учрежде­ния, руководимые экономистами-плановиками, технократами и менеджерами³.

Несмотря на широкое использование понятия тоталитаризма, политические системы, даже жестко регламентированные, не всегда способны достичь свои цели. Эмпирические исследования нацистской Германии, фашистской Италии, Китайской Народ­ной Республики и Советского Союза при Сталине показали, что партийно-государственный контроль над обществом имеет свои пределы. Ни один из этих режимов не добился установления «то­тального господства» и «тотального террора», о котором говорила Ханна Арендт⁴. Хотя диктаторы делали все, чтобы изменить су­ществующее положение в соответствии со своей идеологией, проведение политики вряд ли давало желательные результаты. Вместо этого на формирование политического курса на местном уровне влияли импровизация, практика принятия решений, ис­ходя из ситуации, и бюрократические неувязки. Местные прави-

111

тели сопротивлялись спускаемым сверху идеологическим форму­лам. Попытки социализировать массы в рамках тоталитарной идеологии также потерпели неудачу. Хотя идеологическое вну­шение часто обеспечивало внешнее согласие, действительного согласия могло и не быть. Подспудно тлели антигосударственные настроения. Партийно-государственную бюрократию раздирали фракционные расколы, личное соперничество, идеологические разногласия, борьба за власть. Технократы противостояли идео­логам. Семьи, этнические группы и даже частные предпринима­тели сохраняли некоторую независимость от центрального пар­тийно-государственного контроля. Экономический обмен на те­невом рынке служил противовесом государственной плановой экономике. Ни центральное правительство, ни авангардные пар­тии не добились всеобщего контроля ни над средствами массовой информации, экономической деятельностью, ни над вооружени­ем. Даже если харизматический лидер проводил определенный политический курс, он был не в состоянии контролировать все решения правительства. Диктатор вынужден был делить власть с другими чиновниками, особенно на местном уровне. Не удались и попытки превратить население в однородную массу «людей-винтиков». С развитием индустриализации система социальной стратификации усложнялась, а не упрощалась. Обнаружился конфликт интересов профессионалов, управленцев, бюрократов, рабочих, фермеров и работников торговли. В осуществлении контроля за этим сложным обществом харизматический лидер, его авангардная партия, бюрократическое государство и полиция столкнулись с трудностями⁵.

Короче говоря, утверждая господство партии-государства над социальными группами, тоталитарная модель недооценивала всей сложности взаимодействий между политической и социаль­ной системами. Как показала история нацистской Германии, сталинистского Советского Союза и маоистского Китая действи­тельные отношения между обществом и государством были ско­рее размытыми, нежели четко дифференцированными. Так как элитистская мобилизационная модель исходит из ограниченно­сти возможностей политической системы обеспечить тотальный контроль над обществом и его членами, ее анализ позволяет бо­лее четко представить происходящие социально-политические изменения. Такой системный подход показывает, насколько ве­лика дистанция между планами реформ, строящимися на офици­альном уровне, и реальной деятельностью партийно-государст­венных институтов. Обычно идеология не столько направляет политическую деятельность и социализирует массы, привнося

112

новые ценности, сколько дает обоснование этому. Участие масс в политике не стихийное, а организованное правительством явле­ние. А так как именно оно принимает основные решения по принципиальным политическим вопросам, в массах растет апа­тия и цинизм. Наказание за неподчинение власти приводит к от­ходу от политической активности. Массовое отчуждение свиде­тельствует об угасании жизнеспособности элитарной мобилиза­ционной системы.

Мобилизационная система и особенно ее популистский тип, недолговечны. В XX в. ее представители в России (1917), Италии (1918-1922), Испании (1932-1936) и Чили (1970-1973) хотели добиться радикальных перемен. Эти движения анархистов, син­дикалистов, социалистов и коммунистов, представлявших глав­ным образом интересы беднейших фермеров и промышленных рабочих, бастовали, захватывали поместья, устанавливали рабо­чий контроль на фабриках и либо захватывали руководство в ме­стных органах власти, либо создавали собственные органы уп­равления, например, избранные на местах советы. В названных четырех странах с помощью таких мобилизаторских организа­ций, как крестьянские лиги, союзы, фабричные комитеты, рабо­чая милиция, советы, возникало движение, управляющее лишь частью общества. В течение такого революционного периода су­ществовала система двоевластия. Власть согласительных лидеров в центральном правительстве была слабой. Популисты получали возможность управлять в тех или иных сельских или городских районах. Однако, как показывает история России, Италии, Ис­пании и Чили, эти децентрализованные популистские движения не могли удерживать власть длительный период и никогда не до­бивались центральной власти. Вместо этого они всегда уступали место бюрократическому авторитарному режиму или элитист-ской мобилизационной системе. В Испании и Чили власть захва­тили военные, подавив радикальные популистские движется. В Италии, после того как согласительной системе не удалось ре­шить такие проблемы, как безработица, инфляция и насилие, Муссолини совершил поход на Рим и в конце 1922 г. установил правительственный контроль. Фашистский режим Муссолини представлял собой смешение элитистской мобилизационной си­стемы с промышленно развивающейся бюрократической автори­тарной системой. Вместо того чтобы мобилизовать массы на ко­ренное преобразование общества, деятельность фашистов — Уличные митинги, массовые демонстрации, процессии и другие публичные выступления — сводилась к тому, чтобы обеспечить аплодисменты в адрес Дуче, нового римского бога — Муссолини.

113

Ни ему, ни его фашистской партии не удалось полностью подчи­нить себе католическую церковь, монархию, армию, государст­венную гражданскую службу, земельную аристократию и круп­ных промышленников, сохранивших определенную независи­мость от контроля фашистской партии⁶.

В России популисты-мобилизаторы тоже лишились в конце 1917 г. контроля над обществом. Лениным была установлена, а Сталиным после него укреплена элитистская-мобилизационная система, целью которой являлась индустриализация страны. Ут­верждая, что правят от имени пролетариата и беднейшего кресть­янства, советские лидеры разгромили независимые профсоюзы, подавили крестьянские движения, уничтожили самоуправляю­щиеся крестьянские и ослабили местные советы, состоявшие из выборных делегатов. На их место к управлению Советским Сою­зом пришли централизованное государство, однопартийная сис­тема и могущественная тайная полиция.

Популистская мобилизационная система в России в 1917 г.

В 1917 г. русская популистская мобилизационная система функ­ционировала в период войны, иностранной интервенции, краха экономики и дезинтеграции государства. С февраля 1917 г. (по старому стилю), когда царь Николай II отрекся от престола, и до октября 1917г., когда большевики свергли Временное правитель­ство, Россия жила в обстановке двоевластия. Лев Троцкий, глава осуществившего вооруженное восстание Военно-революцион­ного комитета Петроградского Совета, писал, что в предреволю­ционный период историческая подготовка революции порожда­ет ситуацию, в которой класс, призванный реализовать новую социальную систему, не являясь еще хозяином в стране, на деле уже сконцентрировал в своих руках значительную долю государ­ственной власти, в то время как официальный аппарат прави­тельства все еще находится в руках старых хозяев. Это и есть ис­ходное состояние двоевластия в каждой революции⁷.

В данной ситуации шла борьба за государственную власть между местными Советами и Временным правительством. Со­стоящее из помещиков и верхушки интеллигенции, в частности конституционных демократов, Временное правительство глав­ной целью считало ведение войны против вторгшихся в Россию немецких армий. По мере увеличения инфляции, ухудшения по­ложения с продовольствием, ростом безработицы начались заба­стовки и массовое дезертирство из армии. Временное правитель-

114

ство ввело в свой состав меньшевиков и правых социал-револю­ционеров, надеясь с помощью коалиции решить военные про­блемы.

Квазисогласительное Временное правительство не справля­лось с главными задачами, вставшими перед разрушенной вой­ной Россией. Промышленное производство падало, цены на про­дукты питания быстро росли, рабочие требовали повышения за­работной платы. Крестьяне отказывались поставлять зерно госу­дарственным закупочным организациям, которые нуждались в дешевом хлебе для армии и города. Захваты земли и фабрик, за­бастовки заставили помещиков и капиталистов прекратить под­держку Временного правительства, которое не обладало доста­точной силой, чтобы изменить ситуацию, или хотя бы управлять деятельностью социальных служб. Относящийся к правым, под­держиваемый частью помещиков, промышленников и верховно­го командования вооруженных сил, генерал Корнилов попытал­ся в конце августа сместить правительство. Попытка завершилась неудачей главным образом потому, что против правого переворо­та выступили войска и рабочие Петрограда. Слева к восстанию готовились большевики. Выдвинув лозунг: «Вся власть Сове­там!», Ленин отказался войти во Временное коалиционное пра­вительство.

До свержения Временного правительства в октябре 1917 г. власть Советов имела децентрализованный характер. По всей стране действовало свыше девятисот Советов. Хотя Всероссий­ский съезд Советов и провозгласил их власть на территории всей страны, они не имели действенного централизованного контроля. Обычно первичные политические решения принимались на мест­ном сельском или городском уровне. Городские Советы, состоя­щие из выборных делегатов, взяли на себя разнообразные обще­ственные функции. Например, в столице России Петрограде Цен­тральный исполком Советов отвечал за политическое просвеще­ние, распределение хлебных пайков, условия труда на фабриках, жилье, здравоохранение, организацию отдыха, осуществление правосудия на местах и др. Советы предоставляли возможность участвовать в проведении общественной политики промышлен­ным рабочим, солдатам, матросам и левой интеллигенции. '

На нижних ступенях социальной структуры действовали не только Советы, но и другие массовые организации, участвовав­шие в мобилизаторской деятельности различных объединений. После отречения царя возник ряд стихийных движений этниче­ских меньшинств, в частности, евреев, а также промышленных рабочих и беднейшего крестьянства, требовавших политическо-

115

го, экономического и культурного равенства. Крестьяне образо­вывали аграрные союзы, проводили общинные собрания и созда­вали земельные комитеты. В Петрограде. Москве и Минске ква­лифицированные рабочие сформировали союзы, фабрично-за­водские комитеты и рабочую милицию. К концу лета 1917 г. боль­шинство городских рабочих перешло на сторону левых партий.

В период с февраля по октябрь 1917 г. политические партии руководили организациями, не отличавшимися внутренним единством. Особенно сильной была фракционность в рядах эсе­ров, пользовавшихся поддержкой в основном крестьянского на­селения. Социал-демократическая партия — меньшевики — тоже имела открытую неавтократическую структуру. Хотя большеви­ков в большей мере можно назвать сплоченной партией, но и они допускали у себя существование фракций. Согласно Александру Рабиновичу, деятельность партии большевиков демонстрировала «наличие относительно демократической, толерантной и децент­рализованной структуры и методов действий, а также поистине открытый и массовый характер — что является поразительной противоположностью традиционной ленинистской модели... Внутри петроградской большевистской организации в 1917 г. на всех уровнях шло свободное и живое обсуждение и дебатирова­ние основных вопросов теории и тактики. Те лидеры, которые расходились с большинством во мнении, могли свободно отстаи­вать свои взгляды, и нередко Ленин терпел поражение в подо­бных схватках»⁸.

Выдвигаемые левыми популистами-мобилизаторами идеоло­гические принципы требовали радикального разрыва со старым режимом, при котором власть находилась в руках царского госу­дарства и его союзников: русской православной церкви, помещи­ков и капиталистов. Коллективистская солидарность оказалась сильнее отдельных разногласий. Экономическим преобразова­ниям было придано нравственное звучание. Взаимоотношения между правящими и управляемыми отражали приверженность политическому равенству и свободе от государственного контро­ля и эксплуатации труда. Для радикальных популистов свобода означала интеллектуальное экспериментирование, широкое об­суждение идей, демократически избираемую армию, отмену вы­сшей меры наказания и установление светского общества, в ко­тором будет свобода вероисповедания. Среди русских попули­стов идеи социально-политического равенства были более попу­лярны, чем представления о правах меньшинств, терпимости и праве индивида на несогласие с большинством. Они проводили кампании за принятие таких эгалитарных мер, как широкое уча-

116

стие масс в принятии политических решений, рабочее самоуп­равление на фабриках и заводах, передача земли крестьянам, вве­дение всеобщего образования, равноправие мужчин и женщин, экспроприация собственности богачей и распределение земли между беднейшими крестьянами. Коллективистское отношение к единству, солидарности и интересам рабочих оттеснило на вто­рой план индивидуалистическое утверждение собственных инте­ресов каждого.

В поведенческом аспекте взаимодействие между правителями и массами отражало приверженность политическому равенству. Несмотря на огромное влияние Ленина как большевистского ли-дера,-до конца 1917 г. в партии большевиков было коллегиальное руководство. В Петрограде и Москве принятие властных реше­ний осуществлялось совместно несколькими выдающимися представителями интеллигенции: Лениным, Троцким, Камене­вым, Зиновьевым и Бухариным. Они ощущали давление требова­ний со стороны городских рабочих и крестьянской бедноты, уро­вень политической активности которых резко возрос с момента отречения в феврале 1917 г. Николая II. Отмена государственных репрессий вызвала всплеск как стихийной, так и организованной политической активности масс. Если большевикам удалось мо­билизовать большинство городских промышленных рабочих, особенно в химической и металлургической отраслях, то у кре­стьян большей популярностью пользовались эсеры. Вместе с тем имели место и стихийные всплески политической активности ра­бочих и беднейшего крестьянства. Они по собственной инициа­тиве устраивали забастовки, захватывали землю и устанавливали рабочий контроль над крупными промышленными предприяти­ями. Для этих популистов-мобилизаторов участие в политиче­ской жизни означало революционное преобразование русского общества⁹.

Элитистская мобилизационная система в эпоху сталинизма

После того как Ленин, а за ним и Сталин разгромили популист­ские, децентрализованные, стихийные движения, общественные объединения оказались под давлением элитарной, централизо­ванной, репрессивной партии-государства. Сталинское решение о проведении индустриализации Советского Союза быстрыми темпами осуществлялось за счет крестьян и неквалифицирован­ных рабочих. Когда в 1929 г. началась кампания за коллективиза­цию в деревне, крестьян лишили права распоряжаться землей,

117

тракторами и продажей сельскохозяйственной продукции. Боль­шинство земель крестьян-частников перешло к колхозам и сов­хозам. Главные решения по сельскому хозяйству выносились присланными из городов партийными кадрами, министрами и начальниками МТС. В изданном в 1938 г. Кратком курсе истории Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков), в редак­тировании которого принимал участие Сталин, программа кол­лективизации сравнивалась по значению со свержением в октяб­ре 1917 г. Временного правительства:

«Отличительной чертой этой революции является то, что она совершалась сверху, по инициативе государства и при непосред­ственной поддержке снизу миллионов крестьян, боровшихся против гнета кулаков за свободную колхозную жизнь»¹⁰.

На самом деле, положение крестьян резко ухудшалось от про­водимой Сталиным сверху промышленной революции. Прину­дительно закупая сельскохозяйственную продукцию по низким ценам, государство обеспечивало городским рабочим дешевое продовольствие, тем самым заставляя крестьян идти работать на заводы, и сберегало экономические ресурсы, необходимые для скорейшей индустриализации. Государственные предприятия выпускали чугун, сталь, цветные металлы, химическую продук­цию и вооружение. Директора проводили в жизнь решения через профсоюзных лидеров и выборных представителей рабочих. Бы­строта выполнения плановых заданий превалировала над качест­вом продукции и соблюдением техники безопасности труда. Ре­шающую роль играли люди, отвечающие за повышение произво­дительности труда, — министры, экономисты, инженеры, техни­ки, агрономы.

Еще до того как в 1928 г. Сталин взял власть в свои руки, цен­трализованное управление оттеснило на задний план инициати­ву на местах. В гражданской войне 1918-1921 гг. большевики без­жалостно расправлялись со своими врагами. Большевистская партия действовала как одна большая армия. К 1921 г. были за­прещены все прочие политические партии, включая меньшеви­ков и социал-революционеров, а также фракции внутри самой коммунистической партии. Профсоюзы оказались под партий­ным контролем. По мере того как партия-государство забирала под свое управление все русское общество, власть местных Сове­тов сходила на нет.

При сталинской элитистской мобилизационной системе цент­рализующие, насильственные тенденции усилились. Он укрепил власть служб государственной безопасности, министерств (напри­мер, комиссариата тяжелой промышленности) и государственной

118

бюрократии. Однако из-за того что государственных чиновников не хватало, местные лидеры — промышленное и сельскохозяйст­венное руководство, партийные начальники, военные — могли противостоять приказам из центра, особенно в отдаленных от Мо­сквы районах. Оппозиция Сталину была парализована с помощью физического, экономического и идеологического насилия. Во вре­мена «культурной революции» (1923-1931) молодые члены партии критиковали беспартийных интеллектуалов за «антисоветские» взгляды, «буржуазную» элитарность в поведении и предательство «пролетарской власти». Комсомольские активисты — члены Все­союзного Ленинского коммунистического союза молодежи — «штурмовали» традиционные «крепости»: Большой театр и Акаде­мию наук. Метафорами классовой войны комсомольцы, пользова­лись и тогда, когда выступали в качестве «армии культуры», «лик­видирующей» неграмотность и очищающей университеты и сред­ние школы от «классовых врагов». Во время коллективизации за­житочные крестьяне (кулаки) и городские частные предпринима­тели лишились средств производства, порой вместе с жизнью. Во время голода 1932—1933 гг. умерло около 3,5 млн. крестьян. В ре­зультате «великой чистки», достигшей пика в 1936—1938 гг., ряды коммунистической партии поредели. Жертвами «чистки» стало около миллиона партийных активистов. К 1938 г. государство уничтожило более 50% делегатов партийного съезда 1934 г., 70% членов ЦК партии. Хотя «революция сверху» действительно спо­собствовала росту тяжелой промышленности, она уничтожила партийную элиту; особенно пострадали большевики — соратники Ленина в Октябрьской революции 1917 г.

Сталинизм означал культ личности и контролируемое участие масс в политической жизни. Хотя Ленин и играл в советском пра­вительстве роль лидера, он допускал внутрипартийные дискус­сии в высших эшелонах партии. При его жизни не было массовых чисток среди партийных деятелей. Сталин не терпел оппозиции ни внутри коммунистической партии, ни вне ее. При нем прин­ципам коллективного руководства был положен конец. Почувст­вовав себя Великим вождем, индустриализирующим отсталую Россию, он установил культ личности, подобного которому не знала Россия эпохи революции 1917 г. «Сталин» означает «чело­век из стали». Не довольствуясь своей доминирующей ролью в проведении политического курса, он присваивает себе титулы: «Водитель локомотива истории», «Отец народов», «Гений чело­вечества» и «Ленин сегодня». В целях промышленного развития Советского Союза и обеспечения поддержки масс, Сталин стре­мился расширить ряды коммунистической партии. После смерти

119

Ленина, с 1924 по 1933 г. количество членов партии возросло с 500 тыс. до 3 500 тыс. человек. Эти партийные деятели мобилизо-вывали крестьян и рабочих на коллективизацию сельского хозяй­ства и развитие тяжелой промышленности. Был отмечен высокий уровень общественно-политической активности. Крестьяне шли на фабрики и заводы, эта работа давала им более высокую зара­ботную плату, доступ к социальному обеспечению повышала их социальный статус. Индустриализация, кампании по вовлече­нию в партию и всеобщее образование предоставили возмож­ность детям из рабоче-крестьянских семей (выдвиженцам) стать партийными функционерами, инженерами, техниками, руково­дителями государственных предприятий, людьми свободных профессий. Однако расцвет общественно-политической актив­ности масс находился под контролем ставленников Сталина в партийной иерархии, государственной бюрократии и службах го­сударственной безопасности.

Если в 1917 г. радикально настроенные русские популисты считали эгалитарные воззрения Маркса руководством к действи­ям, то в правление Сталина марксистско-ленинская идеология превратилась в доктрину, служащую оправданию принимаемых решений. Политический элитизм победил политическое равен­ство. Некоторые из популистских убеждений Маркса были пере­толкованы Сталиным таким образом, чтобы стимулировать в гражданах критику местных партийных бюрократов, не справля­ющихся с политическими задачами, поставленными перед ними центральной властью. Хотя и радикальные популисты считали, что индивид лишь в коллективе промышленных рабочих или кре­стьянской бедноты сможет реализовать свои личные цели, Ста­лин придал еще большее значение ценностям коллективизма, олицетворением которых были государство, партия и Родина-мать. На протяжении длительного правления Сталина организа­ция масс происходила под лозунгом трех идеологических задач: индустриализация 30-х годов, Великая Отечественная война про­тив фашистских захватчиков и послевоенное восстановление разрушенного хозяйства с 1945 по 1953 г. — год смерти Сталина.

В общем, хотя Сталин и являлся организатором серьезных об­щественно-политических преобразований, способы его полити­ческого контроля в основном были такими же как и при царском режиме. В 30-е годы произошли значительные изменения в об­ществе: индустриализация, урбанизация, введение всеобщего об­разования, совершенствование системы здравоохранения, появ­ление новых возможностей для обеспечения общественной ак­тивности. Участие масс в политике активизировалось по сравне-

120

нию с царской Россией. Вместе с тем централизованная государ­ственная бюрократия принимала решения посредством иерархи­ческих, элитарных, репрессивных структур, являющихся в опре­деленном смысл продолжением старого режима. Правительст­венная промышленная революция продолжала экономическую политику, проводившуюся царем и имевшую целью — расшире­ние промышленной базы России в 90-е годы прошлого века. По­всюду господствовала жесткая авторитарность. К середине 30-х годов традиционные институты — государство, профессиональ­ные вооруженные силы, служба безопасности, семья, престиж­ные школы и даже русская православная церковь — восстанови­ли часть былого влияния. Во время второй мировой войны и по­сле нее эти традиционные институты, -связанные с идеей Роди­ны-матери, упрочили свою значение¹¹.

После второй мировой войны бюрократические авторитарные черты, присущие советской элитистской мобилизационной сис­теме, усилились. Ведущая роль в политическом процессе закре­пилась за руководителями, инженерами, техниками, экономи­стами, агрономами, министрами, службой безопасности и про­фессиональной военной администрацией. Бюрократическая элита нуждалась в централизации, иерархичности, профессиона­лизации, специализации, поддержании трудовой дисциплины и существующего политического порядка. После смерти Сталина Советский Союз продолжал функционировать как индустриаль­ная бюрократическая авторитарная система, хотя утратил прису­щие мобилизационным системам нравственные устои, единство цели и организационную гармонию.

Элитистская мобилизационная система в Северной Корее

С 1948 по 1992 г. руководимая президентом Ким Ир Сеном Ко­рейская Народно-Демократическая Республика (КНДР) явля­лась воплощением сталинистской модели элитистской мобили­зационной системы. Ее «Великий Вождь» утверждал идеологию, представляющую смесь корейского национализма с элементами марксизма-ленинизма, среди которых были, в частности, поло­жения об авангардной роли партии, демократическом централиз­ме и государственном социализме. В структурном плане режим Мобилизовывал массы на социалистическое строительство. Об­щество было милитаризовано. Сильное государство ввело тоталь­ную регламентацию жизни населения. Центральная власть ши­роко пользовалась насилием (физическим, экономическим, иде-

121

ологическим), поддерживала строгую координацию, существова­ла обособленно от общественных объединений и активно дейст­вовала. Публичная политика была сфокусирована на скорейшей индустриализации. В поведенческом плане правление президен­та Ким Ир Сена представляло собой культ личности. Участие масс в политике не было ни добровольным, ни стихийным и но­сило организованный характер. В этом отношении северокорей­ская политическая система, пожалуй, являет собой лучший из су­ществующих примеров тоталитарной модели.

Вместе с тем у Северной Кореи было много сходства с бю­рократическим авторитарным режимом Южной Кореи при Пак Чжон Хи. В обеих Кореях у власти находились мощные бюрок­ратические авторитарные элиты, утверждавшие необходимость жесткого единоличного правления. В принятии правительст­венных решений участвовали военные. Экономическое разви­тие возглавляли технократы. Интеллектуалы, журналисты и профсоюзные активисты не могли влиять на процесс проведения политики. Сложившиеся группировки среди прави­тельственных деятелей выступали за проведение своего вариан­та политического курса; технократы-прагматики боролись с чи­новниками-идеологами. Северо- и южнокорейская высшие эшелоны власти занимались выработкой национальных ценно­стей, способствующих ускорению экономического развития: трудовая дисциплина, трудолюбие, самоограничение и стрем­ление к достижению общей цели. Элитистские мобилизацион­ные системы, действующие в рамках северо- и южнокорейских бюрократических авторитарных режимов, принесли определен­ные политические дивиденды. С 1960 по 1980 г. обе лации доби­лись впечатляющих темпов роста, осуществили быструю инду­стриализацию и достигли высокой степени равенства в доходах. Придавая особую роль «человеческому капиталу» (высокой об­разованности рабочих) и физическому капиталу (развитию тех­нологий), политики обеспечили высокие темпы роста промыш­ленности как в условиях госсоциализма, так и в условиях госка­питализма. Правительства Северной и Южной Кореи стреми­лись расширить торговлю с другими странами и увеличить по­ток капиталовложений извне, особенно в форме совместных предприятий. Ситуация в системах образования и здравоохра­нения в этих странах выгодно отличалась от большинства раз­вивающихся стран. В конце 80-х годов уровень грамотности среди взрослого населения превысил в них 90%. Младенческая смертность в возрасте до 1 года составила около 25 детей на ты­сячу. Средняя продолжительность жизни достигла 70 лет¹².

122

Конечно, между этими системами имелись и существенные различия. Северокорейские политические правители, возглав­лявшие элитистскую мобилизационную систему, осуществляли более глубокий контроль за населением. Для КНДР характерны четко выраженный культ личности, сильная политическая пар­тия, меньшая степень социального плюрализма и большая идео­логическая приверженность делу реконструкции общества в рамках государственного контроля. Госкапитализм на Юге раз­решал частное предпринимательство и частные иностранные ка­питаловложения, в большей степени, чем социалистическая КНДР. Кампании по мобилизации масс в условиях северного режима привели к установлению более регламентированного об­щества.

Посредством многочисленных организационных мероприя­тий партийно-государственная элита организовывала народ на борьбу за развитие производства, получение образования и до­ступное здравоохранение. Повышение объемов производства достигалось с помощью «молниеносных войн», «200-дневных боев» и ударных бригад. Так «кампания ускорения 90-х годов» нацеливала массы на упорный труд, экономию материалов, по­вышение производительности труда и тем самым на достижение решения задач национального экономического плана. С по­мощью кампании «Летящего Коня» (Чанлия) и затем кампании «Команды Летящего Коня» предполагалось стимулировать раз­витие экономики и построение социализма в КНДР. «Три Рево­люционных движения» боролись за идеологическое обновле­ние, развитие культуры и ускорение научно-технического раз­вития. Члены «Трех Революционных бригад» следовали приме­ру партизан, воевавших с японцами в 30-х и в 40-х годах. Таким образом, стратегия, направленная на реализацию государствен­ной политики, опиралась на метод военной мобилизации. В конце 80-х годов в Корейскую народную армию призывали не менее 40—50% юношей в возрасте от 16 до 28 лет это, по-види­мому, самый высокий процент в мире. Около 10% населения со­стоит в Трудовой партии Кореи (ТПК), в других азиатских ком­мунистических режимах к правящей партии принадлежит не более 5% населения. Но и не будучи формально членом партии, каждый северокореец в возрасте старше восьми лет принимал Участие в какой-нибудь организации. Участию женщин в эко­номической и политической жизни помогал Корейский демок­ратический женский союз. Лица, желавшие открыто выражать собственные религиозные убеждения, должны были вступить в такие организации, как Корейская буддистская федерация, Ко-

123

рейская конфуцианская ассоциация или Корейская христиан­ская федерация. Партийные кадры направляли деятельность различных объединений через вовлечение их в Объединенные профсоюзы Кореи, Союз сельскохозяйственных рабочих Кореи и Союз работников литературы и искусства Кореи. Спортсмены состояли в Корейском спортивном комитете. Трудовая партия Кореи взяла под свой патронаж молодежь, организовав Юно­шеский корпус, бойскаутов, Союз социалистической трудовой молодежи Кореи, Красную молодую гвардию и Детскую гвар­дию, в которых молодежь изучала идеологию и жизнедеятель­ность президента Ким Ир Сена. С помощью этих организаций партия стремилась добиться от масс принятия и нужных элите политических норм типов ролевого поведения¹³.

Идеологический монизм наложил свой отпечаток на процесс принятия политических решений северокорейской элитистской мобилизационной системы. Взгляды президента Ким Ир Сена представляли собой сплав элементов конфуцианства, марксиз­ма-ленинизма и корейского национализма. Из конфуцианских концепций, вдохновлявших династию Ли, ему были близки такие идеи, как потребность в патриархальной опеке, политическом порядке, социальной гармонии, личной преданности, а также в наличии добродетельных правителей. Примеривая некоторые конфуцианские ценности к современной Корее, Ким Ир Сен рассматривал государство как своего рода большую патриархаль­ную семью. Как дети должны слушаться отца, так и корейский народ должен с сыновней преданностью относиться к Великому Вождю, — главному патриарху корейской нации, и своей матери — партии. Подчеркивание семейного послушания в отношении политической элиты отражало особое внимание, уделяемое со­циальной гармонии внутри иерархии. Как и мандарины-конфу­цианцы, президент Ким считал, что политическая жизнь напо­минает школу. Учитель — пример для своих учеников, а Великий Вождь со своими соратниками — политические просветители, обучающие своих граждан нравственному поведению, «правиль­ным» воззрениям (послушанию, любви к социалистическому отечеству). Конфуцианские принципы ставят духовно-нравст­венные ценности выше материального благополучия. Аналогич­ным образом, президент Ким отверг исторический материализм и выдвинул волюнтаристскую идею о том, что мышление создает материальную действительность.

В частности, между 1948 и 1960 гг., когда влияние Советского Союза было наибольшим, Ким Ир Сен задался целью адаптиро­вать марксизм-ленинизм к корейской действительности. Его

124

идеологические положения делали главный упор на диктатуру пролетариата, авангардную роль Трудовой партии Кореи, демок­ратический централизм, строительство социализма и сплочение перед лицом классового врага. Не приемля в массах стихийности, Ким считал, что им необходимо сплотиться вокруг партии — «ге­нерального штаба революции». (Ленин, а затем Сталин сравнива­ли коммунистическую партию с армией, которая, сохраняя же­лезную дисциплину, готова к беспощадной борьбе с контррево­люционерами.)

К концу 60-х годов марксистско-ленинские мотивы ослабли и на первый план вышла националистическая идея, связанная с термином «Чучхе». Возникший в 20-х годах, он первоначально означал восстановление независимости Кореи от иностранных держав, включая и японских колонизаторов, китайских захват­чиков и советский Коминтерн. Для интеллектуала-анархиста Син Чечхо (1880—1936) «Чучхе» — это национальное возрожде­ние, восстановление единого, независимого корейского госу­дарства, а также участие народа в массовых действиях, направ­ленных на возвращение политической независимости. Эту не­марксистскую концепцию Ким Ир Сен применил к условиям послевоенной Кореи. Как и Син, президент Ким соединил культ национального героя с культом корейского народа. Для Кима «Чучхе» означало национальную самостоятельность: по­литическую независимость, экономическую самодостаточ­ность, национальную военную безопасность и чистоту языка. Изгнав из корейского языка японские, китайские, английские и «буржуазные» термины и модернизировав язык так, чтобы он стал понятным для всех людей, президент Ким использовал языковую реформу для укрепления корейского национализма. Вместо того чтобы делать упор на «пролетарский интернацио­нализм» в интерпретации советских лидеров, он придерживался более националистической концепции «социалистического патриотизма». Короче говоря, «Чучхе» выражало волю к обрете­нию независимости от всех государств: будь то Россия, Китай, Япония или Соединенные Штаты¹⁴.

Коллективизм был для Ким Ир Сена важнее индивидуальных интересов. Типичный сторонник идеологического монизма, он воспринимал политическую систему как единую органичную об­щность, в которой коллективные сущности — нация, партия, го­сударство, народ — доминируют над отдельными элементами. Как человеческим организмом управляет мозг, так и в обществе политическая элита — голова — должна руководить всем осталь­ным. Северокорейские идеологи считали Ким Ир Сена «высо-

125

чайшим умом нации», «нервным центром общественно-полити­ческого организма». В здоровом организме отдельные части пре­бывают в гармонии между собой. Так и в обществе — следование индивидуальным интересам должно занимать подчиненное по­ложение по отношению к гармонизации сообщества. Индивиду­ализм объявлялся Ким Ир Сеном эгоистическим себялюбием. Он утверждал, что у индивидов не должно быть никаких разделя­ющих разнонаправленных или антагонистических интересов. Ра­бочий класс, крестьяне и трудовая интеллигенция должны дейст­вовать гармонично — функционировать как один человек, — сплоченные общей задачей осуществления революционных предначертаний партии.

Основой политической легитимности являлось слияние ду­ховно-нравственных ценностей с материальными интересами. Социалистическое строительство считалось «священнодействи­ем». Политические деятели прославляли Ким Ир Сена как «Из­бавителя нации» от японского и американского империализма. Послушанием Великому Вождю люди «зарабатывали» себе веч­ную жизнь. В «Песне о рае» социалистическая Корея именова­лась величайшей нацией в мире, созданным Великим Вождем «раем на земле». Признания масс правительственные лидеры до­бивались, раздавая моральные и материальные поощрения. Те из граждан, кто проявлял преданность официальному режиму и об­ладал моральными качествами «новой социалистической лично­сти» — трудолюбием, простотой, самоограничением, дисципли­нированностью, — удостоивались почестей, таких, как знак Ге­роя Труда КНДР и звание члена рабочей бригады «Летящего Ко­ня». Способствующие повышению производительности труда и процветанию нации получали денежные премии, повышения по службе и бесплатные путевки в дома отдыха. Как моральные, так и материальные поощрения выдавались за служение коллектив­ным интересам народа, революции и партии.

Официальная идеология утверждала политический элитизм и в то же время отрицала индивидуальную политическую свободу. Патерналистское государство отвечало за обеспечение людей, которых чиновники считали детьми, работой, пищей, кровом, одеждой, а также за доступность образования, здравоохранения. Авангардная Трудовая партия Кореи функционировала как по­литический просветитель, организатор и мобилизатор. Выражая монистическую ориентацию, Центральная станция радиовеща­ния КНДР в 1982 г. провозгласила: «Гигантская задача социали­стического строительства может быть выполнена, только когда вся партия и весь народ будут думать и действовать сообща, со-

126

гласно замыслу и воле партии»¹⁵. Великий Вождь Ким Ир Сен был олицетворением личного элитизма. Корейские идеологи на­зывали его творцом национального единства, лидером социали­стической революции, освободителем отчизны и образцом доб­родетели и человеческой воли. Как главный выразитель единой идеологии «Чучхе», Ким утверждал необходимость действий вождя, партии и масс как единого целого. Хотя на лозунгах было написано «служи народным массам», ТПК ожидала от людей по­слушания президенту Киму, а не вызовов социалистической сис­теме, партии, Великому Вождю или его политике¹⁶.

С поведенческой, а также с идеологической точки зрения президент Ким Ир Сен взял на себя роли главного выразителя идей и их исполнителя. Как харизматический лидер, он был на­циональным пророком («Избавитель нации»), идеологом, пар­тийным вождем и военачальником. Вслед за Сталиным и Мао он насаждал культ личности. Портреты и статуи Кима, воздвиг­нутые в его честь монументы были везде. Почти каждый гражда­нин носил красный значок с его изображением. Разносящиеся из громкоговорителей песни воодушевляли массы на усердный труд, строительство социализма и служение президенту. Идео­логическая пропаганда превозносила его, называя «Несравнен­ным патриотом», «Гением мировой революции» и «Солнцем ко­рейского народа». По-корейски Ир Сен означает «подобный солнцу». Кроме того, он возглавлял политический процесс в ка­честве непререкаемого главы правительства. В 90-е годы он за­нимал посты Генерального секретаря ЦК ТПК, председателя партийного Комитета по военным делам, председателя Нацио­нальной комиссии по обороне, председателя Центрального на­родного комитета, соединявшего в себе законодательные, ис­полнительные и судебные функции. Руководя Государствен­ным политическим бюро безопасности, он выявил в составе партии оппозиционные группировки. Партийный контроль над вооруженными силами предотвращал военные перевороты и поддерживал координационное единство в принятии прави­тельственных решений¹⁷.

Монистическая структура власти усиливала «монолитную» идеологию и единое руководство. В качестве авангардной партии ТПК господствовала как над социальными группами, так и над правительственными учреждениями. Она формулировала поли­тические приоритеты, координировала деятельность правитель­ства, следила за реализацией политики, контролировала соци­альные группы и мобилизовывала массы на социалистическое строительство и воссоединение корейской нации.

127

Традиционные, религиозные и экономические объединения практически зависели от партии-государства. Пример традици­онной организации — семья президента Кима; она и возглавляла социалистическую династию. Он готовил своего сына Ким Чен Ира на роль своего преемника в должности президента и гене­рального секретаря. Его родственники занимали высшие госу­дарственные, партийные и военные посты. Традиционные груп­пы, не принадлежавшие к семье Кима, едва ли обладали какой-то самостоятельностью. На руководящих постах было мало жен­щин. Молодежь играла второстепенную роль. Религиозная сво­бода была ограничена. Экономические организации не могли вырабатывать собственную, независимую от партийно-государ­ственного руководства политику. Официальная идеология при­знавала три класса: рабочих, крестьян и трудовую интеллиген­цию; к последней относились партийные кадры, правительствен­ные чиновники, специалисты, люди свободных профессий, технократы. Несмотря на заявление о социалистическом равен­стве, эта «трудовая интеллигенция» доминировала как в партии, так и в государственных институтах.

Трудовая партия Кореи руководила сильным государством, о чем свидетельствует низкий уровень плюрализма, широкое применение мер принуждения, высокая степень централиза­ции, жесткая координация и всесторонний характер осуществ­ляемой им деятельности. Военно-полицейские органы — Госу­дарственное политическое бюро безопасности, Министерство общественной безопасности, Корейская народная армия, Ко­митет партийного контроля и полувоенные образования вроде Рабоче-крестьянской Красной гвардии — пользовались не­сколькими способами принуждения. Физическое принуждение включало тюремное заключение, пытки и казни. Экономиче­ское состояло в заключении в трудовой лагерь, увольнении с го­сударственных предприятий и понижении в должности. Инди­видов, не согласных с единой идеологией Ким Ир Сена, ждало принуждение в форме исключения из партии (чисток), обще­ственного порицания со стороны членов партии и требования выступить с самокритикой. В этих условиях существовали и оп­ределенные согласительные процедуры как способ получения поддержки. Используя типичный для малых групп в азиатских обществах механизм внутригруппового влияния, правящие чи­новники наделили производственные бригады, партийные ячейки и учебные классы правом раздачи материальных поощ­рений (денег) и морального стимулирования (присвоение по­четных званий).

128

Власть ТПК и государства была централизованной. Над пра­вительственными органами на местах, такими, как народные со­брания, народные комитеты, исполнительные комитеты провин­ций, городов, городских районов, сельских округов и деревень, стояли общегражданские организации типа государственного Центрального народного комитета, Политбюро и Секретариата партии. Под надзором партии местные учреждения проводили разработанную центром политику.

Президент Ким Ир Сен и его соратники по партии осуществ­ляли жесткую координацию деятельности правительственных институтов. ТПК и Корейская народная армия объединяли госу­дарственные учреждения. Военные вместе с ТПК разрабатывали и воплощали в жизнь государственную политику. Социалистиче­ской экономикой управляла центральная технократия. Полити­ческие решения принимали Политбюро, Административный со­вет (кабинет) и Государственная плановая комиссия. На уровне отдельных фабрик все решали директора и главные инженеры, являющиеся членами местного партийного комитета.

Власть государства распространялась на самые разные сфе­ры деятельности. В Корее практически не существовало част­ного сектора в экономике, как и частного образования или здравоохранения. В период с 1958 по 1990 г. в сельской местно­сти функционировали государственные и кооперативные хо­зяйства. Первые были крупнее и лучше механизированы, чем вторые. На государственных фермах выдавали зарплату, а не часть произведенной продукции, как получали члены коопера­тивных хозяйств. Отдельные лица не могли владеть землей — единственное исключение составляли небольшие участки, вы­деляемые кооперативом своим членам. На государственых кре­стьянских рынках кооператоры продавали выращенные на сво­их участках фрукты и овощи. В промышленности и торговле контроль принадлежал не частному бизнесу, а государствен­ным предприятиям и промышленным кооперативам. Если не­большие производства могли объединяться в кооперативы, то крупные — шахты, предприятия транспорта и связи, торговли, финансов являлись государственными. Министерству финан­сов, как органу центрального правительства, были подведомст­венны Центральный банк, Промышленный банк и Банк внеш­ней торговли. Это министерство, совместно с Государствен­ным комитетом по планированию, руководило разработкой экономической политики¹⁸.

Государственная экономическая политика определяла на­правления промышленного развития. Президент Ким Ир Сен

5 Чарльз Ф. Эндрейн 1 29

противопоставлял социализм капитализму. По его мнению, со­циализм означал экономическую независимость, государствен­ное планирование, централизованное руководство и обществен­ную собственность. Для капитализма характерна экономическая зависимость от крупного капитала, рыночные механизмы, де­централизация и частная собственность. Социализм предполагал трансформацию под влиянием партии-государства человеческо­го сознания, а не изменение производственных отношений вроде рабочего контроля над экономической деятельностью или унич­тожения разницы между умственным и физическим трудом. Кро­ме того, он отвергал общество всеобщего благосостояния, при­равнивая его к «буржуазной демократии» и «буржуазному либе­рализму»¹⁹.

Соединив идеологию и организацию, партийно-государст­венная власть осуществила всесторонние экономические пре­образования. Политические организации обеспечили высокие темпы роста в промышленности и равенство в доходах. В част­ности, с 1961 по 1965 и с 1971 по 1975 гг. рост ВНП составлял 9—10% в год. Механизация сельского хозяйства позволила уве­личить производство риса. Эти высокие темпы роста элита КНДР обеспечила благодаря заботе о создании физического и человеческого капитала. Импорт машин, оборудования и техно­логий из Советского Союза, а также Японии, Франции, Запад­ной Германии и Швейцарии позволил Северной Корее создать базовые отрасли тяжелой промышленности: черную металлур­гию, угледобычу, химическую, станкостроительный? и оборон­ную. После 1980 г. стал возможен экспорт цемента, угля, стали, станков и вооружений. Особое внимание к техническому обра­зованию объяснялось тем, что технократам принадлежала веду­щая роль в обеспечении экономического развития. Благодаря быстрым темпам промышленного развития, а также правитель­ственным программам, регулирующим трудовые ресурсы, без­работица держалась на довольно низком уровне. Контроль над ценами на потребительские товары, над стоимостью жилья и коммунальных услуг сдерживал рост инфляции. Осуществляя программы распределения земли, субсидируя выращивание ри­са и арендную плату и обеспечивая полную занятость всеобщее образование и здравоохранение, политики добились относи­тельно эгалитарного распределения доходов.

Несмотря на успехи этой политики, после 1980 г. экономиче­ская ситуация стала ухудшаться. Темпы роста ежегодно падали на 2%. Не хватало продуктов питания, сырья, нефти, угля, элек­троэнергии и товаров народного потребления. Большой торг-

130

овый дефицит усилил экономическую стагнацию. Правительст­во нуждалось в твердой валюте для импорта передового в техно­логическом отношении оборудования из развитых капитали­стических стран. После 1990 г. СССР уже не предоставлял деше­вые кредиты и недорогую нефть. Экономическому росту также препятствовали чрезмерные государственные расходы на ар­мию, производство вооружений и строительство монументов и статуй, прославляющих Ким Ир Сена. Крестьянам не хватало удобрений, инсектицидов, горючесмазочных материалов и складских помещений для хранения сельскохозяйственной продукции; поэтому снизилось производство зерна и риса. В некоторых районах сельские жители голодали. Негибкие меха­низмы государственного планирования не могли легко приспо­собиться к изменению мировой экономики. Моральное старе­ние оборудования, отсутствие инноваций, проблемы с транс­портом на фоне экономического упадка в Советском Союзе привели корейских политиков к созданию зон свободной тор­говли и совместных предприятий с иностранными частными инвесторами.

Все усложнявшаяся система стратификации нуждалась в гиб­кой общественной политике. По мере падения темпов развития росло недовольство партийно-государственной элитой, пользо­вавшейся значительными привилегиями. Партийным чиновни­кам, государственным служащим верхнего эшелона, старшим ар­мейским офицерам, деятелям искусства и известным спортсме­нам предоставлялись особые возможности для отдыха, новые квартиры, роскошные машины («мерседес-бенц», «вольво»), бес­платные путевки, продукты питания, импортные товары (часы «Ролекс», одежда); возможность получить высшее образование и лучшее медицинское обслуживание. Среди рядового населения квалифицированные рабочие в тяжелой промышленности полу­чали более высокую зарплату, чем менее квалифицированные ра­ботники легкой промышленности и сельского хозяйства. Такая элитарная стратификация явно противоречила идеологическим заповедям эгалитарной системы, «служащей интересам народ­ных масс»²⁰. Для борьбы с возникающим недовольством прави­тельство активизировало программы политического просвеще­ния и идеологического принуждения.

В заключение можно сказать, что в КНДР процесс проведе­ния политики сочетал нововведения с преемственностью. Вы­сокие темпы развития и большее равенство в доходах, чем при колониальном правлении Японии, привели в КНДР к корен-

⁵* 131

ным преобразованиям. Социально-экономическая трансфор­мация происходила на фоне политической преемственности. Как бы ни велика была роль авангардной ТПК и активистского государства, большое значение имело и то, что данная мобили­зационная система сохраняла преемственность династии Ли. Патриархальность, покорность политической элите, политиче­ская замкнутость, идеологическое принуждение, управление посредством убеждений — все это перекликалось с династиче­скими традициями прошлых веков. Ким Ир Сен, президент-мо­нарх, держался как отец своего народа, предоставляя заботы по воспитанию «матери-партии». Начав свой путь как обычный последователь марксизма-ленинизма, он попытался затем пере­дать свою харизматическую легитимность сыну — Ким Чен Иру. При этой династической последовательности революционно-социалистическая семья президента Ким Ир Сена функциони­ровала в качестве господствующей политической элиты, воз­главляющей мобилизационную систему²¹.

Заключение

Как показывает анализ примеров России и Северной Кореи, мо­билизационная система функционирует в соответствии с особы­ми отличающими ее фундаментальными принципами, политиче­скими стилями и методами осуществления социальных преобра­зований. Движущей силой является участие масс, стихийное или контролируемое. Популистский тип характеризуется широким добровольным участием масс и коллективным руководством при относительно слабом государстве. В отличие от лидеров согласи­тельных систем, популисты-мобилизаторы соединяют матери­альные интересы и приверженность радикальным идеологиче­ским преобразованиям. Активистами движут моральные устрем­ления, а не желание заключить политические сделки.

В элитистской мобилизационной системе социальные группы и участие масс в политике контролируется мощным государством и авангардной политической партией. Харизматический лидер предлагает идеологическое видение, озаряющее радикальную ре­конструкцию общества светом духовно-нравственных ценно­стей. Технократы и бюрократы, осуществляющие политику с по­мощью управленческой иерархии, отличаются более прагматиче­ской ориентацией. На их подход к проведению социальных пре­образований влияет не идеологическая чистота, а политическая

132

. целесообразность. Мобилизационные системы пытаются до­биться общественных преобразований с помощью институцио­нальных потрясений. Революционные движения разрушают инс­титуты старого режима и создают новые: политические партии, общественные организации, органы пропаганды и общеобразо­вательные школы. При разработке коренных социальных преоб­разований, таких, как быстрая индустриализация и ликвидация неграмотности, расширение возможностей вертикальной мо­бильности, элитарные мобилизаторы полагаются на идеологиче­ское убеждение и организационный контроль²². Однако, измене­ния политической системы отстают от социальных. Поэтому элитистские мобилизационные системы как правило недолго­вечны. После смерти харизматического лидера они трансформи­руются в другой системный тип — обычно в бюрократический ав­торитарный режим.

Как и изучающие тоталитаризм философы, исследователь элитистских мобилизационных систем часто преувеличивает значение идеологии харизматического лидера и преуменьшает различие между радикальной риторикой и фактической реализа­цией политики. Например, в работе «Происхождение тоталита­ризма» Ханна Арендт полагает, что тоталитарные элиты обладают достаточной волей и властью для трансформации существующих социально-политических структур: «Где бы и когда бы он [тота­литаризм] ни приходил к власти, всюду он создавал совершенно новые политические институты и разрушал все социальные, пра­вовые и политические традиции страны»²³. Однако эмпириче­ские исследования нацистской Германии, сталинистского Со­ветского Союза и маоистского Китая показывают ограничен­ность устремлений партийно-государственных элит к тотальным изменениям. Подобно КНДР, эти национальные государства функционировали как закрытые политические системы, враж­дебные гражданским свободам и интеллектуальному поиску. Ни отечественные, ни иностранные наблюдатели не могли найти ' факты, подтверждающие соперничество фракций внутри правя­щей элиты или массовое сопротивлене со стороны населения. Чтение идеологических трактатов или прослушивание по радио политических программ оказалось более легким делом, чем на­блюдение за функционированием высших политических струк­тур. Отсюда преувеличение наблюдателями степени происходя­щих структурных, поведенческих и мировоззренческих транс­формаций. Реальные изменения стали видны лишь после распа­да элитистской мобилизационной системы. Названные режимы

133

сумели задумать и осуществить быстрое развитие промышленно­сти, послевоенную реконструкцию, коллективизацию сельского хозяйства и создание военно-промышленного комплекса. Одна­ко социально-экономическое неравенство сохранилось. Сущест­вующая политическая практика продолжала соответствовать тра­диционному элитарному стилю правления. Мало кто из альтру­истов или идеологических «пуристов» обладал достаточной вла­стью для преобразования общества в соответствии с официаль­ными революционными учениями²⁴.

<предыдущая страница | следующая страница>