3.2. Следствия нравственного поступка. Теория консеквенциализма²
3.2.1. Принцип двойного эффекта
Помимо всех рассмотренных нами элементов существует еще один аспект человеческого поступка, который может сказаться на его оценке. Речь идет о следствиях поступка. Очень часто поступки влекут за собой определенные следствия, которые можно до какой-то степени предвидеть. Вместе с тем они находятся как-то вне самого поступка и поэтому отличаются от его цели (объективной и субъективной).

Классическое нравственное богословие разработало следующие принципы оценки:

— Человек ответствен за последствия своего действия, если они предсказуемы и желаемы субъектом. Значит, если следствие плохое, оно влечет за собой вину, а если хорошее – то заслугу.

— Если следствие предсказуемое, но не намеренно желаемое субъектом, следует различать:

- случаи, когда следствие хорошее, но не является заслугой субъекта, т.к. добро должно быть не только предсказуемым, но и намеренно желаемым;

- случаи, когда следствие плохое и его можно было бы избежать, тогда субъект, совершающий поступок, становится виновным в содеянном зле.

Однако бывают случаи, когда поступок порождает два следствия, причем одно из них хорошее, а другое – плохое. Как тут быть? Для подобных случаев классическое нравственное богословие предлагает так называемый «принцип двойного эффекта», определяющий условия нравственности действия:

— Само действие должно быть либо хорошим (т.е. правильным), либо нейтральным, но никогда – неправильным.

— Оба следствия должны быть прямыми эффектами одного действия; недопустимо, чтобы хорошее следствие стало результатом плохого.

— Намерение действующего должно предполагать исключительно хорошее следствие. Значит, плохое следствие возможно только как побочное и вторичное.

— Между хорошим и плохим следствиями должна существовать соразмерность.
Типичным случаем такого действия является удаление пораженной раком матки беременной женщины, приводящее к гибели плода. Задача врача в этой ситуации – спасти женщину, разумеется, при условии отсутствия других средств ее излечения.

Если быть точными, то больше, чем о «принципе двойного эффекта», нужно говорить о хорошем действии с плохим следствием, т.к. то, что мы назвали «хорошим» следствием, является объектом и целью.

3.2.2. Консеквенциализм в моральном богословии
В некоторых течениях современного нравственного богословия условие «принципа двойного эффекта» принимается в качестве главного и почти единственного критерия моральной оценки поступка без учета остальных. Следовательно, для нравственной оценки любого поступка главное – не сосредоточиться на его материи, но определить соразмерность хороших и плохих следствий данного поступка.

Такие богословы, как А. Ауэр, Ф. Бëкль, К. Курран, Д. Фукс, Ф. Шольц и Б. Шюллер, придерживаются данной точки зрения, получившей название «телеологизм», «пропорционализм», или «консеквенциализм».

Эти авторы используют богословскую версию консеквенциализма, опираясь на уже известные различия между трансцендентальным и категориальным уровнями христианской этики. Первый уровень – единственный, где, по их мнению, можно найти моральную специфику христианства, – относится к мотивациям веры, к основному выбору Бога и Христа. В свою очередь, категориальный уровень «предморальных благ» полностью подчиняется общим философским критериям, которые, как они считают, находятся в консеквенциальном расчете возможных следствий. Консеквенциализм якобы представляет собой этику ответственности, в отличие от деонтологизма, который, по их мнению, предписывает исполнять материальный долг без учета возможных негативных следствий.

Вопреки сильному распространению – и в философии, и в современном богословии – консеквенциализм по ряду причин неприемлем для нас как учение.

— Во-первых, его противостояние деонтологизму не обосновано. Нет никакой теории, которая оправдала бы нежелание давать себе отчет о последствиях поступка. Уже один здравый смысл способен определить их нравственное значение. Но здравый смысл свидетельствует таким же образом о принципиальной важности материи, намерения и всех обстоятельств поступка.

— Во-вторых, предварительный расчет возможных следствий любого поступка просто невозможен. Даже такие представители утилитаризма, как Дж. Мур, признали, что их позиция приводит к скептицизму относительно долга, и это тоже противоречит здравому смыслу: человек обычно знает, что он должен и чего не должен делать.

— В-третьих, если принимать консеквенциализм последовательно, придется сделать вывод, что цель оправдывает средства. Любой поступок (наказать невиновного, принудить кого-то действовать против его совести или унизить его) становится законным, если он имеет полезные для человечества следствия. Все позволено, если на это указывает расчет следствий. Значит, из теории консеквенциализма вытекает, что действительность всех объективных норм относительна, т.к. все они могут быть проигнорированы в случае необходимости получения наилучших следствий. Единственная универсальная норма – та, что предписывает стремиться к наилучшим следствиям.

Против такого вывода вновь восстает здравый смысл, который убежден в недопустимости определенных поступков вне зависимости от того, какие следствия они будут иметь. Более того, существуют запреты абсолютные, которые не допускают никаких исключений, поскольку представляют собой «actus intrinsice malus», т.е. действие, плохое по своей сути, – например, наказание невиновного человека, пытка и др., выше перечисленные. В противном случае надо было бы прийти к выводу, что предательство Иуды весьма похвально, поскольку его следствие – спасение всего человечества – прекрасно. Но Иисус говорит, что лучше было бы ему не родиться.¹

Но если существуют абсолютные запреты, значит, должны существовать и другие крайние состояния – когда человек должен жертвовать даже собственной жизнью, лишь бы не совершить зла и устоять в добре. О возможности мученичества по религиозным (а также нравственным) мотивам свидетельствует вся традиция Церкви.² Можно найти и чисто моральные примеры, говорящие о том, что человек должен предпочесть смерть беззаконию. На самом деле, отношение человека к справедливости безусловно, т.к. вне ее хорошо быть не может. Но ни в коем случае справедливость (и тем более любовь) не является неким «предморальным благом», чья весомость зависит от расчета следствий.

3.3. Христианские измерения нравственности поступка
Помимо всех естественных измерений нравственности поступка для всякого верующего, живущего по Евангелию, она включает в себя иные принципиально важные аспекты. В христианине действует Дух Святой, Дух Иисуса Христа¹, так что он может произнести вслед за апостолом Павлом: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2, 20).

Дела верующего – проявление действия в нем Святого Духа.² Дар Духа Святого и благодати Божией направляет поведение христианина и вдохновляет его на поступки.

И человек отвечает на этот дар своими делами, проистекающими от веры. Поэтому, если первое измерение христианской нравственности – присутствие дара благодати и Духа Святого, то второе – ответ человека на этот призыв, который охватывает всю его жизнь, ее смысл и миссию.

Ответ Марии в момент Благовещения («се, я раба Господня, да будет мне по слову твоему» – Лк 1, 38) и Петра Иисусу в Кесарии Филипповой («“Ты – Христос, Сын Бога Живого”. Тогда Иисус сказал ему в ответ: “... ты – Петр, и на сем камне я создал Церковь Мою”» – Мф 16, 16-17) совершенно отражает эту динамику благодатного призыва и ответа на него.

Значит, своими поступками в качестве ответа Богу христианин выражает Ему свою открытость, вступает в постоянный диалог с Ним, который приводит его к жизни в молитве, а молитва, в свою очередь, ведет к исполнению воли Божией: «Самый лучший из Твоих служителей не тот, кто хочет услышать желанное, но тот, кто хочет желать только то, что слышит от Тебя» (св. Августин).

Когда человек вдохновляется Духом Святым, его поступки -больше, чем просто правильные и хорошие (отражение собственной доброты), они являются свидетельством веры в Иисуса Христа:

«Вы – свет миру. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет вам пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего небесного» (Мф 5, 14-16).

Свидетельство веры делами³ делает ее живой и экзистенциальной истиной, поскольку означает, что христианин подражает Иисусу: «верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит» (Ин 14, 12). А главное дело Иисуса – Смерть и Воскресение. Поэтому христианское свидетельство – это не просто свидетельство о религиозных ценностях, но о Самом Иисусе, умершем и воскресшем, и о новой жизни во Христе.

Греческое слово martyrion (свидетельство) прямо соотносится с мученичеством. И действительно, дела любви отражают новое творение – верующего, участвующего в Смерти и Воскресении Иисуса Христа. И если физическое мученичество от христианина требуется не так уж часто, то жизнь по заповедям любви всегда влечет за собой отказ от себя, от своих эгоистических интересов, чтобы жить для Бога и других людей всей полнотой открытого сердца.

Свидетельство верующего делает из его жизни таинство Христово (сакраментальное и христианское измерения). И поскольку Христос постоянно присутствует в Церкви, христианин свидетельствует собственным поведением о своем членстве в Церкви. Следовательно, такое свидетельство, будучи личным, тем не менее касается всей христианской общины и ее внутренних отношений.⁴

Действуя согласно Евангелию, христианин, в конце концов, реализует эсхатологическое измерение своей веры и соприкасается с вечностью уже на земле, указывая своими поступками на горние блага¹ и конечное состояние человека в его отношениях с Богом. Тем самым дела любви уже воплощают грядущий суд Божий, который со стороны Бога уже свершился во Христе, и Его приговором стало милосердие. После Пасхального события результат этого суда зависит уже от самого человека, принимающего или отвергающего Христа в Его меньших братьях и сестрах, в которых Он живет.²

Иисус говорит об очень простых действиях: накормить, напоить, принять, одеть, посетить, утешить. Эти чужие нужды не позволяют человеку эгоистически замкнуться в себе; именно они, будучи первой необходимостью для каждого и обладая способностью склонять человека думать прежде всего о себе, позволяют увидеть, обрел ли человек новое сердце или нет. Грядущий суд – это не конкурс заслуг, но проверка человеческого сердца. Этот суд окончателен, т.к. он устанавливает то, чем наполнено сердце человека. И только любовь безгранична и вечна: «любовь никогда не перестает» (1 Кор 13, 8), потому что «Бог есть любовь» (1 Ин 4, 8).

В способности к любви и милосердию заключен идеал христианина, отражающий совершенство самого Бога.³ В конце концов, христианская нравственность состоит в том, чтобы у нас были «те же чувствования, какие и во Христе Иисусе» (Фил 2, 5). И тогда человек может избежать Последнего суда, так сказать, «сдав зачет»: «Итак, будьте милосердны, как и Отец ваш милосерд. Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете; давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо, какою мерою мерите, такою же отмерится и вам» (Лк 6, 37-38).

<предыдущая страница | следующая страница>