Перейти на главную страницу
Между тем, при рассмотрении исторической эволюции города с необходимостью выясняется, что он, как правило, создавался социально активными пришельцами или маргиналами. Следовательно, маргинальность как таковая вовсе не обязана нести отрицательную нагрузку. Маргинальность оказывается следствием возросших социальных контактов или проявлением незавершенного перехода общества в качественно иное состояние. Она порождается борьбой традиций и новаций, конфликтным взаимодействием старожилов и пришельцев. Соответственно маргинальность, будучи культурной категорией, все же жестко «привязана» к объективным параметрам – пространству и времени.
В наибольшей мере маргинальность проявляется на колонизируемых пространствах и Зауралье не было исключением. На данной территории в причудливом калейдоскопе у различных социальных групп происходили обретения и утраты маргинального статуса. К сожалению, в отечественной историографии эта проблема применительно к Зауралью практически не освящалась.(2) Еще менее изучена маргинальность, порожденная этническим происхождением. Между тем, нет необходимости доказывать, что межэтнические отношения оказывали определенное воздействие на формирование городской культуры. Настоящая статья посвящена предварительному решению вопроса о том, как это воздействие трансформировало культуру зауральских городов.
В первоначальный период заселения и освоения Зауралья выходцы из европейской России выступали по отношению к аборигенному населению в качестве маргиналов. В это время полномочия российских властей нередко в прямом смысле ограничивались стенами городов, острогов и слобод. Далее простирались те территории, суверенитет над которыми ещё следовало закрепить в ожесточенном противостоянии с иными претендентами. Так, в Южном Зауралье ещё и в первой половине XVIII в. русские воспринимались как чуждое, неукоренившееся население. В мае 1709 г. во время нападения на Крутихинскую слободу один из предводителей восставших подъезжал к стенам острога и кричал русским: «То де все наша земля Башкирская» (3)
Однако и после окончательного присоединения Зауралья русское население наделялось аборигенами маргинальными и даже ущербными качествами. В 1865 – 1867 гг. известный тюрколог В.В. Радлов записал фольклорные предания тобольских татар о Кучуме и Ермаке. В этих преданиях Ермак выступает либо как слуга Кучума, либо как «вор, сбежавший от русского царя», и наделяется плутовскими свойствами. (4) Таким образом, в восприятии аборигенов происходила дегероизация «Сибирского взятия», что импонировало национальным чувствам нерусского населения.
Видимо и в религиозных представлениях народов Севера русские рассматривались как чужаки, чье господство прекратится если не в этой жизни, то в загробной. В творчестве Д.Н. Мамина-Сибиряка, в рассказе «Старый шайтан» устами старого вогульского князя дана картина будущего загробного мира, «перевернутого» по отношению к настоящему: «Тогда все вогулы вернутся сюда и прогонят всех русских – уверенно проговорил он. – О, вогулов много, как листьев на дереве!… Вогулы самый сильный народ… Вот ты строишь для них свою дорогу… И все другие будут работать для вогулов… Я уж видел в Усолье, какие для них устроены русскими железные лодки и железная лошадь… Все это для вогулов… Они только ждут, когда им идти… Вернутся и все покойники… Они только отдыхают пока… Все покойники придут. Старый шайтан все знает, только молчит… И я буду управлять своим народом, а ты будешь мне кланяться… Все вогулы будут есть каждый день и все будут счастливы…» (5)
В приведенных примерах раскрываются основные этапы изживания русским населением своего маргинального статуса. Вначале аборигены, как равные, рассчитывали на силу оружия, затем видели в русских не легитимных узурпаторов и, наконец, мечтали восстановить справедливость хотя бы в загробном мире. Разумеется, подобная периодизация является чисто умозрительной. В общественном сознании нерусских народов, проживающих на территории Зауралья, данные компоненты не были представлены в чистом виде, наблюдалось их переплетение. В каждый конкретный момент межэтнические отношения зависели от множества причин и далеко не всегда они были враждебными. Общая тенденция, однако, оставалась неизменной.
Стоящее на более высокой ступени социально-экономического развития русское население в Зауралье смогло укорениться, увеличить свою численность и превратиться из маргиналов в доминирующий этнос. И напротив, социально-экономическое отставание, вынужденное заимствование способов хозяйствования, процессы ассимиляции понемногу превращали аборигенов в этнические меньшинства, живущие в русском культурном пространстве, т.е. в маргиналов.
Аборигенное население, проживающее на территории Российской империи, с которым взаимодействовали жители Зауралья, было неоднородно по хозяйственной деятельности и правовому положению. Соответственно и межэтнические контакты отличались большим разнообразием. У вогулов и остяков (нынешних ханты и манси), зырян, пермяков и других северных этносов горожане Верхотурья и Туринска обменивали хлеб и промышленные товары на пушнину и рыбу, брали в аренду для ловли речные пески на Оби, не брезговали запрещенной торговлей спиртным. Некоторые представители северных этносов выступали в торговле приказчиками русских купцов перед своими сородичами. Выгодным местом сбыта полученных товаров была Ирбитская ярмарка. Неэквивалентный обмен, нарушение действующего законодательства и откровенное спаивание инородцев, превращали последних в изгоев не только в русских городах, но и в таежной местности.
Связи с татаро-башкирским населением на юге Зауралья в большей мере обладали элементами взаимовыгодного сотрудничества. Так, принадлежа к исламу и одновременно являясь подданными России, татары большую часть XIX в. выступали компаньонами, агентами и даже, в определенной степени гарантами в торговле русских купцов за пределами пограничных линий. (6) Они также участвовали в местной оптовой и розничной ярмарочной торговле, скупали кожи, занимались гужевыми перевозками. Наблюдалась определенная специализация в торговле, связанная с этнической принадлежностью. Например, татары – разносчики, хорошо изучив запросы своих покупателей торговали в русских селениях книгами. (7) На городских рынках Зауралья в ведении продавцов-мусульман находилась торговля фруктами. Так, на рубеже XIX – XX вв. В Шадринске владельцами «фруктовых подвалов» и торговых мест по продаже арбузов и яблок являлись Нигаметзян Галиев, Фаткуллин, Хасанов и другие торговцы. (8) Некоторые из торговцев-мусульман сумели нажить большие состояния. С конца XIX в. на Урале и в Зауралье был широко известен торговый дом «Братья Агафуровы». Его основатель Хисаметдин Агафуров заработал первые капиталы на торговле табачными изделиями или фруктами. (9)
До периода буржуазных реформ башкирское население считалось служилым сословием и имело вотчинные земли. Правовой статус башкир был выше, чем русских государственных крестьян. Не случайно, что во время подавления «картофельных бунтов» в Зауралье башкирские казачьи команды выступили в роли карателей. По сведениям А.Н. Зырянова у русского населения о действиях башкир остались негативные воспоминания. «Как жадны волки накинулись на нас эти азиаты-татары, – говорили после крестьяне, – не давали спуска ни мужикам ни бабам. А о баранах, лошадях и коровах – и говорить нечего: хватом хватали! Вконец разорили они нашу сторону, и зорить (неистовствовать, грабить) им было ловко: ни заступы, ни пристателей (заступников, предстателей) за нас не было, начальства оберегательного для мужиков не существовало, а существовало оно только для казаков да солдат: им во всем верили, а нам ни в чем». (10)
В последующее время башкиры утратили статус служилого сословия и в поисках средств к существованию начали широко сдавать в аренду свои земли, извлекали доходы от входившего в моду кумысолечения. При этом межэтнические контакты с аборигенными народами для большинства русского населения Зауралья носили отпечаток некой экзотики. Эпизодические контакты с людьми другой культуры означали выход из обыденности. Так, в селениях по Тоболу сохранились предания о приходе казахов задолго до Масленицы с вопросом о дате этого праздника, т.к. в первый день Великого поста русские отдавали им остатки масленичной изобильной еды – «поганую лепешку». Одной из карнавальных масок на масленичном гулянье мог быть «кыргыз» (ряженая женщина), распевавший под смех окружающих «кыргызские» песни:
|
|
Тау, тау, тау, биек |
|
|
Тагай лярем мей Кишкин тай да бер гускек. (11) |
В 1868 г. ирбитский врач Рудольский добивался открытия в городе пункта по приготовлению азиатского кумыса. «Для этого выписаны из Шадринска два киргиза, известные уже в этом городе умением приготовлять кумыс хорошего качества» – сообщил один из корреспондентов «Пермских губернских ведомостей» Предполагалось, что специалисты по приготовлению кумыса будут «жить в коше (азиатской палатке) за городом». (12) Нет сомнения, что немалое число жителей северного Ирбита должно было воспринимать появление «киргизов» отнюдь не в качестве возможности лечения и профилактики заболеваний. Для простонародья на первый план выходили элементы зрелища, бесплатного представления, организованного властями, охочими для непонятных нововведений.
Зауралье не миновала дошедшая с древнейших времен традиция обращения в рабство иноплеменников. Особенно такая практика была распространена в период военных действий. Вплоть до второй половины XVIII в. русское население Южного Зауралья подвергалось ударам кочевников. Ему постоянно грозила опасность угона в степи, «в Орду» для последующей продажи на невольничьих рынках Средней Азии. В свою очередь и русское население не видело ничего зазорного, если предоставлялась такая возможность, в приобретении крепостных из числа «азиат». (13)
Государство, исходя из фискальных интересов, ограничивало обращение аборигенов в невольники, но все же правовые лазейки существовали. Наблюдались и случаи прямого нарушения законодательства. Так, в 1765 г. жители слободы Царево Городище (будущего Кургана) жаловались на имя Екатерины II о злоупотреблениях отставного генерал-майора Якова Павлуцкого. В прошении башкиры Максим Яковлев и Павел Петров «с товарыщи» указывали, что они были в малолетстве взяты в плен во время башкирского восстания 1737-1738 гг. Затем пленники были «крещены в православную веру греческого исповедания, а по возрасте женились на российских и башкирских девках», оставаясь «во услужении Тобольской губернии разного чина у господ сильно». Челобитчики сначала принадлежали бывшему асессору Андрею Павлутскому, а «по смерти ево оставшейся женою Ириной Ивановою, что ныне во иноцех Ираиды с награждением дому, скота, пашни и покосов отпущены жить на волю».
Свобода, полученная из рук вдовы асессора, ушедшей в монастырь, оказалась недолговечной. Родной брат покойного Яков Павлутский силой вернул крещеных башкир в крепостное состояние. Челобитные, поданные в Тобольскую губернскую канцелярию, в которых указывалось на нарушение норм действующего законодательства, успеха не возымели. Интересно, что в своем прошении крепостные Павлутского апеллировали не только к нормам права, но и указывали на невыгоды государственным властям от их угнетенного положения. Они сообщали, что многие из просителей, спасаясь от мести владельцев, «оставя православную веру и святое крещение, и з детьми бегут ко иноверцам на прежние жилища и за границу к киргис-кайсакам, где принуждены паки басурманитца, а кои бежать случаю не отъищут, лишаются сами своей жизни». Просители также сообщали что «разные иноверцы, желающие жить в России, из-за границы дальних стран на торги приезжают и о благополучном нашем иноверческом жительстве проведывают. А как зделаются известны, что мы, нижайшие, из завладения еще не избавились, то уезжают паки обратно в свои жилища». Максим Яковлев и его товарищи в своем стремлении обрести свободу демонстрировали лояльность властям, изъявляли желание построить церковь, «чтоб могли мы, новокрещенные из басурманства жизнь свою окончить в православной вере непоколебимо».
Нет никакого сомнения, что данная челобитная была составлена, по заказу башкир, человеком, сведущим в канцелярских делах, тем более, что подписавшие челобитную указывали на языковые трудности: «по своему иноверчеству и говорить по российски мало разумеем». (14) Соответственно, анализ документа не позволяет внятно раскрыть те культурные предпочтения, коими руководствовались челобитчики. Ясно лишь, что когда через 17 лет слобода была провозглашена уездным городом, в социальной памяти должны были присутствовать вышеприведенные сведения.
Если башкиры, несмотря на все жизненные перипетии, не забывали о своем прежнем сословном статусе и о том, что они являются российскими подданными, то положение купленных калмыков было намного хуже. В 1756 г. официально были установлены правила покупки пленников у киргиз-кайсаков, воевавших с калмыками, чем не преминули воспользоваться все желающие. По данным И.В. Щеглова часто «сами калмыки и киргизы обнищавшие отдавались в неволю к русским или продавали своих детей из-за куска хлеба. Этих купленных детей русские купцы отвозили целыми партиями для перепродажи на Ирбитскую ярмарку». (15)
Архивные материалы свидетельствуют, что покупки невольников купцами осуществлялись и по заказу конкретных лиц. Например, в 1803 г. туринский мещанин О.В. Пятидесятников дал расписку нарымскому купцу С.А. Родионову. В расписке Пятидесятников сообщил: «в крепости Пресногорской в меновом дворе выменял я от киргиз для него Родионову калмыченка по азиатскому названию Кучупбая ценою сто семьдесят пять рублей», далее туринец подтверждал получение денег на Ирбитской ярмарке обязался «от Пресногорковской таможенной заставы на того калмыченка доставить письменный вид». (16)
Только посредническими услугами туринцы, видимо, не довольствовались. Ведь в самом Туринске, наряду со ссыльными польскими конфедератами, проживали калмыки, бухарцы, пребывающие « в православной вере греческого исповедания», о чем сообщалось в «Описании Тобольского наместничества конца XVIII в.» (17) И много позднее, в конце третьего десятилетия XIX в., в Туринске числилось 13 «крещенных Азиян, присланных из пограничных крепостей на поселение».(18) Правовое положение купленных на пограничных линиях «азиян» со временем улучшалось. Указом от 23 мая 1808 г. о дозволении российским свободных состояний покупать и выменивать киргизских детей, последние, после достижения 25-летнего возраста, становились свободными. С 1822 г. Правительство выдавало по 150 рублей за каждого невольника, отпущенного на свободу, а в 1826 г. было окончательно запрещено приобретать иноверцев и установлен срок полной ликвидации рабства инородцев. (19) Законодательные ограничения и специфика малоосвоенных территорий к востоку от Урала воспрепятствовали здесь широкому развитию рабства, не получившему большого распространения и существовавшему в полупатриархальных формах. Использование невольников в ремесленном производстве и в услужении предполагает наличие преимущественно городского рабства. Покупка дворовых азиатского происхождения формально обосновывалась целью приобщения их к цивилизации через крещение. Получение русских имен и фамилий было началом ассимиляционных процессов. Со временем человек «терялся» в среде русского населения, так как письменные источники далеко не всегда фиксировали его происхождение. Сведения из архивных источников позволяют на отдельных примерах проследить изменения в судьбе невольников. Например, в 1809 г. Ирбитский городской магистрат, выполняя указ Пермской казенной палаты, причислил «дворового человека из калмык Федора Иванова по его желанию в местные мещане. Невольник был отпущен на волю ирбитским купцом Шестаковым. (20)
В 1814 г. шадринская мещанка Прасковья Хлызова поручила казаку Ермилу Еганцову выменять калмыченка. Казак, прибыв на меновый двор Пресногорской таможенной заставы, получил за три красные юфтевые кожи и 10 пудов железа общей стоимостью 94 руб. калмыченка «по азиатскому названию Челебай». Можно только догадываться о причинах, побудивших Хлызову купить себе мальчика. Иван Хлызов, муж Прасковьи, фигурирует в документах только как свидетель. Мальчик был записан на имя жены. Через год новоявленный шадринец был окрещен и наречен Николаем.
В ноябре 1816 г. в уездном суде была на него оформлена крепостная выпись «для вечного владения» и уплачена пошлина в казну. Сохранилось и описание внешних примет мальчика: «лицом смугл, глаза, волосы и брови – черные, телом чист, ростом одного аршина 11 с половиной вершков, от роду 11-й год». Следовательно, в то время, когда его привезли в Шадринск, мальчику было не более 9-ти лет. В 1838 г. Прасковья Хлызова подала прошение на запись в мещанское сословие «калмыченка по крещению Николая, прирученного к мещанской промышленности». (21)
Челебай был не единственным мещанином Шадринска, происходившим из невольников. В 1834 г. в шадринские мещане записался Петр Николаев, «азиатской породы» дворовый человек, отпущенный на волю от «коллежского секретаря Алексея Зеленцова». Поскольку в Шадринск Николаев переселился из Екатеринбургского уезда его владельцем был, очевидно, А.В. Зеленцов, один из крупнейших предпринимателей Урала. В этом же году получил свободу дворовый «из карыкалпак», принадлежащий долматовскому купецкому сыну Тимофею Обручеву. (22)
Особенно много дворовых азиатского происхождения было в Кургане – сказывалась близость города к казахским степям. Здесь их записывали в мещанское сословие, предоставляя таким образом свободу, вплоть до середины 40-х гг. XIX в. По данным историка Н.Ф. Емельянова такие случаи были достаточно частыми. Например, в 1834 г. Тобольской казенной палатой был приписан в мещане двухлетний калмык А. Иванов, который принадлежал лекарю Широкову. Стали окладными людьми отпущенные на волю И. Богачевым калмыки Яков и Иван Ивановы. Хозяин получил за них по указу 1828 г. по 150 руб. В 1840 г. в мещане был зачислен «уволенный из рабства» калмык А.Иванов, в это же время в числе неокладных находился «киргиз крещеный» И. Алексеев. В 1845 г. попал в мещане «из киргиз» П. Михайлов. (23) И это далеко не полный список.
Несомненно, что процесс вхождения в городской социум был для этнических маргиналов особенно трудным и сопровождался множеством стрессовых ситуаций. Наверное, до конца понять боль этих людей могли только такие же отверженные как и они – их товарищи по несчастью. Пожалуй единственная попытка понять чувства невольника предпринята Н.М. Ядринцевым в рассказе «Калмычка», где на основании воспоминаний дан яркий психологически точный портрет девочки, оказавшейся в русской среде. (24)
Вряд ли аборигенов до конца устраивала роль, уготованная для них русским населением. Однако их недовольство тщательно камуфлировалось и редко прорывалось наружу. Сосланный императором Павлом в Курган Август Коцебу на рубеже XVIII и XIX вв. зафиксировал взаимную неприязнь русских и татар. Интересно, что татарское население, жалуясь сосланному иноземцу на русских, интуитивно тем самым признавало общий с ним маргинальный статус. (25) Косвенным подтверждением взаимного тяготения, отчасти основанного на антирусских настроениях, служат события середины 60-х гг. XIX в. В это время в Курганской колонии насчитывалось около 100 человек ссыльных поляков, тайно готовивших вооруженное восстание. Агентам русских властей удалось установить, что тайной продажей оружия «воинам курганской армии» (так именовали себя ссыльные в тайной переписке) занимались преимущественно татары. Были также установлены факты тайных ночных сходок татар с поляками. (26) Полностью невозможно объяснить мотивы данных незаконных действий, исходя из финансовой выгоды или, тем более, интернациональной революционной солидарности. Остается некий неявный довесок, та самая непроговариваемая малость, чуть было не толкнувшая горячие головы на кровавую вооруженную авантюру. Имя ей – культурный конфликт между немногочисленными маргиналами и основной массой населения. Проявлялся он в различных сферах, в том числе и в межнациональных отношениях. Именно поэтому поддержку ссыльным полякам оказали курганский городничий Карпинский, ялуторовский городничий Шишко и заседатель Будзинский, во многом блокировавшие эффективную работу следствия. (27)
Характерна позиция, занятая крупнейшим предпринимателем Зауралья и Западной Сибири поляком Козелло-Поклевским. Известно, что он давал ссыльным полякам работу на своих заводах и пароходах, скрывал от полиции их тайную переписку. (28) В данных случаях общность этнической и культурной принадлежности оказались выше идеологических пристрастий, экономических интересов и служебного долга.
Достаточно наглядно культурная разобщенность в среде городского населения проявилась во время пожаров 1870 и 1873 гг. в Шадринске. Пожары 21 и 26 августа 1870 г. уничтожили большую часть зданий деревянного Шадринска. Если причина первого пожара была хорошо известна (акушерка Кухарская после вывоза палой коровы окуривала хлев и неосторожными действиями подожгла сеновал), то причину последующего пожара начали искать в действиях поджигателей. В их числе называли находившихся в городе ссыльных поляков. Разъяренная толпа схватила нескольких заподозренных лиц и собиралась их бросить живыми в огонь. Только вмешательство прибывшего в город губернатора спасло несчастных от приготовленной для них страшной участи. Подобная же ситуация повторилась и при пожаре 4 июня 1873 г., когда возбужденная толпа разыскивала поджигателей. Тогда по подозрению в поджогах было задержано 74 человека, в их числе имелись женщины, старики, старухи. Все они были жестоко избиты, причем 9 из них – очень тяжело, некоторых привезли в полицию без признаков жизни, а один из задержанных находился в безнадежном состоянии. Одному из заподозренных выкололи глаза, переломали ребра, пробили голову, а затем, держа под руки, стали допрашивать, кто с ним участвует в поджогах, но он не отвечал, потому, что был уже мертв. (29)
Видимо в связи с событиями 1873 г. из Шадринска в Соликамск были перемещены ссыльнопоселенцы Рогульский, Масальский, Медведев, Медведев и Шепетовский. В последующее время ссыльные были переведены по два человека в другие города Пермской губернии. Характер преступлений шести человек неизвестен. А.И. Масальский попался на краже и своим буйным поведением, особенно в пьяном виде, доставлял немало хлопот полиции тех городов (Верхотурья, Ирбита, Камышлова), где отбывал ссылку. (30)
Не здесь ли кроется одна из причин, подтолкнувшая жителей Шадринска на жестокие действия? У жителей Кургана, административно причисленного к сибирским городам, был больший опыт культурных контактов и со ссыльными и с представителями других национальностей. Известно и то, что во время тушения пожаров в Кургане польские ссыльные проявили подлинный героизм. (31) В отличие от политической и уголовной ссылки, характерной для Кургана, жители Шадринска до второй половины XIX в. имели опыт преимущественно с бродягами, бежавшими из ссылки и каторги. При возникновении конфликта с местными жителями бродяги из мести, и такое бывало, могли совершать поджоги. Если попадались, то уже не ждали пощады от местных жителей, не обращавшихся в полицию. С большим художественным мастерством примеры жестокости по отношению к возможным поджигателям показал Д.Н. Мамин-Сибиряк в рассказах «Лётные» и «Зверство». Их действие происходит в Среднем Зауралье, в районе Шадринска и Камышлова. Кроме того, на прежний исторический опыт накладывались современные политические события. Как известно, в 1862 г. в Петербурге и некоторых других городах прокатилась череда пожаров. Консервативные силы обвиняли в поджогах революционеров и поляков. (32)
В отличие от аборигенов пришлое нерусское население западноевропейского происхождения отличалось высоким уровнем культуры, большой социальной активностью. Эти люди обладали повышенной горизонтальной и вертикальной мобильностью. Значительная их часть принадлежала к образованной «приличной публике», была вхожа во власть. Однако даже наличие государственных служащих в рядах пришлого нерусского населения не исключало существования присущих ему некоторых маргинальных черт. Просто маргинальность выходцев из Европы была иного, не восточного склада. Они ориентировались не столько на традиционную культуру в её национальных формах, сколько на ценности модернизации. Поведение носителей европейской рационализированной культуры отличалось не пассивной выжидательностью как у аборигенов, но деятельностным подходом, что облегчало их инкорпорацию в городскую среду.
Путешественники, офицеры, чиновники, врачи, аптекари, предприниматели, общественные деятели и политические ссыльные из их числа, попадая в города Зауралья, содействовали ускорению социально-экономического и социокультурного развития. Их появление вынуждало менять прежние стереотипы у русского городского старожильческого населения. Приведем характерные примеры. В 1828 г. шадринское мещанское общество не разрешило поселиться в городе и записаться в мещане лифляндскому уроженцу Керусу – жителям было неизвестно его «вероисповедание и будет ли он полезен обществу». (33) Вызывает сомнение, согласилось ли бы принять в свои ряды курганское мещанское общество некоего Ф. Ковалева. Он придерживался «еврейского вероисповедания», за воровство лошадей был наказ плетьми и сослан из Черниговской в Енисейскую губернию на поселение. Однако уже в Сибири на этапе он спас православную церковь (все прихожане находились на полевых работах), самовольно выведя ссыльных из казармы на тушение пожара, а затем вернув их обратно. Об этом случае доложили царю, который разрешил всему этапу ссыльных избрать в Сибири род занятий и место жительства. Ковалев с 1829 г. записался в мещане Кургана, завел дом, хозяйство, принял православную веру, женился на крестьянской вдове, но детей у них не было. (34)
Достаточно быстрая ассимиляция Ф.Ковалева объясняется практически полной изоляцией от прежней культуры и низким социальным статусом на новом месте жительства. Волей-неволей ему приходилось жить «как все». И напротив, деньги и высокий социальный статус позволяли игнорировать новое окружение. Так жил в Ирбите представитель лесного ведомства Иван Адамович Кухцинский: холостяком, замкнуто при минимальном количестве прислуги. Страстью лесничего были цветы. Целыми днями ковырялся на грядке, опыляя, подрезая, стремясь вывести новой невиданной красоты цветок. Еще при жизни соорудил себе для захоронения кирпичный склеп. А гроб с цепями, предназначенный для склепа, двадцать пять лет ждал хозяина, в комнатке, накрытый плюшем бордо… Емкую характеристику вынужденного участия И.А. Кухцинского в делах Ирбитского земского собрания оставил один из гласных: человек малоразвитый, по природе недалекий, ограниченный, согласный на все лишь бы не трогали его ведомство». (35)
Иная ситуация складывалась в Верхотурье в 60-е гг. XIX в. Здесь проживало около 50 ссыльных поляков. Больше всего вынужденных мигрантов угнетало «отсутствие цивилизации». Такое словосочетание употребил в письме один из ссыльных Леон Крупецкий. В его воспоминаниях приводятся любопытные примеры «цивилизаторской», как иронично писал автор, миссии поляков. Они внесли немало нового в развитие местного сельского хозяйства: ввели в оборот неизвестные до того времени в Верхотурье сельскохозяйственные орудия (особые конструкции цепов, кос, плугов и т.д.), начали изготовление твердых сыров, занялись разведение огородных культур. (36)
Польское землячество со второй половины XIX в. существовало и в Шадринске. Оно состояло как из ссыльных, так и приехавших добровольно. Поляки опирались на помощь уже упоминавшегося миллионера Козелло-Поклевского, работали на принадлежащем ему винокуренном заводе, владели аптеками, типографиями, учили детей и внесли значительный вклад в развитие местной культуры. (37) В то же время, более богатого, чем местные купцы, надворного советника А.Ф. Козелло-Поклевского избиратели I разряда считали «чужим» и «прокатили» на выборы в городскую Думу 1872 г. (38) И это несмотря на то, что крупнейший предприниматель России владел в городе винокуренным заводом и был известен широкой благотворительностью. Помимо культурных различий здесь сказались и экономические противоречия в среде зауральских предпринимателей.
Исторически сложилось, что выходцы из Центральной и Западной Европы имели большое культурное влияние на жизнь Кургана. Связано это было с пограничным положением города, так как он находился и вблизи казахских степей, и сравнительно недалеко от европейских губерний Российской империи. Известно, что служба в сибирских губерниях поощрялась правительством, как в денежном выражении, так и по выслуге лет. Кроме того, в малоосвоенном, но богатом крае существовали большие возможности для незаконного обогащения. Все это привлекало в Курган живущих в основном за счет жалования беспоместных и мелкопоместных дворян, в том числе польских шляхтичей.
Исследователь А.М. Васильева установила имена курганских городничих за время существования этой должности с 1782 по 1862 гг. Приведем полный список: И.П. Розинг, С.М. Толстых, К.П. Чикунов, Ф.К. Де Граве, И.А. Гебауэр, А.Е. Аверкиев, Лапин, И.Н. Резанов, Плотников, Ф.И. Бурдзинкевич, А.А. Соболевский, Р.М. Тарасевич, А.Н. Бучковский, Иванов, М.А. Карпинский. Документы показывают, что каждый второй городничий был поляком и исповедовал католицизм. (39) Доля польского населения в Кургане, как уже упоминалось выше, резко возросла в середине 60-х гг. В ссылке оказались причастные к вооруженному восстанию в Польше. По данным М.А. Пушкарева, в Кургане и его округе доминировали представители привилегированных сословий, прежде всего дворяне. Они составляли более 90 % от всех повстанцев. (40) Некоторая часть ссыльных со временем укоренилась в городе, записавшись в мещанское сословие. (41)
Быстрорастущий Курган стал особенно привлекателен после 1893 г., когда до него дошел рельсовый путь Великой Сибирской железной дороги. В благодатный край устремилось множество фирм, в том числе и принадлежащих иностранцам. Это привело к росту нерусского населения Кургана, к увеличению числа приверженцев неправославных конфессий. Нельзя не согласиться с мнением пермского исследователя Г.Н. Чагина: «Некоторые выводы об этнической принадлежности населения могут дать сведения о вероисповедании населения, так как при стирании различий в языке конфессиональное сознание сохраняется более длительное время. Конфессиональный фактор особенно удобен для этнического определения людей, когда этническое и конфессиональное сознание слиты воедино (русские – православные, татары, башкиры – мусульмане, евреи – иудаисты и т.д.)». (42)
Статистические данные свидетельствуют, что Курган был городом приезжих, устремлявшихся на заработки. В целом по городу многолетняя диспропорция полов выровнялась к 1900 г., однако в среде нерусского населения это произошло много позднее. (43) Маргинальность, оторванность от привычной культуры проявлялась также в отсутствии храмов неправославных конфессий вплоть до начала XX в. Так католический костел появился в Кургане в 1902 г., мечеть в 1912 г., синагога в 1913 г., протестантская кирха только в 1915 г. (44) А ведь Курган был наиболее развитым из городов Зауралья.
На сегодняшний день мы имеем лишь поверхностные представления об этнодемографических и межэтнических процессах в городах Зауралья досоветского периода. Между тем, без изучения данных процессов невозможно понять специфику становления и последующей исторической эволюции городской провинциальной культуры. Ясно лишь то, что российские города не смогли изыскать внутренних потенций для завершения перехода к культуре индустриального общества. Освоение новых территорий при одновременной ускоренной модернизации многонациональной страны вызвали появление маргиналов. Маргинальность проявлялась по-разному, в том числе и в сфере межэтнических отношений. Исторический опыт городов Зауралья свидетельствует, что маргинальные проявления могли подрывать как прежнюю патриархальную культуру, так и вновь формирующуюся индустриальную, в обоих случаях лишая общество стабильности.
Отдельные страницы истории дописьменного периода возможно реконструировать только с помощью археологических исследований. На основе археологических материалов
15 10 2014
8 стр.
Демидионова Л. Н. Эпоха Возрождения – эпоха духовного прорыва средневековой Европы
16 12 2014
1 стр.
России название «Александровская эпоха» – действительно целая эпоха, наполненная отголосками европейских революций и гулом сражений наполеоновских войн
26 09 2014
1 стр.
Ключевского – эпоха «дворцовых переворотов». Причины: отсутствие ясности в вопросах престолонаследия, острая борьба различных группировок знати за власть
26 09 2014
1 стр.
Охватывают период от финального мезолита до энеолита
10 09 2014
1 стр.
Работа выполнена в гоу впо «Поволжская государственная социально-гуманитарная академия»
10 09 2014
4 стр.
23 09 2014
6 стр.
14 10 2014
1 стр.