191 - нет

Природа языкового знака (или вторых сигналов, по И. П. Павлову, то есть речемыслительных сигналов) такова, что он опосредует не просто мир вещей (окружающую человека «действительность»), но сенсомоторные реакции, охватывающие нервные сигналы сугубо физиологического характера, обусловливающие процессы низшей нервной деятельности, и первые сигналы (образы), которые уже регулируют рефлекторные акты высшей нервной 'деятельности. Человеческую речь отличает от «языка животных» (его чисто коммуникативная функция вряд ли может вызывать сомнения) именно этот обобщенный «второй сигнал», сыгравший в эволюции мышления такую же орудийную роль, которую в истории материальной культуры исполнили камень и палка. Однако, не следует полагать, что слово «обобщает» всегда и совершенно одинаковым образом, хотя в абсолютном смысле «второй сигнал» обязательно категориален - он есть именно некоторое обобщение каких-то свойств вещей, за ним закрепившихся в силу определеных совпадений данного предмета и его знака. Эти совпадения, оставляя «след» в памяти, имеют эффективный смысл (по определению Л, С. Выготского), они значимы для индивидуального сознания. Именно такие личностные смыслы, будучи социализированными языковой традицией в качестве общезначимых «словарных слов» с приписанными им в конкретной культуре «словарными значениями» (категориальными значениями, коррелирующими с понятиями), предопределяют идиоэтническую специфику исторических языков. Последние постоянно варьируют и видоизменяются под непрекращающимся взаимодействием субъективных и интерсубъективных смыслов. При этом вопрос о соотношении языка (образования социально-индивидуального, по определению Ф де Соссюра, и индивидуального в силу особенностей человеческого сознания; «общественное сознание» - не более, чем метафора) и мышления далеко не однозначен и в историческом, и в гносеологическом его аспектах.

В отечественной науке мышление обычно трактуется как высшая форма сознания. Рассматривая собственно лингвистические (семантические), а также психологические логические и философские аспекты речемыслительной деятельности, В. А. Михайлов переопределил сознание в качестве высшей формы мышления⁵ (что не лишено

5 По одной из его формулировок, если язык есть «действительность мысли», то сознание «есть вербализованное мышление, которое порождается в процессе трансформации сенсомоторного мышления в понятийную форму, трансформации, осуществляемой системой знаков». - Михайлов В. А. Смысл и значение в системе речемыслительной деятельности. – СПб.. 1992. – С. 51.

193

полемического подтекста, коль скоро мышление конституирует само сознание). Ибо, наряду с членораздельной речью, разбудившей человеческую мысль и онтологически от нее неотделимой (в этом внутренний смысл дефиниций типа психолингвистического термина речемыслительная деятельность или речевого мышления С. Д Кэцнельсона⁸), мышление имманентно сознанию и не может проявиться вне системы «вторых сигналов». Возможность существования «чистого» образного мышления («топографического», как его обозначает, например, К. Прибрам⁷) весьма сомнительна, когда речь идет о языке. - В психофизиологическом смысле понятия «образ» («первый сигнал») такое сочетание не противоречит определению И. М. Сеченова «сигнализация есть рефлекс», а также учению И П. Павлова о высшей нервной деятельности (мышление животных явно опирается на «первые сигналы» - образы). Однако применительно к человеку об «образном мышлении» можно говорить разве что метафорически, имея в виду отсутствие сознательной рефлексии, четкого представления о предстоящей восприятию вещи, сформировавшегося в «ясном поле сознания», а также то, что сенсомоторные образы остаются естественным субстратом речевых сигналов. За этим скрывается, в частности, загадка интуиции, на которую и ссылается Прибрам.

В своей «высшей форме» - сознательной - мышление присуще только виду Homo sapiens. Но зачаточные его формы прослеживаются и у животных, что наглядно проявляется в поисковых рефлексах, обеспечивающих выживание индивида и вида и усложняющихся по мере приближения к виду приматов. (В любом случае, если только не игнорировать эволюционную основу антропосоциогенеза, приходится признавать, что животному миру свойственны начатки либо мышления, либо сознания, согласно «школьному» его определению.) В целом же мышление опирается на рефлекторные механизмы низшей и высшей нервной деятельности, эволюционируя именно в результате подключения к нервным сигналам и образам (первым

⁶ См. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. Л. 1972 С. 4.

⁷ См.: Прибрам К. Языки мозга. Экспериментальные парадоксы и принципы нейропсихологии / Перев. с англ Н. Н. Даниловой и Е. Д. Хомсхой. Под ред. и с предисл. А. Р. Лурия. М., 1975. С. 181 и on., 406.

193

сигналам) «вторых сигналов» - речевых. С появлением членораздельной речи, — то есть осмысленной, содержательной, а не просто фонетически членимой - человек обретает уникальное орудие адаптации к окружающему миру и его освоения Со временем оно становится все более отточенным и совершенным, видоизменяя тем самым и структуру сознания. Собственно речевое мышление как бы порождает из своих недр, элементарные схемы мышления логического (они встроены в язык), которое по ходу становления и упрочения рефлексии над языком обособляется в качестве специфического рода деятельности - последовательно формируются натурфилософская и метафизическая рефлексии, ) зарождается строго научное мышление, подвергающее анализу само познание, «язык науки». Таким образом, язык и мышление, с одной стороны, синкретичны по своей природе и (онтологически) а с другой, - собственно мыслительная компонента речевой деятельности обретает относительно самостоятельное бытие. Генезис одного и другого отнюдь не один и тот же, если иметь в виду речевое мышление и логическое как таковые, рассматриваемые в их исторических состояниях.

Последствия исторического обособления языка м мышления не следует недооценивать, поскольку семиотический (знаковый) и ноэматический (мыслительный) аспекты языкового высказывания оказываются, хотя и коррелирующими между собой, но не тождественными: они подразумевают овладение разными навыками деятельности - научение языку (представленному традиционным разнообразием своих идиоэтнических проявлений) и освоение логики умозаключений в той или иной сфере знания. Собственно речевое мышление соотносится с «научным» далеко не однозначно. В эволюции сознания (этого сугубо человеческого качества) от прагматически ориентированного мышления дописьменных традиций к отрефлектированному вербальному мышлению (логико-дискурсивному) письменных культур и вплоть до формализованных построений строго логических дисциплин (наука логики далеко не однородна), можно проследить преемственные черты но было бы неправомерным смешивать различные типы мышления.

В какой-то мере Л Леви-Брюль был прав когда в предисловии к русскому изданию «Первобытного мышления» утверждал: «Не существует двух форм мышления у человечества, одной пралогической (prelogique - W,C.} другой логической, отделенных одна от другой глухой стеной, а есть различные мыслительные структуры, которые существуют в одном и том же обществе и часто - быть может, всегда — в

194

одном и том же сознании»⁸. Тем не менее оперирование понятиями и родо-видовыми отношениями между предметными классами не равнозначно ситуативно обусловленному и прагматически ориентированному высказыванию (операциям с номенклатурными классами} Различные типы мышления, обозначенные выше, образно можно было бы уподобить различию между арифметикой, алгеброй, дифференциальным исчислением и философией математики. Познание (или «когниция»), разумеется осуществляется средствами языка и оно невозможно вне языка Но не менее очевидно и то, что разнообразные обиходные ситуации и представления или же научные концепты, которые обслуживаются одним и тем же языком, не сводимы Друг к другу, как не соотносимы и стоящие за ними «ментальные конфигурации» «Когниция» — не есть нечто определенное за ней могут скрываться самые неожиданные проявления сознания. Э. Сепир иллюстрировал это следующим образом: «Если я, например, скажу I had а good breakfast this morning 'Сегодня я хорошо позавтракал', - ясно, что и не разрешаюсь от бремени какой-то сложной мысли, а что содержанием моего сообщения является лишь некое приятное воспоминание, символически выраженное в формах привычного высказывания <, > но все это предложение в целом не несет серьезной концептуальной нагрузки. Словно бы динамо-машину, способную производить достаточно энергии для приведения в действие элеватора, использовали только для того, чтобы привести в действие электрический звонок. Эта аналогия по своей сути глубже, чем может показаться на первый взгляд. Язык мы вправе рассматривать как такое орудие, которое пригодно в любых психических состояниях ⁹»

Если теперь задуматься, что же представляет собой когнитивная составляющая языка, то приходится согласиться с тем, что так или иначе необходимо разграничивать «когницию» речевую и чисто когнитивные схемы мышления, направленные на прагматическую деятельность в различных ее формах - от непосредственной оценки сугубо экзистенциальных ситуаций и коллизий до необходимости осмысления абстрактных концептов научного познания и проникновения в сущность вещей (осмысления «истины»). Не говоря о том, что как фактор сознания и культуры естественный язык (языки) по-разному

8 Леви-Брюль Л. Первобытное мышление / Перев с франц. под ред. В К Никольского и А В. Киссина М, 1930 С. 4

⁹ С э п и р Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии / Перев. с англ. под ред. и с предисл А. Е. Кибряка М 1993 С. 35-36.

196

взаимодействует с системами первичных и вторичных (идеологизированных) символов, играющих заметную роль в том числе в философской и в научной традициях (« ..можно было бы сказать, что каждая культура - это индивидуальный тип соотношения символизма и языковости»¹⁰),

В традициях французской философии и, соответственно, в лингвистической мысли в какой-то мере аналогичной когнитивизму оказывается эпистемология, восходящая к Г. Башляру, или исторический эпистемология (термин С. Башляр - дочери философа)¹¹. При этом в самых различных дефинициях эпистемологии (в том числе лингвистической эпистемологии}, в целом акцентирующих культурно-исторические аспекты познания в его реальных состояниях (зпистемах, по определению М. Фуко), подчеркивается ее отличие от гносеологии, трактуемой как обобщение сугубо научной теории познания, а также от методологии частных наук. По существу речь идет о своеобразном науковедческом направлении, подключающем к осознанию методов и приемов рассматриваемой науки культурно-историческую и мировоззренческую ее составляющие. Наибольшим признанием пользуется международная и междисциплинарная по своей значимости школа генетической эпистемологии или генетической психологии Ж. Пиаже¹², исследовавшего генезис схем мышления, в том числе в процессе формирования логических и языковых навыков у детей. Примечательно, что Пиаже считал нужным разграничивать предпонятия и понятия¹³, которые соотносятся с разными структурам интеллекта. Пиаже был убежден, что способность «мыслить зависит от эволюционных механизмов и форм мышления, перестраивающегося при подключении к нему новых

¹⁰Мамардашвипи М. &, Пятигорский А М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке / Под общей ред. Ю. П. Сенокосова. М., 1999. С. 18З.

¹¹ О философских аспектах этого направления см,: Соколова Я Ю. Историческая эпистемология во Франции. СПб., 1995.

¹² См: П и а же Ж. Теория Пиаже // История зарубежной психологии, 30-е—60-е годы XX века Тексты / Под ред. П. Я. Гальперина. А. Н. Ждан. М , 1986 С. 232-292.

¹³ «Слово, предназначенное для выражения общего понятия, сначала порождает лишь индивидуальное-полусоциализированное предпонятие (так, например, слово "птица" вызывает в представлении домашнюю канарейку ит.д.}» — П и а же Ж. Избранные психологические труды / Ред.-сост. В. Н. Садовский и Э. Г. Юдин-М, 1969, - С. 213.

196

структур¹⁴ («Теория Пиаже», не безызвестна когнитивистам, но ссылки на него - у того же Дж. Лакоффа или Л. Талми - скорее призваны подкрепить основательность «нового взгляда» на язык и мышление, чем его аксиоматику).

В отечественной науке, если не останавливаться на публикациях ленинградского Института языка и мышления АН СССР (в Ленинградском отделении Института языкознания это направление логически было завершено монографией С. Д. Кацнельсона «Типология языка...», 1972) или на трудах антропологов¹⁵ и на исследованиях по психолингвистике, проблемами соотношения языка и мышления в контексте психологии личности и теории деятельности плодотворно занимались ученики и последователи ровесника Пиаже Л. С. Выготского. Особо следует упомянуть размышления А. Н. Леонтьева о специфике первобытного мышления, предположительно не различавшем личностный смысл и категориальные значения слов¹⁶, сформировавшиеся уже в письменную эпоху, а также подкрепленный полевыми обследованиями 30-х годов,вывод А Р. Лурия о различиях между конкретным ситуационным воспроизведением действенного опыта и «категориальным поведением», базирующемся на вербальном (логико-дискурсивном) мышлении и абстрактных классификациях^17.

Необходимо оговорить, что на фоне достижений последователей Пиаже и Выготского некоторые постулаты когнитивизма кажутся декларативными, пусть они и воспринимаются как созвучные им. Более всего это проявляется в имплицитно (и даже эксплицитно) выраженных представлениях о природе образа и его роли в логических схемах языка. Конечно же, всякое познание дается в сравнении. Однако словесный образ и стоящие за ним сенсомоторные процессы ничуть не предполагают прямых не опосредованных сознанием зрительных слуховых или каких-

¹⁴ Ср.: «Центральной моей идеей было и остается поныне положение, что развитие не является прямолинейным, что возникновение новых структур ведет к перестройке старых». –Пиаже Ж., Инельдер Б., Генезис элементарных логических Структур. Классификации и операции. М , 1963 С. 435 .

¹⁵ Ср.: Б у н а к В. В. Начальные этапы развития мышления и речи по данным антропологии // Советская этнография. 1951, N 3. С 41-53.

¹⁶ «Совпадение смыслов и значения составляет главную особенность первобытного сознания» — Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. 4-е изд. М , 1981. С 303.

¹⁷Лурия А.Р. Об историческом развитии познавательных процессов. Экспериментально-психологическое исследование. М-. 1974 С 61-68.

197

либо иных ассоциаций Тем более исключено при этом наличие в психике неких гештальтов (цельных, нерасчлененных образов), - хотя «слово уже обобщает», схемы мышления проявляются не в генерализованных очертаниях, но именно в процессах детализации и конкретизации воспринимаемого предмета мысли. В этом отношении узнавание и называние (то есть предикация или категоризация, в логических терминах) суть одно и то же. Предпринимавшиеся же попытки локализовать образы предметов (значит, и «следы» слов) в полушариях мозга не дали и не могут дать никакого результата. Ибо в основе процессов высшей нервной деятельности, как уже отмечалось, находятся рефлексы, а их механизмы обеспечиваются всей совокупностью биохимических («человек - это химическая фабрика») а также двигательных реакций человеческого тела.

Звуковая речь лишь наиболее удобная, а потому и универсальная форма языка, но не исключительный способ его существования, как и слуховая или зрительная подоплека человеческого восприятия - это не обязательное условие становления сознания (достаточно представить, каковы задатки речевого мышления у глухонемых, слепых от рождения или слепоглухонемых). За словесными (и зрительными) образами в конечном счете стоят закрепленные рефлексы (соответствующая им физиологическая и моторная активность), обеспечивающие аналогичность реакции на реально предстоящие сознанию предметы (образы вещей) и на знаки этих предметов (как «предметов мысли») - на «слова» (поскольку базисные знаки «речи-мысли» могут быть с равным успехом представлены и морфемами и «аналитическим словом» или «словом предложением»). Инвентарь лингвистических знаков и правила оперирования ими обычно навязываются индивидуальному сознанию языковой и культурной традицией. К тому же в языке целый ряд знаков (грамматические показатели, служебная лексика, маркеры лингвистических категорий и их «имена») служит исключительно для классификации самого знакового инвентаря и для передачи реляционных отношений между членами высказывания, а не для оценки вещей, явлений и отношений «реального мира». В этом смысле у языка своя логика (и своя у каждого языка). Фактически стоящая за так называемой гипотезой лингвистической относительности Сэпира-Уорфа гносеологическая относительность проявляется не только на лексическом уровне (разные способы детализации окружающего человека мира вещей), но также в грамматическом строе исторических языков. Их идиоэтническая специфика и представляет различия

198

сложившихся в том или ином обществе традиций означивания вещей в качестве предметов мысли и правил обращения со знаками данного языка Эти различия, на мой взгляд, оказались прежде всего в центре внимания когнитивистов, что представляет собой явный отход от универсалистского подтекста «глубинной грамматики» Н. Хомского.

В конечном счете и «врожденные» грамматические структуры Хомского, и внутренние когнитивные структуры, акцентированные в результате «нового взгляда» на язык, являются редукционистскими преломлениями общего предмета теоретических размышлений языковедов. В свое время, отмежевываясь от «психологизма», Л. В. Щерба назвал этот аспект языка речевой деятельностью (А. М. Сухотин соотнес его определение с соссюровским термином (le lengage), в контексте «глубинных»» (то есть психологических) семантико-грамматических структур С.Д. Кацнельсон переопределил тот же предмет лингвистики в качестве речевого мышления. За инновационной терминологией лингвистического когнитивизма стоят все те же отношения означаемого и означающего, которые в их связи с языком, мышлением и сознанием привлекают постоянное внимание языковедов, психологов логиков философов.

Само по себе обращение к когнитивному аспекту языка достаточно показательно и перспективно, поскольку язык остается исключительным орудием познания, независимо от конкретных форм, в которых может проявляться познавательная деятельность. Знакомство с взглядами ведущих представителей американской когнитивной лингвистики всесторонне рассмотренными и добросовестно изложенными Т Г. Скребцовой, вызывает множество вопросов и побуждает к дальнейшим размышлениям о природе языка и познания, о природе слова, о том как мы говорим и воспринимаем язык, и о чем при этом думаем или полагаем, что думаем Многие теоретические предписания и аксиомы современного языкознания связанные с языком и мышлением предстают при более близком знакомстве с когнитивизмом в непривычном освещении Возможно, со временем они окажутся если не устаревшими, то существенным образом пересмотренными, и лингвистический когнитивизм (при условии что предлагаемая им исследовательская парадигма будет способствовать более адекватному осмыслению Слова), вероятно станет восприниматься как одно из органичных направлений общего языкознания.

Н.Л. Сухачев.

199

ЛИТЕРАТУРА

Алпатов В. М. Об антропоцентричном и системоцентричном подходах к языку // Вопросы языкознания, 1993. N 3. С.15-26.

Апресян Б. Ю. Апресян Ю.Д. Метафора в семантическом представлении эмоций // Вопросы языкознания. 1993, №3. - С. 27-35,

Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. Вып. 28. М_., 1986. – С.5-33.

Баранов А. Н., Добровольский Д. О. Постулаты когнитивной семантики // Известия АН. Сер. лит. и яз. 1997. Т. 56, №1. - С. 11-21.

Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора (материалы к словарю). М., 1991.

Бондарко А. В. (отв. ред.) Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованностъ. Таксис. Л., 1987.

Вежбицкая А. Прототипы и инварианты // А. Вежбицкая. Язык, культура, познание. М., 1996. С. 201-230.

Герасимов В. И. К становлению «когнитивной грамматики» // Современные зарубежные грамматические теории. М., 1985. - С. 213-250,

Демьянков В. 3. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994, №4. – с.17-33.

Джонсон-Лэрд Ф. Процедурная семантика и психология значения // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. М., 1988. С. 234-257.

Динсмор Дж. Ментальные пространства с функциональной точки зрения // Язык и интеллект. М., 1995, С. 385-411.

Касевич В.Б. О когнитивной лингвистике // Общее языкознание и теория грамматики. СПб, 1998. С. 14-21.

Кобозева И. А. Предисловие к публикации статьи Р.Лангакера «Модель, основанная на языковом употреблении» // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 1997. N4. С. 159-160.

Кравченко Н. Н. Когнитивно-семантический анализ глаголов «сидеть», «стоять» и «лежать» // Вестник Московского университета. Сер. 9; Филология. 1998. N 5. С. 62-72. ,

Кубрякова Е. С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика - психология - когнитивная наука /'/ Вопросы языкознания. 1Р94. N 4. С. 34-47.

Лангакер Р. В. Природа грамматической валентности -V Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 1998 N5. С. 73-111.

Лангаккер Р. В. Модель, основанная на языковом употреблении // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 1997. N4: с. 159-174; N б: с. 101-123.

ЛурияА. Р. Основные проблемы нейролингвистики. М., 1975.

Монелья М. Прототиличсские vs. непрототипнческие способы понимания и семантические типы лексических значений // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология 1997 N2. С. 157-173.

МЛА 1996 - Московский лингвистический альманах. Вып 3 М., 1996.

Найссер У. Познание и реальность: Смысл и принципы когнитивной психологии / Пер. с англ. В. В. Лучкова. Вступ. ст. и обш. род. Б. М. Величковского. М., 1981.

Паршин II. В. Теоретические перевороты и методологический мятеж в лингвистике XX века // Вопросы языкознания. 1996 N 2. С. 19-42.

Петров В. В. Метафора: от семантических представлений к когнитивному анализу // Вопросы языкознания. 1990. N3 \ С. 135-146.

Рахилина Е. В Основные идеи когнитивной семантики // Фундаментальные направления современной американскими лингвистики: Сборник обзоров. М., 1997. С. 370-389.

Рахилина Е. В. Семантика русских «позиционных» предикатов: «стоять», «лежать», «сидеть» и «висеть» // Вопросы языкознания. 1998. N 6, С- 69-80.

Рахилина Е.В. Когнитивная лингвистика: история, персоналии, идеи, результаты // Семиотика и информатика. - Вып. 36. М., 1998. С. 274-323. (о)

Талми Л. Отношение грамматики к познанию // Вестник Московского университета. 1999. М. С. 91-U5. (Продолжение следует)

ТМ 1990 - Теория метафоры / Пер. под ред, Н. Д. Арутюновой. Вступ. ст. и сост. Н. Д. Арутюновой. М., 1990.

Успенский В, А. О вещных коннотациях абстрактных, существительных // Семиотика и информатика. Вып. 11. М.,^ 1979. С. 142-148.

Федор Дж., Пылишин 3. Коннекционизм и когнитивная структура: критический обзор // Язык и интеллект. М., 1995. С. 230-313.

Фрумкина Р. М. «Теории среднего уровня» в современной лингвистике // Вопросы языкознания. 1996. К 3. С. 55-67.

Фрумкина Р. М.. Михеев А. В., Мостовая А. Д., Рюмина Н. А. Семантика и категоризация. М., J991.

Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике: сходства и различия в теориях и целях // Boпрoсы языкознания. 1996. N 2. С. 68-78.

Ченки А. Семантика в когнитивной лингвистике // "Фундаментальные направления современной американской лингвистики. М., 1997. С. 340-369

*ЯМСВ 1937 - Язык и моделирование социального взаимодействия / Вступ. ст. В. М. Сергеева. Сост.' В. М. Сергеева, П. Б. Паршина. Общ. ред. В. В. Петрова. М?, 1987.

Allan К- The anthropocentricity of the English word(s) «back» // Cognitive Linguistics. 1995. Vol. 6, К 1. P. 11-31. ^vf

Anderson J. hf. The grammar of case: Towards a localistic theory» Cambridge, 1971. 'f

Anderson J. An essay concerning aspect. The Hague, 1973

Asher Л'., Sablayrolles P. A typology and discourse semantics for

motion verbs and spatial PPs in French // Journal of Semantics

1995. Vol. 12, N 2. P. 163-209.

Aurnague M Orientation in French spatial expressions. Formal

representations and inferences // Journal of Semantics 1995

Vol. 12, N3. P. 239-267.

Avrnagus bf., Vieu L A three-level approach to the semantics of

space// The semantics of prepositions: From mental processing to

NLP. Berlin, 1993.

Raiiey D.. Feldman J. Naravanaa .V, Lakoff G Modeling embodied lexical development // Proc of the 19th Annual' Conference of the Cognitive Science Society (Stanford, Aug.7— 10, 1997). Mahwah, NJ; London, l°97. P. 19-24. Risnvisch M. Some semantic universal of German adjecrivals // Foundations of Language. 1967. Vol. 3. P. 1-36 Bierwisch M.. Lang Б. Dimensional adjectives: grammatical structure and conceptual interpretation Berlin etc., 1989. Borneto С S. «I.iegen» and tfstehcnv in German A study in horizontaliry and verticaliry и П. Н. Casr.d (ed i. Cognitive-linguistics in the redwoods: 'Hie expansion of a new paradigm in linguistics. Berlin; New York, 1996 P. 459-505. Chun L. Conceptualizing the world through spatial metaphors -An analysis of UP/DOWN vs. SHANG/XfA metaphors A'Proc. of the 19th Annual Conference of the Cognitive Science Society

(Stanford, Aug.7-10, 1997). Mahwah, NJ: London, 1997. P. 888.

Comrie B. Aspect: An iniroduction to the study of verbal aspect

and related problems. Cambridge, 19⁷6.

Croft W. The role of domains in the interpretation of metaphors

and metonymies // Cognrtive Linguistics. 1993. Vol. 4, V4.

P. 335-370.

Deane P. D. On Jackendoffs conceptual semantics // Cognitive

Linguistics. 1996. Vol. 7,N 1. P. 35-9!.

DinsmorsJ. Partitioned representations, Dordrecht. 1991

Diton R. \f. W Where have all the adjectives gone? Berlin, 1982. Durranf-Pearfield M R.. Tyler L A'.. Moss и Е.. Levy J P. The distinctiveness of form and function in category structure- A connectionist model // Proc. of the 19th Annual Conference of the Cognitive Science Society (Stanford, Aug.7-10, 1997). Mahwah, NJ; London, 1997. P. 193-198.
<предыдущая страница | следующая страница>