Пространственные образы

Выше мы уже отметили, что центральному временному образу ранней лирики Цветаевой, образу детства, подчинены все прочие, как пространственные, так и второстепенные временные образы, посредством которых осмысливается окружающий мир, поддающийся преобразованию.

Главным пространственным образом, идеальным для лирической героини пространством, становится детская комната. Приведем небольшой отрывок стать А. В. Крысановой «Пространство детской комнаты в поэтическом мире «Вечернего альбома» М. Цветаевой»:

«Детская комната в поэтическом мире Цветаевой представляет собой подвижное пространство, которое безостановочно трансформируется. Его конструирование происходит параллельно процессу осознания мира, а значит, параллельно процессу овладения этим миром (согласно Л.С. Выготскому, «осознать — значит в известной степени овладеть»). Поэтому одна из главных особенностей пространства детской комнаты — преодоление своих собственных пределов и смещение заданных ранее характеристик при сохранении определенных пространственных ориентиров. Это обуславливает понимание детской комнаты как детского пространства, которое имеет свойство продолжаться, перетекать в новые, дополнительные формы; описание детской — это описание процесса трансформации пространства».²²

Далее в данной статье исследовательница говорит о способности пространства сворачиваться до некой ограниченной области (в качестве примера приводится образ из стихотворения «Первое путешествие»: «Диван-корабль в озерах сна / Помчал нас к сказке Андерсена» (ПС, 13)) или же наоборот расширяться (эффект пространственного расширения за счет перетекания пространства детской комнаты в иное пространство). В качестве примера эффекта расширения возьмем цитируемые А. Крысановой строки: «Дети — это вечер, вечер на диване, / Сквозь окно, в тумане, блестки фонарей...». Мы видим, как расширяется пространство детского мира, как замкнутое пространство (комната, «вечер на диване») через окно перетекает в пространство открытое («туман», «фонари», заоконное пространство, внешний большой мир). В итоге подводится вывод:

«Так, можно говорить о том, что пространство детской комнаты представляет собой своеобразную точку схода в сужающейся перспективе пространства. С одной стороны, детская — пространство, расширяющееся в мир инобытия, а также, согласно законам точки схода, в бесконечность, с другой стороны — пространство, вбирающее в себя весь мир и, тем самым, являющее мир в уменьшенном масштабе».²³

Крысанова также обращает внимание на роль отражающих поверхностей в расширении пространства детской комнаты. То же отмечает и Г.Ф. Ситдиковав статье «Окунать внутрь и так глядеть...»: о рождении поэтики рефлексий в раннем творчестве Марины Цветаевой»:

«Тематически в «Вечернем альбоме» найдем немало художественных текстов, где речь идет о воде, рояле, зеркалах, о сумерках как пограничном времени (суточном и эпохальном — одна эпоха уже готова сменить другую».²⁴

Обе исследовательницы цитируют строки: «Дети — безумцы. Они влюблены / В воду, в рояль, в зеркала...».

Примеры того, как через отражающие поверхности расширяется пространство детского мира, мы находим в стихотворениях «В зале» («Спускаются длинные тени, / Горят за окном фонари», «Темнеет высокая зала, / Уходят в себя зеркала» (ПС, 12)), «Мирок» (уже цитируемые строки: «Дети – это вечер, вечер на диване, / Сквозь окно, в тумане, блестки фонарей» (ПС, 12)), «Зеленое ожерелье» («Целый вечер играли и тешились мы ожерельем / Из зеленых, до дна отражающих взоры камней» (ПС, 23)) и других стихотворениях.

Помимо детской встречаются и другие конкретные пространственные образы, к примеру, другие комнаты (столовая, зала), сад, родной дом, город и т.д. При этом все эти конкретные понятия, осмысленные сквозь призму детского восприятия лирической героини, имеют свойство преображаться, расширяться, трансформироваться и существовать в идеальном романтическом мире героини в ином качестве:

О, дни, где утро было рай,

И полдень рай, и все закаты!

Где были шпагами лопаты

И замком царственный сарай

(цикл «Ока». ПС, 61)

Приведенное четверостишие в достаточно полной мере демонстрирует пространственно-временную концепцию поэтического мира ранней лирики Цветаевой.

В этом мире временной образ остается неподвижным, статичным, время как будто остановилось в одной точке, которая образует определяющий центр мироустройства. При этом конкретные общепринятые единицы измерения суточного времени не имеют для лирической героини никакого значения, поскольку в ее идеальном мире их просто не существует: «О, дни, где утро было рай, / И полдень рай, и все закаты!» Второстепенные временные образы подчинены главному: утро, полдень, вечер («все закаты») вбирает в себя единый центральный временной образ («дни, где утро было рай») – детство, оно же рай.

Пространство также впадает в зависимость от этого центрального временного образа. Оно является подвижным, и благодаря силе центрального временного образа имеет свойство изменения, трансформации, перетекания из одной формы в другую.

3. Олицетворение пространственного образа

Также отметим, что уже в нескольких ранних своих стихотворениях Цветаева использует такой прием, как олицетворение пространственного образа. Иными словами, для выражения внутреннего мира лирической героини конкретные неодушевленные пространственные образы наделяются одушевленными свойствами: «Проснулась улица. Глядит, усталая…» (ПС, 7), «Столовая, четыре раза в день / Миришь на миг во всем друг другу чуждых» (ПС, 30). Приведем отрывок из стихотворения 1910 года «По тебе тоскует наша зала»:

По тебе тоскует наша зала,

- Ты в тени ее видал едва –

По тебе тоскуют те слова,

Что в тени тебе я не сказала.

Каждый вечер я скитаюсь в ней,

Повторяя в мыслях жесты, взоры…

(ПС, 25)

В данном стихотворении мы наблюдаем как конкретный пространственный образ (зала) сливается с психологическим пространством лирической героини, с ее подсознанием. С помощью олицетворения неодушевленного образа Цветаева раскрывает внутренний мир своего лирического «я». Выражение «По тебе тоскует наша зала», в сущности, равнозначно выражению «Я по тебе тоскую». Описание залы есть не что иное, как описание собственных чувств и воспоминаний. Таким образом, конкретный топографический хронотоп соединяется с хронотопом психологическим.

Этот же прием мы находим и в стихотворении «Наша зала», которое представляет собой диалог лирической героини и комнаты, по которой она бродит:

Мне тихонько шепнула вечерняя зала

Укоряющим тоном, как няня любовно:

- «Почему ты по дому скитаешься, словно

Только утром приехав с вокзала?

(ПС, 24)

Здесь зала выступает в роли внутреннего голоса лирической героини, которая фактически ведет диалог сама с собой, погружаясь в собственные воспоминания и размышления о ходе времени, свидетельницей которого предстает в ее глазах старая комната:

Много женщин видала на долгом веку я,

- В этом доме их муки, увы, не случайны! –

Мне в октябрьский вечер тяжелые тайны

Не одна поверяла, тоскуя.

(ПС, 24)

В данном стихотворении, которое, как и вышеприведенное, является одним из первых стихотворений, относящихся к любовной лирике поэта, Цветаева впервые использует олицетворение реального пространственного образа для выражения внутреннего пространства своего «я», прием, который впоследствии она в значительной мере разовьет.

4. 
   <предыдущая страница | следующая страница>